Глава 5. Центр
С бабульками у подъезда Иван поздоровался как со старыми знакомыми, поинтересовался здоровьем и заверил, что если им понадобится помощь, пусть обращаются к нему по любому поводу.
Маша ждала дома. Вручив букет, Иван спросил, какие у нее планы на вечер.
– Зависит от тебя, – сказала она.
Он улыбнулся, набрал на телефоне номер мамы и объявил в трубку:
– Ждите гостей, вечером приеду с невестой.
– Ты обо мне ничего не знаешь. – Интонация не соответствовала счастливому взгляду, в голосе Маши сквозили сомнения.
Иван с Машей до сих пор не дотронулись друг до друга, они стояли лицом к лицу, и глаза говорили больше чем слова.
– Знаю достаточно, меня ничто не пугает и ничто не остановит, даже если узнаю что-то еще. – Голос Ивана был тверд. – Любовь с первого взгляда – когда встречаешь человека, которого давно полюбил в мечтах и в долгом ожидании. Ты моя половинка, я люблю тебя и хочу прожить вместе всю жизнь. Если нечто встанет на пути – не завидую этому нечту. Поверь, когда я что-то говорю, оно именно так и никак иначе, сказанное обдумано и выстрадано. Я так живу, это подтвердят все, кто меня знает.
– Я знаю. Мне про тебя тоже рассказали.
– Виктор Алексеевич?
– Я ответила ему, что теперь, когда знаю все, с тобой мне ничего не страшно. Мне целое досье показали.
Иван сделал шаг вперед.
Букет выпал из рук Маши, встретившиеся губы вознесли тела под хруст длинных роз под ногами. Маша пыталась отстраниться, ей было жаль цветы. Иван не позволил. Цветы он подарит новые, а невероятный миг не повторится. Иван крепче сжал Машу в объятиях. Счастье. Как же все просто. Два человека рядом – и ничего больше не надо.
Поцелуй длился вечность, потом еще одну. Руки не позволяли себе лишнего. Успеется. Иван чувствовал дрожь Маши, это было больше, чем счастье. Маша любила его так же, как он ее. Или устала от одиночества? Теперь одиночество ей не грозит, все беды – в прошлом.
До сих пор Иван жил мечтами о будущем, сейчас вселенский переключатель перевели в режим «настоящее». Много лет настоящее ускользало, сразу становясь прошлым, и в жизни оставалась пустота. «Есть только миг между прошлым и будущим…» – как в известной песне. Все переменилось. Миг стал вечностью, жизнь обрела смысл.
Иван хотел ехать в Безводное на автобусе, Маша удивила:
– В Центре можно взять служебную машину.
Иван уже отличал центр и Центр, разница передавалась интонацией. Первое слово означало центр города, оно звучало обыденно-скучно, а расположенный на окраине Тихомировска медцентр, называемый горожанами просто Центр (тот самый «палец» на карте, показанный городом Ивану), проговаривали возвышенно, тон повышался до торжественно-благоговейного: «Центр!»
– Кроме бухгалтерии я работаю в благотворительном фонде, – объяснила Маша. – Я там практически с основания, у меня большие полномочия. Собственно, в фонде я работаю больше, чем в бухгалтерии. Как сотруднику высшего звена мне полагается бонус – служебная машина. Можно взять с водителем, можно без.
– Права у меня с собой. За машиной нужно ехать или дойдем пешком?
– Выйдем навстречу, ее подгонят.
Маша отправила сообщение с просьбой о выделении служебного транспорта.
Из подъезда они вышли под руку. Бабульки на лавочках всполошились, каждая спешила высказаться, отчего разобрать что-то в поднявшемся гаме было сложно. Общий тон был благожелательным, особенно часто повторялось:
– Хороший парень, держись его.
Маша крепче сжала руку Ивана: «Держусь!»
– Ты им понравился, – сказала Маша с улыбкой, когда подъезд остался далеко позади.
Возможно, это значило, что были другие, кто не понравился, но – какая разница? Победитель – Иван.
