Китайский язык
Ковыляя по коридору, Павел Алексеевич скосил глаза на большое зеркало. Он никак не мог понять, какого цвета его шерстяная, крупной вязки кофта: то ли оранжевого, то ли коричневого. Взглянув на свое лицо, обрамленное тонкими, седыми волосами, он ухмыльнулся: «Нет, эта физиономия не пожилого, не старого, а древнего человека». Из коридора короткими торопливыми шажками Павел Алексеевич вошел в кабинет и приблизился к необъятному письменному столу, на котором, подобно домикам разной высоты, теснились стопки исписанных листов. Даже посторонний, впервые взглянув на этот стол, мог бы безошибочно почувствовать особый внутренний порядок, который царил на нем. В расположении листов не было ничего случайного – все было систематизировано и лежало на своем месте.
Павел Алексеевич зябко поежился и с головой ушел в чтение одной из стопок.
Он не сразу услышал настойчивый звонок в дверь. А когда услышал, вздрогнул и буквально подскочил на стуле.
– Да что ж это такое, сказали же, что завтра придут! – с досадой прошептал он.
Дверь Павел Алексеевич открыл сразу, не спрашивая, кто за ней. На площадке стояли трое. Один щуплый среднего роста и рядом два громилы с узкими глазами, наполненными безжалостной решимостью.
– Здрасьте, – обреченно молвил Павел Алексеевич, – но Игорь сказал, что вы придете завтра. А где, кстати, он сам? Вы от Игоря?
Незнакомцы переглянулись, и щуплый вдруг застенчиво улыбнулся.
– Простите, это квартира Павла Алексеевича Славина?
«Ну вот, еще и поиздеваться решили!» – обреченно подумал Павел Алексеевич. Ему вдруг стало все безразлично, он почувствовал даже какое-то облегчение: «Сейчас все и решится, от судьбы все равно никуда не уйдешь, скорее бы».
– А то вы не знаете, молодые люди, проходите, давайте заканчивать.
Незнакомцы опять переглянулись, но не двинулись с места.
– Я не знаю, кто такой Игорь, но вас, дорогой профессор, я узнал сразу. – Лицо невысокого человека озарила беззаботная, шальная улыбка.
«Либо они действительно не от Игоря, либо они суперсадисты», – мелькнуло у него в голове.
– А откуда вы меня знаете и по какому вопросу пожаловали?
– Я учился у вас, дорогой профессор, китайскому языку.
Павел Алексеевич развел руки.
– Ну, раз мы из одной альма-матер, тогда проходите, пожалуйста. Простите, а ваши друзья тоже учились в Университете?
– Нет-нет, профессор, они учились совсем в других местах.
– Понятно,– ничего не понимая, сказал Павел Алексеевич. – Проходите, не стесняйтесь, – засуетился он.
Все оказались в огромной гостиной. Сели в потертые, старые, но удивительно удобные кресла. В глазах Павла Алексеевича сквозило любопытство.
– Итак, молодые люди, чем обязан вашему внезапному визиту?
Щуплый застенчиво улыбнулся.
– Павел Алексеевич, я очень рад видеть вас в добром здравии. Люди на этот счет разное говорили.
– Что, кто-то уже похоронил? – усмехнулся профессор. – Кстати, представьтесь, пожалуйста, и объясните все толком.
– Я ваш тезка, меня Павлом зовут, а это мои коллеги и друзья Миша и Жора. Вы, конечно, не помните меня – перед вами столько поколений студентов прошло. Но держу пари: если я сейчас расскажу одну историю, то сразу вспомните.
– Пока и правда не помню. Валяйте, интересно…
– Это случилось лет двадцать пять назад. Вы уже тогда были всемирно известным ученым-китаистом. Настолько известным, что сами китайцы считали за великую честь получить у вас аудиенцию. Китайские филологи открыто признавались, что ваши открытия в китаистике столь глубоки, что они намного опередили время.
– Да, ладно, Павел, не преувеличивайте.
– Все так, парни, верьте мне, я скорее преуменьшаю. Перед вами академик, ученый с мировым именем. В тот год, как обычно, в начале лета начались экзамены. Я был студентом второго курса востфака. Как потом выяснилось, именно на этих экзаменах Павла Алексеевича впервые попросили выступить в качестве экзаменатора. До этого сотрудники кафедры никогда так не поступали – берегли драгоценное время академика. Но перед этим летом кто-то заболел, кто-то уехал в командировку. И так получилось, что я со своим билетом оказался напротив Павла Алексеевича, глаза в глаза. До сих пор стыдно вспоминать. Китайский я ни в зуб ногой – ерзаю, потею, что-то бормочу. А Павел Алексеевич качает головой, чему-то своему улыбается и потихоньку, деликатно, успокаивая меня, сам начинает отвечать. Вскоре он и вовсе забыл про меня – настолько увлекся своими идеями. Короче, мне все стало ясно: двойка стопроцентная. Наконец он что-то написал в ведомости, отдал зачетку, и я, понурый, вышел за дверь. Каково же было мое удивление, блин, когда я ее раскрыл и увидел оценку: «хорошо».
