Три рая

– Знаешь, – чуть помедлив, произнес ученый, – здесь для меня самое спокойное место. Сначала я был в другом мире. Пытался наладить свою жизнь там. Первое время все было интересно. Я даже смог построить себе жилище. В чистилище места хватает всем. Души там незлобные, по крайней мере вид такой все делают. Вот и я пришел к крестьянам, говорю, место нужно мне. Они улыбаются, кивают, ладно, мол, вот тебе земля, бери сколько нужно. Ну вот представляю я дом, как строю его, стены возвел, окна, крышу. Хорошо и красиво. Стал там жить. Жители еду приносят, улыбаются. Но тут, как назло, чистильщики прибыли за кем-то. А от них, знаешь, вибрация немаленькая. И домик мой рухнул. Прямо на меня. Тут умереть невозможно, только боль адскую ощущаешь всем своим существом. Крестьяне пришли, конечно, опять еду принесли, улыбаются, утешают. А мне больно и обидно от того, что столько строил, и все понапрасну. Чем я только не пытался заняться: выращивал овощи, а они все засохли, торговал, но был обманут, хотя тут все тонко, никто тебя вроде и не обманывает, а ты сам обманываешься при обмене. Ну и вот, впал в уныние, целый год на месте сидел и никаких тебе мыслей, желаний. Вроде как и понравилось мне ни о чем не думать, не беспокоиться. Только нельзя тут так. Стал гореть я огнем изнутри. Знаешь, что это такое? – Гарри кивнул, вспомнив свое обжорство. – Ну вот, горю я, горю, и больно мне жутко. Решил, было, умереть от боли. Но тут так нельзя. Пришли чистильщики и перенесли меня сюда, в ад. А тут добрые люди тоже нашлись. Вот и взяли меня в компанию. И только здесь я какую-то пользу стал приносить, запустил контролируемую цепную ядерную реакцию под землей. Чувствуешь, вся местность здесь теплая? Вот это я постарался. Произвожу топливные элементы для костра, тут ведь холодно и темновато, а свет и тепло как раз кстати. Только тут я оказался хоть чем-то полезен душам. Да и гореть перестал: в аду можно и погрустить, и нагрешить. Только страшно тут, особенно в одиночку, всякие грешные души есть. Бывают и очень злые.

Ученый снова замолчал, погрузившись в воспоминания. Молчал и Гарри, размышляя о сказанном. «Вот же как получается, – думал он, – пусть ты даже и знаменит в прошлой жизни или добился невероятных успехов, но если жизнь не гармоничная у тебя на земле, если не знаешь любви, обычных земных радостей, если нет семьи, которая и воспитывает любовь в человеке, если нет страсти или хобби, то на том свете большой шанс попасть в ад».

Пока Гарри и ученый беседовали, они не заметили, что вся ночевавшая компания проснулась. Старец давно был на ногах, но не мешал им, а, усевшись в стороне, скромно ел вареное яйцо, рассыпая по камням скорлупу. Предводитель местных, воплотив воду в углублении камней, разделся и с удовольствием плескался в небольшом бассейне. Его злой помощник молча сидел на камне поодаль и что-то мастерил, привязывая к палке острый камень. Все были чем-то заняты и как будто не замечали двух беседующих душ.

Гарри встал с камня и подошел к старцу.

– Доброе утро, Наурус, – сказал он.

– Да, надеюсь, – откликнулся проводник. – Что, разговорил Знающего? Здесь так его называют. Как пообщались?

– Да нормально пообщались. Только вот странно тут все, оказывается. Вроде неплохой человек был в том мире, разве что однобокие увлечения были у него. Но кто бы мог подумать, что из-за этого будет ему комфортнее в аду находиться.

