– Можно, я закурю?
Александр усмехнулся.
– После всего остального это даже не вредная привычка. Кури, конечно. – И он сам с удовольствием затянулся.
– Ты что, вот так просто будешь давать мне деньги, я не ослышался?
– Не ослышался. Вот так просто. Хотя у меня есть одно условие. Жесткое условие. Если ты его хоть раз нарушишь, сразу все прекратится
«Ага, вот он, подвох», – с тоской подумал мальчишка.
– Слушай внимательно. Всеми своими делами ты будешь заниматься на стороне. Ни один твой приятель – из ночного, не из ночного клуба – не должен здесь появляться, даже когда я на работе. Учти: я сразу замечу и тут же выкину тебя на улицу без всяких средств к существованию. Моя квартира – не притон и никогда им не будет. Понятно?
– Понятно. – Павел растерянно потряс головой. – А ты не будешь меня лечить?
– А ты сам хочешь лечиться?
Павел молчал. Вопрос повис в воздухе, и так и остался без ответа.
Потекли дни. Странное и страшное время обрушилось на Александра. Но как бы ни было тяжело, он решил идти до конца. Единственное, в чем он ошибся, так это в сроках. Предполагал, что придется мучиться года два. Какое там, через полгода все было кончено. Одна из доз оказалась слишком большой.
Охранник ночного клуба ранним утром обнаружил рядом с водосточной трубой скрючившуюся, будто переломленную пополам фигурку. Большие открытые глаза подростка на синюшном лице, казалось, смотрели в никуда. Ни на небо, ни на землю, а просто в никуда.
Александр был на опознании, после чего быстро организовал похороны. В опеку послали бумагу, но оттуда никто не появился.
«Я так и думал, никому ни до чего нет дела, – с облегчением вздохнул профессор. – Неужели конец кошмару?! Ну все! Если теперь встречу на улице шайку бандитов с ножами и пистолетами с улыбкой распахну им объятия. Ну а если увижу ребенка, за километр, нет, за сто километров обойду. Все, хватит, наигрался!» В это мгновение его обожгла мысль – острая и страшная: «А сам-то ты – не бандит?»
Раннее весеннее утро будто взорвалось жёлтым, солнечным светом. Александр, сжимая рукоятку любимого портфеля, вышел из дома и с наслаждением вдохнул терпкий, прохладный, чуть сыроватый майский воздух. Все пело и трепетало внутри. «Свобода, наконец-то я свободен! Могу теперь заняться только своим любимым делом. Никто и ничто не сможет мне помешать».
Он шел пружинистым шагом и мечтал, как откроет дверь лаборатории, главное – пустой лаборатории, сотрудники подтянутся часа через два, в полной тишине сядет за микроскоп, увидит клетки и, наверное, умрет от счастья. Как же он соскучился по этим клеткам! Насколько они приятнее и интереснее людей! Насколько этот таинственный, микроскопический мир честнее и справедливее человеческого, в котором преобладают корысть и эгоизм! «Саня, ты сейчас прильнешь к окулярам микроскопа, и весь ужас последнего времени испарится, все забудется». – Сказал он про себя и зажмурился.
С этими мыслями он шагал в сторону автобусной остановки. Машины у него не было, да и желания приобретать ее тоже никогда не было. Жена до их развода часто канючила: «У такого уважаемого человека должна быть машина, иначе как-то несолидно получается. Давай купим». «Да-да попозже», – отвечал он вслух, а про себя думал: – На кой черт она мне сдалась? Права получать, потом куда-то ездить, следить за дорогой, а если отвлечься – авария. Да пошло все куда подальше. А тут, сел в автобус, глаза закрыл и видишь любимые клетки. Красота!»
Александр вышел на своей остановке и двинулся в сторону института бодрым шагом. Вошёл в подворотню, в нескольких десятках метров зеленела будочка, в которой находился охранник, проверяющий пропуска сотрудников.
