Прожекторы, парящие где-то в небесах, освещают параллельные и пересекающиеся вены железной дороги – рельсы и шпалы – уже не так ярко, ибо светает. Их резво перепрыгивает невысокого роста худощавый голубоглазый парнишка, спеша к первой платформе, побаиваясь споткнуться и упасть на припорошенный снегом щебень. Белобрысый беглец будто огорчен, раздосадован чем-то. Жадно глотая морозный воздух раннего субботнего утра, он не сбавляет скорости, перелетая через полотно как заправский гимнаст, высоко задирая ноги. Видавший виды рюкзак, набитый под завязку чем-то жизненно важным, придерживать за лямки отныне не нужно – его нет. Паренек, преодолевая своеобразную полосу препятствий, скользкую и холодную, лавируя между пассажирскими и грузовыми вагонами, стрелками и семафорами, держится лишь за свою мечту, как скалолаз держится за спасительный трос на отвесной скале.

После бесчисленных перегонов, линий, фонарей и столбов парнишка наконец взобрался на ровную вымощенную платформу и из последних сил устремился к оговоренному месту встречи – у часовни на перроне. Пахнет углем, где-то на путях гудит маневровый локомотив, неподалеку с дребезжанием тронулся в путь бесконечный товарный состав. Сбавив ход, парнишка зачерпнул в ладони горсть снега и умыл разгоряченное лицо. Пирамида «Синегорья» затерялась в тумане и легкой измороси.

Часовня. Именно здесь они условились встретиться. Неужели он опоздал, ибо возлюбленной не было. Без устали бьющееся сердце выдало подозрение, что девушка наверняка уехала без него. Или того хуже – ее арестовали. А может быть, она не настолько любит его, чтобы вот так все бросить, собрать манатки и убежать черт знает куда – в новую жизнь, жизнь с чистого листа: без этого города, без этих проблем и предрассудков, без этих обязанностей, без этих надоевших людей вокруг. Любит или не любит?

Внезапно вдалеке показался чей-то изящный одинокий силуэт, еле проглядывающий из дымки: бордовое пальто, белая блузка, распущенные волосы.

Позади послышались шаги, прервавшие безмятежность и предвкушение долгожданной встречи. Припомнив, что случилось во сне, Андрей нащупал в кармане ножик Глеба и готовился ударить преследователей с разворота. Он резко обернулся – это путевые обходчики с фонарями, только и всего. Андрей выдохнул и вновь взглянул в сторону силуэта.

Да, это она, его единственная. И это не сон, не предсмертная агония. Все наяву.

Влюбленные медленно побрели навстречу друг другу, мысленно щипая себя побольнее, чтобы окончательно и бесповоротно убедиться, что все вокруг – реальность, а не грезы.

– Здравствуй.

– Как ты?

– Сложная ночка выдалась.

– Лучше и не скажешь.

В их отношениях до сих пор витают неловкость и стеснение, которые в первую очередь исходят от Андрея. Паренек робко улыбнулся, обхватив затылок ладонью, стараясь точно маленький мальчик не смотреть на статную красотку Вику, словно такие взгляды неприличны (притом, что после всего пережитого он несказанно рад ее видеть). С ней все хорошо, слава богу.

– Что с твоим плечом? – Вика заметила, что оно явно беспокоит Андрея.

– Так, пустяки, – отмахнулся он, погладив себя по больному месту. После беготни по городу легкие можно выплюнуть. – А что с тобой? – он приметил легкий беспорядок в ее образе.

– Ничего особенного, – отмахнулась она. Оба загадочно и виновато посмотрели друг другу в глаза. – Хочешь начать новую жизнь налегке?

– Что?

– Ты даже вещи не взял.

– Есть такое. Но у тебя тоже…

– В дамской сумочке многое можно спрятать, – ответила Вика и нервно хихикнула.

Оба тянули время, раздумывая, как бы деликатнее признаться друг другу в том, что стряслось.

– Вик, слушай…

– Я тоже хотела кое в чем тебе признаться, – Вика переложила сумочку из одной руки в другую.

– Я пустой. Я пытался, но… Как же теперь ехать?

