Сверкающая дорожка
– Прямо в цель, ковбой!
Николь откинула упавшую в порыве страсти светлую прядь со лба и сладко потянулась. По её обнажённому телу растекалась приятная истома. Молодой мужчина рядом с ней шумно выдохнул и улыбнулся, обнажив ровные зубы.
– Весь Фронтир знает, что «Кольт» Чёрного Кеннета бьёт без промаха.
Николь повернулась к парню, опёршись на локоть, и провела мизинцем по багровому шраму на его загорелом плече.
– Я слышала ещё одну поговорку: Чёрный Кеннет стреляет быстрее, чем ты взглянешь на его «Кольт».
Кеннет громко засмеялся. Его дыхание ещё не полностью восстановилось, и через пару секунд смеха парень закашлялся. Отдышавшись, он поймал сильными пальцами руку Николь, потёрся о её ладонь щетиной, вдохнул аромат запястья и поочерёдно расцеловал каждый пальчик.
– Обожаю тебя, малышка, – он поднялся с постели. – Пойду вниз, скажу Грэму, чтобы собрал нам пожрать и выпить.
Сев на кровати, Николь поневоле залюбовалась могучим мускулистым телом своего любовника, пока он надевал джинсы и клетчатую рубашку. «Малышка», – подумала она про себя, еле заметно усмехнувшись. – «И этот туда же. Знал бы ты, малыш, насколько я тебя старше». Одевшись, Кеннет подмигнул ей и вышел в коридор, звеня шпорами на сапогах.
Все мужчины одинаковы: каждый мнит себя центром Вселенной. Или хотя бы Солнцем, или, на худой конец, планетой, вокруг которой крутятся «малышки»-спутники: женщины. И для того, чтобы подчинить себе мужчину, сделать его своим «малышом», умной женщине достаточно лишь поддерживать в его голове эту воистину космических масштабов глупую иллюзию. Впервые эту нехитрую мудрость Николь осознала ещё в четырнадцать лет, целую жизнь назад. С тех пор она летела по своей судьбе легко, ловко лавируя по орбитам десятков «планет» всевозможных цветов и размеров. Покойная матушка называла такой полёт «сверкающей дорожкой» – она говорила, что каждая женщина может найти среди мириад звёзд в небе свою судьбоносную цепочку светил, ведущую именно к её счастью, но удаётся это лишь единицам. Самой маменьке не удалось, и она умерла от лихорадки прямо на рабочем месте – в престижном борделе на Рю-Бурбон.
В осуществлении полёта по «сверкающей дорожке» наравне с пониманием мужской сути Николь помогала ещё и её порода. Хвала Господу и маме-француженке, она с детства была сногсшибательно красива, и знала это. Играючи, с одного щелчка, она охмуряла банкиров и золотодобытчиков, мэров и губернаторов, шерифов и скотопромышленников. Перед осиной талией и бархатистой кожей не мог устоять никто. Глубокие зелёные глаза развязывали любой язык похлеще лучших агентов Пинкертона, а страстные пухлые губки открывали любой кошелёк быстрее, чем это делали профессиональные карманники на Манхэттене. Золотистые волосы струились по белым плечам Ниагарским водопадом, одинаково гибельно маня к себе и трусов, и смельчаков. Но помимо красоты у Николь было ещё одно оружие: изворотливый и гибкий ум. Всё свободное от ухода за своим внешним видом время она тратила на получение новых знаний. Женщина увлечённо изучала языки, следила за новостями науки и прогресса, благодаря газетам разбиралась в политике и истории. Красота и ум – вот те два «Кольта», что Николь постоянно носила при себе. Стоило ей только выбрать цель, и та была обречена. Эти местные мальчишки-ганфайтеры меряются друг с другом скоростью реакции и меткостью выстрелов, но они и не подозревают, что самый лучший ганфайтер здесь – она. Безжалостный идеальный хищник, не знающий промаха. А они все – её потенциальная добыча.