Миша и Жора переглянулись.
– Я знаю, что вы сейчас подумали парни. Что особенного, Паше повезло – попался добрый профессор – чего об этом так долго трендеть? Но история только начиналась! Мне потом секретарша деканата все рассказала, хорошая тетка была. Выяснилось, что после этого экзамена академик всю ночь не спал. Утром ни свет ни заря тихо от родных собрался и двинул в Университет. Сразу в деканат. У секретарши потребовал экзаменационную ведомость, и в ней мое «хорошо» переправил на «отлично».
Павел Алексеевич хлопнул себя по колену, а его лицо осветила задорная мальчишеская улыбка. «Вспомнил, чертяга! Все вспомнил!» Паша между тем продолжал:
– Озадаченные и возмущенные сотрудницы кафедры атаковали академика. Мол, что ж вы делаете, этот Павел Серов отпетый двоечник, его отчислять собираются, а вы ему мало того, что четверку поставили, так потом на пятерку переправили! Но мы-то отлично знаем, что он в китайской филологии и языке ни бум-бум. Почему, Павел Алексеевич, он вам что, родственник?
Паша вдруг замолчал и обвел всех долгим взглядом.
– И знаете, что ответил профессор? «Нет, не родственник, я этого студента вижу в первый раз. А четверку переправил на пятерку, потому что боялся обидеть человека. Потому и ночь не спал».
Тетки на кафедре боевые были, профессионалы до мозга костей, всякое повидали за свою долгую преподавательскую жизнь, но при этих словах остолбенели и молча разошлись. Больше Павла Алексеевича на экзамены никогда не приглашали.
Услышав этот рассказ, академик расхохотался, смеялся долго до слез.
– Не смейтесь, Павел Алексеевич, на самом деле все очень серьезно. Только вдумайтесь, парни! Для этого человека китайская филология, язык были смыслом жизни, весь научный мир снимал перед ним шляпу. А он, когда сотрудники кафедры ему об этом напомнили, знаете, что он ответил: «Плевать на филологию и на китайский, они ничто, по сравнению, с чувствами простого человека, которого я мог обидеть и унизить». Чуете, парни, напротив кого мы сидим?! Это ведь космос! Обидеть человека… Да сейчас кости ломают направо и налево, людей убивают не задумываясь, только чтоб себе кусок отхватить пожирней. А тут: обидеть человека…
Друзья Павла задумчиво посмотрели на академика.
– Так, ребята, хватит обо мне. Хотя спасибо тебе, Паша. Вспомнил я этот экзамен, вспомнил молодые годы. Давайте попьем чайку. Только, если честно, кроме печенья, у меня сейчас ничего больше и не найдется.
– А вот это не проблема, Павел Алексеевич. Мишаня, будь другом, слетай в магазин. Мы сейчас такой пир закатим!
Миша скоро вернулся с двумя пакетами, наполненными деликатесами. Павел Алексеевич протестующе замахал руками, но лицо его просияло.
– Если честно, ребята, спасибо. Живу один. До магазина дохожу теперь с трудом. Пенсия небольшая. С кафедры редко кто навещает – там теперь много новых людей. Ладно, хватит о дремучем старике. Расскажи лучше, Павел, как сложилась твоя жизнь и почему ты оказался у меня.
– Что сказать, Павел Алексеевич, правильно ваши сотрудницы говорили: непутевым я был студентом. Университет бросил и даже облегчение испытал. Сначала – армия, а потом пустился в свободное плавание. В то время, помните, как раз девяностые случились. Бизнес мне как-то легче китайского показался. – Павел невесело усмехнулся. – Ну что, ребята, по маленькой?
Жора с готовностью начал разливать коньяк по рюмкам. Павел Алексеевич накрыл свою ладонью. Серов долго молчал – чувствовалось, что ему нелегко давались воспоминания.
– Легче-то легче, только китайский, филология – это горная хрустальная чистота, а бизнес – это грязь. Все пороки человеческие, о которых сказано в Библии: жадность, тщеславие, лживость лежат в его основе. Да что я буду перечислять, и так все понятно. – Павел махнул рукой. – О чем вообще говорить, если человек мешает, то и убить его не западло. Извините, профессор, это из нашей лексики нынешней. Много сфер деятельности поменять пришлось. Начинал приторговывать апельсинами, а сейчас с ребятами в автомобильном бизнесе кручусь.