– Я тоже ничего не смогла, – с сожалением произнесла девушка, разводя руками. – Пару тысяч всего.

– Все насмарку. Зачем мы только это затеяли? Разве нельзя было все отложить? Это моя вина.

– Но ты же так хотел…

– Я и сейчас хочу.

– Тогда что нас держит? Проживем как-нибудь первое время.

– Не стоило так рисковать.

– Что-то случилось?

– Как бы объяснить… – поджал губы Андрей, удивляясь, чего же она ждет: он с ней откровенен полностью, а она не признается, что тоже влипла. Неужели не хочет расстраивать его? – Я вляпался в историю, когда хотел добыть деньжат на наш побег.

– Я тоже. Но разве это что-то меняет? Разве мы не начнем все с чистого листа?

– Я и сейчас не отказываюсь от своих слов.

– Тогда что с лицом? Чем ты опечален?

Закрались мыслишки: не высока ли цена?

– Меня ищут менты.

– Ох, вот как?

– Тебя, кстати, тоже, Вика, – увидев ее удивление, он продолжил. – Позже расскажу, как я узнал.

Она печально вздохнула.

– Глупышка. Ладно я, но ты-то зачем это сделала?

– Как зачем?! Ради нас. Ради нашей мечты. Ради наших планов. Что же за отношения такие, когда общие трудности на плечах у одного человека? Неправильно это.

– Ты отчаянная у меня.

– Ну… прости, е-мое. Там, где я была, заслужили.

– У меня та же тема. М-да, наворотили мы дел…

– Ничего не мешает порвать билеты и…

– Нет.

– Тогда к чему слова? Встали и пошли.

– Билеты с тобой?

– Еще бы. Вторая платформа, отправление через 15 минут.

– Блин, мой паспорт, – похлопал по пустым карманам Андрей.

– Разрулим как-нибудь, – улыбнулась она.

– Не думал я, что все так обернется.

Вика видела, что уверенность Андрюхи пошатнулась. Поглядывая на любимого, она сама нечаянно вспомнила свою семью, которую вот-вот покинет. Правильно ли так поступать? Она ведь любит и родителей, и Андрея.

– Так что, мы идем или нет? – попыталась отогнать собственные мысли она.

Андрей хмуро кивнул и пошел за Викой.

Поезд на Москву, идущий из Сибири, стоит на втором пути. Поезд в новую жизнь, опасную и неизвестную, кажется бесконечным. Его пассажиры в раннее субботнее утро еще спят. Лишь проводники, закутавшись в одинаковые тулупы, стоят у своих вагонов; железнодорожники простукивают колеса. По платформе бродят нетерпеливые курильщики и те, кто намеревается сесть в поезд. Среди последних выделяются два молодых пассажира налегке с угрюмыми и задумчивыми лицами.

У парочки, желающей покинуть родной город, перед глазами без остановки пролетали воспоминания, которые они собираются оставить позади. Закрома памяти решили вывалить на детей, принявших столь серьезное решение, все самые приятные и нежные моменты жизни, чтобы те мигом противопоставили их пугающей неизвестности, что ждет их впереди. Достаточно ли они зрелы для побега? А о других подумали? Подобные мысли одолевали то Викторию, то Андрея по пути к нужному вагону. Из-за крыш и струящегося из вагонов дыма выглядывает вокзальная башня: «ЧЕЛЯБИНСК». У города осталось несколько минут, чтобы попытаться вернуть беглецов.

– Доброе утро, – поприветствовала проводницу Вика, принявшись искать билеты в сумочке.

Глеб стоял рядом и молчал. Нахмурившись, он оглядывал вагоны. Никогда прежде ему не было так трудно садиться в поезд. Но какой он мужчина, раз не в силах принять судьбоносное решение?

В сумочке завибрировал мобильник Вики.

– Кто там еще? – недовольно изрек Андрей, глядя, как его девушка копается в сумочке.

Парень и не надеялся, что кто-либо из тех, кого он хотел бы услышать, внезапно встрепенется и вспомнит о его существовании. Андрюха то и дело всматривался вдаль – вдруг оттуда возникнут его преследователи.

Увидев имя на экране телефона, Вика очень удивилась и поглядела на Андрея, отправив того в легкое замешательство.