Николь накинула модный, в японский узор, шёлковый халатик, и подошла к трюмо. Покрутившись у зеркала, женщина грустно вздохнула. Для постороннего наблюдателя, особенно мужского пола, она выглядит всё ещё юной и прекрасной, но ей самой отлично видна каждая малюсенькая морщинка на лбу или шее. Всё-таки её охота длится почти два десятилетия, и вот-вот возраст будет проявляться всё отчётливее. Совсем скоро одно из двух её оружий начнёт давать осечки. Поэтому пора было начинать думать о том, что будет после того, как ей перестанут давать двадцать лет на вид. Когда это время придёт, двигаться по «сверкающей дорожке» станет намного сложнее. Потому-то она и влюбила в себя этого юного дурачка – Чёрного Кеннета Блэкуэлла. Он был её счастливым билетом в безоблачное будущее. Точнее не он сам, а то, что хранится у него в нагрудном кошеле, который этот юнец не выпускает из виду ни на секунду.
Разумеется, изначально Николь появилась в этой дыре не из-за кошеля. Полтора года назад она и думать не смела, что судьба подкинет ей такой подарок. На тот момент старушка Фортуна временно отвернулась от своей любимицы, и именно поэтому Николь оказалась в Богом забытом Берроутауне, вдали от цивилизации – на далёком Фронтире, или как его иногда называли бостонские газетчики, «Диком Западе». Перед этим она целых два года наслаждалась завидным положением тайной содержанки при губернаторе Массачусетса. Собственно, к этому статусу она шла долгие годы, исколесив всё Восточное побережье. Влиться в сливки общества Бостона, пустить им пыль в глаза своими манерами, втереться в доверие к губернатору и очаровать его своей начитанностью, а после – влюбить в себя по уши с помощью особых женских приёмчиков – на всю эту сложную, практически военную операцию ушло почти полгода. И вот, когда казалось, что давняя мечта бедной девочки из Нового Орлеана сбылась, угораздило её встретить в порту этого проклятого итальяшку Марио! Чёртов матрос, она на таких уже лет десять даже и не смотрела, но до чего же он был хорош… Жилистые руки, кучерявые смоляные волосы, волевой подбородок. Тем вечером она не устояла, хоть и дала зарок, что позволит себе эту маленькую слабость лишь раз – просто чтобы развеяться. В итоге позволила не раз, и не два, и даже не десять. А уж что она позволяла делать ему – oh la la. Даже сейчас, спустя столько времени, у никогда не отличавшейся стеснительностью Николь зарделись щёки при воспоминании о тех ночах в гостинице на Бикон-Хилл.
Само собой, такой человек, как губернатор штата Массачусетс, достаточно быстро узнаёт обо всех мало-мальски значимых вещах, что происходят в его вотчине. Роман его женщины с иностранным моряком вполне укладывался в эту формулу. Господин губернатор был человеком вспыльчивым, злопамятным и не отличался разборчивостью в методах. В очередной раз придя в условленное место на свидание с любовником, Николь с удивлением обнаружила вместо Марио его друга, служившего на том же корабле. Макаронник рассказал ей, что какие-то головорезы в глухом переулке сломали Марио обе ноги и выкололи один глаз. Теперь беднягу скорее всего спишут на берег, и ему придётся нищенствовать на чужбине. Николь с ужасом поняла, что возвращаться в номер отеля, снятый для неё губернатором, не стоит. Пришлось покидать Бостон с тем, что было при себе. Чтобы отвязаться от возможной погони, она перекрасила золотые локоны в плебейский чёрный цвет, сменила роскошное платье на неприметную серую хламиду и бежала на запад вместе с обозом переселенцев-мормонов, отправлявшихся за лучшей долей в Юту.
Много раз Николь меняла направление своего пути, чтобы запутать возможных преследователей. Представлялась разными именами в гостиницах и на почтовых станциях, письмами-пустышками бронировала отели в разных концах страны. Интуиция подсказала, что угрозы больше нет, лишь несколько месяцев назад, уже в Берроутауне. Скотоводческая столица штата была настолько редкостной дырой, что последней относительно крупной новостью здесь была новость об аварии на медном руднике в Гэллоус, где после неудачного взрыва завалило несколько десятков шахтёров. Новости этой было лет пять. С тех пор местные судачили в основном о том, у кого какая корова отелилась, кто уснул пьяным в навозной куче у салуна, да кто кого отправил на тот свет в варварской забаве «быстрый и мёртвый». Николь уж было собиралась покинуть это захолустье и отправиться в Сан-Франциско, как в городок пришла новость, изменившая все.