Они с Машей не прошли и квартала, когда рядом притормозил высокий внедорожник. Из водительской двери, поигрывая ключами от машины, вышел Дабрый.
– Привет, э-э… золовка? Все время путаюсь в названиях. Сестра жены – как сказать одним словом?
– Свояченица, – подсказала Маша.
– А я тебе, получается, свояк?
– Свояк – муж свояченицы, а ты – бывший зятек.
Дабрый кинул ключи Ивану и, театрально вздохнув, опять повернулся к Маше:
– И почему в России не разрешено многоженство? Вместе с Леной я и на тебе бы женился.
– Я бы за тебя не пошла.
– А за него пойдешь? – Дабрый мотнул выбритым подбородком на молчавшего Ивана.
– За него – да.
– Мне говорили, я не верил. Значит, правда – нашла коса на камень? Уж, замуж, невтерпеж?
Видно, что Маша и Дабрый давно знакомы, разговор велся как между старыми друзьями. Иван помалкивал. Дабрый просто языком молотит, а каждый ответ Маши – как бальзам на рану.
– Масянь, ну погляди на меня с Иваном, – не успокаивался Дарый, – у нас же одно лицо, один рост, одна комплекция. Чем он лучше меня?
– У него нос прямой.
– Проблема легко решается.
Дабрый замахнулся, Иван поставил блок прилетевшему в лицо кулаку, завязалась шутливая потасовка.
– Дима, у нас время поджимает, – вмешалась Маша.
Дабрый ослабил хватку – в рукопашке, как с горечью признавал Иван, приятель всегда был на голову выше.
– Слушаю и повинуюсь. – Дабрый выпустил Ивана из рук, поставив перед Машей как куклу. – Кстати говоря, это именно я такого красавца в город привел. А если вдруг не понравится – у меня еще один есть, повыше и поумнее.
На Коляуса, гад, намекал. Теперь Иван замахнулся, а Дабрый изобразил испуг и ловко ушел от удара.
Прежде чем сесть за руль, Иван обошел машину по кругу. Китайский рамный внедорожник. Потрепанный, но крепкий. Подвеска доработана для увеличения клиренса. Шины – «злые», с возможностью бойко «шарашить» по любому бездорожью, не боясь закопаться в песке или грязи. Наметанный глаз отметил несообразность в стеклах и ширине дверей. Машина была бронирована.
– Тяжеловат, хотя сидит удивительно высоко.
Дабрый ухмыльнулся:
– Под капот загляни.
Иван заглянул. Двигатель в машине стоял от мощного «Мерседеса». Не лицензионный аналог, как на некоторых «корейцах», а настоящий, с трехлучевой звездой.
– Достойный аппарат. Страховка без ограничений?
– Все учтено, езди спокойно. Свидетельство и полисы в бардачке.
Дабрый попрощался, Иван сел за руль, Маша разместилась рядом.
– Броня, мощь, скрытый тюнинг… Откуда такой агрегат? – Иван погладил автомобиль по приборной панели.
– Подарок фонду. В последнее время нам жертвовали много машин, разных, в том числе и таких, сделанных под заказ. Часть мы выставили на продажу, часть используем, остальное дарим больницам, детским домам и многодетным семьям. «Гелендваген» директора фонда – тоже чей-то взнос, а не куплен за бюджетные деньги.
Город процветает благодаря Центру, Центр – благодаря благотворительному фонду. Понятно, почему Маша гордится своей ролью в работе этой организации.
– Если бы не фонд «Тихомир», медцентр остался бы обычной районной больницей, – слова Маши продолжили мысль Ивана. – Что было на месте Центра несколько лет назад? Полуразобранный на металлолом забор, за ним – больница, морг, крематорий. За забором – кладбище. Местных врачей в городе боялись как огня, медцентр с пренебрежением называли «болельник-умиральник» и «проходная на тот свет», горожане при любой возможности лечились в областном центре и других крупных городах. Все изменилось до неузнаваемости. Жители других городов выстраиваются в очередь к нашим врачам, в Центре появилась аппаратура, о которой мечтают столичные клиники. У нас делают операции, доступные только в Израиле и Германии. Сейчас к нам приезжают из Москвы и даже из-за границы.