– Что-то случилось…

– Кто звонит?

– Прежде никогда не звонила.

– Да кто там? – сгорал от нетерпения Андрей, не зная, радоваться или переживать. Он подошел к девушке и взглянул на дисплей телефона. – Откуда у нее твой номер?

– Я оставила. На всякий случай. Вдруг что-то случится у тебя дома… с тобой, с родителями.

– Интересно. Ну… это только мои проблемы. Зачем тебе в них вмешиваться? Я способен решить их сам.

– Никто и не спорит.

– Чего же ты тогда хотела?

– М-да, Андрей, тебе еще многое предстоит узнать о любви. В том числе и то, что твои проблемы теперь и меня касаются.

– Я не хотел, чтоб ты…

– Поздно, – Вика прислонила мобильник к уху. – Алло!

– Вика, это ты? – вещал старческий голос. – Я… Прости, что так рано. Я… я просто уже не знаю, что делать, куда звонить, о чем думать.

– Марья Степановна, все нормально. Говорите.

На проводе была шумная, тучная и вечно взволнованная бабулька, живущая этажом ниже квартиры Андрея и его родителей. Женщина пожилая, одинокая, со своими тараканами в голове. Она то помогала и сочувствовала Андрею, то грозилась добиться выселения их семьи из дома. Притом, что ее непутевые сыновья (ныне покойные) в свое время только и делали, что безвылазно бухали с отцом и матерью Андрюхи. Вот у нее и зуб на жильцов сверху, хотя, если поразмышлять, она сама виновата. В общем, доживает свои годы в тесной квартирке совершенно одна с кучей болячек и бессонницей, лишь изредка выползая на лавочку у подъезда и частенько путая соцработника с дочерью, что живет в другом городе и не желает общаться с матерью. В таком возрасте стариков колышет в разные стороны. Неясно, что ей взбрело в голову на этот раз: добро или подлянка. Но Виктория вновь удивила Андрея: когда только она успела найти контакт с такой непростой особой, как Марья Степановна? Бабка от скуки недавно решила, что она старшая по их обветшавшему подъезду, обязана знать все обо всех и единолично решать, кто хороший, кто плохой, а кто вреден. Нетрудно догадаться, к какой категории она отнесла семью Андрея.

– Хоть кто-то откликнулся…

– Что у вас случилось?

– …Мы звонили, стучались – никто не отвечает.

У Вики екнуло в груди.

– Что произошло? Объясните.

– Так, – тетка на другом конце провода взяла себя в руки, – этот паршивец Андрей с тобой?

– Да, он рядом. Но с каких пор он паршивец?

– С давних, внученька, с давних. Срочно дай ему трубочку, – доброта в ее голосе исчезла.

Вика протянула телефон Андрею – он твердо решил отгородиться от всего, что может на него сейчас вылиться.

– Андрей! Где тебя носит? Приезжай немедленно и прекрати это безобразие!

– Доброе утро, во-первых, – сурово начал Андрей. – Какое еще безобразие?

– Вы меня топите! У меня течет с потолка: в ванной и в коридоре. А подо мной еще три этажа, между прочим. Там же люди, – Андрей припомнил своих соседей – еще те люди: алкаши, нарики, воры. – С кого за ремонт спрашивать?! Чего вы там устроили?!

«Всегда у нее виноваты только мы», – подумал Андрей.

– А меня это не касается. Мне без разницы, – решил отфутболить соседку он.

– Как это понимать?

– В аварийку звоните.

– Мы же дверь выломаем.

– Сомневаюсь, что вы вообще способны кого-нибудь разбудить в такой час… Вообще, делайте что хотите, – такие резкие ответы поразили даже Вику – Андрей не хотел связываться с прошлым.

– Андрей, что с тобой? Ты пьян?

– Я трезв как никогда. А вы, Марья Степановна, все ищите повод упечь меня в детдом или в тюрягу, да?

– Что ты несешь?! Приезжай сюда немедленно!

– Почему вы не соизволили так же строго сказать своим сыновьям, чтобы они завязали бухать и прекратили спаивать моих родителей?!

– Ты, гаденыш, даже не смей поднимать эту тему.

