Моему другу не терпелось. Он надоедал мне телефонными звонками:
– Юрий, Наташа горит желанием тебя видеть. Два года прошло. Ей интересно, каким ты стал. Она так и сказала: «Вот бы встретиться с Шакиным. Его, наверное, не узнать?»
– А что она не знает, где я живу? – бросил я Жене.
– Да знает, – ответил Фоков, – но она, как бы тебе это сказать, чувствует себя неловко перед тобой. Ну, ты знаешь почему! Что мне тебе объяснять!
Встреча состоялась. Она произошла на вокзале, в зале по продаже пригородных билетов. Я был очарован Кустиной. Ната и так была красавицей, а тут стала еще краше. Правда, теперь я должен был на нее смотреть иначе, чем раньше. Фоков – никто другой, готовился стать ей мужем.
Одета девушка была со вкусом, ярко – ничего темного, мрачного только краски, бросающиеся в глаза. Было видно, что с Михаилом Потаповичем она рассталась спокойно, без скандалов. От ее замужества ничего не осталось: на лице я не обнаружил ни одной морщинки. Не могла же она их чем-то замазать? Косметикой Ната пользовалась по минимуму, аккуратно подкрашивая брови, ресницы и губы.
За время службы в армии я окреп, стал выше ростом, раздался в плечах. Не было уже того мальчика, каким я уходил служить – мужчина. Евгений рядом со мной проигрывал. Ната это видела и не отходила от меня. Я мог наплевать на просьбу друга о помощи, забыть о ней. Кустина мне снова разрешала себя любить. И я мог ее любить. Было за что.
6
Я радовался возвращению домой из армии. Свои чувства мне хотелось разделить с друзьями, бывшими одноклассниками. Многих из тех, кто позировал любителю фотографу и кого я видел на памятной мне карточке, трудно было найти, ведь села как такового уже не было. И лишь одна Юлия сестренка Светланы довольно часто толклась у нас во дворе и приставала ко мне со всякими расспросами. Я, как мог, отвечал ей. Затем приходила Светлана и, схватив ее за руку, тащила домой. Она упиралась и не желала идти.
– Я хочу побыть с Юрой. Я его ждала из армии, – кричала девочка. – Вот так! Правда, Юра?
– Правда, Юлия, полная правда. Ты одна ждала меня из армии. Ну, еще мои родители. Друзья меня ждали и все, – отвечал я девочке, стараясь быть серьезным, но порой мне не удавалось себя сдержать, и я начинал долго безудержно смеяться и смеялся до слез. Мой смех нравился Юлии, и она просила меня смеяться еще и еще. И я останавливался. Мне становилось обидно за Нату, что она меня не ждала, что она уже не моя невеста. Но я перед друзьями старался не подавать и вида о каких-то проблемах, возникших в нашем мини коллективе: Юра, то есть я – Ната – Женя. И это мне удавалось.
Дома мне не сиделось: я осваивал окрестности и все делал чтобы не чувствовать себя одиноко. Однажды, я разыскал на чердаке свои удочки, хотел заняться рыбной ловлей, но пруда уже не было. Он оказался засыпанным, а на его месте возвышалось огромное многоэтажное здание. Я постоял у него и отправился домой.
За день-два я обошел всю территорию, на которой располагалось раньше наше село. Мне было не по себе: картины, знакомые с детства, оказались, словно резинкой стертыми с поверхности листа – земли. Целые улицы вместе с домами самыми разными деревянными, каменными, маленькими и большими, в которых выросло, ни одно поколение людей, были разрушены и бульдозерами собраны в большие мусорные кучи. Я воочию ощутил произошедшие изменения и понял горе отца не желавшего переезжать в город. Не зря он большей частью проводил время дома, во дворе или же на огороде и никуда не выходил. Я тоже себя ограничил, дожидаясь того времени, когда новые высотные здания будут построены и территории, примыкающие к ним, благоустроены. Решил для себя – дальше улицы ни шагу. И не ходил, ну если только выбирался на станцию, но и то не часто, когда ездил в город за покупками или же навстречу с друзьями.
Однажды на станции я столкнулся с Виктором. Мы окончили школу и больше не встречались. Родные места притягивали многих перебравшихся в город сельчан.
Он был в форме курсанта военного училища. Я, окинув его взглядом, крепко пожал руку.
