– Что тебе в голову взбрело? – удивилась мать. – У тети Люси есть маленький – хочешь, помогай ей.
– Нет, мне этот понравился!
– Чем же он тебе так понравился? Посмотри на Люсиного – он точно такой же.
– Нет, не такой же, не такой же!
– Да с чего ты взяла? Говорю тебе – посмотри сама и убедись. Оба – совершенно одинаковые засранцы.
– Нет, этот не засранец!
– Ну конечно! Ходит на унитаз и воду за собой спускает. Милая моя, ты хоть представляешь себе, каково за ребенком-то смотреть? Ответственность какая? Он ведь ничего не понимает и ни в чем не может быть виноват, а вот ты должна будешь все предусмотреть и не сможешь смотреть телик, пока он дрыхнет. Во сне он может неправильно повернуться. Если будет ворочаться и засунет голову под подушку – вообще может задохнуться.
– Я не буду смотреть телик, я буду все время смотреть на него. Он такой смешной! У него такая маленькая рожица.
– Небось, похож на старого китайца.
– Нет, он уже подрос! Он теперь не морщинистый, прямо куколка!
– Вот уж про куколку забудь! Не вздумай поиграть с ним на досуге… Послушай, что значит – уже подрос? Ты давно его высматривала?
– Ну… Почему давно? Ему еще шести месяцев нет.
– Шесть месяцев? Зачем он тебе понадобился? Почему ты хочешь нянчиться именно с ним? Что происходит?
– Мать, ну ничего не происходит. Ты что подумала – я его тайно родила и отдала на воспитание?
– Не мели ерунду! Отвечай: зачем тебе понадобился именно этот ребенок?
– Ма, ну разве не естественно для девушки тянуться к хорошенькому младенчику? Может, во мне материнский инстинкт разбушевался.
– Я тебе дам – инстинкт! Ишь, разболталась! Надежда, не темни. Рассказывай все по порядку.
– Что все?
– Тебе виднее, что. Я тебя спрашиваю: в чем дело?
– Да ни в чем.
– Надежда, я не вчера родилась. Можешь не верить, но мне тоже было пятнадцать, и не воображай, будто ты для меня неразгаданная загадка!
Наденька довольно долгое время общалась с матерью в основном за кухонным столом, но теперь, принужденная вести тягостный разговор о сокровенном, непутевая дочь забылась.
– Мам, ты можешь себе представить женщину без детей?
– Я знаю очень много таких женщин, зачем мне их представлять.
– Тебе их жалко?
– Это их личное дело. Я не понимаю, к чему ты ведешь, Надежда.
– Ну как же, разве ты не понимаешь?
– Нет, я не понимаю. И не пудри мне мозги. Отвечай коротко и просто: зачем тебе понадобился именно этот ребенок с улицы.
– Мам, ну с какой улицы. Можно подумать, мы о беспризорнике говорим. Я же тебе объясняю: он улыбается, понимаешь? Такой смешной. Спит себе, спит, и вдруг улыбается. Что ему там может присниться – он ведь то в кроватке, то в коляске. Кроме потолка и неба ничего в жизни не видел.
– Он лицо своей мамы видел. Много раз.
– А, ну да. Конечно. Видишь, как замечательно. Совсем крохотный человечек, не видел в своей жизни никого, кроме мамы. А теперь увидит еще и меня!
– Надежда, ты долго еще собираешься юлить? Почему ты полгода выслеживаешь этого младенца?
– Мам, я не выслеживаю. Я увидела его больше года назад.
– Больше года? Ты увидела полугодовалого ребенка больше года назад?
– Нет, конечно. Тогда еще не его.
Больше года назад Наденька, в своих обычных коротеньких шортиках и нецеломудренном топике попала в историю. Оскорбленная в лучших чувствах безвестная администраторша закатила скандал, не желая впускать ее в кинотеатр. Основным ее аргументом служила констатация очевидного для всех факта – здесь не пляж. Наденька и не думала оспаривать бесспорный тезис оппонентки, она просто очень хотела посмотреть кино, о котором слышала много хорошего. С ней пришли две подружки, они пытались поругаться на ее стороне, но не добились успеха и стояли все трое на пороге своей мечты, не имея возможности дотянуться до нее. Сцену наблюдал молодой мужчина с беременной дамой. Его спутница улыбалась, а он сохранял серьезность. Когда девчонки устали кричать, он подошел к администраторше и показал на запретительные таблички, приклеенные к стеклянным витринам: запрещено курить, запрещен пронос оружия и алкоголя.