– Почему же?! Вам всем… всем вокруг было плевать на то, что происходит в нашей семье. Сколько красивых слов вы говорили. Но ничего не сделали. Только ждали, когда нас попросту не станет над вашими головами. А сейчас хотите, чтобы я решал ваши проблемы? Да сколько лично вы уперли вещей из нашего дома?!

– Ты… ты…

– Всем, в том числе родителям, пол моей жизни было плевать, что со мной творится. Отчего следующий остаток жизни я хочу придерживаться вашей же позиции. Так что мне плевать!

– Но…

– У вас еще аргументы есть?! Я поражаюсь. Вы дружили с моей мамой. Мой отец помогал вам, когда ваши отпрыски бросили вас.

– Хочешь бросить своих родителей?

У Андрея кольнуло в сердце.

– По-моему, у твоих родителей очевидные улучшения.

– Ничего бы не случилось, будь кто-то с ними рядом.

– Разве это не твоя роль?

– У меня уже нет сил. Счастливо оставаться!

Трубку выхватила Вика. Ей показалось, что Андрей сейчас метнет мобильник куда подальше.

– Молодые люди, ваши паспорта и билеты, – напомнила проводник.

– Секундочку, – сказала ей Вика. – Марья Степановна…

– Вика, ты хоть образумь этого идиота.

– Скажите, кто-то дома есть?

– Топал кто-то. Видела, вроде Варя домой шла с ночной смены. На телефоны никто не отвечает… Вика, нельзя же так.

– Мы что-нибудь придумаем, – прошептала она.

Объявили о завершении посадки на их поезд.

– У меня плохое предчувствие, – Вика подошла к Андрею.

– И ты туда же?! Их дела меня не касаются.

– Уверен?

– Да.

– Она говорит, что видела, как твоя мама возвращалась домой. А если с ней что-нибудь случилось?

Девушка на мгновение увидела в глазах Андрея страх и трепет из-за больной матери, но луч сострадания перекрыло мальчишеское упрямство. Паренек подошел к вагону и обернулся к Вике, что стояла в отдалении:

– Доставай билеты. Чего стоишь?

Виктория не сдвинулась с места – не позволяли совесть и интуиция. Если они сейчас уедут, то совершат грандиозную ошибку, уверена она.

– Через две минуты отправление, – напомнила проводница.

– Мы можем уехать и завтра, – предложила Вика.

– На что ты намекаешь? Хочешь, чтобы мы вернулись и проверили? После всего, что я сделал, лишь бы откреститься от прошлого, которое мешало мне всю жизнь?

– Только убедиться, что все в порядке.

– Не думал я, что в самый решающий момент наши позиции станут диаметрально противоположны.

– Я желаю тебе только добра, Андрей. Но одновременно я чувствую: что-то не так. И ты тоже это чувствуешь – не ври, незачем скрывать.

– Ты ошибаешься.

– Нет, никогда. Я просто… люблю тебя. Если ты веришь, подойди ко мне и обними меня.

– У тебя, оказывается, такие высокие моральные принципы. Для всех ты такая бунтарка.

– Ради любимых все мы меняемся. Бунтарство – это лишь способ защиты.

– В таком случае я недостоин твоей любви.

– Ты столько лет защищался. Я не верю, что ты… настоящий ты сможешь вот так взять и…

– Ты не понимаешь. Завтра мы уже ничего не сможем – нас найдут.

– Никак я понять не могу, чего ты боишься больше: уехать или остаться?

– Я не боюсь.

– Докажи. Я стою здесь – поезд до Москвы перед тобой.

Андрей понял, что стоит перед сложнейшим выбором в жизни. Он зажмурил глаза, чтобы сосредоточиться.

Глубоко вздохнув, проводница поднялась в тамбур вагона, взглянув на наручные часы. Она не стала поднимать подножку и затворять двери – лишь смотрела на парня, который, кажется, вот-вот должен запрыгнуть в вагон. Тот мысленно метался между поездом и девушкой, что с надежной смотрела на него, не сдвигаясь с места.

– Правильно ли, что мы ищем дом в других городах? Ведь наш дом здесь.