«У нас», «к нам». Маша жила делами фонда, ее глаза горели, щеки пылали румянцем. Чувствовалось, что только в благотворительном фонде она ощущала себя нужной, там был смысл ее жизни. Она нашла себя в помощи людям.
А Иван нашел Машу и через это нашел себя.
– Пожертвования позволяют бурно расти, на деньги фонда Центр строит новые корпуса и дома для сотрудников, – пылко продолжала Маша важную для себя тему. – Видел церковь у городского рынка?
Иван кивнул. Большой пятиглавый храм в старорусском стиле не заметить нельзя, он бросался в глаза с любой точки города, золотые купола сверкали, а строителям и архитектору Иван дал бы премии – не каждый храм похвастается сочетанием благородной красоты, изящества и воздушности при ощущении мощи и чего-то истинно небесного, не от мира сего.
– Старую церковь восстановили тоже на деньги фонда, два года назад на ее месте были руины. Построены многоэтажки, где квартиры подарены многодетным семьям и обездоленным…
Маша рассказывала, Иван улыбался. Ему невероятно повезло. Спасибо деду Филату, что схватился за топор, иначе счастье прошло бы стороной.
За городом рука Маши сжала руку Ивана. Коробка передач на внедорожнике стояла автоматическая, правая рука в управлении требовалась, и дальше километр за километром Иван и Маша ехали держась за руки.
До деревни оставалось километров пять, когда слева показался лесок, известный всем безводновским. Туда уединялись парочки. Если занято – никто не сунется. Сейчас, пока листва не перекрыла вид, легко просматривалось, что машин и другой техники за деревьями нет, а своим ходом по грязи туда никто не полезет. Иван указал глазами на лесок:
– Можно остановиться ненадолго. Я сверну?
Рука Маши сжала его руку сильнее:
– Не сейчас.
Они поехали дальше.
Встреча с родителями прошла «на ура». Иван заранее шепнул: о семье и прошлом Машу не расспрашивать, больная тема, позже он расскажет сам. Застолье продолжалось до полуночи, блюда сменялись одно другим – мама с бабушкой постарались на славу.
Маша понравилась всем.
– Хорошая девушка, – говорила мама, слово в слово цитируя подъездных бабулек, – держись за нее.
Папа молча показал поднятый большой палец. Родственники одобрительно кивали.
Маша, не переставая, говорила о фонде. Как оказалась, она посвящала ему всю себя, ни на что другое не оставалось ни сил, ни времени. Бухгалтером Центра Маша работала на полставки и прямо призналась, что больше числилась, чем по-настоящему работала. Прямое начальство не возражало – в качестве активного сотрудника фонда Маша приносила Центру больше пользы, чем если бы копалась в бумажках и составляла отчеты. Большую часть рабочего и свободного времени Маша вела дела благотворительного фонда «Тихомир», помогая людям адресно и массово, больным и больницам, сиротам и детским домам, домам престарелых и одиноким старикам. Для десятков людей собраны деньги на операции за границей, и в то же время куплено оборудование и наняты специалисты, чтобы впредь такие операции делались в России. И не где-нибудь в столицах, а здесь, в небольшом райцентре, где пять лет назад в роддоме не было горячей воды, а в стоматологии зубы лечили только выдергиванием.
С удивлением выяснилось, что у Маши невероятно большая зарплата – работа с полной самоотдачей оплачивалась фондом с редкой для нынешних времен справедливостью. Маша смущенно поведала, что получает только часть полагающихся денег, остальное жертвует на нужды тех, кому плохо. Дела фонда абсолютно прозрачны, каждая трата – на виду, каждое пожертвование и каждый дар фонду можно отследить. Работа в фонде для Маши – счастье, ни о чем другом она не мечтает.
Маша впечатлила и очаровала всех. Ее непрактичность заставляла окружающих опускать глаза, каждого колола совесть: а что для других сделал я? Даже больше: смог бы я, вот лично я, так же посвятить себя людям?