Привычным жестом Александр сунул руку в карман за пропуском. Одновременно боковым зрением он заметил что-то необычное в такой знакомой картине. Перед будкой охранника, свернувшись калачиком, лежало существо, в котором даже трудно было разглядеть пса. До того маленьким, тощим и беззащитным он выглядел. Остатки шерсти торчали свалявшимися комьями на оголенных боках и спине. Морда уткнулась в сырую землю. Весь его облик отражал полную безнадегу. Раньше Александр его никогда не видел. Он замер, оцепенел. Рука застряла в кармане, она отказывалась его слушаться. Внезапно что-то оборвалось внутри. Ему вдруг стала безразлична его лаборатория, пропало желание туда идти. «Как же я буду смотреть в микроскоп, весело общаться с коллегами, наслаждаться жизнью и продолжать существовать, делая вид, будто ничего не произошло? Подожди, Саша, ты только что убил человека. Невинного, несчастного мальчишку, у которого в жизни не было ничего светлого. Сначала приручил его, а потом убил, как приблудного, дворового пса. И решил, что гора с плеч. Можно жить прежней жизнью. Смотреть в микроскоп, хохотать, спать, есть. Не, брат, что-то не получается, не сходится». Все эти мысли вдруг вихрем обрушились на него.
Александр так и не смог достать пропуск. Он остановился перед проходной, ещё раз долгим взглядом окинул свернувшийся клубочек и побрел прочь.
Внутри поселились пустота и ужас. Александр не разбирал дороги, просто механически переставлял ноги. Он не заметил, как перешёл мост через Неву и вскоре очутился в садике, в глубине которого стояла небольшая церквушка. Он подошёл к ее воротам, и в следующее мгновение ноги сами подогнулись, и Александр очутился на коленях. Он начал что-то сбивчиво, сумбурно шептать и неумело креститься. Внезапно почувствовал, как чья-то ладонь опустилась на его плечо.
– Подымайтесь, подымайтесь, видно, велика ваша печаль. Пойдёмте в церковь. Только Господь сможет утешить и помочь.
Александр поднял голову. Перед ним стоял священник. Глаза на его старческом, изрезанном глубокими морщинами лице излучали понимание и доброту.
Он медленно встал и, с трудом переставляя одеревеневшие ноги, побрел за батюшкой. По его щекам текли слезы.
Электронные письма другу
(зарисовки-миниатюры)
Первое письмо
Привет, дружище. Давно не писал. А что писать, веселого-то мало, черт-те что твориться вокруг Представляешь, иду тут на днях по улице, вижу – скамейка одинокая стоит, решил покурить. Сижу, как воробышек, никого не трогаю, а на другом конце скамейки мужик сидит и что-то бормочет. Я вначале внимания не обратил, думал, по мобильнику говорит, а он вдруг как начал завывать. Я подумал: пора сваливать от греха подальше, наверное, сектант какой-нибудь. Оказалось, он с котом разговаривает. Когда я спросил, а почему с котом, он сказал: «А что больше с ним разговаривать никто не хочет». Посмотрел – и правда рядом с ним приблудный облезлый кот сидит и почему-то слушает этого чудака. Дальше он говорит мне: «Все очень хреново, мужик. На днях купил люстрочку, а она сорвалась с крюка и вдребезги. Решил развестись с женой, а она глухонемая, не может понять, что я от нее хочу. На работе день рождения решил справить, пригласил начальника, а у меня их два, второго не пригласил, потому что одна падла сказала, будто он в отпуске. Так этот второй так озлобился, что решил меня выгнать взашей». Дружище, пойми мое состояние, я уже не мог сидеть на скамейке, чувствую: сейчас упаду, а у мужика горе, от моей дергающейся физиономии ему совсем тошно стало. И он как завоет: «Что ж ты ржешь, падла?! Только с котом и можно поговорить по-человечески». Я тут собрал все последние силы в кулак и спрашиваю его серьезно-серьезно: «А я могу вам как-нибудь помочь?» Он отвечает: «Можешь, уматывай отсюда, дай с котом поговорить». Я обрадовался, говорю: «С котом – это святое». Как я добрался до места назначения, не помню, часа два не мог отделаться от хохота. Хотя мужика объективно жалко.