– Если у вас есть требования к внешнему виду посетителей, сформулируйте их и предъявите заранее. Или честно объявите о наличии у вас фейс-контроля. Поскольку ничего подобного в вашем благородном заведении не наблюдается, прекратите издеваться над девчонками и пропустите их.
– Не надо здесь распоряжаться, молодой человек! – окрысилась на заступника держиморда в юбке.
Мужчина сменил доброжелательный тон на жесткий, от которого даже у Наденьки по спине побежали мурашки. Он не произнес ни единой угрозы, не пообещал обратиться в суд или в общество защиты прав потребителей, просто повторил свое прежнее предложение. Очень веско, очень тихо произнес почти те же самые слова, снабдив их тяжелым взглядом. Администраторша могла бы вызвать охрану, а то и милицию, могла бы раздуть скандал до небес, но внутренний голос, видимо, дал ей добрый совет не связываться со смутным типом, источающим неосязаемую угрозу.
Посидев перед сеансом в кафе с вазочкой мороженого, девчонки прошли в зал, и здесь у Наденьки заколотилось сердечко: ей показалось, будто их места соседствуют с креслом вступившегося за них молодого человека. Она мелкой рысью обогнала подружек и первой двинулась по ряду вдоль пустых откинутых сидений с таким чувством, словно приближалась к алтарю. В конце длинного ряда сидел человек, которому она не безразлична, и ее место действительно оказалось рядом с ним. Он бросил короткий взгляд на объявившихся соседок и вновь обратился к своей спутнице, продолжая какой-то длинный смешной рассказ. В продолжение фильма Наденька совершенно не следила за действием, а только слушала, ощущала, изредка осязала соседа. Ее рука то и дело встречалась на подлокотнике кресла с рукой соседа, но тот свою руку сразу убирал, и в полутьме школьница смогла разглядеть, что молодой человек обнимает другой рукой свою спутницу. Наденька ревновала к ней так, словно у нее пытались увести законную добычу, на которую никто, кроме нее самой, в целом мире не имел права.
После сеанса ревнивица вышла вслед за парой, поспешила распрощаться со своими девчонками и проследила за своей жертвой, следуя в нескольких шагах позади. Так она установила его дом и даже квартиру, продолжила слежку в последующие дни и даже недели. Видимо, в юной девице скрывались задатки прирожденного детектива, поскольку ее определенно не замечали. В конце концов, улучив удобный момент, в отсутствие соперницы, Наденька сознательно попалась на глаза объекту своих притязаний и даже очень удачно напомнила о себе, заговорив первой. Молодому человеку нечем было заняться, и он проболтал с новой знакомой едва ли не час – в основном о книгах и современной музыке. Наденька вновь проявила предусмотрительность. Она очень хорошо понимала: об интересных ей книгах и современной музыке жертва, скорее всего, ничего не знает, нужно притворяться в интересе к искусству старших поколений. Премудрая девица завела разговор о Данииле Гранине и Василии Аксенове, некоторых других – она читала иные из их книг, о других слышала рассказы, и теперь искусно вплетала в речь отдельные названия, имена, суждения, не слишком задумываясь над их смыслом. Не имело значения, согласится жертва или нет – пускай возражает на здоровье, так даже лучше. Почувствовав, что объект вот-вот засобирается прочь, юная провокаторша спросила:
– А вы читали Алексея Вахрушина?
– Кого?
– Вахрушина. Тоже шестидесятник. Его еще Венедикт Ерофеев очень не любил за изощренный стиль.
– Вахрушин… Впервые слышу. Что, действительно известный писатель?
– Не знаю… Кто их там разберет. Для одних – известный, для других – нет. Может быть, я что-нибудь напутала.