Чем больше Иван узнавал Машу, тем больше влюблялся, хотя, казалось бы, куда уж больше. Вчера он готов был за нее убить, сегодня – умереть. Кто думает, что это не любовь, тот ничего не понимает в жизни.
Обратно Иван с Машей ехали во тьме, мощные фары прекрасно освещали дорогу, мимо проносились тени деревьев, тянущих к машине жуткие корявые лапы. По правой стороне приближался «лесок уединений».
– Я сверну? – тихо предложил Иван.
– Не надо. Поздно. Поехали домой.
Она сказала это просто и буднично. «Домой». Имелось в виду – к ней, у Ивана своего дома в городе не было.
– Чем планируешь заниматься? – спросила Маша.
– Сегодня?
– Вообще.
– Ты про работу? – Он смутился. – Ищу. Говорят, в Тихомировске нужны хорошие водители.
О работе на ведомство Коляуса приходилось молчать. Собственно, это была не работа, а приработок, но при удачном стечении обстоятельств…
Если проявить себя и все сложится удачно, можно подать документы на восстановление. Со времен сорванного испытательного срока Иван превратился в другого человека.
В пути он не смог не спросить Машу:
– Слово «Лиапата» тебе что-нибудь говорит?
– Дошли городские слухи?
– Отголоски слухов. Никто ничего не знает.
– Не хочу об этом говорить. И мне неприятно, что ты этим интересуешься.
– Хотя бы намекни, чем тема неприятна, и мы к ней больше не вернемся.
– Одно время слухи про Лиапату лили грязь на мою семью. Не называй при мне этого имени.
«Имени». Хоть что-то.
С другой стороны, слухи – это слухи и ничего больше. У Коляуса каждая из версий построена на слухах. Возможно, не существует никакой Лиапаты, кто-то в шутку или ради разовой цели превратил досужие домыслы в реальность, и теперь она многим мешает жить.
Но выкрик «Лиапата» или что-то подобное Иван слышал сам, последствия оказались странные и, для избитого, печальные. Придется разбираться по плану, предложенному Коляусом – шаг за шагом, проверяя одну догадку за другой.
***
Маша его не отпустила. Автомобиль остался у подъезда.
На следующий день Иван с Машей подали заявление в ЗАГС, свадьбу назначили через три месяца, летом. Иван хотел раньше, но согласился с Машей, что лучше не торопиться.
Ничего интимного у них в первую ночь не произошло. В ответственный момент, когда одежда валялась на полу, а губы распухли от поцелуев, Маша отстранилась.
– Подожди. Не надо. – Она зажалась, в глазах стоял страх. – Потом.
Иван понимал. Лучше бы не понимал. Хорошо, что отчим-растлитель повесился, иначе Иван сказал бы про него, как Дабрый про Андрея, сводного брата Маши: «Он утонул, а мне было обидно, ведь я хотел придушить его собственными руками». Иван придушил бы не задумываясь – сразу после того, как вывернул наизнанку и поджарил паяльником. Но сначала отрезал бы лишнее, а на животе написал «Пол» – и пусть полиция ищет общее с похожими делами.
Иван переехал к Маше окончательно, для чего съездил в Безводное за вещами. Машина временно осталась в его пользовании. Утром он отвозил Машу на работу к воротам Центра, вечером забирал. В первый же день Маша провела ему экскурсию по Центру:
– Здесь я работаю.
Медцентр, на карте напоминавший выдвинутый из черты города палец, состоял из двух половин, старой и новой. Снаружи, вдоль красивого чугунного забора, тянулась автостоянка мест на двести, автомобили заполняли ее почти на две трети, что в маленьком городе смотрелось чем-то невероятным. Открытые ворота приглашали в мир красок и чистоты, непредставимых за пределами автостоянки. Как бы начальство и коммунальщики ни следили за Тихомировском, а с Центром город соревноваться не мог даже в центральной части. Забор словно разделял два мира, реальность и сказку. Выстроенные по индивидуальным проектам здания сверкали свежей отделкой, ко входам, кроме лестниц с блестящими перилами, вели широкие пандусы. Архитектурный ансамбль смотрелся как единое целое, хотя новостройки и старую часть, отреставрированную и перестроенную, разделяли во времени десятилетия и даже века.