– Согласен, Гарри, – ответил старец. – Ну, тут много будет еще странностей, с которыми ты столкнешься. Знай, что пути Господни неисповедимы и непостижимы. И, самое главное, не соверши большой ошибки! Что бы ты ни делал, что бы ни совершал и где бы ни оказался, никогда не позволяй хулу на Господа Бога. Если ты совершишь такой грех, то наказание будет мгновенным и неизбежным, и все кончится для тебя очень печально. Имей это ввиду, Гарри. А сейчас на вот, перекуси, и будем собираться в обратный путь. У нас еще день, нужно успеть посетить рай. Гарри быстро перекусил плодами, хлебом и вкусным жирным молоком, которые ему подал старец, и путешественники встали, а Наурус обратился к компании у костра:

– Ну, души свободные, благодарим вас за прием и спасение наше от ночной нечисти. Исправления вам и наслаждения милостью нашего Господа, а мы тронемся в обратный путь на стену. И кланяемся вам, и всего хорошего и счастливого вашей компании. И скажите на милость, как нам попасть на стену? А то приметы уже другие стали, вижу, пожиратели все маяки поломали, что я оставлял.

Тут из бассейна поднялся предводитель и, обмотавшись накидкой, произнес:

– Я, Гролл, предводитель душ этого места, рад был вас встретить. Мы всегда рады увидеть вас снова и будем рады, старец, если свое очищение от грехов ты частично передашь и нам, заблудшим душам. И мы, конечно, хотим искупления и очищения. Мы грешны, и мы будем ждать, Наурус, твоей помощи, – мужчина говорил это, глядя в глаза путникам. От его сильных плеч поднимался пар, и он был похож на древнегреческого бога. – В добрый вам путь. А чтобы найти дорогу было проще, вам ее покажет мой помощник Хаарам.

Когда он закончил говорить, путники еще раз поклонились в знак благодарности и поспешно последовали за проводником, выделенным предводителем.

На пути в рай

Наурус и Гарри уже довольно далеко отошли от места ночевки в аду. Впереди, перескакивая с камня на камень, выбирая наиболее удобные места для прохода, быстро шел Хаарам. Небольшого роста, коренастый, в черном балахоне, он шел уверенно, очевидно хорошо зная местность. За ним, стараясь успеть, шел Гарри. Небольшую группу замыкал Наурус, который, несмотря на высокий рост и почтенный возраст, был гибок и двигался наподобие рыси. Старец периодически оглядывался то по сторонам, то назад. И было видно, что дорога ему не знакома. Так быстрым шагом они продвигались к лестнице, ведущей на Великую стену.

Наурус не в первый раз пускался в такие путешествия. В своей жизни на том свете и как праведник он старательно и неукоснительно продолжал свое очищение. Отказаться от излишеств, которые можно было очень просто получить в этом мире, для него не составило труда. Да и на земле он умело избегал искушений судьбы. Живя в Средние века, он много видел и знал о судьбах человеческих и в одно время стал на праведный путь. Это еще больше укрепило его и без того твердый характер. Наурус любил людей и всячески стремился им помогать, за что и прослыл праведником, добился почитания, уважения и восхищения у окружающих. Темные Средние века заставляли людей совершать различные неблаговидные поступки, зачастую забывая о добродетелях, взаимопомощи, бескорыстии. И Наурус выделялся среди живущих. Тяжелое детство сироты и бесконечные войны того времени не только не сломили характер подростка, а потом и взрослого мужчины, но и дали ему чувство предвидения, предвосхищения событий. Может, это качество было плодом его врожденного ума, а может, интуицией, но прежде, чем совершить какой-либо поступок, помочь кому-то, защитить, Наурус всегда просчитывал возможные, а зачастую и невозможные варианты развития событий. Даже изначально зная и имея откровенные устремления совершать добрые поступки, ему всегда приходилось оценивать на много шагов вперед, чем может закончиться его помощь. Может, спасением жизни, а может, обманом и предательством того, кому он помог. Или, спасая кому-то жизнь от разбойников, он дает дорогу самому кровожадному из феодалов. Став взрослее, Наурус уже мог третьим чувством определять опасность предпринятых им действий и поступков.

Вот и сейчас они двигались за уверенно идущим Хаарамом, но во всем этом Наурус видел что-то тревожное, необъяснимо пугающее его. А интуиция, особенно последние несколько столетий, его не подводила. Поэтому Наурус напряженно старался запомнить приметы пути, чтобы вернуться и оценить обстановку. Что-то говорило ему о предстоящей опасности. Вдруг Хаарам остановился на ровной небольшой площадке, расчищенной от камней. Достаточно много времени прошло с тех пор, как они начали свой путь. Проводник жестом показал на камни, предлагая сделать передышку и перекусить. Путники удобно уселись на гладких валунах, Наурус своим волшебным умением произвести вкусную пищу накрыл на стол. Все жадно набросились на пищу.