«Железнодорожный билет возбуждает больше надежд, чем лотерейный, – подумалось Андрею. – Престарелая метелка с четвертого этажа нечаянно подсказала, в чем все-таки смысл земного счастья. В обретении любви. Счастлив тот, кто любит, кто вместе не разлей вода – таким все невзгоды нипочем. Что ты можешь значить, если ты один? Некому подставить плечо, утешить, стать моральным ориентиром. Одиночка – даже самый стойкий – обязательно набредет на преграду, которую не сдюжит без партнера, без друга, без второй половинки. Так случилось и с нами… Мама с папой отдалились друг от друга и сломались поодиночке – их бы давно не стало, если бы не я. Однако моя жизнь тоже висела на волоске: Глеб, что сейчас лишился всего и остался один, мог уничтожить меня. Я бы раскололся, если бы не Вика. Когда-то она сама была нелюдима и склонна к необдуманным поступкам, но после нашего знакомства изменилась. И вот она уже сомневается, стоит ли бежать, хотя раньше уже бы давно затащила меня в вагон. Та же Марья Степановна сдает с каждым днем, ибо осталась одна. Отпрыски-алкаши, пока их не зарыли в землю, хоть и тянули жилы из матери, но оставались ее сыновьями, ради исправления которых стоило продолжать жить. Отныне причин у нее особо нет. А куда же теперь мне? В Москву, где я быстро пропаду, ибо без Вики не представляю нормальной жизни. А что же она будет делать в Челябинске без меня? Я же люблю ее, а она любит меня. Мы не имеем права оставлять друг друга – ради нас же самих».

Поезд тронулся. Двери в вагоны захлопнулись.

Андрей и Вика так и остались стоять на платформе. Влюбленные не предали друг друга. Потому что нужно держаться вместе. Так правильно. От их тандема зависит множество других судеб. Им просто нужно быть вместе – вот тогда ничего не страшно.

***

В столь ранний час, к тому же в субботу, на Привокзальной площади паслось не так уж и много таксистов. Приезжие к тому времени разобрали самых доступных бомбил. Парню и девушке достался не самый лучший из них: боров согласился довести их втридорога, будто Андрей с Викой – неместные, которых можно нагреть на бабки. Ребята особо не думали о финансах, поскольку волнение от возвращения домой нехило так дезориентировало, а время беспощадно уходило. Оба будто надолго уезжали, а сейчас вернулись в родной город, где родились и выросли, где живут их родители, где осталось столько воспоминаний. Только «Сказ об Урале» у вокзала смотрит на прибывающих уж больно хмуро: «Урал – опорный край державы, ее добытчик и кузнец».

Таксист не торопился и язвительно отвечал на комментарии пассажиров прибавить скорость в духе «не доросли еще, чтобы дерзить и указывать». На дорогах свободно, а большинство светофоров как нарочно загорались красным. За такие деньги водила мог бы и пренебречь правилами на совершенно пустых перекрестках. Так же пусто было и на душе у ребят. Их беспокоил всего один вопрос: что же случилось и почему предчувствие не такое радужное? Тем временем их поезд в новую жизнь бежал по рельсам, все дальше отдаляясь от Челябинска.

***

Варвара Петровна никак не могла дождаться, когда же кончится этот длиннющий и тяжеленный день, который еще в самом начале выкачал из женщины все соки, что оставались к концу недели. Он особенно загружен у человека, что пашет на нескольких работах, дабы заработать лишнюю копейку, чтобы поскорее выйти хоть в мизерный, но плюс, чтобы рассчитаться с долгами, чтобы приобрести лекарства, купить поесть чего поразнообразнее и утварь в квартире немного обновить (та в ужасном состоянии). Отдыхать некогда. Чуть сбавишь темп, чуть оглянешься по сторонам, призадумаешься – так и хочется забыть о той яме, где оказалась. Ничего так не помогает забыться, как алкоголь. Но обещание, данное мужу, и моральный долг измениться ради сына она не могла забыть, отчего сносила все. Правда, здоровье по многим аспектам уже не позволяло быть в полной мере продуктивной. Матери Андрея даже стыдно в зеркало смотреться: слезы наворачивались от того, во что она превратилась. Тогда они были молодые, амбициозные, годы были лихие – вот и шевелились как могли. С Мишей познакомились еще в училище, стали жить вместе, нашли работу по специальности, СССР развалился, успели отхватить небольшую квартирку, работа абы какая была, платили плохо, часто товарами, что производили. После многочисленных попыток судьба наградила их рождением Андрея, что стало вторым дыханием для новоиспеченных родителей. Пока зеленый змий не обвил вокруг шеи сначала супруга, а позже и саму Варю. Она довела себя до того, что пару раз лежала в психиатрической лечебнице, страдала от головных болей. Алкоголь добавил неприятных ощущений и в печени, поджелудочной, желудке.