Между прежней территорией медцентра и присоединенной к ней новой, выкупленной на деньги благотворительного фонда, проходила липовая аллея с коваными скамейками в старинном стиле, цветочными клумбами и памятником врачам.
Старая часть – это П-образное пятиэтажное здание больницы с большим двором, шесть старых и новых корпусов разных направлений, от четырех до восьми этажей каждый, трехэтажное инфекционное отделение, котельная, сохранившаяся со времен, когда отопление было угольно-дровяным, хозпостройки дореволюционных лет и ворота на кладбище с маленькой красивой церковью. Крытые шифером хозпостройки из красного кирпича после встречи с дизайнером радовали глаз историческим колоритом и выглядели почти столь же грациозно, ярко, живо и необъяснимо душевно, как расположенная за забором белая церковь с голубой луковкой купола и сверкающим золотом креста.
В новой части в глаза в первую очередь бросалось административное здание фонда «Тихомир», выполненное в виде застекленной пирамиды из четырех этажей. Первый этаж занимали агентство «Леопард» и гаражи, на остальных разместились службы и отделения фонда, от бухгалтерии до кабинета директора. Со стороны улицы к пирамиде примыкало менее пафосное, но тоже изящно построенное трехэтажное здание гостиницы «Лиана» с одноименным салоном красоты на нижнем этаже. Далее виднелись автосервис, еще один гараж и автомойка с прямым въездом с улицы. Мойка машин – бизнес не для маленьких городов, здесь в плане чистоты каждый выкручивается как может, а платят в основном приезжие из больших городов и организации. Судя по очереди из нескольких машин, в Центре процветала даже автомойка.
Объясняя, где и что находится, Маша подвела Ивана к одному из новых корпусов.
– Навестим мою маму?
– Обязательно.
На входе Машу узнали, ей с Иваном выдали белые халаты, дверь в отделение интенсивной терапии отворилась.
Гулкий коридор. Белые стены. Запахи боли и старости.
Палата номер шестнадцать.
«Пономаренко А.А.»
Анастасия Афанасьевна лежала на передвижной кушетке. Провода, шланги, приборы… Кома – состояние между жизнью и смертью, тело не реагирует на внешние раздражители, человек формально жив, а по факту мертв. Но чудеса случаются, люди выходят из комы даже через много лет. Маша надеялась.
Иван сделал шаг к недвижимому телу Анастасии Афанасьевны.
– Я читал, что люди в коме воспринимают окружающее, – сказал он. – Если вы меня слышите, то знайте: я люблю вашу дочь всей душой и для ее счастья сделаю возможное и невозможное. Выздоравливайте, чтобы порадоваться нашему счастью вместе.
Маша пожала ему локоть. Из ее глаз текли слезы.
Когда Иван с Машей вновь оказались на улице, он спросил:
– Когда и куда вернуть машину?
– Сказали пользоваться, пока не куплю собственную, у фонда сейчас переизбыток транспорта.
Приятное известие. На колесах можно успеть больше.
– Где твой кабинет?
– Собственного помещения у меня нет, есть стол в больничном корпусе, – Маша указала пальцем на здание старого медцентра, – и еще один в пирамиде на втором этаже. Внутри – пропускная система, если захочешь прийти – предварительно позвони. – Маша состроила умоляющую гримасу: – Но лучше не надо, у нас не любят посторонних, даже когда они практически свои. Нас замучили проверками, разные инстанции постоянно ищут подразумеваемые лазейки, через которые фонд отмывает деньги, хотя у нас все предельно прозрачно. Похоже, люди судят по себе, не верят в честность. Или завидуют успешности.
– Или хотят получить откат.
Маша кивнула.
– Дело страдает, вместо помощи нуждающимся мы тратим время и силы на доказательства невиновности.
