Франциск Ассизский

Бомж-алкоголик не возвращался. Папа сказал, что, наверное, он в каком-нибудь госпитале на лечении. А после лечения ему помогут с жильем, и сюда он уже вряд ли вернется.

Жаль! Залив без бомжа опустел: никто больше не кормил птиц, не пел песни крабам, не дрессировал кота.

А еще… я чувствовал себя виноватым, что тогда не отдал ему свою рыбу.

8

В то осеннее утро выдалась на диво теплая погода. Мы с папой шли по тропинке к нашему месту на берегу.

Когда мы проходили мимо палатки бомжа, я увидел, что над тлеющим кострищем вьется дымок. Из палатки вдруг выскочил дикий кот и скрылся в кустах.

– Бомж вернулся! – воскликнул я и побежал к берегу.

– Хэлло, – я протянул ему руку. Только сейчас я понял, как соскучился по нему.

– Хэлло, бой, – он пожал мне руку в ответ.

Бомж сидел на большом камне у воды, в темном халате, перевязанном поясом. Курил.

Сейчас он выглядел более-менее ухоженным, не таким лохматым и грязным, как прежде.

– Ты уже вылечился? – спросил я.

– Да, меня прооперировали и из госпиталя направили на реабилитацию. Но я оттуда сбежал.

– Правильно сделал, что сбежал, – поддержал его я. – Только не говори об этом моему папе. Мой папа медбрат, захочет тебя опять лечить.

– Спасибо, что предупредил.

– Давай ловить рыбу вместе.

– Нет, как-нибудь в другой раз, не сегодня, – он подозрительно покосился на подошедшего папу. – О’кей, бой, мне пора, меня ждут, – отбросил окурок и, поднявшись, пошел вдоль берега.

Из птиц первой его увидела серая цапля: она устремила на него маленькие острые глазки и захлопала крыльями.

9

В тот день я наловил полный садок рыбы!

Поздно вечером я лежал в своей кровати, прикрыв глаза. Мне казалось, что я не дома, а все еще на заливе: держу спиннинг, и некто таинственный в воде дергает за крючок.

Я блаженно вдыхал запахи водорослей и палых листьев.

Мне мерещился мужчина в темной рясе, подвязанной поясом. То ли это был святой Франциск, то ли бомж. Утопая в золотистых травах, он не шел, а словно скользил по земле, по колючкам и разбитым бутылкам, едва касаясь их босыми ногами, и там, где проливалась его кровь, вырастали живые цветы.