Когда она услышала о том, что некая банда ограбила почтовый поезд на соседней железнодорожной станции, то сначала не придала этому значения. Для местных это было привычным делом, и обсуждали ограбления поездов с меньшей охотой, чем вязку лошадей. Жертв в таких ограблениях обычно не было – пассажиры спокойно расставались с частью своего имущества в обмен на продолжение пути. Все расходы пассажиров и транспортной компании с лихвой покрывали страховые общества. Но в этот раз случай был особый. Во-первых, банда налётчиков убила всех находившихся в поезде, вместе с машинистом. Это было событие из ряда вон – по такому случаю из столицы штата должен был скоро прибыть федеральный маршал с ротой национальной гвардии. А во-вторых, и это уже интереснее, тот поезд перевозил не только обычную почту. Один из вагонов состава был пломбированным и охранялся целым отрядом наёмников, набранных из числа ветеранов недавней войны. А принадлежал вагон вместе со своим содержимым некоему мистеру Л. Шуссету из Нью-Йорка. И направлялся он в Лос-Анджелес, где скоро должен был пройти Первый континентальный экспо-форум. Николь мгновенно поняла, что было в вагоне. Внутренний голос шепнул ей: «Это она – сверкающая дорожка». И тогда хищница вернулась к охоте.
С помощью нескольких золотых цепочек, оставшихся от былых богатых времён, и пары женских хитростей, доставшихся от матушки, Николь легко разузнала, чья банда так ловко разделала почтовый поезд. Их главаря звали Чёрный Кеннет, и он имел репутацию самого безжалостного налётчика в трёх штатах. Она была даже немного разочарована, когда вместо безобразного чудовища, которое нарисовало ей богатое воображение, увидела вполне миловидного и совсем молодого мальчика лет двадцати. Когда тот впервые вошёл в салун, Николь умело повернулась в его сторону выгодной стороной, изящно выгнув спинку. Чёрный Кеннет был повержен в первую секунду, даже не подозревая об этом. Ещё бы. Это ему не идиотские игры с револьверами. Это – наука.
Разумеется, просто взять и стащить у бандита кошель оказалось невозможно. Чёрный Кеннет держал своё сокровище в известном только ему тайнике. Доступа туда не имел никто из его подельников. Вызнать местонахождение тайника во время любовных утех, не привлекая подозрений, было нельзя. Проследить за налётчиком было опасно – опытный преступник вычислил бы слежку по щелчку пальцами. Покружившись вокруг цели несколько дней, Николь составила план «Б»: Кеннета нужно было отделять от банды и выманивать из города. Несомненно, кошель он возьмёт с собой. А дальше – дело техники. Прибегнув к особому, «французскому» аргументу, Николь легко убедила Кеннета кинуть приспешников, пообещав свести его в Новом Орлеане с нужными людьми, готовыми дать хорошую цену за его добычу. В качестве бонуса влюблённый бандит получит её руку и сердце. Результат превзошёл все ожидания. Тем же вечером Кеннет вернулся в салун возбуждённый и немного пьяный. От него пахло кровью и порохом. Он рассказал, что прикончил всех пятерых своих компаньонов из одного револьвера. По выстрелу на каждого. Несколько секунд – и всё было кончено. Теперь ничто не мешало им построить своё счастье в Новом Орлеане. Только им двоим. Глупый, наивный малыш.
Дверь отворилась. В комнату, сверкая улыбкой, вошёл Кеннет. В руках он держал медный поднос с бутылкой кентуккийского бурбона, перчёной яичницей и двумя стейками средней прожарки. В животе Николь не аристократично заурчало. Всё-таки этот молодой жеребец неплохо её вымотал: аппетит был зверский. Что ж, нужно набраться сил для последнего рывка. Стейк сейчас – то, что нужно.
– Наконец-то, дорогой. Я так проголодалась, что готова съесть тебя, а не этот стейк.
Кеннет поставил поднос на прикроватный столик и стянул рубашку через голову.