– Хаарам, – спросил через некоторое время старец, – сколько еще нам идти? Должно быть, мы уже прошли половину пути?

– Наверное, прошли, – ответил Хаарам, отвернувшись и разглядывая нагромождения валунов, окружавших небольшую поляну. – Думаешь, так просто найти дорогу после пожирателей? Они каждый камень, каждый, даже огромный, валун сдвигают с места, пытаясь обнаружить живую и зрячую душу. И если бы не наши накидки, которые сделал один из членов племени, кстати, в прошлой жизни злой колдун, то нас бы точно нашли и сожрали. А тропы на ее прежнем месте нет и, кажется мне, мы идем немного в другом направлении, – Хаарам замолчал, продолжая медленно пережевывать еду.

Наурус еще больше задумался. Делать нечего, не возвращаться же. Нужно идти вперед, тем более что сумрак, и туман опять начал сгущаться, стало прохладнее. Путники спешили. Какое бы раздражение ни вызывал у старца проводник, надо было отдать должное Хаараму за его целеустремленность. Он то вскарабкивался на большой камень, чтобы уточнить дорогу, то быстрым шагом огибал препятствия и старался выполнять свои обязанности.

Гарри был раздосадован. Ему не терпелось, наконец, вырваться из удушающей, гнетущей атмосферы ада, хотелось снова вдохнуть аромат жизни, увидеть голубое небо и солнце. Так контрастировало это место с чистилищем, что Гарри невольно сравнил его с первыми днями, когда он умер, и когда сознание его души проваливалось во тьму. Ему не было страшно – рядом были Наурус и Хаарам, и он не был одинок. Но тревога в душе все больше нарастала, когда Гарри улавливал во взгляде старца тень неуверенности и озабоченности. А теперь появился еще какой-то неприятный пронзительный звук. И чем дальше они продвигались, тем пронзительнее и непонятнее становился звук. Вдруг тропа, по которой они шли, резко оборвалась перед огромной пропастью. Через нее путники увидели знакомые очертания великой, огромной стены. Когда они подошли к самому краю обрыва и заглянули вниз, то увидели отвесные стены и красные языки пламени. Далеко снизу шел звук, который беспокоил Гарри, он давил и закладывал уши, будто вдалеке множество людей что-то говорили, стонали, просили о помощи и тут же сыпали проклятиями от ненависти.

Хаарам бессильно опустился на землю, и стало понятно, что они заблудились. На сморщенном от старости лице проводника читались беспомощность и отчаяние. Это заметил Наурус, который понял, что тот не замышлял ничего дурного.

– Все, мы пришли не туда, – устало и с досадой произнес Хаарам. – Я не справился со своей задачей и привел вас на погибель. Это преисподняя, туда попадают души, которые не дожидаются даже Великого суда. Там терпят наказание грешники, которые ни исправить себя в чистилище не могут, ни даже в аду пребывать не достойны. По рассказам чистильщиков, там только страшный огонь, боль и страх. Бесконечный ужас и страх. И попасть туда очень просто, а вот выбраться невозможно. Я не знаю, что нам теперь делать. Только идти обратно. Но мы не успеем, покров ночи принесет нам бедствия и пожиратели – лишь малая часть тех, кто рыскает в этом мире в поисках заблудших душ…

– Стой, посмотри! – вдруг перебил его Наурус. – Я вижу там, чуть дальше, свет на нашей стороне обрыва. Как будто там кто-то есть. Пойдем узнаем, что это за свет. Других вариантов у нас нет.

– Да, я тоже вижу свет, – подтвердил Гарри. – Идем скорее и узнаем, кто это.

Наурус быстро пошел в сторону огонька, за ним двинулся Гарри и позади расстроенный Хаарам. Пройдя совсем немного, они увидели небольшой каменный дом с крохотным окошком. Маленькая дверь, куда Наурус мог бы войти только сильно пригнувшись, была закрыта. Путники постучали. Когда никто не отозвался, они постучали сильнее, потом еще раз и еще. Ведь там кто-то был.