– Ну, ты сама его читала?
– Нет, только слышала. Просто хотела у вас спросить.
Наденька хотела поскорее свернуть тему, поскольку вопрос давно служил ей надежным способом проверки на вшивость – с его помощью она отделяла истинных ценителей искусства от прикидывающихся. Оружие шло в ход всякий раз, как перед ней распускал хвост очередной павлин, стремившийся произвести впечатление интеллектом. Не раз в ответ на упоминание фамилии несуществующего Вахрушина приходилось ей выслушивать невнятные монологи о его вкладе в отечественную литературу. По окончании спонтанных выступлений их авторы лишались доступа к Наденькиному свободному времени и мгновенно вываливались из ее личной жизни. Молодой человек из кинотеатра не был мальчишкой, и по определению не должен был попасться в расставленную ловушку, но на такие высоты психологического обобщения школьница еще не поднялась, а посему осталась довольна поведением своего избранника.
Он совершенно выбил из колеи потерявшую самообладание девицу. Она подолгу задумывалась, изобретая разные варианты своего с ним общего будущего, и странно смотрела на окликающих ее учителей, словно они совершали жуткую бестактность.
Однажды вечером она стала свидетельницей безобразной уличной сцены между своим предметом и его пассией, из который вытекла страшная истина – пассия замужем за другим, но ребенка ждет от Наденькиного предмета. Будущая мамаша надрывно кричала, будущий незаконный отец тихо и убедительно произносил в ответ серьезные слова внимательного человека. Он хотел утешить свою женщину, но у него ничего не получалось – та принялась хлестать его по щекам, привлекая живое внимание прохожих. Наденька спряталась за деревом и внимательно наблюдала за происшествием, едва скрывая радость. Она даже кулачки сжимала от восторга и боролась с сильным желанием выскочить из укрытия с индейским боевым кличем.
Теперь она делала вид, будто объясняла матери причины своего интереса к чужому ребенку, но никак не могла ее убедить. Договорились только о визите молодой мамаши, который вроде бы должен был внести ясность. Проходил день за днем, визит так и не состоялся, на обычном месте в парке Наденька не находила ни ребеночка, ни его родительницу и пришла на грань нервного срыва. Тогда она сменила тактику и установила слежку за домом маленькой семьи, где в конце концов и подловила женщину внезапным криком:
– Ну что же вы к нам не заходите! Я ведь ждала!
Женщина испуганно вздрогнула, оглянулась и досадливо ответила:
– Девочка, как найду время, так и зайду. Нельзя действовать так настырно! Я тебе ничем не обязана. Захочу – и вовсе не зайду.
– Зайдешь! Зайдешь! Так нельзя!
– Девочка, не груби старшим.
– Не грубить тебе! Не грубить!
Наденька зашлась в истерике от ярости, лицо ее раскраснелось и исказилось животной ненавистью:
– Ты не имеешь права! Не имеешь права! У тебя нужно отнять ребенка! Ты не имеешь права! Он был лучше всех, а ты его обманула! Ты подучила мужа убить его, ты! Не ври!
Шурик проснулся в своей коляске и заплакал, а Наденька подбежала поближе и попыталась выхватить ребенка из его передвижного ложа. Тот жалобно заверещал, мамаша испуганно завизжала, подбежали несколько прохожих женщин и попытались оттащить обезумевшую девчонку от коляски, а она длинно и протяжно, по-деревенски, кричала:
– Ты убила его! Ты убила! А он был лучше всех!
***
– Ну и ну, – только и сказала Вера. – Откуда только ты такие истории знаешь, девонька моя? Прочитала где-нибудь?
– Нет, я слышала. Девчонки рассказывали.
– Нечем заняться твоим девчонкам. В вашем возрасте следует рассказывать истории о счастливых принцессах, за которыми приехал рыцарь в сияющих доспехах на белом коне.
– С какой стати? Это ведь сказки.
– Почему сказки? Ты действительно думаешь, что никогда не встретишь своего единственного и не проживешь с ним в радости всю жизнь без остатка?
– Хотелось бы, но так получается далеко не у всех.