Бокалы снова наполнились. Академик с искренним интересом слушал о неведомой ему стороне жизни.
– Ах, да, вы спрашивали, как я у вас оказался. Не поверите: мой офис нынешний в доме напротив. Из ваших окон виден. Вылезаю неделю назад из машины, смотрю по улице женщина, вроде знакомая, идет. Еле узнал, сильно постарела, Наташка оказалась с моего курса. Вы ее, конечно, не помните, но не в этом суть. Она меня тоже вспомнила, расцеловались, я ее пригласил в ресторан. Целый вечер провели в воспоминаниях. Я ее, естественно, о вас спросил. Она сказала, что живете вы рядом с моей конторой, даже дом указала, номер квартиры, правда, не знала, но для меня определить его было делом техники. Рассказала еще, что живете один и на кафедре не бываете, – мол, трудно дойти.
Павел Алексеевич кивнул.
– Все правильно студентка Наташа сказала, все правильно.
– И знаете, профессор, как вдруг все всколыхнулось в душе, так захотелось вас увидеть, поклониться такому благородному, великому человеку!
– Да иди ты, Паша. Тоже скажешь: великому, – рассмеялся Павел Алексеевич.
– Простите, а мы не помешали, вы какого-то Игоря ждете?
При этих словах Павел Алексеевич съежился, старческое лицо, покрытое морщинами, посерело и стало похожим на маску. Он долго молчал, а потом произнес тихим голосом:
– Беда у меня, Павел, беда. Все началось несколько недель назад. Заявились вдруг три типа, главного из которых зовут Игорь. Явились якобы из домоуправления. Сказали, что им приказано осмотреть квартиру. А она у меня большая, старинная – во время своего академического расцвета получил. И жил я в ней со всей родней, пока все не поумирали. Задержался я на этом свете, Паша, задержался. Начали нести какую-то ахинею, что, мол, на квартиру претендует мэрия, а меня переселят в другое место. Когда увидели, что я не поддаюсь на уловки и собираюсь сам все выяснить, перешли к прямым угрозам. В общем, стало ясно, что это бандиты, и они хотят захватить квартиру силой. Стали требовать, чтобы я доверенность на распоряжение жилплощадью написал на этого Игоря, а иначе кости переломают и сожгут в печи крематория.
Вся троица напротив Павла Алексеевича преобразилась. Из расслабленных под хмельком ребят они превратились в сосредоточенных, собранных людей, похожих на леопардов, готовых к прыжку.
– Вы в полицию обращались?
Академик махнул рукой.
– Обратился, а что толку? Пришел участковый, сказал, что нет состава преступления. Если честно, мне показалось, что он из их компании, купленный. – Павел Алексеевич тяжело вздохнул. – А дальше, как теперь говорят, такой прессинг начался, такие запугивания. Короче, ребята, я сдался. Все взвесил и решил: никакая квартира сломанных костей не стоит. Они это увидели, и завтра должны принести бумаги, которые мне придется подписать. Когда вы позвонили – думал, они торопятся. Вы извините, что своими проблемами вам голову заморочил. Это так, это от безнадеги прорвалось.
Павел Алексеевич неприятно удивился, когда увидел, что лицо Павла стало расплываться в широкой улыбке. «Зря я сочувствия искал, видно, это поколение на него не способно»,– обреченно подумал он.
Между тем Паша не только улыбнулся, но и хохотнул, потирая руки.
– Это правильно, что вы нам головы заморочили, дорогой Павел Алексеевич. Эта история по нашей части, по нашей.... Кстати, а вас вас-то куда они переселять собираются?
– Сказали, за город, на свежий воздух, но боюсь, что в крематорий.
– Молодцы ребята, все правильно решили, по-бандитски, – усмехнулся Павел.
В следующее мгновение лицо Павла стало непроницаемым.
– Профессор, когда они должны прийти?
– Сказали – завтра утром.
– Отлично. Извините, профессор, но сегодня вам действительно придется потесниться. Хотите вы этого или нет, но мы от вас никуда не уйдем, и более того, останемся здесь ночевать.
Вначале Павел Алексеевич непонимающе на него посмотрел, а потом в нем возобладало чувство юмора.
– Вам тоже квартира нужна?
– Во, во, профессор, как раз напротив офиса, очень нужна! – Павел расхохотался. – И еще, можно мы обследуем ваше жилище, посмотрим комнаты, все ходы, выходы – нам это необходимо.