Второе письмо
Здравствуй, дружище. Если хочешь, могу рассказать тебе еще одну грустную историю, которая приключилась со мной во вторую половину отпуска. Помнишь, я говорил, что собираюсь участвовать в шахматном турнире, книг накупил… Так вот, я участвовал. Вначале все очень понравилось. Зал огромный, трибуна высоченная. Важных персон полно, вплоть до заместителя губернатора. Вокруг трибуны кадки с цветами необыкновенными. Перед вступительной губернаторской речью случился небольшой конфуз. Какая-то несчастная уборщица внесла очередную кадку, организаторы на нее прилюдно заорали: «Почему не с пальмой, а с какими-то жеваными пионами?!» Она расплакалась. И тогда один, видимо, очень важный человек брезгливо махнул рукой и снисходительно молвил: «Ладно уж, оставьте». Она не оставила и, рыдая, убежала вместе с кадкой. Через мгновение на лестнице послышался грохот, – видимо, она уронила кадку, а может быть, упала вместе с ней. Собрание между тем продолжалось. Ты не представляешь, какие замечательные речи и правильные слова говорились! О развитии шахмат, об интеллектуальном взрыве и прочих важных вещах. Заместитель губернатора сказал, что теперь обучение этой древней, мудрой игре будет проводиться в школе. И какой-то идиот, что сидел рядом со мной, вдруг громко спросил: «Что, с первого по десятый класс?» Ему никто не ответил, но организаторы посмотрели на него такими испепеляющими взглядами, что потом он продул все партии до единой, даже мне – видимо, не смог оправиться. Короче, ничего я не выиграл. Но в процессе турнира со мной произошла удивительная история. Где-то посредине, после очередной проигранной партии, шатаюсь по залу, чтобы немного размяться. Мрачный, расстроенный. Вдруг подходит ко мне какой-то человек в шапочке, похожей на тюбетейку, и вежливо-вежливо вкрадчивым голосом говорит: «А не хотели бы вы стать шахматным композитором?» Я онемел. Какой на фиг композитор, там не все гроссмейстеры могут и умеют составлять задачи и этюды! И продолжает: «Мы добились того, что газета “Вечерний Петербург” после долгого перерыва вновь раз в неделю будет печатать шахматные задачи». Вначале я смотрел на него как на сумасшедшего. Потом взял себя в руки, собрал всю волю в кулак, выпятил грудь, приподнял подбородок и произнес важным голосом с хрипотцой: «Я подумаю». После чего услышал за своей спиной: «Я ж тебе говорил: сразу видно – солидный человек». Как я после этого добрался до ближайшего стола, забился под него и хохотал до конца турнира, этого я уже не помню. Кстати, оцени: мы постоянно обзываем друг друга турнирными бойцами. Так вот, я и в 66 лет пока в строю – действительно участвую в турнирах, настоящий турнирный боец!
Третье письмо
Привет, дружище. Давно не писал – был в отпуске, ездил в Крым, в замечательный поселок Коктебель. Слушай, но и там не без приключений – в принципе мог бы и не вернуться. Вначале все шло хорошо. Мимоходом обратил внимание, что вдоль набережной понастроили и открыли кучу каких-то странных заведений. Днем в них тишина, а к вечеру и особенно ночью начинается вертеп: музыка до разрыва барабанных перепонок, рэперы, хипстеры, обнаженные девицы… В общем, черт знает что. Но ты же знаешь, мне это все по барабану. Утром купание, потом обед, библиотека, литературный труд и ранний сон. И еще, конечно, мечта, неутоленное желание – встретить людей, играющих в шахматы. Я на этих шахматах свихнутый. Но в отличие от советских времен, когда половина пляжа играла в эту замечательную игру, сейчас ни гу-гу, ни одного. Меня сгубило то, что соседка по номеру сказала, что года два назад в Коктебеле проводился шахматный турнир и на набережной висело объявление. После этого, прогуливаясь там, я глазами постоянно искал объявление. К вечеру того недоброго дня нашел. На стене одного из порочных заведений висел красочный плакат.