Через некоторое время путники услышали шарканье. Кто-то подошел к двери, и раздался женский звонкий голос:

– Кто это? Кто стучит?

Гарри показалось, что его обманывает сознание. В этом сером мире он еще не видел ни одной женщины. Хаарам ответил:

– Откройте нам, мы путники и идем к Великой стене, немного заблудились, а скоро ночь, и нам нужно на ту сторону как можно быстрее!

– А сколько вас? – раздалось по ту сторону двери.

– Нас трое, двое из светлых миров и я, живу в этом мире.

В доме, видимо, задумались ненадолго, но вдруг раздался звук отпираемых засовов. Дверь открылась, и взорам мужчин предстала красивая молодая женщина, одетая в чистую яркую одежду. В свете костра, горящего в очаге домика, она казалась прекрасной, блики огня сверкали на ее ярко-красных длинных волосах. Ее красивое лицо расплылось в улыбке, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.

– О, путники, я рада вам, – промолвила огненно-рыжая красавица. – Заходите скорее в дом.

Мужчины зашли внутрь, и только на лице Науруса можно было заметить возросшее напряжение.

– Ну, заходите, заходите, садитесь за стол, – радушно пригласила хозяйка и усадила путников на лавки. – Сейчас ужинать будем. Знаете, я очень вам рада, ведь уже много времени я не видела ни одной души, и даже поговорить не с кем. Только этот бесконечный тягостный вой снизу ущелья и все. Даже кровь стынет от ужаса, как подойду поближе. Кстати, они иногда выбраться пытаются оттуда. Но ничего, стены-то у моего жилища крепкие, стоит этот дом с начала времен, ему хоть бы что.

Хозяйка грациозно передвигалась по своему жилищу, разговаривала с гостями, попутно доставая посуду и ловко расставляя ее на столе. Мужчины даже не могли вставить словечка в ее бесконечный поток слов. Гарри как завороженный смотрел то на свет дающего тепло и покой очага, то на изящные формы хозяйки. Тепло и уют действовали на него расслабляюще и умиротворенно. Гарри уже никуда не хотелось идти и ни о чем не хотелось думать. Так бы и глядел он на хозяйку этого странного и гостеприимного жилища в этом Богом забытом уголке мира… Вдруг Гарри показалось, что он уже не среди этого черного враждебного ада, а в прекрасном месте, где кругом благоухание цветов и пение не известных ему птиц. Ему привиделась прекрасная девушка, очень похожая на хозяйку этого дома, она разделась, обнажая свое стройное тело, разглядывать и ласкать которое можно вечность. Вот уже Гарри приближается к ней, улавливая чуть терпкий и такой возбуждающий запах молодой женщины, дотрагивается до ее прохладной бархатной кожи. Она отвечает взаимностью, награждая мужчину сладким поцелуем ярко-алых губ. Ее длинные волосы приятно щекочут не только тело, но и где-то глубже, пробуждая вожделение и страсть…

– Ну-ка прекрати сейчас же, остановись, грешница! – раздался знакомый голос. – Ты что удумала, плутовка?

Гарри понял, что Наурус сильно раздражен и зол. Гарри пришел в себя и осмотрелся. Так же мирно поблескивали всполохи огня в очаге. Накрытый стол был полон яств и напитков. И лишь взглянув в другую часть комнаты, Гарри увидел в дальнем углу взбешенного и от того казавшегося еще больше Науруса. Он потрясал своим посохом и ревел во весь голос:

– Как ты посмела нас обмануть? Признавайся, лиходейка, а не то размозжу своим посохом твою никудышную голову! Ну, говори сейчас же, что хотела сотворить?!

В самом углу, сбившись в комочек, сжалась от страха красноволосая красавица, ее плечи дрожали. Она лепетала сквозь стучащие зубы:

– Я? Не-е-т, ничего не хотела, тут место такое, желаемое всегда за действительность выдает. Все наши п-п-предрассудки или же, наоборот, все наши мечтания возникают и становятся явью.

– Правды от тебя не услышать! Не буду я пачкать о тебя руки и губить свою душу! Просто сброшу тебя с пропасти в преисподнюю, там тебе и место.