– Ну, я так понимаю, – полушутя-полусерьезно бросил я товарищу, – это наш генерал!
– А что ты смеешься? И буду! Я, на меньшее не согласен! – ответил мне Виктор. Спорить с ним я не стал и тут же согласился:
– Будешь, обязательно будешь! Ты ведь жил где? – немного выждал и сам ответил: – На улице, названной в честь нашего земляка генерала. Это что-то да значит!
Оптимизм товарища мне был понятен. Правда, не он один строил грандиозные планы, и я тоже. Главное состояло в том, что мы верили в их осуществление. Мы были молоды и полны сил.
– Я сейчас иду к Семену, – сказал Виктор.
– А разве он не в армии? – спросил я.
– Сейчас нет! – ответил товарищ. – Служил, служил и вот дослужился – заработал поездку домой.
До меня только после разговора с Виктором дошло, что звуки баяна не случайны – это Семен по вечерам растягивал меха инструмента. Я решил вернуться и увязался за Виктором следом, а по дороге выяснил, что он о побывке нашего товарища узнал от Надежды Ватуриновой. Он и обо мне знал и собирался зайти.
– Я уже навестил Фокова и Кустину, – сказал Виктор, – и все благодаря Надежде. Она умеет со многими нашими ребятами и девчонками находить общий язык. Не бойся! Она поможет и тебе.
– Отчего ты думаешь, что я боюсь? – ответил я. – Мне не один раз приходилось пользовался ее помощью. —Правда, я был с Виктором не полностью откровенным, потому что подойти к Ватуриновой и взять адрес Кустиной, я не осмеливался, чувствовал неудобство. Он у нее без сомнения был.
Фоков показал мне Нату, дал мне с ней поговорить, и она снова для меня пропала. Домой я поехал один, а он остался вместе с девушкой. Правда, у меня не было времени, чтобы думать о ней, не должно было быть, хоть я мысленно довольно часто находился возле нее рядом. Но это еще ничего не значило.
Там на вокзале, при встрече с Натой в разговоре со мной она не один раз называла свой институт, в котором училась вместе с Фоковым, но я, отчего то, не запомнил его. Ната была вся во мне. Я во все глаза смотрел на нее. Наверняка, это заметил мой друг и настороженно прислушивался к каждому моему слову.
Я был нужен Фокову для того, чтобы склонить Кустину на его сторону. Что мог я сделал и теперь мой товарищ во мне не нуждался. При редких встречах со мной он говорил о чем угодно, но не о Наташе, держал меня в неведении, как я не пытался вскользь, исподволь выведать у него о ней информацию – все напрасно.
Я составил Виктору компанию и навестил Семена. На другой день, я едва заслышав звуки баяна, снова отправился к нему в гости. Благо Семен жил рядом, в ста метрах ходьбы.
Семен выглядел прекрасно. На нем была солдатская форма. Она шла ему.
От Семена я узнал, что музыкальное училище он забросил, недоучившись.
– Юра, жизнь сейчас не та, чтобы учиться музыке. А потом, чтобы преуспеть на этом поприще, мне нужно было еще в детстве окончить музыкальную школу. У нас в селе ее не было, ты знаешь. Я собираюсь после окончания службы в армии пойти учиться в технический вуз. Но ты не переживай, у вас с Наташей, я на свадьбе сыграю. Меня часто приглашают играть в солдатском Доме культуры. И представь, хвалят!
– Спасибо Сеня, – но это будет не скоро и к тому же неизвестно будет ли? Вот так!
Я не стал рассказывать ему о своих взаимоотношениях с Кустиной. А он и не спрашивал. Мы вместе славно провели время.
Семен побыл десять дней и уехал. А я снова достал свои школьные учебники. Их, конечно, было недостаточно. Для подготовки в институт, чтобы сдать экзамены, мне требовалась более серьезная учебная литература. Ее я мог найти только в городе. Большинство магазинов в селе было закрыто, оставили лишь один продуктовый. Мы основные покупки делали в городе. Это было, конечно, неудобно, но полезно: я все глубже окунался в городскую жизнь. Привыкал – готовился в будущем стать горожанином.
Выбор специальности не занял много времени. Работа на заводе до службы в армии не прошла даром. Я решил стать инженером-технологом по обработке металлов. По подсказке Фокова я нашел краткосрочные подготовительные курсы, заплатил деньги и отправился учиться.