– Тогда стейк подождёт.
*****
В это время года Орегонская пустыня совершенно не оправдывала своё название. Мягкое солнце согрело эти земли, наполнив их жизнью. Из-под копыт лошади, шурша травой, разбегались ящерицы и сурки, а в небе кружили в поисках добычи крупные луговые соколы. Один раз вдалеке Николь заметила парочку чернохвостых оленей, с опаской глядящих на двух скачущих всадников. В полдень её спутник подстрелил зайца, на свою беду выскочившего из терновника прямо на людей. Недостатка в провизии у путников не было, но Кеннет сказал, что ствол не должен лежать в кобуре без дела ни дня. К тому же, жареная зайчатина – это просто вкусно, и во время привала женщина ещё скажет ему спасибо.
Николь и не собиралась спорить с мужчиной. Она просто наслаждалась дорогой. Какое же это удовольствие – наконец-то покинуть постылый грязный городишко и отправиться туда, где ждёт цивилизация со всеми своими благами. Ещё приятнее было избавиться от старомодного платья и сменить его на комфортную одежду для верховой езды: высокие сапоги, узкие кожаные штаны и рубашку-ковбойку. Такой наряд ещё больше подчёркивал прелести Николь, подтверждением чему были голодные взгляды, которые время от времени бросал на неё Кеннет. Несчастный, должно быть, ждёт не дождётся вечера, с ухмылкой подумала женщина. Что ж, скоро она угостит его.
Они отъехали от Берроутауна миль на сорок, когда начало смеркаться. Опытным глазом Кеннет приметил место для ночлега у подножия кряжистого холма, поросшего сиреневыми полевыми первоцветами. Как только они спешились, парень деловито принялся разделывать зайца. Николь с удовольствием потянулась и вдохнула душистый вечерний воздух остывающей от жары прерии.
– Милый, а ты помнишь, как мы познакомились?
– Конечно, малышка. В салуне у Грэма, ты сидела за стойкой и пила кофе. Как только я тебя увидел, то понял, что ты станешь моей.
– Не зря хвалят твой зоркий глаз, – Николь обняла Кеннета сзади, взъерошила его густые волосы и чмокнула в пропахшую табаком щёку. – А что мы с тобой пили в наш первый вечер, помнишь?
– Этот вечер я запомню навсегда, любовь моя. Ты знаешь, что я обожаю текилу, но лучшей закуской к ней можешь быть только ты.
Позвоночник зайца хрустнул под его руками, когда он переломил освежёванную тушку пополам.
– Тогда у меня для тебя сюрприз, ковбой, – проворковала Николь и выудила из своей сумки большую бутыль текилы. – Тот самый сорт, у Грэма как раз оставалась последняя бутылка.
– Я люблю тебя, золото. Ты знаешь, как завести меня. Плесни-ка мне глоточек.
– Потерпи до ужина, здоровяк. Займись пока лучше зайчатиной, а мной и текилой займёшься ближе к ночи.
Ганфайтер хмыкнул и принялся ещё ожесточённее разделывать мясо. Николь сняла с пояса фляжку с водой и сделала три больших глотка. Антидот, купленный в аптеке утром, должен успеть раствориться в крови к ужину. Теперь она была готова.
Когда они поужинали, круглая луна уже окрасила окружающую местность в тёмно-синее. Оранжевое пятно их костра подмигивало своим дальним родственницам – далёким звёздам в бесконечном чёрном небе. Заяц, приготовленный Кеннетом, получился действительно вкусным, и Николь было даже немного совестно за то, что она собиралась сделать с парнем. Сейчас он, изрядно захмелевший от выпитой текилы, сидел с противоположной стороны костра и глупо лыбился, глядя на неё из-под своей шляпы.
– А еще одной бутылочки Грэм, случаем, тебе не дал? – заплетающимся языком произнёс Кеннет.
– Нет, малыш. И вообще, я думаю, тебе хватит на сегодня.
– Ма… лыш? – икнул мужчина. – Так ты меня ещё не называла. Иди ко мне. Я покажу тебе, кто из нас ма… лыш.