– И ты уверена, что тебе не повезет?
– Нет, я уверена, что нужно поменьше мечтать.
– Да уж, с моим оболтусом особо не замечтаешься.
– Мам, я тебя чем-то не устраиваю? – ехидно поинтересовался Петька.
– Меня ты всем устраиваешь. Давай, рассказывай свою историю и отправляйтесь. Проводи девочку до дома, уже поздно.
– Вот так просто – взять и рассказать историю?
– Да, вот так просто. У тебя было достаточно времени для сосредоточения.
– А я все равно ничего путного не придумал. Муть всякая в голову лезет.
– Вот и расскажи свою муть, не тяни.
– Вы смеяться будете.
– Ну и посмеемся, ничего с тобой не случится. Представь, будто твоя история – очень смешная.
– Ладно. Расскажу, но вы все равно не смейтесь – я совершенно серьезно.
17
Вечер наступил внезапно, как всегда на юге. Молодой человек с редкой фамилией Скуластый и обыкновенным именем Борька чувствовал себя именинником. На пляже днем он встретил классную девчонку, из отдыхающих, москвичку, которая после нескольких часов знакомства дала клятвенное обещание погулять с ним. Прежде с Борькой такого не случалось, в ответ на свои грубые знаки внимания он получал только насмешки, отповеди и оплеухи. Он прогуливался под фонарями на бульваре и нетерпеливо вглядывался в прохожих, стараясь издалека разглядеть свою избранницу.
В свежих воспоминаниях кавалера девчонка выглядела бесподобно. В цветастом раздельном купальнике, обе половинки которого держались только на соблазнительных завязочках, она напоминала неискушенному созерцателю о всех земных радостях разом, заставляла забыть о рае и не страшиться ада. Собственно, Борька и не мыслил подобными категориями, но он испытывал ощущения, которые не смог бы описать иными словами, если бы знал их. Скуластому доводилось целоваться с девчонками и даже пощупать некоторых, и натура его с тех пор не давала покоя исковерканной юношеской психике, заставляя несчастного все свое время, и свободное и прочее, тратить на поиски уступчивой девицы. Казалось, он впал в духовное рабство и утратил последние остатки свободы воли.
Пришла решающая минута – Борька увидел в перспективе бульвара намеченную добычу и воспрянул духом. Через короткое время восторг полупобеды сменился удивлением – девица пришла с компанией. Ее сопровождали двое: высокий парень спортивного телосложения и вызвавшая у Скуластого смутное чувство тревоги особа с простецкой круглой физиономией и пышной фигурой, лишенной определенных форм. Пышечка зачем-то пришла в неком подобии сарафана, выставив напоказ жирные веснушчатые плечи и руки. Роковая обманщица, с ног до головы во всем белом, словно прогрессивная невеста в джинсах, весело поприветствовала обманутого, представила ему спортсмена и непривлекательную подружку, а затем без затей предложила отправиться на танцы.
Оторопевший от неожиданности Скуластый постеснялся нахамить, словно не утратив еще надежды на успех в первоначально задуманном предприятии, и побрел в указанном направлении, безразлично засунув руки в карманы.
– Наверное, хорошо у моря жить, – как бы в пространство сказала назначенная ему в спутницы.
Борька угрюмо молчал. Он ждал и боялся – не попытается ли груша схватить его под руку. Придется совершить в ответ грубость и нанести тяжкий удар эфемерным мечтам о сближении с обманщицей.
– Я не у моря живу, – хмуро буркнул он. – Из нашего дома его даже не видно, ни из одного окна.
– Все равно, – низко хохотнула пышка. – Вам в любой день до моря пешком можно дойти, а кому-то – на поезде ехать или на самолете лететь. Есть разница?
– Да какая разница? Подумаешь, море. Век бы его не видеть.
Обманщица со спортсменом шли впереди, бедра ее соблазнительно покачивались и лишали возбужденного приморского жителя способности рассуждать здраво. То и дело произносимые им слова кардинально расходились с его же собственными мыслями.
– Вы не любите моря? – изумилась толстушка. – Разве существуют люди, не желающие сидеть на берегу и смотреть на волны?