Обучение проходило по вечерам. Но я, уезжал обычно задолго до начала занятий, тешил себя надеждой о случайной встрече с Кустиной.
Все было напрасно. Ната избегала появляться в селе, не попадалась она мне и в городе. Причина была неизвестна.
Официально наше село, вернее то, что от него осталось, считалось городом. Нам, даже документы переоформили. У меня в паспорте было четко прописано: «выдан ОВД города такого-то». Это позволяло моей матери, глядя на мой документ, когда я задерживался, ругать меня:
– Юрий, ты сейчас должен вести себя иначе. Мы ведь живем уже не в селе. Я, прошу тебя, возвращайся домой пораньше.
Мать не хотела вдаваться в подробности, но я знал, что она боялась возобновления моих отношений с Натой. Она – Кустина, как ни как была девушкой, побывавшей замужем. Мне такая, по ее мнению, была не нужна.
– Хорошо-хорошо! – отвечал я, – очень скоро, через месяц-другой я буду делать так, как ты меня просишь. А сейчас, извини, не могу, так как мне нужно определиться, подготовиться и поступить в институт.
Проблем у меня хватало. Школу я окончил три года назад и это меня пугало. Я с трудом силился вспомнить школьный курс по математике, физике, химии, русскому языку и литературе. Эти предметы мне нужно было сдавать при поступлении в выбранное мной учебное заведение.
Меня прельщал вуз, в котором учились Ната и Евгений. Правда, я не знал его точного названия и где он находится, но при желании разыскал бы. Удерживало меня то, что я, оказавшись рядом с друзьями, мог почувствовать себя третьим лишним. Хоть, раньше мы часто проводили время втроем и ничего, но то были другие времена. Сейчас Фоков уже не мог меня терпеть рядом с Натой. Он желал сам безраздельно властвовать над нею.
Я выбрал престижный институт и оттого боялся, что снова могу не пройти по конкурсу. Мой отец Александр Иванович, чтобы упростить мне поступление в вуз посоветовал съездить на предприятие, в котором я работал до службы в армии. Наличие заявления, аттестата, хорошей характеристики, а особенно направления с завода могло помочь мне.
Я так и сделал. Мне не отказали. Добавив к собранным ранее документам, направление от завода я обрел уверенность в себе и успешно сдал вступительные экзамены. Пятерок у меня не было, но в институт я был принят. Правда, на вечернее отделение. Однако трудности меня не пугали. Желаемое было достигнуто. Радость моя светилась на лице, я торопился похвастаться своими успехами близким мне людям, ну понятно матери, отцу и, конечно же, Кустиной. Но для этого мне нужно было подойти к Фокову. Для чего я позвонил ему домой по телефону. Он обрадовался моему звонку и согласился со мной встретиться. Я не стал у него расспрашивать о Нате, но в мыслях у меня была уверенность в том, что он приедет навстречу не один, а с ней. Я намеревался плюнуть на договоренность с другом и отбить Кустину. Мне достаточно было час-другой побыть с ней вместе и все – она моя.
В назначенное время я поехал в город и встретился на вокзале с Евгением. Он был один. Я не удержался:
– Ты, что же это без Наташи приехал. Она, что не смогла? – спросил я у друга. – А может, что-то случилось? Говори, не молчи!
– Да нет! Ничего, не случилось! – сказал Фоков, – У Наташи третий трудовой семестр. Она уехала на работы. Стройотряд, понимаешь?
– Да, понимаю! Ну, а как же ты? – снова задал я ему вопрос. Мне не верилось, что я не увижусь с девушкой. Ната просто обязана была порадоваться за меня, поздравить с успехом и поцеловать на виду у Фокова. Как я не пытался забыть о ней, особенно после того неудачного ее замужества, не мог. Отодвинуть девушку от себя мне было трудно. Кустина притягивала меня.
– Я, не смог поехать, – ответил Евгений, – думаешь, оставил бы ее одну? Нет, ни за что. Она такая влюбчивая. Теперь мне не по себе. Наташа где-то, там – далеко, работает в колхозе с ребятами студентами. У нас такие есть – палец в рот не клади, а я здесь, в городе… – и Фоков замолчал.
– Да ладно тебе переживать, – бросил я ему, – ничего страшного с ней не случиться. Говори, отчего ты сам не поехал?