– Да, конечно можно, тем более что оно как бы уже и не мое, чувствую себя, как на вокзале. Знаете, за что больше всего обидно? За рукописи. Я сейчас большую итоговую книгу готовлю, называется «Загадки китайской филологии». Так ведь варвары все уничтожат, сожгут. С собой забрать не дадут.
– Вы уверены, профессор? – Бровь Павла изогнулась в ироничной усмешке. – Ну а если мы их очень попросим, может, хоть рукопись оставят.
– Вряд ли, они такие злющие. Я не знаю, что вы задумали, ребята, но мне теперь все равно, хуже, чем сейчас, уже не будет.
– Правильно, дорогой профессор, хуже не будет, а вот…
Не договорив, Павел и его друзья резко поднялись и начали обход квартиры. Они не церемонились, открывали шкафы, дверцы кладовок, заглядывали под диваны. Павел Алексеевич, не обращая больше ни на что внимания, углубился в рукописи.
Вдруг в гостиную быстрыми шагами зашел Паша, в руках он держал удочку.
– А это что такое? Вы рыбной ловлей увлекались?
– Я? Да никогда, мне все живое жалко. Это от моего двоюродного брата Федора осталось. Заядлым был рыбаком. Умер лет десять назад.
– Заядлым, говорите, – задумчиво произнес Павел. – А сети он случайно не ставил, сетей у вас в доме нет?
– Ну как же, есть – в дальней кладовке посмотрите. Я жутко из-за них ругался, это ж браконьерство!
Павел, не дослушав, ринулся в сторону кладовки.
Рано утром сквозь дремоту Павел Алексеевич услышал интенсивное движение по квартире, звуки передвигаемой мебели. «Пусть делают, что хотят, я свое отжил, мне теперь ничего не страшно», – мелькнула расслабленная мысль, и он снова попытался заснуть. Но тут в комнату зашел Павел.
– Павел Алексеевич, извините, но нужно срочно вставать. Мы должны успеть позавтракать – предстоит сложный день.
В конце завтрака Павел распорядился:
– Вы, Павел Алексеевич, будете ждать гостей в этой комнате, спокойно занимаясь своими бумагами. Я буду находиться в со седней, а Миша и Жора— в дальних, с той стороны от двери. Главное, не волнуйтесь, открывайте и начинайте разговор, на все соглашаясь. В это время появлюсь я – этакий убогий, тощий, невысокого роста ботаник. Ничему не удивляйтесь, я представлюсь вашим внуком из провинции. Ну а дальше дальше по обстановке, дорогой профессор.
Ровно в десять раздался долгий, дребезжащий звонок.
– Проходите, – безразличным голосом сказал Павел Алексеевич.
В квартиру ввалились трое здоровенных детин. Предводителем был Игорь. На его белом, без кровинки лице не читалось никаких эмоций. Только из сощуренных глаз выплескивалась безжалостная решимость.
– Ну что, док, пора наше дело завершать. – Он обернулся к своим подельникам. – Я пойду с бывшим хозяином квартиры в гостиную бумаги подписывать, а вы ждите здесь в коридоре.
– Проходите, – только и молвил профессор.
В гостиной они сели за большой обеденный стол, Павел Алексеевич нацепил очки.
– А ты башковитый, док. Правильно, что не стал рыпаться. Результат-то все равно был бы тот же самый, а вот целых костей у тебя стало бы меньше, – развалившись в кресле, развязно произнес Игорь. – Вот главная бумага, с нее и начнем. Читать, надеюсь, не будешь, тебе это уже ни к чему, – хохотнул он. – На, держи авторучку.
В этот момент дверь соседней комнаты скрипнула и отворилась. На пороге появился щуплый, невысокий молодой человек. Он неуверенно переминался с ноги на ногу и нервно теребил в руках носовой платок.
– А это еще, что такое?! – повысил голос Игорь.
– Да я ничего, я так, случайно, я внук Павла Алексеевича.
Окинув цепким взглядом тщедушную фигуру, Игорь быстро успокоился.
– Ну и чего тебе, ботаник, здесь нужно? Или на жилую площадь претендуешь?
– Не-не, я ни на что не претендую, – подчеркнуто безвольным тоном произнес Павел. – Я случайно здесь оказался, деда решил навестить.
– Навестил? А теперь вали отсюда, нам делом нужно заниматься.
– А, я понял, вы, наверное, соцработники, старикам помогаете.
– Правильно понял: помогаем, жизнь им облегчаем, – невольно хохотнул Игорь.