– Существуют. И все они живут на побережье.
Пышка расхохоталась, хотя даже сам автор сентенции не считал ее смешной. Ему не понравилось стремление спутницы подлизаться, и он еще сильнее рассердился на обманщицу.
Скоро вся делегация прибыла на танцплощадку, и здесь Борька пришел в еще большее замешательство. Ему теперь нужно танцевать с этим жиртрестом? С какой стати? Зачем ему нужно такое сомнительное удовольствие? В конце концов, на танцах могут встретиться знакомые пацаны – они ведь смеяться будут.
– Ты ее не обижай, – шепнула вдруг оказавшаяся совсем рядом обманщица, – я тебе никогда не прощу.
Можно подумать, она сочеталась с Борькой законным браком и теперь предъявляет ему законные требования!
– А мне-то что с того, что ты меня не простишь? – слишком громко ответил Скуластый. – Ты будешь в своей Москве, я – здесь. И какая мне разница, простишь ты меня или нет?
– Дурачок! Они через три дня уезжают.
– Они?
– Да, оба. Они ведь брат и сестра.
– Брат и сестра? Значит, в случае чего, я от него еще и по морде получу?
– В каком еще случае? Ты на ее счет задумался по-настоящему?
– Да нет, в смысле – если она из-за меня плакать станет.
– А, в этом смысле! Да, наверное, накостыляет. Он заранее никого не предупреждает, но потом никого и не щадит. По-моему, просто драться любит.
Музыка загремела, толчея страждущей сближения молодежи закружила всех проникших на танцплощадку, разноцветные вспышки света нарушали уют полутьмы, превращая уголок городского парка в сказочные чертоги и царство необузданной юной страсти, хлещущей через край и лишающей здравого смысла.
Где-то в самом затылке у Борьки еще билась робкая мысль: нельзя верить обманщице. Но надежда утопила ее своим безбрежным разливом и в очередной раз заставила неудачника сделать глупость. Он пошел танцевать с пышкой.
В быстром танце та вся колыхалась, подобно студню, груди тяжело переваливались на выпирающем животе, но двигалась обладательница богатого тела очень живо и энергично, без всяких комплексов. Наступило время медляка. Борька обхватил партнершу за бока, нащупал под сарафаном резинку трусов и складки жира, но из-за выступающего живота она оставалась от него как бы на расстоянии вытянутой руки, хотя на деле они соприкасались. Пышка была потной и горячей после недавних интенсивных упражнений во влажной атмосфере теплого приморского вечера. Скуластый совсем не возбудился от ее близости и даже радовался ее объемам – они не позволят ей положить голову ему на плечо, как поступила со своим спортсменом обманщица.
– Ты как относишься к танцам? – спросила вдруг толстушка.
– Одобрительно, – иронично процедил Борька и ужаснулся собственному положению.
– Я тоже, – простодушно согласилась непонятливая. – Я всю ночь могу танцевать без отдыха.
– Я на такое не способен, – поспешил заранее оправдаться незадачливый.
– Серьезно? А слабаком не выглядишь.
– Я не только не выгляжу, я еще и в самом деле – не слабак. Но хорошенького – помаленьку. Ночью и другие занятия можно подыскать, поинтереснее.
Неосторожная фраза выскочила самопроизвольно, Скуластый не имел в виду глубокого интереса к толстушке, не хотел ни вселить в нее надежду, ни, тем более, напугать и спровоцировать жалобу спортивному брату. Но та, как ему показалось, совершенно искренне ничего не поняла в роковом изречении.
– А какие еще занятия? По ночам можно только танцевать и сидеть в ресторанах. Неужели есть и пить – лучше, чем танцевать?
– Смотря как.
– Что как?
– Смотря, как есть и как танцевать. Иногда одно лучше, иногда – другое.
– А сейчас?
– Что сейчас?
– Танцевать лучше или есть?
– Не знаю, сравнить надо.