Наурус отложил в сторону посох и кинулся на женщину, словно дикая кошка на добычу. Он перекинул красноволосую через плечо, а та безмолвно стучала кулачками по спине Науруса. Гарри стало жаль девушку, он подумал было заступиться за нее, хотел что-то сказать старцу, когда тот, как бы поняв его намерения, кивнул в сторону стола. За столом сидел Хаарам. Его взгляд был стеклянным, он ничего не слышал, хоть ревом Науруса, казалось, была напитана вся округа. Он медленно покачивался из стороны в сторону и блаженно чему-то улыбался.

– Хаарам, – тихо позвал Гарри, – очнись, проводник. – Никакой реакции не последовало. Тот, как и прежде, улыбался своим приятным видениям. – Хаарам! Проснись! Ты слышишь меня?

– Нет, он не слышит. Мы все попали под колдовские чары этой рыжеволосой ведьмы. И на земле они сильны, а в этом мире их сила становится еще мощнее. Не просто так их раньше сжигали, нет, не просто так! И сейчас надо сбросить ее вниз, к тем ужасным голосам из преисподней. Там ей место, вот пусть там и колдует.

Девушка на плече Науруса, сначала извивавшаяся как змея, вдруг затихла. И уже смирившимся и равнодушным голосом произнесла:

– Поставь меня на ноги, путник, я скажу, что тебе сейчас нужно. Я расскажу, какая опасность ждет всех нас сейчас, через мгновение, или через час, я не знаю точно, когда, но я знаю точно, что это будет. А еще я знаю, как вам попасть на Великую стену… И я знаю, что нужно тебе лично, старик, – рыжеволосая на мгновение замолчала и, когда Наурус переложил ее на другое плечо, поспешно продолжила: – Я знаю, что ты хочешь увидеть благостный лик ангелов, спустившихся за тобой, и ты каждый божий день ждешь этого и никак не можешь понять, что ты делаешь не так и почему ты до сих пор не достоин настоящего рая!

Наурус замер и через мгновение поставил рыжеволосую на ноги.

– Ну смотри уж, колдунья, видел я таких в аду, видал-перевидал и хорошо знаю вашу двуличную сущность! Вздумаешь со мной шутки шутить и своими колдовскими чарами воспользуешься, тогда точно пеняй на себя. Даю слово, сброшу тебя со скалы ко всем чертям! – старец перевел дух и продолжил: – Ну, давай, выкладывай, что ты там говорила про опасность?

Рыжеволосая поправила смявшуюся одежду, не спеша собрала волосы на затылке в тугой хвост и как ни в чем не бывало улыбнулась путникам.

– Ну вы на меня не сердитесь. Ко мне гости уж очень редко заходят нормальные, такие как вы. В основном души непокаянные, все в каких-то ужасных болячках грехов, живого места не найти. Ни поговорить, ни посмотреть не на что. Ну это в лучшем случае. А большинство гостей просто ненасытные пожиратели других душ или эти, что из преисподней. Там от страха и боли души теряют все человеческие чувства, они не могут ни общаться, ни что-либо делать, они могут только одно – сводить с ума своим ужасом и страхом от постоянной нестерпимой боли, не прекращающейся вины. Они уже не люди и даже не души, только фрагменты худших и низменных человеческих чувств. Сама Вселенная поставила на них крест, время их остановилось, они превратились во фрагменты мироздания и когда-то, возможно, станут частью материи, например, новой звезды или времени.

– Ну давай, рассказывай о главном, о какой опасности ты говорила и как попасть нам на Великую стену? – Наурус снова начинал терять терпение.