– Многие люди не понимают, как можно тратить деньги на других, а не на себя. Что-то отдаете – значит, себе оставили намного больше. Нормальная логика нормальных людей.
– Ненормальная. – Маша нахмурилась.
– Согласен. Потому что я тоже ненормальный – как ты и ваш фонд.
– Тебе надо работать у нас.
– Есть вакансия водителя или что-то похожее? Только не вахтером.
Вахтером-охранником Иван тоже пошел бы – куда угодно, но не в «Леопард» к Виктору Алексеевичу.
– Свободных вакансий у нас не бывает, желающих работать всегда больше, чем мест, но что-то может появиться. Я подам заявку от твоего имени. – Маша смутилась. – Не хочу, чтобы думали, что пользуюсь служебным положением.
Глава 6. Новые зацепки
По просьбе Маши Иван встречал ее у ворот или ждал в автомобиле, обычно она неслась к нему со всех ног и, едва захлопнув дверь, зацеловывала до потери сознания.
– Я соскучилась.
– Я тоже.
Они ехали домой, где Маша готовила ужин, или они ели то, что приготовил Иван. Он полюбил готовить. По большому счету, у плиты должна стоять женщина, а дело мужчины – добывать мамонтов, но если женщина зарабатывает достаточно и любит свою работу, то требовать от нее готовку – безнравственно. Когда Иван устроится на постоянную работу, тогда, возможно, порядки в доме изменятся, а пока надо радовать Машу любой помощью. Хозяйничая на кухне, Иван знал, что пусть так, но тоже участвует в увеличении добра в мире. Маша помогала другим, Иван помогал Маше.
В свободное время он работал над поставленной Коляусом задачей: ненавязчиво выяснять причины массового помешательства, вызнавать значение выкрика «Лиапата» и разгадывать секрет горожан мужского пола. В отличие от Коляуса, который сомневался во всем, даже в собственном существовании, Иван верил, что в Тихомировске поселилась тайна – То-О-Чем-Не-Говорят. Увиденное собственными глазами работало сильнее любых фактов. Иван не мог забыть вид людей, сбегавшихся на зов, бросивших срочные дела, забывших обо всем – ради удовольствия пнуть беззащитного беднягу. Контроль над сознанием? Не похоже. Полезшие в драку мужчины не казались управляемыми роботами, каждый сам решал, надо ли ему вмешиваться, и вмешивался по собственной воле.
Иван окунулся во всезнающую сеть. Интернет, как ни странно, о Тихомировских проделках молчал. Впрочем, не странно, Коляус предупреждал, и все же Ивану не верилось. Ни фото, ни видео, ни репортажа с пылу с жару. Так не бывает.
Оказывается, бывает.
Если допустить, что догадки Коляуса верны и кто-то контролирует сознание местных мужчин, то кто и как? Первый вопрос – кто. Заокеанские «партнеры»? Мелковато для них. Испытания нового психооружия, не говоря о применении, можно бы провести с выгодой для себя – скажем, бить толпой только военных или, наоборот, иностранцев, чтобы вызвать международный скандал и получить какие-нибудь моральные или материальные дивиденды.
Террористы? Им тоже не с руки проводить пробные акции. Можно сразу устроить что-то кровавое. Или вовсе не попадаться на глаза до поры до времени. Несколько акций одного рода говорят, что испытания продолжались. Ничего нового не происходило, каждый раз получалось одно и то же. У происходящего не было смысла.
Но он есть. Иначе происходившее не произошло бы.
В фильме «День сурка» одно и то же повторялось с вариациями, чтобы герой разобрался в себе и в жизни. Какие вариации у избиений в Тихомировске? Менялись места и жертвы. Может быть, мысль о втором смысле «лиапаты» как «ляписа» верна – противомикробное и прижигающее средство прижигало «микробов» – членов тайного общества, которые пошли против большинства? Так Натуля получил свою отметину: «Обиженные мной знакомые сделали, чтобы не забывал». «Чего не забывал?» – «Того, что сделал» – «А что сделал?» – «Не сделал того, что обещал». Прохожие могли собраться специально, чтобы покарать нарушителя. Лиапата – ляпис, он же порошок азотнокислого серебра – противомикробное прижигающее средство. Вроде бы логика прослеживается.