Пора. Николь встала, обошла костёр и легонько толкнула парня в плечо. Он повалился в траву, пробурчав что-то нечленораздельное. Женщина присела рядом, расстегнула куртку на его груди и сняла увесистый кошель, висевший на шее парня. Кеннет непонимающе следил за её действиями осоловелыми глазами.
– Глупый, глупый малыш. Ты и впрямь поверил, что у таких, как мы с тобой, может быть счастливое семейное будущее? Дом, дети, игра в вист с соседями? Какие же вы все… Даже лучшие из вас – сущие дети. Наивные. Доверчивые. Слабые.
Она наконец сняла с мужчины кошель и надела его на себя, крепко затянув ремень под мышками. Кеннет мычал, бешено вращая глазами.
– Успокойся, сладкий. Отдам тебе должное – кое в чём ты был хорош. Пожалуй, даже лучше прочих. Грубоват, разве что. Ну да ладно. Здесь наши пути расходятся. Будь я помоложе лет на десять… Может быть победила бы романтика. Но не сегодня.
Николь вынула из сумки моток верёвки и стала связывать парню руки.
– А что касается камушков. Посуди сам. Что бы ты с ними сделал? Сдал бы их в первый же ломбард в Новом Орлеане? На большее твоей скудной фантазии и не хватило бы, верно? Должно быть, сумма, которую ты надеялся выручить с этой сделки, казалась тебе астрономической? Стоило ли это жизней твоих подручных? По глазам вижу: думаешь, что стоило.
С запястьями было покончено. Николь принялась связывать лежащему мужчине лодыжки.
– А самое смешное, что тебе, глупышка, при самом удачном исходе не дали бы и тысячной доли того, чего эти камни стоят на самом деле. На чёрном рынке их бы просто распилили на куски – ведь много мелких продать проще, чем несколько крупных. А их истинная ценность как раз в размере. И в происхождении, разумеется.
Покончив с верёвкой, женщина присела на корточки рядом с умолкшим Кеннетом и погладила его по голове. Она упивалась своим триумфом, ей хотелось поговорить.
– Ты же наверняка ничего не слышал об алмазах последнего индийского императора Бахадур-шаха? Откуда тебе… Что ж, времени у меня теперь много, и я поболтаю с тобой напоследок. Ты был ещё совсем пацаном и не помнишь, как лет десять назад все газеты гремели о том, как жестокие британцы разгромили восставшую против их владычества Индию. Они взяли Дели штурмом, попутно вырезав весь город, затем ворвались во дворец старого падишаха, убили всех его наследников, а самого правителя заточили в темницу, где он вскоре скоропостижно скончался. Так Индия была окончательно присоединена к Британской империи, вместе со всеми землями, людьми, слонами и несметными сокровищами. Самым же главным украшением шахской сокровищницы была дюжина легендарных камней редкостной чистоты и удивительно крупного размера, известных как «двенадцать рук Шивы». Примерная оценочная стоимость каждого из этих камушков – годовой бюджет средней европейской державы типа Австрии. И однажды мне довелось увидеть их красоту собственными глазами.
Николь с благоговейным трепетом развязала завязки кошеля и вытянула из него ослепительно чистый алмаз, бесчисленные грани которого тут же засверкали отблесками лунного света. Покрутив его в пальцах, она так же осторожно положила его обратно в кошель и в несколько узлов затянула тесёмки.
– Эти алмазы выкупил у британской короны Лайонел Шуссет – миллионер из Нью-Йорка. О, это была удивительно выгодная для него сделка. Англичанам нужно было срочно пополнить казну после ряда разорительных войн, а точную стоимость алмазов тогда ещё никто не знал. Так эти сокровища оказались в Америке. Однажды Шуссет даже выставил их в Метрополитан-музее. Иным богачам мало самого обладания богатствами – они хотят, чтобы все видели, насколько они богаты. Насколько превосходят простых, жалких, нищих людишек. Я была на открытии той выставки. Я видела красоту этих камней. И я сразу поняла, что мы с ними связаны. Тогда это чувство было безотчётным. Но теперь я вижу, что это моя судьба. Моя сверкающая дорожка, о которой рассказывала матушка.
