Господа члены Государственной Думы! Время, протекшее со времени внесения в Гос. Думу запроса о незакономерном применении Правительством ст. 87 Осн. зак., закрепило ходячее мнение о причинах, руководивших действиями Правительства в этом деле, и придало им в глазах многих характер совершенной бесспорности. Моя задача – противопоставить этим суждениям совершенно откровенное изложение всего хода взволновавшего вас дела и, насколько возможно, полное и точное разъяснение побудительных причин, вынудивших Правительство прибегнуть в данном случае к неожиданной и чрезвычайной мере. Понятно, что речь моя, какой бы летописный характер она ни носила, все же, ввиду сложившегося в различных политических кругах понимания правительственной политики, будет восприниматься с некоторой неприязнью моими слушателями. Это первое и большое затруднение, с которым мне придется считаться в моих объяснениях. Но оно не единственное. Другое неблагоприятное для меня обстоятельство то, что мне приходится отвечать Гос. Думе после того, как мною уже даны разъяснения по тому же предмету Гос. Совету, как стороне, наиболее заинтересованной в деле. А так как доводы Правительства уже значительно исчерпаны, то мне не избежать некоторых повторений, хотя повторить я постараюсь лишь то, что, может быть, повторить и не бесполезно. Повторения эти будут касаться главным образом формальной стороны дела, несмотря на то, что я огораживаться формальным правом не намерен. Но обойти эту сторону вопроса я не могу, так как мне в дальнейшем изложении придется опираться, как на установленный факт, на то, что в данном случае при других необходимых условиях не было со стороны Правительства ни нарушения, ни обхода закона. Это необходимо мне и для более ясного освещения ст. 87, значение которой определяет права Короны, и не может быть умалено без создания нежелательного прецедента. Какие же формальные права присущи нашим законодательным учреждениям? Гос. Дума так же, как и Гос. Совет, вправе, конечно, предъявлять Правительству запросы из области управления, но весьма сомнительно, чтобы эти же учреждения вправе были запрашивать Правительство по предметам свойства законодательного, хотя бы законодательные функции временно осуществлялись через Совет Министров. Права наших палат в этом отношении твердо и ясно выражены в самом законе. Они заключаются в праве последующего обсуждения временных законов и отказа в последующей им санкции. Все возражения по этому поводу основаны, по моему мнению, на смешении двух понятий, двух моментов: прав палат, после того как закон уже внесен в законодательные учреждения, и прав палат предварительного контролирования формальной закономерности правительственного акта до этого. Первое право, право отвергнуть закон по всевозможным мотивам и даже без всяких мотивов, совершенно бесспорно, а второго права просто не существует, оно представляло бы из себя юридический nonsens. Первым обширнейшим полномочием поглощается право запроса, им определяются права законодательных палат, которые не могут стать цензором формальной правильности акта Верховной власти. Я знаю в практике западных государств случаи отклонения временных законов, проведенных в чрезвычайном порядке, но я не знаю случаев запроса о незакономерности таких актов, так как субъективная оценка и момента чрезвычайности и момента целесообразности принадлежит во всяком случае не палатам. Это логично и понятно: законодательные учреждения не могу i сделаться судьею закономерности (законности) законодательного акта другого учреждения. Обязанность эта по нашим законам принадлежит исключительно Правительствующему Сенату, который не имеет права опубликовать или обнародовать незаконный, незакономерный акт.

Точно так же законодательные учреждения вправе запрашивать и председателя Совета Министров, и отдельных министров, и главноуправляющих о незакономерных их действиях, но едва ли они вправе запрашивать о том же Совет Министров, как учреждение, не подчиненное Правительствующему Сенату, в котором, когда Ему это благоугодно, председательствует Его Императорское Величество. Единственный раз, когда мне был предъявлен запрос о незакономерных действиях Совета Министров как учреждения, а именно по изданию правил 24 августа 1909 года («Правила 24 августа 1909 г.» – правила, предусматривающие применение чрезвычайных средств борьбы с террором 12 октября 1909 года фракция социал-демократов внесла запрос в Думу с целью объявить эти правила противозаконными. Запрос был поддержан лидером октябристов А.И. Гучковым, закончившим свою известную речь по этому поводу вызывающим «мы ждем». Обсуждение этого запроса Думой началось 26 марта 1910 года. В связи с этим и была произнесена речь П.А. Столыпина о терроре, в которой правила 24 августа были определены им как «инструкция министрам». В итоге Дума отвергла запрос социал-демократов 161 голосом против 100 – Прим. авт.), я сделал оговорку о том, что существо этого запроса не соответствует природе запросного права. Предъявленный в настоящее время Гос. Думою запрос составлен с формальной стороны более осторожно, чем запрос Гос. Совета, так как в нем отсутствует один довод, который лег в основу Советского запроса, а довода этого касались во время прений о принятии запроса некоторые ораторы, и поэтому мне в двух-трех словах придется коснуться и его. Я подразумеваю опорочение права Верховной власти применять ст. 87 при чрезвычайных обстоятельствах, возникших до роспуска палат. Но это право неопровержимо, оно зиждется, основано на жизненных условиях, и как бы наши жизненные и наши законодательные условия ни были различны от таких же условий в западных государствах, но и там, на Западе, это право понимается именно так, а не иначе, и авторитетное мнение науки признает правильность обращения к указанному праву во время перерыва занятий палат, вызванного действиями самих палат. Всякое другое толкование этого права не приемлемо, оно нарушало бы смысл и разум закона, оно сводило бы и право Монарха применять чрезвычайные указы на нет.