Борька опять сорвался в откровенное хамство, но в этот раз уж точно не преднамеренно. Он не хотел усложнять обстановку, просто неловко попытался смягчить беспокойные мысли. В действительности он вовсе не нуждался в сравнении – определенно, с большим удовольствием он бы съел чего-нибудь остренького или кисленького. Но толстушка, возможно, снова не заметила грубости. Она только крикнула обманщице о желании ее кавалера перекусить, и вся компания выбралась с танцплощадки под сень темных в лунном свете деревьев. Спортсмен явно не одобрял гастрономических устремлений остальных – ему нравилось прикасаться к обманщице.
Они быстро нашли ресторан с летней верандой, заказали холодные закуски, вино и холодный же десерт. Разговор занялся сам собой, подобно пожару в сухой степи, только долго не разгорался и не представлял угрозы очевидцам и участникам событий. Каждый в меру способностей рассказал о своем жилье (постоянном, а не временном курортном). Обманщица похвасталась, Борька приукрасил, спортсмен не продемонстрировал многословия, пышка попыталась увести беседу в сторону и добилась успеха. Заговорили о море, пляже и погоде. Согласились друг с другом почти во всем. Борька счел погоду нормальной, остальные – чересчур жаркой.
– Хоть целый день в холодной ванне сиди, – пожаловалась обманщица. – С моря пока до комнаты доберешься – уже и не помнишь про купание. Жарко и потно.
– Нужно весь день сидеть на пляже под тентом. Вам можно, вы отдыхающие. Это местным нужно суетиться, на кусок хлеба зарабатывать.
– С маслом, – вставил спортсмен.
– Что?
– Кусок хлеба, говорю, с маслом.
– Ну конечно! С маслом. Небось, все складываете да умножаете? А вычесть забываете: как туристы уедут, на эти деньги-то нужно будет до весны прожить.
– Ну, по сторонам оглядеться – не так уж вы тут исстрадались.
– Дурацкий какой-то разговор, – вмешалась обманщица.
– Почему дурацкий? О самом настоящем деле, о деньгах, – настаивал спортсмен.
– О чужих деньгах, – поправил Скуластый.
– Конечно, о чужих. Кто же о своих рассказывает? Вот ты, например, расскажешь, сколько твои предки за койку берут?
– Мы койки не сдаем.
– А как же – комнатами орудуете?
– Ничего мы не сдаем, ни комнат, ни коек. И не лезь ко мне.
– Да кто к тебе лезет-то, сморчок? Звездануть бы тебе промеж глаз, да окочуришься еще.
– Что, крутой?
– Мальчишки, хватит, – строго заявила обманщица.
– Хватит? А я говорил что-нибудь? Это вот он звездануть мне хочет.
– А ты не обращай внимания. Странный народ, честное слово! Вечно друг к другу цепляетесь!
– Мы сегодня только встретились.
– Я вообще говорю, про мужской пол.
Спортсмен беспокойно заерзал на своем стуле, борясь с искушением, и в итоге не сдержался:
– Говоришь, мы друг к другу цепляемся? А какого хрена ты с этим перцем связалась? И я же еще виноват!
– Вы оба виноваты.
– Я-то уж точно ни при чем, – осторожно вставил Борька.
– Мальчики, не ссорьтесь, – внесла посильную лепту толстушка.
– А ты вообще молчи, – окрысился на сестру спортсмен. – Из-за тебя все. Выросло неизвестно что, а я должен из-за тебя терпеть тут всяких…
– Чего ты? – растерянно пробормотала пышка. На глазах у нее закипали слезы.
– Ничего! Все о тебе заботятся, переживают. Ты хоть раз познакомилась с кем-нибудь сама, без помощи подружек?
– Прекрати, – повелела обманщица и взяла кавалера за руку.
– Прекрати, прекрати! Всегда я должен прекращать! А она прекратит когда-нибудь?
– Она ничего не начинала.
– Ну конечно! Она начала все со дня рождения! Я все детство провел в драках, потому что мне объяснили: сестру нужно защищать. Ее все дразнили, а я со всеми дрался. Вечно ходил избитый. В конце концов, и меня из-за нее дразнить стали. Веселились, когда я из-за нее бесился.
– Значит, ты хороший брат, – наставительным успокоительным тоном увещевала оратора обманщица.