Заодно интернет подсказал, что существует специальный ляписный карандаш для прижигания ранок, а вообще, «ляпис» переводилось как «камень» или использовалось в понятии «лазурь». Можно ли притянуть эти значения к событиям в Тихомировске?
Позже можно поизгаляться в умении пришить к Караганде Красную Армию, то есть для получения нужного результата притянуть за уши несовместимое, а сейчас Иван продолжал список вариантов, отвечавших на вопрос «Кто?» В качестве версии напрашивалась некая секта или тайная организация. Если это секта, у нее должен быть верховодитель, гуру, пророк – в общем, лидер, за которым идут остальные. Секты строятся по одному принципу, каждая начинается с харизматичного негодяя. Какие цели преследует секта, избивая случайных прохожих? А в варианте «неслучайных»? Лиапата как прижигающее противомикробное средство здесь подходит. Например, члены секты с криком «Лиапата!» бьют тех, кто сболтнул лишнее. Очень правдоподобная версия. Минус у нее виден единственный: невозможно, чтобы в некую секту вошли почти все мужчины города. И непредставимо, чтобы о такой секте не узнали посторонние. И нелогично, что секта не набирает новых членов, не рекламирует себя, не засылает миссионеров с убедительными речами.
Заменим «секту» на «тайную организацию». Понятие расширилось, многие рамки сломались. Какие цели преследует такая организация? Детские игры в шпионов остались в прошлом, взрослые мужики не станут бить друг друга за виртуальные плюшки или, к примеру, за право носить имя какого-нибудь эльфа или рыцаря. Семья и ответственность избавляют от детских глупостей.
Пусть тайная организация остается в приоритете, на сегодня это единственный вариант, над которым здравый смысл не угорает, дрыгая ножками.
Кто еще способен на контроль над сознанием горожан? При наличии технических возможностей или достаточных экстрасенсорных способностей – любое частное лицо. То есть, кто угодно. Как в любимых американцами сюжетах: некий злодей намерен подчинить Землю своей воле…
И начал с никому не нужных избиений в задрипанном Тихомировске?
Нестыковочка, однако. У любого действия должен быть смысл, особенно если оно повторяется.
Новый гипнотизер пробует силы?
Найден древний или внеземной артефакт, с которым не умеют обращаться, отчего случается всякая ерунда вроде массовой агрессии?
И, «раз уж пошла такая пьянка», полная мистика: в городе появился реальный колдун, он вылил в водопровод приготовленное для некой цели зелье, чтобы действовало на мужскую половину человечества.
Отсюда новый вопрос: зачем?!
Ответов нет. Их надо найти.
А ситуация сложилась как в заокеанском фильме, где мужчины города, вступая в бойцовский клуб, давали слово соблюдать три правила, каждое из которых гласило: никогда не говорить о клубе. В Тихомировске насмотрелись кино и создали такой же клуб, где мужики лупцуют друг друга до полусмерти?
Здесь друг дружку не лупцуют. Только несчастных жертв, на которых нападают скопом. В целом – не тот бойцовский клуб, что в кино, но своего рода тоже бойцовский клуб.
Бойцовский клуб – это, без сомнений, тайная организация, оставляем его как версию, достойную проверки. Если клуб существует, в него можно попасть, узнать правила…
И стать таким же? «Постарайся не превратиться в зомби, пока меня не будет», – напутствовал Коляус перед отъездом. Что заставляет мужчин города вступать в клуб и никому не говорить о клубе? Под словом «клуб» можно понимать секту или другую организацию с неизвестными целями. Если Иван попадет в «клуб» – останется ли прежним Иваном? Как и чем воздействуют там на сознание?
А если избиения толпой – местный флешмоб? В указанном месте собираются разные люди…
Глупость. Понятно, когда молодежь делает что-то веселое, а взрослые ни с того ни с сего затягивают на вокзале заранее оговоренную песню. Но когда люди всех возрастов и наций начинают кого-то бить, зная, что «флешмоб» грозит лишением свободы…
Для этого у каждого должны быть серьезные причины.