– Не знаю, следует ли мне перед тобой открываться? – выдавил из себя друг и внимательно посмотрел на меня. – У нас в семье кавардак: ушел отец. Он настоял на том, чтобы я побыл с матерью. Та плачет, переживает. Я теперь днями торчу дома – ее успокаиваю. Она должна привыкнуть жить одна, без отца.
Я попытался отвлечь друга от грустных мыслей, для чего повез его к себе домой. Отец отсутствовал, а мать копалась в огороде. Правда, когда я с Фоковым поднялся на крыльцо, она оставила прополку гряд, и пришла поговорить с нами. В разговоре с моей матерью Евгений ни словом не обмолвился о том, что у него случилось в семье. Я также смолчал.
Для меня рассказ товарища явился новостью, но только не для моей матери. Она хорошо знала о семейной жизни Фоковых и, не принуждая Евгения делиться своим горем, попросила нас и дальше оставаться друзьями, помогать друг другу.
– Ты, Евгений, хорошо знаешь какого быть студентом: старшекурсник уже, а Юрий, он только что поступил. Ему трудно, а еще трудно вдвойне, потому что он кроме учебы должен будет работать на заводе. У него ведь вечернее отделение.
Я недолго радовался своему успеху – зачислению в институт. Неделю, не больше разрешил себе отдохнуть, а затем пошел устраиваться на завод. Мать пыталась меня удержать, требовала, чтобы я еще немного погулял, а вот отец одобрил мою инициативу:
– Молодец Юрий! – сказал он. – Ты правильно поступаешь. Тебе необходимо до начала занятий в институте втянуться в работу, а уж затем найти способ совмещать ее с учебой. Работа – для тебя будет практикой. Без практики специалист не специалист, а так недоразумение какое-то…
Долгое время я не хотел верить тому, что Станислав Александрович с Лидией Ивановной уже больше не живет – связал свою судьбу с молодой городской женщиной. Но однажды, когда Евгений при странных обстоятельствах попал в больницу, я встретился с ней, хотя, особого желания общаться и не испытывал. Она сама мне позвонила по телефону и настояла. Женщина, не понятно, что только в ней нашел Станислав Александрович, была невысокого роста, кругленькая, как пышка, правда с выразительными глазками, сверкая ими, она, сославшись на занятость мужа – отца Евгения – попросила меня помочь парню. Почему она так поступила мне было ясно без слов – любила Станислава Александровича и из-за боязни его потерять готова была все сделать лишь бы не допустить возобновления раз и навсегда прерванных отношений его с Лидией Ивановной.
Разлады в семье мой друг пережил. Для этого не потребовалось много времени. Он был внимательным сыном, находился подолгу рядом возле матери, и она привыкла жить без мужа, а он – без отца. Наверное, им обоим помогло еще то, что Станислав Александрович не баловал их своим присутствием и часто по неделям пропадал в командировках по заданию редакции газеты. Хозяином он тоже никогда не был – все работы по дому и на огороде выполняла, как правило, Лидия Ивановна, если кто и помогал так это Евгений. Переезд Фоковых в городскую квартиру полностью лежал на плечах Лидии Ивановны. Я пусть и не часто ездил к ним в гости, но в квартире всегда находил порядок и уют. Мне также как и в их сельском доме было трудно говорить во весь голос. Чистота – стерильная. Она без задержки перекочевала – в городской дом. Здесь поддерживать порядок Лидии Ивановне было даже проще.
Где-то рядом с Евгением в том же доме находилась и квартира Кустиной. Я, бывая в гостях у друга, не выспрашивал у него ее адрес, не пытался показать свою заинтересованность, ждал удобного случая, чтобы он сам меня отвел к ней и сказал:
– Вот здесь за этой дверью живет Ната!
Работа на заводе меня выматывала. Лавировать, искать более легкое занятие мне было неудобно. Неудобно перед рабочими, которые меня уже знали прежде и с радостью пожимали руку, когда я утром появлялся в цехе. Администрация завода помогла мне поступить в институт, и я обязан был стойко переносить тяжелые трудовые будни. Фоков, когда я ему звонил по телефону, откладывая встречу, недоумевал:
– Юра, мы с тобой уже сто лет не виделись, чтоб завтра был и никаких оправданий. Раньше, когда рядом возле него находилась Кустина, он обо мне не помнил, а тут просто требовал встреч.