– Надоело быть хорошим братом. Парами на свидания ходить.
Толстушка сидела, низко опустив голову и комкая под столом салфетку.
– Ты все сказал? – вмешался Скуластый.
– Тебе какое дело?
– Обыкновенное. Козлов учить нужно.
– Каких козлов? Ты меня козлом назвал?
– Назвал. Не стоит обижаться на правду.
Брат неудачной сестры вскочил, его стол с грохотом упал на спинку, посуда на столике задребезжала. Сорвавшийся с привязи родственник потянулся к Борьке, но тот остался сидеть, только отбросил в сторону руку врага. Обманщица завизжала, пышка подняла мокрое от слез лицо.
На столиках стояли небольшие ночники, вокруг них искорками роилась мошкара, за пределами ресторанной веранды царила непроглядная южная тьма. Немногочисленные посетители оторвались от своих тарелок и от разговоров, обратив внимание на зарождение драки. Два встревоженных официанта принялись шептаться друг с другом.
Спортсмен, матерясь, обежал столик и попытался с разгона заехать Скуластому ногой в живот, но действовал слишком медленно и предсказуемо. Борька локтем отбил в сторону удар ногой и, сгруппировавшись, резко привстал, встретив головой подбородок спортсмена. От столкновения у него перед глазами расцвели призрачные круги, и мир завертелся вокруг его головы. Зато соперник обмяк и потерял равновесие, а затем быстро осел на пол. Девушки тоже вскочили и заверещали уже хором. Оба официанта мужественно бросились к месту событий улаживать конфликт.
– Спокойно! Спокойно! – беспрестанно повторял один из них, предупредительно упершись вытянутой рукой в грудь Скуластого. Тот действительно производил впечатление Давида, повергшего Голиафа. Дрался победитель редко, в основном пьяным, а теперь, видимо, выпил меньше своего противника. С официантом Борька драться не рассчитывал, но с пола уже поднимался спортсмен, и глаза его помутнели от явного дефицита рассудка.
– Вы вон того держите, – буднично произнес Борька, мотнув головой в сторону восстающего из грязи.
Второй официант проявил излишнюю нерешительность, робко прихватив спортсмена за рукав и тут же выпустив его из пальцев. Возможно, спортсмен имел отношение к единоборствам и умел держать удар. Посидев несколько секунд на корточках с низко опущенной головой, он вдруг пружинисто вскочил на ноги, одним прыжком добрался до официанта, удерживающего Скуластого, и оттолкнул его. Борька семенящими шажками попытался увеличить дистанцию до рассвирепевшего врага, но в целях безопасности он не сводил глаз с надвигающегося молоха и очень быстро налетел на соседний столик, где еще один кавалер проводил время со своей дамой. До того момента парочка только настороженно следила за боевыми действиями, но теперь, когда их столик опрокинулся, а недоеденная еда и недопитое вино оказались на полу, женщина присоединила свой высокий дискант к визгам обманщицы и толстушки, составив незаурядный хор. Мужчина схватил Борьку за шиворот и сделал ему подсечку, отправив на пол вслед за своей едой и вином. Плюхнувшись со всего размаха на битое стекло и фаянс, скользя руками в соусах и в подсолнечном масле, Скуластый не четвереньках шустро отбежал в сторону, но обнаружил отсутствие погони. Оглянувшись, он увидел сцепившихся между собой спортсмена и кавалера с соседнего столика. Видимо, местный житель невольно сыграл посредника в общении между двумя курортниками, и теперь, лишенные его участия, они взялись за выяснение отношений между собой. Официанты суетились вокруг без заметной пользы, а дикие выкрики и мат дерущихся стал перемежаться ударами разной степени звонкости. Оплеухи звучали особенно громко, удары в корпус – глухо, зато сопровождались характерным еканьем пострадавшего. Оставшаяся публика давно повскакала на ноги и отбежала к ограждениям веранды, а столики и стулья один за другим с грохотом опрокидывались, приборы с дребезгом летели на пол, и Скуластый, сидя под столом, стал машинально подсчитывать примерный ущерб от битвы. Занятие быстро ему разонравилось, зато заставило быстро подумать о незаметном отходе.