– Не торопи меня, старец, – рыжеволосая явно любила острые ощущения и хоть совсем недавно верещала, как раненая птица, то сейчас совсем оправилась и с улыбкой человека, который знает намного больше окружающих, продолжила: – Не торопите меня, тут главное все правильно вспомнить и вам предать. Ну, во-первых, я хочу вам сказать, что этот домик стоит тут с начала всех времен. Кто его сделал и кто тут жил первым, я так и не выяснила. Но одно я поняла, что этот дом становится частью того, кто в нем живет. В этом мире я живу почти триста лет, и кто только не собирался со мной расправиться. Помню, как я несколько раз убегала от гневных душ, когда собирала головешки для очага, сколько раз спасалась от лукавых и многоликих в своих коротких вылазках для изучения близлежащей округи. И когда уже не было надежды, стоило только мне забежать в этот дом, он сразу скрывал мое местонахождение. Даже пожиратели душ, рыскающие в округе, обнюхивающие все камешки и переставляющие скалы, всегда проходят мимо. Какое-то необыкновенное чудо дарит этот маленький домик, и я его люблю. Он как будто живой и меня защищает, – рыжая оглядела слушавших ее мужчин и, как будто спохватившись, продолжила: – Да, опять я разболталась, да не в ту сторону. Про опасность. Конечно, с пожирателями вы познакомились тут, но это тупые, безмозглые создания. Они опасны, когда застали вас врасплох, незащищенными. А мы тут, как я сказала, под защитой дома. Конечно, опасны и те, кто в преисподней. Но это только в том случае, если они вас захватят своими воплями или видениями. Они, как древние сирены, могут затащить ваше сознание и предать его неимоверной тоске, и вы сами броситесь к ним в пропасть. Но вас трое и, думаю, вы сможете друг друга уберечь. Хотя это тоже опасность. Но самое страшное здесь – это проклятые колдуны. Я открою вам свою тайну. Я тоже ведьма. Но от этого дара или наказания, называйте, как хотите, не уберечься и не отречься. У меня есть сестра-близнец. Меня назвали Лара, а ее – Лора. Мать свою я плохо помню. В детстве о ней мало кто рассказывал, а умерла она, когда нам было четыре годика. Нас взяли в семью простые крестьяне с нашего села. Это был 1254 год. Жили, помню, мы хоть и бедно, но счастливо. У наших приемных родителей своих детей было мало по меркам того времени. Всего трое, три мальчика. И мы с сестренкой. Всего получилось пять детишек. Отец наш был трудолюбив, как вспоминаю, чуть свет, и сразу на работу: то поле пашет, сажает что-то, то скотину на выпас выгоняет, то дом чинит. Дом свой был. Излишеств мы, конечно, не видели, но с голоду не померли, и слава Богу. Так и жили. Прошло какое-то время, мы выросли, стали на нас парни заглядываться. У молодых всегда кровь горячая. Так вот, сестренку мою сосватали и отдали замуж за красавчика в соседнее село. Все как нельзя лучше складывалось. Пришло и мое время, и на меня глаз положил один парень из моего села, из зажиточной семьи. Втихую встречались с ним, миловались, к свадьбе готовились. Что уж говорить, влюбилась я по уши. Счастливая была в то время. И неожиданно у меня открылся дар, как говорили, наверное, от матери перешел, а она будто знахаркой была, лечила всех – и скотину, и людей, роды тяжелые принимала, да мало я о ней знала, все по слухам и рассказам. Так вот, как-то шла я за водой до колодца, увидела птаху на земле, крыло волочит, прихрамывает. Я к ней подошла, а она не улетает и не убегает. Взяла ее в руки, успокоила, подула на нее, а та – раз! – и улетела. Я значения-то не придала, пошла дальше. А тут скоро и другой случай представился. У отца главная лошадь была, пахал он на ней, сеял, на базар ездил. А тут заболела она, не ест, не пьет. Отец весь в думах, расстраивается, а я, как узнала, пойду, думаю, посмотрю, что с лошадью-то. Пришла в конюшню и гляжу – лошадь стоит грустная какая-то, голову опустила, видно болеет и не ест, и не пьет, вторые сутки пошли. Подошла к ней, а сама за отца больше переживаю, расстроен он. Погладила лошадь, поговорила с ней, успокоила. А на утро отец радостный говорит, что лошадка-то оклемалась и стала корм есть и пить начала. Потом случай с собакой был, еще свинью как-то соседскую вылечила. Гуси болели у мужика одного в селе, тоже получилось вылечить. Сначала отец не замечал, а потом подметил и однажды высказал, мол, дочка, ты лечить можешь, ну и про мать рассказал все. Что знахаркой была, лечить умела и травами, и заговором. И тебе, мол, этот дар передался. Ты, мол, не стесняйся этого, помогай людям, не таись. Добрый был человек отец, добрый, но слишком доверчивый, все в светлое верил, в хороших людей. И я поверила. Стала сначала скотину у соседей лечить, потом все село стало приходить и просить помощи. Никому не отказывала, ни с кого денег не брала. Люди уважать меня стали, а мне что еще надо в молодости-то? Встретят добрым словом, поблагодарят – вот и награда! И с парнем моим все хорошо было. Влюбился он в меня, говорил, что не может жить, и свет, мол, не мил без тебя, Лара. Милы слова для молодой девицы, разжигают они доверие и любовь. И уж собирался парень мой сватов засылать, да благословения родителей получать, но тут как на зло беда пришла отовсюду. Люди начали болеть и быстро умирать. А болезнь называлась чума. И не было от нее никому ни спасу, ни пощады…