Они совершенно не заметили, как опустились, лишились всего… и как вырос их сын. И вот возник шанс зажить, не опускаясь на самое дно – напоминает утопленника с булыжником, привязанным к ноге, что пытается барахтаться и спасти себя. Но они, взрослые люди, должны ведь взять себя в руки и доказать единственному сыну, что еще ого-го. Прошедшие месяцы дались Варваре Петровне с трудом – она столкнулась не только с моральным испытанием (проверить на прочность силу духа), но и с трудностями, что подкидывали ей отравленное спиртным нутро и больная от побоев мужа голова. Женщина старательно скрывала от других, что боли с недавнего времени практически не покидали ее – лечь в больницу, обследоваться не было ни средств, ни возможности. Вряд ли мужу и сыну станет легче в таком случае: еще одна лишняя дума в их головы, а быть обузой она не хотела, потому и молчала, горстями принимая то обезболивающее, то снотворное, чтобы банально заснуть, хоть немного забыться и поднакопить сил, но особых продвижек не наблюдалось. Дни словно слились в один: «Старая рухлядь сама доигралась», – думала Варвара Петровна, но не хотела расстраивать сына, а таблетки тщательно прятала. Конечно же, Андрей находил тайники – в них некогда прятали бутылки. Женщина на пороге депрессии и с подорванным здоровьем ежедневно совершала подвиг. Она сама невысокого роста, некогда худенький стан немного располнел, кожа когда-то приятная стала болезненно желтоватой, лицо сморщилось, сальные волосы ослабли, пережив многочисленные перекраски, руки напоминали натруженные кузнецкие коряги.

Сегодня боль бушевала особенно сильно. А ведь нужно весь день простоять на улице в тулупе, проверяя билеты на автовокзале, а ночью – перемыть целый этаж в офисном здании на Кировке. Дома боль слегка утихла: видимо, от предвкушения единственного свободного дня на неделе и отдыха на стареньком раскладном диване, на котором можно вытянуться. А если удастся уснуть без лекарств, так вообще праздник. После мороза хотелось успокоить руки и ноги в теплой ванне.

Женщина с передышками добралась до пятого этажа. Все тяжелее с каждым днем. Долгожданное облегчение – сбросить теплую одежду, что весит тонну. Под ногами скрипят половицы, тусклая лампочка норовит вот-вот перегореть. Советский холодильник громко тарахтит на кухне. Периодически капает кран. Варвара Петровна приметила, что мужнин ящик с инструментами небрежно брошен у раковины. Давно пора смеситель отремонтировать. Она тихо заглянула в зал, мужа там не было. Наверное, опять на аварию вызвали. Убежал без инструментов?

Руки отнялись так, что спичку поджечь невмоготу, но получилось. Из холодильника на плиту встала кастрюлька с супом – готовит Варвара Петровна вкусно (мастерство, как говорится, не пропьешь). Правда, суповые ингредиенты порезаны несколько небрежно и грубо – руки уже не так уверенно держат нож. Разогрев то единственное, что есть в холодильнике, хозяйка взяла половник, налила себе суп в слегка битую тарелку и села ужинать глубокой ночью, стараясь выбрать из кастрюли наваристый бульон и только те кусочки, что соответствовали диете, положенной при ее болячках. Пошарив в хлебнице, она нашла приемлемый кусочек хлеба, что без плесени и еще не превратился в сухарь, ибо зубов с каждым годом все меньше. Тепло от супа несколько успокоило женщину. Хотелось спать, но в то же время очевидно, что заснуть сходу не получится.