– Хорошо-хорошо! – отвечал я ему, – приеду! – И приезжал. Мне было приятно сознавать, что друг во мне нуждается. Но такое состояние не могло продолжаться долго. Я знал, что окончиться летний трудовой семестр, Ната Кустина вернется и все, Фоков снова станет для меня недосягаем, о встречах можно будет забыть – хорошо, если по великим праздникам соблаговолит. Одна надежда на телефон.
Прошло время, и я приступил к занятиям. Из дома я уходил чуть свет и не забегая с работы домой ехал в институт. До кровати я добирался усталым, порой изможденным в половине двенадцатого часа ночи. Мне было не до Фокова и не до Кустиной. Но я нашел время и встретился с друзьями. Ната с работ вернулась другой, – она резко изменилась. Я это почувствовал, едва только увидел ее и мой друг тоже. Не случайно Фоков по-прежнему продолжал тянутся ко мне – искал сочувствия. Я стеснялся его расспрашивать о взаимоотношениях с Натой, а он не знал, как сказать о них, возможно, что этих самих взаимоотношений и не было.
Фоков мучился. Я парня не узнавал. Однако помочь ему ничем не мог. Не знаю, как он пережил осень, зиму и ничего с собою не сделал – возможно, пожалел мать. Она после развода с мужем – отцом Евгения второго удара уже не выдержала бы.
Я помню, был выходной день. Стояла прекрасная весенняя погода. У меня была сессия, я готовился к сдаче последнего экзамена. Еще рывок и второй курс. «Тебе будет легче учиться», – говорили мне друзья старшекурсники – успокаивали. А еще я слышал от них: «Со второго курса уже не выгонят, старайся!» – И я старался.
Мой друг появился неожиданно. Он даже не позвонил. Возможно, и звонил, но дома часто никого не было: мать с отцом возились в сарае, пропадали в саду или же на огороде. Мне также было недосуг. Я, разложив во дворе на скамье учебники и тетради, занимался математикой. Фоков, не здороваясь, бросился ко мне:
– Юра, подскажи мне, я не знаю, как поступить? Наташа снова выходит замуж.
Он чуть не плакал:
– Разве так можно. Она ведь меня любит. Я это знаю. Уж лучше бы она жила в селе. Пусть ей был бы мужем этот как его… – Фоков на миг задумался, – Михаил Потапович, – вдруг выпалил он. – А-то кого выбрала? Проходимца. Он много зарабатывает! Халтурщик он. Зарабатывать много нельзя. Ей только деньги подавай! А любовь! Она как же?
Я поднялся со скамейки, подошел к Фокову и похлопал в знак приветствия его по плечу. Мне трудно было ему возразить. У Кустиной все произошло спонтанно, вдруг. Понять ее поступок я не мог и лишь только недоумевал. Ну ладно – она не захотела при Михаиле Потаповиче быть всю жизнь ученицей, развелась, но кто ее толкает сейчас. Я был солидарен с Евгением. Он был прав. Нет, не любовь причина нового ее союза. Зачем ей лезть в объятия к Владимиру, так звали счастливца, предложившего Кустиной руку и сердце. Он такой же, как Фоков студент. Учится, заканчивает институт. Работать еще не работал, как следует. Правда, по словам моего друга, научился делать деньги.
– Всю жизнь на халтуре не проживешь, – крикнул Фоков перебивая мои мысли о Нате и замолчал. Однако, ненадолго.
– Я к тебе вот по какому делу, – без крика спокойно сказал Евгений. Долго подбирал слова, затем продолжил: – Ната, сегодня просила нас быть у нее дома. Поехали? – голос его снова стал жестким, взгляд парня, словно буравчик, вонзился в асфальт во дворе, однажды положенный моим отцом, – поехали, я хочу посмотреть в ее бесстыжие глаза, в глаза предательницы.
Фоков первый раз за время нашего общения решился мне показать квартиру Наты. Просто был вынужден.
Девушка жила в том же доме, что и мой товарищ, только в другом подъезде. Евгений был возбужден, но шел неторопливо – сдерживал себя. Он хотел успокоиться. Этаж, номер квартиры Кустиной я не запоминал. Мне было теперь это не надо. Я в отличие от своего товарища был рассеян, желания видеть Нату не испытывал. Евгений меня, можно сказать, вырвал из дома. Я бы с удовольствием еще посидел час-другой над учебниками.