Рыжеволосая замолчала, как будто нахлынули на нее тягостные воспоминания, и боль в душе снова стала свежа, как в то время. Мужчины тоже молчали, слушали внимательно. Девушка совладала с собой и продолжила с дрожью в голосе:

– Так болезнь бушевала сорок дней и ночей и много человеческих душ на тот свет отправила. Люди в селе стали замкнутыми и злыми. Никто уже не здоровался и не улыбался друг другу. Страх и тревога овладели жителями деревни. И когда прошло два с лишним месяца, а жители села продолжали болеть и умирать, как-то ночью проснулись мы от громких криков со двора, кто-то барабанил в дверь. Отец разбудил всех, сказал спрятаться в чулане на всякий случай. Спрятались мы, дверь прикрыли, а там, как сейчас помню, гирлянды лука, чеснока, трав лечебных полно, висят заготовки на зиму. Отец как дверь открыл, наполнился наш дом человеческими голосами и светом факелов. Сначала все кричали, и разобрать ничего было нельзя. А потом, когда толпа немного успокоилась, стал слышен голос старосты. Я его хорошо знала, он два раза за мной присылал, чтобы я его детей вылечила. Так этот староста и говорит, мы, мол, тебя знаем и семью твою тоже. Ты вырос вместе с нами, и твои родители тут многие века, и прародители тут жили. А вот приемные дочери твои со стороны, пришлые. И знать их род не знаем, и доверять им не можем. Говорят люди, что мать близняшек твоих колдунья была страшная и много горя принесла людям и померла от этого в муках. Поэтому сельский сход решил так: девчонку и ее сестренку на площади сжечь живьем, чтобы наговор и колдовские чары рассеялись, и стали бы мы жить, как прежде, счастливо и в достатке.

Лара замолчала. Только видно было, как она заново переживает события тех лет. Наурус кашлянул и сказал, правда, уже не так злобно:

– Ну, этот твой рассказ интересен, но как он нам может помочь-то? Ты рассказываешь, что была колдуньей, и сожгли тебя, и теперь живешь тут, в аду. Нам-то что с этого? Что нам-то делать сейчас? Или ты снова за старое взялась, зубы нам заговариваешь, козни опять строишь?

– Нет, послушай! – перебила его Лара. – Сейчас уж ночь на дворе, посмотри в окошко. Черным-черно все кругом. Куда вы сейчас пойдете? Себе погибель искать? Или хотите свалиться к воющим душам с обрыва или попасться к пожирателям душ? Нет, негоже так. Если бы хотела, то давно бы вас отправила на все четыре стороны и соврала бы, все равно поверили бы. Ведь благие души доверчивы, я-то знаю. Я вас тут сохраню и, как только тьма отступит, покажу, как быстро попасть на стену. Доверьтесь мне, вам все равно идти некуда.

И на самом деле путникам некуда было деваться. И тут Хаарам, который не промолвил за все время ни слова, сказал:

– Да, разумное предлагает эта дева, сейчас тут очень опасно, и в этом доме, видимо, можно и оборону держать. Переночуем здесь и по утру назад пойдем или, может, по новому пути. А коли мы тут надолго, расскажи нам, бестия, чем все у тебя закончилось-то в ту ночь?