Борька, желая не привлечь к себе внимание правоохранителей любого рода, наугад продолжил на четвереньках путь к выходу, но очень быстро уткнулся в ноги каких-то людей, которые на него навалились и грубо прижали к полу. Кажется, ногой ему наступили на голову, а на спину сел кто-то очень тяжелый и мешал дышать. Крики, визги, призывы о помощи и грохот перемещаемой мебели продолжались еще недолго, а затем Скуластому завели руки за спину, надели наручники и поставили на ноги. Из-за большого количества побитых ночников на веранде теперь оказалось намного темнее, чем прежде, и преступник видел только силуэты перемещающихся в разные стороны людей. Его толкнули в спину и предложили шевелить ногами, он послушался. В «воронке» тоже стояла полутьма, арестант только слушал звук двигателя. В конце концов, он оказался в обезьяннике.
На лавках у обшарпанной стены уже спали два обитателя, Скуластый и спортсмен смиренно поместились с краю, рядом друг с другом, глядя в разные стороны и стараясь не касаться друг друга плечами. Прошел час.
– Доволен? – горько поинтересовался спортсмен.
– А ты?
– А чего ты на меня стрелки переводишь?
– Ты ведь первым ручками замахал.
– Я? Совсем страх потерял?
– Я ничего не потерял. А ты дурочку не валяй.
– А за козла ответишь?
– Ты сейчас вместе со своим козлом под суд пойдешь. Тут еще и пятнадцати суток может не хватить. Сколько добра там переколотили. Вполне на уголовщину потянет.
– На какую уголовщину? Совсем съехал?
– Я-то нет. А вот тебя, похоже, ждет горькое разочарование. Когда придется за десяток обедов забашлять, вместе с битой посудой.
– А ты? Хочешь в сторонке постоять?
– Конечно. Я пустой. И одалживаться ни у кого не собираюсь.
– Ничего, папа-мама помогут. Или они у тебя способны любимого сыночка на зону упечь ради бабок?
– Не начинай тут все заново. Если еще и здесь подеремся, совсем людей насмешим.
Растрепанный и рассерженный спортсмен утер окровавленными пальцами разбитый нос и помолчал несколько минут.
– Вот какого хрена ты за ней увязался?
– За твоей сестрой?
– Да хватит дурочку валять! За моей сестрой. Зачем за моей телкой увиваться стал?
– На ней не написано, чья она.
– А ты подумал, что такая вкусная мокрощелочка может сидеть бесхозной и дожидаться тебя? Совсем с рельсов сошел?
– Ничего я не думал. Увидел девку, ну и подбил клинья. Никому не запрещается.
– Так ведь думать надо, куда лезешь.
– Я в таких делах никогда не думаю. Куда приспичит, туда и лезу. А чего ты на нее обзываешься? Она же тебе нравится?
– Нравится. Но не жениться же. Так, отпуск проваландаться.
– А она знает?
– Не маленькая.
– Ну, откуда ты знаешь? Вдруг она серьезно?
– Значит, дура круглая. Туда ей и дорога.
– И не жалко?
– Я ее не граблю.
– Все равно. Обманываешь.
– Никого я не обманываю!
– Ты же ее не спрашивал.
– Чего я не спрашивал?
– Всерьез она или нет.
– Не спрашивал.
– Так вдруг она на тебя всерьез запала?
– А ты чего исстрадался?
– Так… Жалко. Она красивая.
– Само собой. Стану я на корягу время переводить.
– Ну вот, выйдем отсюда – спросишь?
– На фига?
– Чтобы все по честному.
– Ты вообще, бабу снимал когда-нибудь, комик?
Борька растерянно промолчал.
– Какая еще честность, дурик? Так никогда и не было. К ее отцу идти за разрешением поухаживать?
– Зачем к отцу? Но врать – западло.
– Чего врать? Откуда я знаю, серьезно я с ней или нет? Я тебе не экстрасенс и не ясновидящий. Как выйдет, так и выйдет.
– Ну, ты ее просто поиметь хочешь?