Едва мы вошли в подъезд, Евгений быстро вызвал лифт. Он пришел тут же. Открылась дверь. Мы забрались в него, Фоков нажал на кнопку, и лифт стал подниматься вверх. Я молча уставился на пол. Лифт выглядел прилично, не то, что в других домах, возможно по причине того, что в доме жили люди из села – они государственную собственность пока еще принимали как свою.
Мы добрались до нужного этажа, вышли на площадку. Фоков тут же сообщил Наташе о нашем прибытии длинным звонком.
Дверь открыл Михаил Ромуальдович:
– Здравствуйте ребята, проходите, Ната вся на нервах, уже заждалась! Не раз звонила вам по телефону.
Он пропустил нас в прихожую.
От слов отца девушки у Фокова задергалась щека и он, чтобы скрыть волнение принялся растирать ее рукой.
В маленькую прихожую в виде небольшого пяточка к нам вышла Наташа.
– Привет мальчики! – сказала она и попросила нас, чтобы мы сняли ветровки – легкие куртки и обувь, затем обули на ноги тапочки, которые Ната тут же нам выдала, отыскав их на стеллаже.
– Я жду вас в комнате, – лукаво посмотрев мне в глаза, сказала девушка и ушла.
Фоков все делал невпопад, оттого, наверное, долго раздевался. Никак не мог устоять на одной ноге, стаскивая ботинки – терял равновесие. Я был вынужден даже помочь ему. Затем, когда он был готов, подтолкнул парня вперед и пошел за ним следом.
Мы вошли в небольшую комнату, огляделись. Она была светлой. Наверное, от того, что деревья у окон еще были невысоки.
Мебель, стоящая в комнате: коричневый двухстворчатый с зеркалом шкаф, диван у стены, большой письменный стол – была новой. На полу лежал палас, а с верху свисала пластиковая люстра. Обстановка мне понравилась, но было грустно, я не находил вещей из дома бабы Мани. Их словно и не было. Даже стулья были другие – новые.
Ничего особенного не произошло. Наташа запросто познакомила нас со своим женихом:
– Вот Владимир, это мои друзья детства. Это Юра, а это Женя! – Она, меня представила первым, а затем уже моего друга.
Жених Наты Владимир выглядел шикарно. На нем был серый дорогой импортный костюм модного фасона. Что еще отличало его от нас? Это яркая рубашка и цветастый галстук, разлегшийся, словно кошечка на животе. Он был хорошо виден, так как пуговицы пиджака не были застегнуты. Владимир поднялся из кресла и протянул руку. Он был на голову выше нас ростом и смотрел сверху вниз. Мы одеты были проще и в сравнении с ним не котировались.
Я первый пожал ему руку, затем Фоков. Нам ничего не оставалось делать – мы поздравили Владимира и Наташу с предстоящей свадьбой.
После смотрин Наташа пригласила нас на кухню. Мы там попили чаю с тортом, который девушка заблаговременно купила в ближайшей булочной. Евгений, да и я были на нее в обиде. Нам бы цветы принести, бутылку сухого вина, еще что-нибудь, но мы не догадались.
Прошло, наверное, с полчаса и мы засобирались домой. Девушка пыталась нас расшевелить, затеять разговор, но у нее не получилось. Так перекинулись словами. Тему предстоящей свадьбы подруги мы старались не затрагивать. Евгений, как и сказал: сверлил Кустину своими серыми глазками. Она отворачивалась и встряхивала головой, отчего ее кудряшки подпрыгивали. Создавалась видимость, будто Наташа едет на старом автомобиле по ухабистой дороге.
В конце нашей встречи Владимир с трудом, подбирая слова, часто запинаясь, сказал:
– Парни, вот что, я и Наташа приглашаем вас на нашу свадьбу.
– Да-да, хорошо, мы обязательно придем, – тут же ответил я за себя и за друга. Однако мои слова ничего не значили. В мыслях у меня не было желания идти на торжество, да и у Евгения тоже.
Лифт уже не работал, таковы прелести цивилизации.