На уровне подсознания меня немного удивило, почему именно здесь он был повешен. Ну да ладно, главное, он начинался словами, которые я так долго ждал: «15 июня будет проходить открытый чемпионат Коктебеля…» «Ура! Наконец-то дождался, весь день буду играть в шахматы! Спасибо соседке, что предупредила внимательно читать объявления!» – ликовал я про себя. Рядом со стеной за стойкой бара сидел одинокий бармен зверского вида. По сравнению с его выпирающей из под майки мускулатурой, все статуи древнегреческих героев могли представлять каких-то рахитов, не более.
– Здравствуйте, – сказал я приветливым голосом.
В ответ – тяжелый, неподвижный взгляд, и после долгого молчания:
– Тебе чего: водки, коньяка?
– Простите, нет-нет, я по другому вопросу. Я по поводу объявления.
– А этого, – он мотнул головой в сторону плаката, – так мероприятие позже будет, ты рано пришел.
– Простите, но уже семь часов вечера, куда уж позже, мы не успеем доиграть.
– Все успеешь, вся ночь впереди. А у тебя деньги-то есть?
– А разве здесь играют на деньги? Вообще-то я думал, это благородная, мудрая игра.
Недобрый взгляд пригвоздил меня к месту и заставил замолчать.
– Игра-то, конечно, мудрая, но кто ж с тобой будет играть без бабла? Ты вообще кто такой и зачем сюда пришел?
– Я шахматист.
– Валера, иди сюда, посмотри-ка, шахматистов у нас вроде еще не было.
Из подсобного помещения появился еще один громила.
– А чего он хочет?
– Поиграть хочет.
– Ну и правильно, тут все играют.
– Но он без денег хочет.
– На халяву, что ли? – Второй смерил меня насмешливым взглядом.– Так для халявы ты староват, мужик.
– Простите, – возмутился я, – но в шахматы играют до глубокой старости. Вот Смыслов играл до восьмидесяти лет, и как играл!
Громилы переглянулись и отошли вглубь бара. Я услышал приглушенные голоса: «Слушай,
Сань, мутный какой-то мужик привязался. Надо бы Палыча позвать – может, мент переодетый, пусть разберется».
Оба вернулись к стойке.
– Смыслов, говоришь? Сейчас начальник подрулит, он тебе все про турнир объяснит и про Смыслова тоже.
– Извините, но я никак понять не могу, состоится ли шахматный турнир и почему вы его назначили на такое позднее время?
– Сейчас поймешь, мужик, потерпи немного.
При этих словах мой взгляд снова упал на объявление, которое вначале я не удосужился дочитать до конца, так как был уверен, что речь идет о шахматном турнире, какой же еще может быть!
Большие красные буквы обожгли меня: 15 июня будет проходить открытый чемпионат Коктебеля по… стриптизу. Начало в 12 ночи.
Дружище, как я извинялся потом, как подозрительно на меня смотрел подъехавший Палыч, какой перекрестный допрос они мне устроили, я тебе рассказывать не буду. Спасло меня только то, что, посовещавшись, они решили, что имеют дело с полным идиотом, и поэтому отпустили. Добрый совет, брат: читай всегда объявления до конца.