Николь замолчала. Несколько минут она слушала ночную тишину. Стрекотали цикады, тихо шелестела трава, вдали выл на луну койот. Женщина поцеловала лежачего мужчину в мокрый лоб и оседлала лошадь.
– Не переживай, малыш. Долго скучать тебе не придётся. На почте Берроутауна я оставила послание федеральному маршалу. Там написано, в каком направлении тебя искать. Когда окажешься на виселице – вспомни обо мне. Au revoir!
Николь мягко ткнула пятками в бока лошади и поскакала по залитой призрачным светом прерии вдоль сверкающего в ясном ночном небе Млечного Пути.
*****
«Интересно, кто предложит лучшую цену? Шуссет или британцы? Конечно, полную стоимость алмазов я не выручу, но уже десятой части хватит на безбедную старость не только для меня, но и для моих внуков. Если, конечно, я их задумаю завести».
Коротать поездку за такими раздумьями было дьявольски приятно. Николь ещё никогда в жизни не чувствовала себя такой свободной. Кошель давил на грудь приятной тяжестью. Спать совершенно не хотелось, несмотря на то, что последний раз она спала больше суток назад, в гостинице Берроутауна. Но, провернув своё дельце, Николь была так взбудоражена, что ей казалось, будто она сумеет без сна добраться до самой Миссисипи. С того момента, как она оставила связанного Кеннета у костра, прошло часов десять, и солнце подползало к полудню. Но Николь совершенно этого не замечала. Все её мысли были сейчас направлены на то, что она сделает со своим богатством.
«Конечно, на Шуссета нужно будет выйти через посредников. Пожалуй, конгрессмен Гарриман подойдёт на эту роль. Мы с ним расстались на высокой ноте, и он должен с теплом вспоминать обо мне. Можно будет даже порадовать старика, в качестве премии. А дальше – на юг, в благословенный край дикси. Говорят, что после того, как кончилась война, лишившиеся рабов плантаторы разоряются и продают свои земли за сущий бесценок. Что ж, почему бы не выкупить для себя крупную латифундию, засеять там всё табаком или хлопком. Что там сейчас котируется выше? Впрочем, для этих забот у меня будет финансовый агент. Помоложе и посимпатичнее. Даже немного жаль, что рабство отменили. Придётся изрядно потратиться на наёмных работников. Впрочем, те же поляки или ирландцы берут совсем немного – я смогу себе позволить выписать из Европы несколько кораблей с ними».
Николь представляла, как выйдет потом замуж за какого-нибудь соседского полковника-героя Гражданской войны. Так она вольётся в ряды южной аристократии. Мадам Лакруа – звучит очень даже неплохо. А эти ветераны живут обычно недолго. Ранения, полученные ими в боях за разноцветные тряпки на шестах, дают о себе знать. Малейший сквозняк – и готово. Присоединить к своим владениям земли почившего супруга будет замечательной наградой за все её злоключения в последние двадцать лет.
Погружённая в мечты, она поначалу не услышала стука копыт позади себя. А когда слух всё же подсказал ей, что что-то не так, было уже поздно. Обернувшись, Николь похолодела. В пятистах футах за ней быстрым галопом гнал своего коня Чёрный Кеннет. Лицо ганфайтера искажала ярость. Правая рука лежала на кобуре у бедра.
«Кольт»! Безмозглая ты дура! Ты забыла забрать у него револьвер! Это конец…»
Мысль промелькнула у неё в голове за долю мгновения. Но не так-то просто было взять Николь Лакруа с Рю-Бурбон, иначе она давно пропала бы. Женщина пришпорила свою лошадь, и та понеслась во весь опор.
Несмотря на то, что лошадь Николь была не такой усталой, как исходящий пеной жеребец Кеннета, расстояние между всадниками неумолимо сокращалось. Разбойник не щадил своего скакуна – ставки были слишком высоки. Несколько минут погони – и он вышел на дистанцию для стрельбы. В руке Кеннета блеснула сталь. Он зловеще улыбнулся и прицелился.