– Вниз – это не вверх! – сказал Евгений, и мы молча пошли к лестнице. Когда мы вышли из подъезда, Евгений потащил меня к себе домой. В квартире, мать Евгения – Лидия Ивановна за спиной у сына сказала мне:
– Юрий на тебе деньги, напои Женю. Правда, ты и он совершенно не пьющие люди-человеки. Но постарайся. Я боюсь за него.
Я от денег отказался:
– Что вы Лидия Ивановна! У меня же свои имеются. Я работаю. Но просьбу вашу я постараюсь выполнить.
Предложение Лидии Ивановны мне понравилось. Не только ведь мой друг, но и я сам из-за предстоящей свадьбы Наты с Владимиром чувствовал себя плохо и оттого решил – разрыв с Натой следует отметить задолго до того, когда она вышлет нам официальные приглашения, и мы поймем, что девушку снова потеряли, но уже потеряли навсегда.
В один из дней Фоков приехал ко мне, я его вызвал по телефону. Покидая дом, я взял заблаговременно приготовленную сумку с бутылками спиртного и закуской, и мы уединились, найдя небольшой «пятачок» в тени нескольких, оставшихся после сноса близлежащей улицы, деревьев за нагромождением разбитых железобетонных строительных плит. Пробираясь к месту нашего «шабаша», мы по дороге подхватили скучающего Семена. Он возвратился из армии и несказанно был рад встрече. Я не стал ему объяснять причину предстоящей попойки. Он отнес ее на свой счет.
Первый тост я предложил выпить за Семена, сам служил в армии и понимал каково там находиться два года. После мы пили, не заостряя внимания на проблемах, которые нас волновали, кто за что хотел. Для этого необходимо было поднять большие граненые стаканы и чокнуться.
Фоков пил и не пьянел. Возможно, его отвлекал Семен. На круглом лице нашего товарища было написано: «Я, дембель!».
Семен знал, что Евгений не служил и оттого вел себя бесцеремонно: хлопал парня по плечу и пугал его армейскими байками. Он и меня пытался «завести». Но это ему не удалось. Меня волновала только одна Кустина.
Я не смог заставить Фокова забыться. Конечно, спиртное свое взяло. Оно притупило чувства. У меня так, что я после еле передвигал ноги. Евгений и Семен привели меня домой, буквально втащили. Дома находилась мать и Светлана, наша бывшая одноклассница. Она жила в городе, но по выходным дням часто гостила в селе у своей матери и всегда заходила к нам, чтобы узнать у Любовь Николаевны – моей матери, сельские новости. Светлана приходила не одна, а со своей младшей сестрой Юлией.
– Это кто же там так шумит, – донесся из комнаты до меня ее голос. – Мать взглянула на меня, «нарисовавшегося» в дверях: одна моя рука лежала на плече Евгения, а другая – у Семена, голова безвольно была опущена вниз, ватные ноги едва касались пола, – и, усмехнувшись, тут же ответила:
– Кто-кто, будто не знаешь? Это Юрий Александрович Шакин собственной персоной явился.
Ребята втащили меня в другую соседнюю комнату и сгрузили на диван. Сами уселись тут же. Семен молчал, а вот Фоков вдруг распалился. Мне было плохо: голова шла кругом, я ее пытался остановить. Но от слов Евгения меня еще больше мутило. Я еле себя сдерживал. Фоков извинялся, и все говорил и говорил:
– Юра, нет, Наташа меня не любит. У тебя бы все получилось. Я испортил тебе жизнь. Кого? – кричал Евгений, – тебя – Михаил Ромуальдович всегда называл женихом, не меня. Тебя! – и он тыкал мне пальцем в грудь. Я тупо кивал ему головой, порой что-то мычал нечленораздельное. Наконец Фоков замолчал, сник, развезло парня. Семен оказался крепче нас. Дом его был рядом, он попрощался и, запинаясь, медленно поплелся к себе.
За Семеном следом рвался уехать и Фоков, но моя мать лишь взглянув на него, толкнула парня на другой диван и сказала:
– Куда ты такой? Давай ложись, спи. Завтра, поедешь.
Мать тут же позвонила Лидии Ивановне и сообщила ей о сыне.
– Вот и хорошо. Вот и хорошо! – раздался голос Лидии Ивановны в ответ.
– Ничего не пойму, – буркнула она и положила трубку, – чего же тут хорошего. Напились как алкаши, и хорошо? Нет, я завтра своему врежу. Врежу, как следует!