II
Начнем с того, что мимоходом заглянем в Москву, в которой жил Нелединский и в которой знал я его.
Эта Москва, по имени еще первопрестольная, на деле, по вступлении соперницы своей в совершеннолетие, была уже второстепенною столицею. Действующая жизнь отхлынула от неё и перелилась в Петербург. Но историческая жизнь её осталась еще при ней: и осталась не в одних каменных стенах Кремля. Были в ней и живые памятники, так сказать ходячие исторические записки, предания, отголоски. В Москве доживали тогда свой век действующие лица, со сцены сошедшие. Живали отставные правительственные деятели, вельможи, министры, между прочим, и отставные красавицы, фрейлины Екатерины первой, по выражению Грибоедова. Давно уже сказал я, что Москва девичья России, a С.-Петербург – но к чему поминать старые грехи мои? Да, Москва была в то время каким-то убежищем, затишьем людей доживающих свой век. Ныне как-то никто не доживает: каждый с жизни на юру, с жизни на маковке, прямо и скоропостижно падает в могилу. Эти закаты жизни, эти мерцания, имели и свою теплоту и свои отблески. Жизнь, в остатке годов своих, после трудного, часто тревожного, часто блистательного поприща, удаляясь, ретировалась в свои внутренние покои.
Москва была эти внутренние покои Русской жизни. Так поступил мой отец. Так поступили и многие. Так поступил и Нелединский, когда рассчел, что он уже отжил и что остается ему только доживать. Но переехал он не в Москву, которую разлюбил с того времени, как неприятели пребыванием своим в ней ее запятнали: переехал он в Калугу и там отшельником от мира тихо, но светло вечерел при семейном и любвеобильном очаге.
Но не думайте, чтобы при этой тихой Московской погоде, царствовал в обществе неподвижный, мертвенный штиль. Нет, было и тогда колебание, волнение. Были люди, чающие движения воды и чающие не напрасно, подобно расслабленному при купели у овечьих ворот в Иерусалиме. Были и в то время свои мнения, убеждения, вопросы, стремления, страсти. В этом обществе встречались люди противоположных учений, разных верований, разных эпох. Тут были люди, созревшие под влиянием и блестящим солнцем царствования Екатерины, были выброски крушений от следовавшего за ним царствования, уже выглядывали и обозначались молодые умы, молодые силы, развивавшиеся под благорастворением первоначальных годов правления Императора Александра I. Эти года навеяли на общество новое дыхание, новую температуру: следовательно на обществе отсвечивались разнообразные исторические и нравственные оттенки. В общественном, как и в литературном быту, были старообрядческие последователи Шишкова, и новокрещенцы, последователи Карамзина. Двигались и мыслили и сыны Вольтера, и сыны крестоносцев, как говорят Французы, a по-русски – сыны православной церкви. В том же обществе, в том же доме, за обедом, или на вечере, могли встретиться и князь Платон Александрович Зубов, и княгиня Екатерина Романовна Дашкова: первая страница и последняя страница истории царствования Императрицы Екатерины.
Граф Ростопчин и граф Никита Петрович Панин – два почти политические противника.
Граф Аркадий Иванович Марков и Обольянинов – две исторические и характеристические противоположности.
Мистик и Мартинист Иван Владимирович Лопухин и Нелединский – также далеко не близнецы и не однородцы.