По долине эхом разнёсся выстрел, вспугнув стаю птиц в близлежащей ольховой рощице. Жалобно всхрапнув, лошадь Николь выгнула шею и споткнулась. Мощным рывком всадницу выдернуло из седла, перебросило через голову падающей лошади и кинуло на несколько футов вперед. Сгруппироваться женщина не успела, и после болезненного удара о землю её кубарем покатило вниз по склону холма, на котором несчастную лошадь настигла пуля. Инстинкт Николь отреагировал лишь одним действием: правой рукой она прижала к груди заветный кошель с алмазами.
В какой-то момент мир вокруг перестал крутиться. Движение остановилось. Тело саднило, правая рука онемела. По лбу из-под чёлки стекала тонкая струйка крови. Поборов головокружение, Николь приподнялась и осмотрелась. Она лежала в зарослях чертополоха у подножия крутого каменистого холма. Колючее растение, покрывшее весь склон, смягчило её падение и спасло жизнь. Сверху послышался приближающийся стук копыт. На вершине холма возник знакомый силуэт всадника. Женщина испуганно пригнулась, спрятавшись в кустах.
– Дорогая! Ну где же ты? Я так соскучился. Не хочешь обнять меня? Нет? Ничего. Сейчас я спущусь к тебе, подожди. Я скоро.
Силуэт исчез. Стук конских копыт стал отдаляться. Николь осторожно вылезла из кустов и захромала вдоль склона. Левая нога была явно вывихнута, по правой руке огнём растекалась боль. То ли трещина в кости, то ли перелом.
«Он спустится по пологому склону, обогнёт холм и убьёт меня», – неожиданно чётко поняла Николь. В таком подраненном состоянии она далеко не уйдёт. Да и невозможно это сделать пешему человеку, убегающему от верхового. «Неужели конец?»
Тут справа от неё что-то блеснуло. Женщина присмотрелась. В двадцати футах виднелась поросшая мхом деревянная табличка. Посреди неё сверкал на полуденном солнце своей полированной шляпкой внушительный медный гвоздь, которым табличка была прибита к бревну, врытому в землю. «Рудник Гэллоус» – гласила надпись на табличке. Прямо за указателем в недрах холма, скрытая высокой пожелтевшей травой, чернела большая дыра. Вход в рудник! «Это мой единственный шанс уцелеть», – подумала Николь и заковыляла ко входу в заброшенную штольню.
*****
Смахнув в сторону плотную вуаль из паутины, скрывающую вход, женщина вошла под прохладные своды пещеры. Робкие солнечные лучи, проникавшие в подземелье, освещали первые несколько футов уходящего вглубь холма коридора. Из старых опорных балок сиротливо торчали железные кольца с висевшими на них разбитыми масляными фонарями. В потревоженный человеческим движением затхлый воздух взметнулись клубы застаревшей пыли. Николь чихнула. Штольня ответила ей эхом, теряющимся где-то дальше, в глубине коридора. Там, за плавным поворотом в тридцати футах от входа, уже царил полумрак. Дойдя до поворота и потеряв из виду светлое пятно входа, Николь остановилась. На земляном полу валялась на боку искорёженная вагонетка. Старые ржавые рельсы уходили глубже в недра холма, теряясь в резко сгущавшейся за поворотом темноте. И эта темнота буквально излучала опасность. Липкий животный страх овладел всем существом Николь. Девушка нервно сглотнула.
Она ненавидела темноту. Всегда и везде она старалась засыпать рядом с источником света, будь то хоть жалкий фонарь лодочника на речной барже посреди Миссисипи. Даже этот жалкий огрызок света успокаивал её. Корни страха перед темнотой уходили в далёкое детство. Она вновь вспомнила ту жуткую ночь, словно это было вчера. Новый Орлеан. Тёмная комната на втором этаже гостиницы. Шум дождя за окном, заглушающий пьяные крики из общего зала внизу. Скрип двери… Мама? Нет, это не мама. Гулкий поворот ключа в замке. Крепкий табачный запах, сильные настойчивые руки, жёсткая щетина… Горячее пьяное дыхание. Мужчина, которого она называла отцом. Один из них…
Николь тряхнула головой, отогнав некстати нахлынувшие неприятные воспоминания. По спине бегали мурашки. Закрыв глаза, она сосчитала до десяти. По-французски, как учила её матушка. Этот приём всегда помогал сосредоточиться. Вот и сейчас, открыв глаза, она почувствовала, что страх угас. Нет, он не ушёл совсем, но опустился куда-то глубоко, на самое дно сознания. Чтобы выжить, нужно было идти вперёд. Вопреки страху. Рядом с вагонеткой лежала шахтёрская кирка. Это может пригодиться. Николь подняла инструмент и зажала его под мышкой. Затем, положив левую ладонь на стенку пещеры, чтобы не сбиться с пути, женщина смело шагнула в темноту.