Рыжеволосая обвела мужчин взглядом и, не встретив возражений, продолжила:

– Что дальше? Дальше и так понятно. Отец, конечно, против был, мать криком стала кричать, что негоже из-за каких-то слухов человека жизни лишать. Ну а народ непреклонен был. Отца чем-то ударили по голове, кровь во все стороны полилась, мать с братьями затолкали в чулан и заперли, что же мальчики, совсем юные. А надо мной стали издеваться. Сначала били, кто ногами, кто руками, а когда упала на пол, подняли на стол и стали бить плетьми. Всю кожу в клочья разорвали вместе с одеждой, все перемешалось в месиво, руки сломали. Так больше ужас был не от боли, от нее я иногда теряла сознание – помогало, а больше от стыда и страха! Вдоволь наизмывавшись, понесли меня на площадь, сама-то я еле жива была, идти уж не могла. А к тому времени и телега с сестрой из соседнего села приехала. Она тоже вся избитая и израненная, ее вообще ножами истыкали, но так, чтобы сразу не умерла. В центре площади врыли бревно, вокруг разложили хворост и с криками и улюлюканьем привязали меня и сестру к столбу, чуть живых. Повисли мы на руках, ноги-то не держат. И висим мы с сестрой на столбе, слова молвить не можем, разбито все, только смотрим друг на друга жалобно, держись, мол, сестренка, держись, скоро все закончится. А тут, глянь, два хлопца с факелами бегут поджигать. Одного я точно узнала, женишок оказался. Хворост быстро вспыхнул, жар нестерпимый. Воздуха не хватает, а потом все тьма окутала. Просыпалась, казалось мне, после этого несколько раз, но кругом тьма. А потом возле домика этого оказалась. Одна. Зашла, прибралась и стала тут жить, попутно и с чудесами этого мира познакомилась, все-таки забредают сюда иногда путники. Вот и вся моя короткая жизнь, – Лара замолчала на короткое время, обвела взглядом внимательно слушавших ее мужчин и добавила: – И вот тут нахожусь столько времени и никак не могу понять даже не поступка напуганных людей, а за что меня в ад отправили? Я же только хорошее на земле делала, никому вреда не причиняла, не грешила! А сестру за что такое наказание постигло? И где она сейчас, горемычная? Одно знаю, где-то тут она, в одном из миров. Все бы отдала, только бы свидеться с ней! Но никуда отсюда не ухожу, страшно мне. Кажется, увижу кого из знакомых деревенских, не сдержусь во гневе, нагрешу и гореть опять буду. Ужасно это все.

В домике повисло молчание. Каждый вспоминал свою земную жизнь. Вскоре Наурус нарушил тишину:

– Да, грустная твоя история. Но зря ты тут себя в заточении оставила. Зря. Нужно стараться разорвать этот порочный круг. Какой, спросишь? На это отвечу. Почему ты тут оказалась? Все ведьмы и колдуны имеют силу на земле, силу не людскую, скажу, не по чину. Не может человек применять колдовские чары, не положено это ему на земле. Потому как, имея такие способности, проживи ты длинную жизнь, все равно пришло бы время, когда ты эту силу применила бы не во благо, а ради корысти или мести, минутной злости. Рано или поздно не удержалась бы. И тогда непоправимые последствия имела бы твоя сила, потому как, зная одно, ты не ведаешь другого, а сотворив зло, не знаешь, как все исправить. Поддавшись мимолетному увлечению, чувству, ты уже не смогла бы повернуть все вспять. Нарушив течение времени и событий, на что у тебя хватило бы дара, ты уже ничего не смогла бы изменить, исправить, потому как распоряжаться судьбой или ходом событий человек не в силах. Такие особенности остались у людей от прародителей, первых людей, которым это дал Бог. А на земле боги не живут, люди, как бы сильны они не были, все равно остаются людьми. Слабыми или сильными, злыми или добрыми, но людьми. И поэтому такой дар больше наказание, трудно жить таким людям. Подумай, если ребенку дать мощное оружие, например силу, чтобы он, неразумный, смог натворить? То-то же. И по тем же причинам все колдуны и ведьмы, кто хоть раз использовал свою силу на земле, попадают в ад. Но это еще не приговор, по крайней мере до Великого суда. Это возможность исправиться. Пойдешь с нами в чистилище, попробуешь пожить там, исправить свою душу поступками, служением Богу и любви Божьей, которую он нам завещал. Поняла?