Четвертое письмо
Ох, брат Колька, сколько же горя на этой земле! Представляешь, пришла мне в голову безумная идея – купить горный велосипед. Маленький складной, еще с советских времен, велик у меня есть, причем в хорошем состоянии. Катаюсь я на нем два, максимум три раза за лето. Так нет, насмотрелся интернета, решил совершать большие путешествия по горам, хотя где в Питере горы? А я упертый, раз решил, значит, надо выполнить. Пошел в магазин на разведку, цены меня подкосили, для научного сотрудника – малоподъемные. И тут мне пришла в голову светлая мысль. Прежде чем покупать, сначала нужно посмотреть, что такое горный велосипед и смогу ли я на нем реально кататься. Полночи рылся в интернете, искал пункты проката. Нашел. Наутро взгромоздился на свой складной велик и устремился к своей мечте. Пункт проката находился у черта на куличиках – ехал добрый час. Меня встретил мрачный двор. Недалеко от подвального помещения, рядом с мусорными баками сидел человек странного вида и периодически завывал, наподобие волков, которые по ночам любят издавать точно такие звуки. Я покосился на часы – 11 утра. Подошел к ступенькам подвала, подхватил свой велик и начал спускаться. Увидел конторку, над которой со всех сторон нависали ржавые велосипеды, санки диковинных форм, доски с колесиками, коньки тоже с колесиками, правда, у многих они отвалились и прочее, прочее имущество такого же рода. За конторкой, обхватив голову руками, сидел молодой парень. Я кашлянул, но парень голову не поднял.
– Здравствуйте, я мог бы взять напрокат у вас горный велосипед?
– Паспорт с собой?
– Нет, но я хочу оставить в залог свой складной велосипед.
Парень поднял голову. Взгляд и весь вид были у него бесконечно несчастными. Внезапно он заорал не своим голосом:
– Ты от них?! Бери все, забирайте, что хотите, мне ничего не надо, будь проклят этот пункт проката, хоть бы он сгорел!
Я стоял ошарашенный.
– Вы не поняли, я никуда не убегу, мне только часик покататься поблизости, я хочу понять, покупать мне горный велосипед или нет. Не волнуйтесь вы так.
– Да как не волноваться,– он внимательно посмотрел на меня,– я думал, вы от них, еще что-нибудь уволочете.
– А что случилось-то?
Вчера два лба тоже вначале велосипед горный попросили. Я принес. Они говорят: давай еще. Я еще принес. Они говорят: а теперь давай доски для сноуборда. Я удивился, говорю: так сейчас не зима, июль месяц. Тут они как взъерепенятся.
Пьяные, морды зверские. Один из них надел на руку кастет, поднял меня за шиворот, поднес к оконцу и как заорет: «Снег, сука, видишь, сугробы видишь?!» – и кастет приложил к затылку. Я понял: кранты. Вижу, говорю, во сугробов намело по пояс. «То-то же! – Рявкнул громила. Пенделя дал, я все ступеньки пересчитал. – «Доски давай, недоносок!» Я принес, а с перепугу еще женский ботинок для фигурного катания захватил. Он как швырнет его мне в голову – еле увернулся. А второй как захохочет: бу-а-а, бу-а-а. Сели на велосипеды, доски приладили, и след их простыл. Я думал, вы от них, послали еще что-нибудь забрать. А пусть забирают, хоть весь пункт проката мне уже все пофигу!
Я сочувственно качал головой. Он молчал, а к глазам у него подступали слезы. Сглотнув комок, он продолжил:
– Директор, сволочь, все на меня повесил. Всю недостачу, говорит, покроешь. Круглые сутки сидеть будешь, без выходных. И пока не покроешь, зарплату получать не будешь. А у самого три дачи, четвертую строить собирается. И что мне теперь делать? Хоть бы сгорел этот пункт синим пламенем!
Я стоял, слушал и сам чуть не плакал.
– И часто у вас такие истории случаются?
– Да сколько угодно. До них одна старуха пришла, паспорт дома забыла. Я ее пожалел и дал покататься на детском велике. А она как вскочила на него, по-петушиному что-то закричала, и только я ее и видел.
Домой я возвращался, медленно крутя педали, на своем стареньком складняке, а горного велосипеда решил не покупать. И денег мало, и настроение пропало.
Пятое письмо
Привет, дружище!Давно не писал. Просто ничего веселого и необычного не происходило. Наконец, недавно приключилась одна забавная история.
Есть у меня знакомый писатель. Про коллег плохо не говорят, да я и не буду. Просто не везет мужику хронически. Все мало-помалу, хоть с трудом, но печатаются. Журналы со скрипом, но их произведения периодически принимают. Если книгу издадут, она, хоть маленькими тиражами, медленно через магазины реализуется. А у этого бедолаги ничего не получается: ни там, ни здесь, нигде.