Надо думать дальше.
Кроме проработки новых версий, Иван думал о местах избиений. Показанная Коляусом карта отложилась в памяти, Иван побывал на каждом из десяти мест, включая последнее, где лично видел «акцию».
Никакой системы. Похоже, дело происходит спонтанно. Единственное, что объединяло – везде можно призвать на помощь, места выбирались достаточно людные. Даже узкий проулок оказался проходным местом, он соединял жилой район с автобусной остановкой.
Интересно, а прежние жертвы тоже не звали на помощь? Иван послал запрос Коляусу.
Ответ пришел мгновенно, в письме Коляус разъяснил, что жертвы ни разу не звали на помощь.
Получается, что, как упомянутый Натуля, они чувствовали себя виноватыми? Отсюда следует, что их, как микробов, все же прижигали, чтобы сохранить здоровье остальному организму?
Вопросы, вопросы. Ответы будут позже, они подразумеваются и сейчас, но до фактов им расти и расти.
Коляус прислал досье на трех зрителей, вычисленных среди неучастников в прежних массовых помешательствах. Все трое жили в разных частях города, Иван наведался к дому каждого.
Первый – хрупкий юноша девятнадцати лет – жил в девятиэтажке у военного завода. Отныне Иван любил многоэтажки, старушки у подъездов – кладезь информации по каждому из жильцов. Иван подсел к ним, и его вопрос, не Безводновский ли парнишка из семьдесят третьей квартиры, вызвал цунами информации. Парень оказался коренным городским, он пишет стихи и безумно влюблен в отвергшую его особу, он мечтает доказать чувство делами и однажды растопить сердце своей Снежной Королевы. В целом: нормальный парень, но замкнутый, погруженный в себя, несчастный в личной жизни. Лезть в его судьбу глубже означало нарваться на встречный интерес, Иван поблагодарил бабушек и попрощался.
Этот парень, как и солидный мужчина за пятьдесят, шедший в списке вторым, нашлись в интернете. Оба вели странички в разных соцсетях, где первый жаловался на жизнь, а второй гордился достигнутым.
Иван отправился по второму адресу. Счастливо женатый отец семейства проживал в старом двухэтажном шестнадцатиквартирнике неподалеку от Центра. Кроме визуального подтверждения известных фактов, ничего нового узнать не удалось.
Третьего «неучастника» в акциях мужской солидарности Иван нашел рывшимся в мусорном баке в поисках бутылок, алюминиевых банок и металлов, чтобы сдать в пункты приема. Неопрятно выглядевший мужик сминал банки ногой и складывал в грязный пакет, найденные бутылки предварительно проверял на целость. Информация из досье и несколько вопросов соседям сообщили об интересующем типе, что спившийся тридцатисемилетний мужчина обитал в полуразвалившемся частном доме, сейчас нигде не работал, существовал на пенсию родителей и случайные доходы. Жена с двумя детьми ушла два года назад, причина – не выдержала жизни с алкоголиком.
Настал безумный момент, когда Иван пожалел, что бросил пить. Бутылка помогла бы познакомиться с подозреваемыми ближе.
Они были именно подозреваемыми. Если все бросаются в бой, а кто-то глядит со стороны, весьма вероятно, что «кто-то» – командир или контролер. Глупо подозревать в этом жалкого пьянчужку, но чем черт не шутит? Расстаться с женой и играть роль местного алкаша могло быть заданием иностранной разведки или местной тайной организации. Быть и казаться – разные вещи.
И кто-то же наводит толпу на избиваемого – если контроль над сознанием будет доказан. На кого подозрение падает в первую очередь, как не на тех, кто безучастно наблюдает за происходящим?
Осталось понять главное. Что общего у влюбленного романтика, крепкого семьянина и алкаша, от которого сбежала жена?
Три стадии одной судьбы. Прикольно, но гадко. Три человека живут одновременно, их что-то связывает.