Наощупь пройдя несколько десятков шагов, Николь споткнулась о крупный камень и едва не упала. От падения её уберегла вовремя выставленная вперёд рука. На уровне пояса она наткнулась на что-то твёрдое и холодное. Каменная глыба. Николь ощупала её. Большая! Рядом – ещё одна. И ещё. Ещё. Целая груда камней. Завал! Ей захотелось выть от досады. Дальше – тупик. Она сама себя загнала в ловушку! Оставалось только молиться, что Кеннет не заметит вход в старую штольню.
Словно в издёвку над её мыслями, позади раздался звон шпор. К нему примешивались звуки шаркающих шагов. Коленки Николь предательски затряслись.
– Малыш, ты здесь? – гулко раздалось под сводами штольни. – Из-за тебя мне пришлось выблевать целую пинту отличной текилы. Ты мне должна!
Николь парализовало от ужаса. Развернувшись в сторону входа, она стояла и молча слушала шаги приближавшейся из-за поворота смерти. Вывихнутая рука судорожно сжимала кошель с алмазами. Тут она вспомнила о кирке под мышкой и взяла орудие левой рукой. Голова снова заработала. У неё есть преимущество перед Кеннетом – она в темноте, а его силуэт с подсвеченной стороны ей будет хорошо виден. Если неожиданно ударить…
Раздался щелчок взведённого курка. По спине Николь пробежал холодок. Господи, как же страшно! Так глупо погибнуть. Здесь, в этой тёмной дыре… Не так должна завершиться её блистательная жизнь. Холодок переместился со спины на левое плечо. Как странно. «Нет, не странно» – вновь вмешался голос разума, отогнавший страх и панику. Это не просто холодок, это сквозняк! Николь осенило. Конечно! Где-то в завале есть щель, через которую дует сквозняк. Это значит, что по ту сторону завала есть целая сеть коридоров, скорее всего с ещё одним выходом, и туда можно попасть. При должной удаче она сумеет скрыться от преследователя в лабиринте. Николь шагнула левее и стала шарить рукой по камням в поисках источника воздуха. Сквозило из-за крупного булыжника у самой стены. Она просунула за него руку. Дальше зияла пустота, а воздух там ощущался ещё более прохладным. Щель была совсем узкая, ей туда не протиснуться. Нужно попробовать сдвинуть камень. Она слегка толкнула его, но тот оказался слишком тяжёлым. Она толкнула сильнее, упёршись ногами в рельсу. Камень едва шелохнулся. Шаги между тем приближались.
– Я слышу, как ты шуршишь, моя маленькая мышка. Вот он я – твой котик! Ты соскучилась по мне?
Звон шпор на сапогах стуком отдавался в висках Николь. Из живота вновь подступал наверх загнанный глубоко внутрь страх. «Думай! Думай! Должен быть выход! Кирка! Дура, какого хрена ты держишь эту штуку, не пытаясь применить её по прямому назначению?!» Николь взяла кирку и вставила её лезвие между стеной и камнем. Используя кирку как рычаг, она потянула за деревянную ручку левой рукой, молясь, чтобы старое дерево выдержало. Камень сдвинулся на несколько дюймов, но этого было недостаточно. Шаги были всё ближе. Она уже слышала дыхание Кеннета… Николь вцепилась в кирку обеими руками, превозмогая боль в вывихнутом плече. Навалившись на ручку кирки всем телом, она надавила. Боль пронзила её тело, отдавшись в висках. На мгновение этот гул даже заглушил жуткий звон шпор. Изо рта женщины непроизвольно вырвался стон. Издав громкий шорох, булыжник сдвинулся примерно на фут. Следом, уже совсем близко, раздался громкий смех.