Он совершенно успокоился – ботаник был абсолютно безобиден.
– Вот здорово! А вы меня в свою команду не возьмете? А то я сейчас безработный, я на все согласен.
Игорь повнимательнее присмотрелся к щуплому пареньку.
– А что ты умеешь делать?
– Ну, например, убивать умею.
Игорь инстинктивно привстал. Настолько разительная перемена произошла в облике этого ботаника. На него смотрели пустые, не выражающие никаких эмоций глаза. Нервное теребление носового платка закончилось, он просто отбросил его в сторону. Фигура вдруг стала подтянутой и упругой.
– Да вы не волнуйтесь так. Я ведь на вашей стороне. Могу, к примеру, дедулю своего завалить, а вы меня за это в долю возьмете. Эта хата ох как дорого стоит, а я много не попрошу.
Игорь оказался совсем сбит с толку. Чего угодно, но такого поворота событий он никак не ожидал.
– Что, вот так, родного деда и завалишь?
В этот момент по лицу Павла расползлась медленная улыбка, и он с наслаждением произнёс:
– А почему нет? На моей совести, по крайней мере, один покойник будет, а сколько на твоей загубленных стариков и старух, мразь?
Игорю показалось, что он ослышался.
– Как ты меня назвал, щенок?
– Мразь, – спокойно ответил Павел. – Мразь и душегуб ты и есть. Зачем тебе деньги от этих пропавших без вести стариков, хочешь, скажу? Чтобы затем их спускать в кабаках, тратить на шлюх, а потом на врачей, которые будут лечить тебя, ничтожество, от венерических заболеваний.
Игорь остолбенел.
– Ты что, недоносок, урод, за базар несешь?! Знаешь, что мы с тобой сделаем, пидор гнойный?!
На Павла угроза не произвела никакого впечатления. Он широко улыбнулся. Рука Игоря скользнула в карман, и через мгновение в ней оказался финский нож.
К ужасу профессора, который во время их диалога сидел неподвижно, переводя взгляд с одного на другого, Павел, абсолютно безоружный, двинулся пружинящей походкой в сторону бандита. Павел Алексеевич закрыл глаза. Открыть их заставил дикий крик, и хруст ломаемой кости. Он увидел стоящего на коленях перед Пашей Игоря. Правая рука последнего была неестественно вывернута, нож отлетел в угол комнаты.
В коридоре тоже было неспокойно. Оттуда доносились вопли, перемежаемые страшным матом.
– Извините, профессор, за причиненные неудобства, – усмехнулся Павел, – делаем, как учили в десантных войсках, а там плохому не научат. Я ведь, как вылетел с востфака, в армию, в десантуру попал. Мои друзья и компаньоны оттуда же.
Павел помог старику подняться, подобрал нож, и они направились в коридор, поскольку Игорь уже никакой опасности не представлял.
В коридоре двое здоровенных бандитов лежали на полу и беспомощно барахтались в накинутой на них рыболовной сети. Над ними склонились Миша и Жора и деловито завязывали запястья их рук, заведенных за спину.
– Ну что, акулы, – улыбнулся Павел, – кончилось ваше время, отплавались! На всякого хищника свой рыболов найдется. Давайте, ребята, пакуем их и… «Дорогой дальнею, да ночкой лунною…», как в песне поется.
– Павел, а вы их в полицию отвезете? – тихим голосом спросил Павел Алексеевич.
– В полицию? Это вы погорячились, дорогой учитель. Вы что – хотите, чтобы через некоторое время они снова к вам заявились? Нет, в другое место, из которого они уже ни одному старику ничего плохого сделать не смогут.
Академик непонимающе замотал головой.
– Не берите в голову, Павел Алексеевич, мы знаем, что нам делать с этой нечистью.
Связанная троица стонала и с ужасом смотрела на Павла и его помощников.
– Но вы уж не очень их калечьте, так, подзатыльников надавайте и отпустите.
Лицо до сих пор молчавшего Миши исказила зловещая улыбка.
– Так и сделаем, профессор. Отпустим мы их в те края, где им будет хорошо и спокойно, откуда они уже никому зла причинить не смогут.
– Нет! – заорал Игорь.
– Заткнись, мразь, – произнес Паша. – Павел Алексеевич, а можно вам напоследок вопрос задать?
– Конечно, о чем речь.
– Вот если бы эта троица училась у вас на востфаке и вы принимали экзамен, вы бы им тоже четверки на пятерки пошли бы ранним утром переделывать?
– Наверное, – беспомощно улыбнулся профессор.
– Слышали, парни, вот это и есть настоящий китайский язык, который способны осилить лишь избранные в этом мире.