Если честно, то причина для такой невезухи имеется объективная. Уж очень занудно он пишет. Все у него как-то заунывно, мрачно и безысходно получается. Ну сам посуди, приведу небольшой отрывок из его повести. Типичный.
«С мрачным выражением лица он тихо открыл дверь. Вошел в прихожую. Шнурки на ботинках не развязывались, он с остервенением пытался их стащить. Ничего не получилось. Грязные следы от рифлёных подошв змейкой потянулись за ним по паркету. Вошел в комнату и со стоном опустился на скрипучее кресло. Свет не горел. Из темноты вдруг возникла жена и сквозь слезы, всхлипывая, произнесла: “Здравствуй”. Из соседней комнаты донеслись душераздирающие крики маленького ребенка. Он почему-то кричал круглосуточно. На ужин ничего не было». И так далее, и все в том же духе. Следует отметить, что и сам писатель разительно похож на своих героев.
Представляешь, брат, встречаю его на днях на одном писательском фуршете и не узнаю. Мужик
буквально светится, постоянно хохочет и квасит за троих. Сначала подумал, что у бедолаги крыша поехала, рехнулся от неудач и беспросветной житухи. Как же я ошибался!
Выяснилось, что его чудовищные рассказы и повести внезапно пошли нарасхват. Их стали вырывать друг у друга редакторы самых популярных журналов. А книжные издательства совсем сошли с ума. Переиздают все, что у него было, умопомрачительными тиражами и срочно требуют у бедолаги новых произведений. И знаешь, что самое потрясающее? Каким бы большим ни был тираж, раскупается все мгновенно.
Думаешь, лапшу на уши вешаю? Ничего подобного! Подумай, в чем разгадка истории, напрягись. Не получается. Не виню. Сам бы не догадался. Право, сама жизнь – лучший писатель!
Все дело оказалось в фамилии, имени и отчестве. Писателя зовут Кукурузов Анатолий Васильевич. Звучная фамилия. Догадался? Предвижу твой аргумент: что, мол, только из-за звучной фамилии стали раскупать, а почему раньше этого не делали?
Эх, серый, ты, брат, газет не читаешь, радио не слушаешь. Потому и не знаешь, что в последнее время город буквально гудит, да что город – вся страна обсуждает выходки, нет, не нашего писателя, а недавно избранного депутата Кукурузова Анатолия Васильевича. У него, поверь, фантазия богатая.
На недавнем заседании парламента перед своим выступлением вдруг начал раздеваться до трусов. Да так внезапно, что все опешили, и только потом охрана еле сумела стащить его, орущего, с трибуны. Таким образом он выражал свой протест против какого-то законопроекта.
Дальше – больше: во всех средствах массовой информации начал требовать свободу будущим геям, которые будут проживать на Марсе. Мол, скоро эту планету освоят, заселят, а геев начнут там притеснять, как это делают на Земле.
И наконец, уж совсем из ряда вон выходящий случай. На собственном примере депутат Кукурузов решил пропагандировать здоровый образ жизни. В лютый мороз пошел к проруби. Кругом телевизионщики. Его, как всегда, сопровождала помощница депутата. Он начал раздеваться, но в последний момент передумал и сбросил в прорубь несчастную помощницу прямо в шубе. А сам начал хохотать и вещать о пользе моржевания. Говорят, после этого муж помощницы гонялся за ним с пистолетом, но охрана его вовремя скрутила.
Представляешь, эти и другие подвиги депутата Кукурузова без конца крутят по телевидению и обсуждают во всех СМИ. Журналюги в восторге – вот они, жареные факты, да притом в изобилии!
Теперь понимаешь, фамилия редкая, имя и отчество тоже совпадают. Вот люди и решили: если он такое в жизни вытворяет, то пишет, может быть, еще интереснее. Читателям не позавидуешь. Зато наша писательская братия все как один завидуют нашему Кукурузову.