Покончив с приемом пищи, Варвара Петровна отправилась в старенькую ванную комнату. Открыв вентили горячей и холодной воды до комфортной температуры и заткнув слив пробкой, женщина обратила внимание на стиральную доску, что валяется в углу. Машинка окочурилась полгода назад. Работы по дому накопилось уйма: что Миша, что Андрей пропадали на работе, всем некогда – хватит ли ей сил на такой обширный список дел? Отходя назад, она задела ногой тазик с замоченным в нем бельем и чуть не рухнула на пол, в последний момент схватившись за умывальник. Чуть не взялась за шторку – гардина точно бы огрела ее по голове. Вот чего еще не хватало. Вода из тазика расплескалась на пол, на растрескавшуюся плитку коричневого цвета. Варвара Петровна побранила саму себя за неуклюжесть и наклонилась под раковину за тряпкой, дабы вытереть брызги с пола, а после помыть тарелку, вернуться в ванную, сесть на табуреточку и подышать паром, пока набирается вода.

Нагнувшись, Варвара Петровна почувствовала укол боли в подреберье, словно внутри лопнул шарик, наполненный раскаленным металлом, что стал медленно растекаться по животу, прожигая все на своем пути и мгновенно затвердевая, отчего любое движение превращается в пытку. Женщина выпустила тряпку из рук и, опираясь на раковину, полки, косяки, стенки, поспешила на кухню за лекарствами. Самое время их принять, ибо приступ по ее ощущениям предстоит сильный. Она упала на колени перед кухонным гарнитуром, раскрыла дверцы и принялась дрожащими руками отбрасывать в сторону все лишнее на пути к заначке, чувствуя, как боль пульсирует внутри, становится невыносимой. Приходится стонать все громче и морщить лоб, зажмуривать глаза, чтобы стерпеть. Пальцы не слушаются – никак не получается зацепить упаковку таблеток. От боли женщина привалила лоб к столешнице и нетерпеливо разорвала картонку, тщательно прощупывая фольгу с нужными пилюлями… снова и снова. Таблеток, что приносят облегчение, не осталось.

Попытавшись выпрямиться, Варвара Петровна ощутила, как боль огнем обаяла ее. К ванной, где спрятана запасная заначка, пришлось ползти на коленках, стараясь не совершать резких движений. Боль сопоставима предродовым схваткам. Пояс болевых ощущений тем временем окружил женщину сильнее и яростнее: невидимое лассо обхватило не только в области живота, но и в пояснице, в боках. Стало подташнивать.

Пальцы потянулись к ручке двери – от столь простого движения закружилась голова, словно дом перекувыркнулся. В ванной от пара к тому времени уже запотело зеркало. Вода продолжала набираться. Мама Андрея безуспешно шарила под раковиной в поисках лекарств – держаться на коленях стало невыносимо. На секунду показалось, что она не вырвется из адского круга боли. Внезапно ее одолел дикий озноб. Дрожь распространялась по телу в такт спазмам в животе, в котором разгорелся костер, куда без остановки подбрасывают хворост. Женщина беспомощно схватилась за живот и опустилась на пол. Глаза застелила темнота, лоб мгновенно взмок от пота, глубоко вдохнуть не получается, ибо вдохи сопровождаются острой болью, отдающей в живот и руки. Варвару Петровну будто окунали в кипящий котел с чугуном, что вылился из домны. К жару в ванной прибавился жар в теле – температура шарахнула так резко, что чуть не лишила женщину чувств. При этом она понимала, что на помощь никто не подоспеет. Наверняка она умрет здесь, на полу… совершенно одна. Пришлось прощаться с жизнью, поскольку терпеть перманентные боли не получалось – она тихо вскрикивала и корчилась. Никто ее не услышит. Тут же она ощутила сильнейшую изжогу, словно обожглась кипятком. А через мгновение к горлу подступили кисло-зловонные рвотные массы, что фонтаном изверглись изо рта. Ей хватило сил перевернуться на бок, чтобы не захлебнуться, но движение аукнулось очередным взрывом мучительной боли. В животе пульсировало сильнее, чем в сердце, которое не справлялось с нагрузкой. Попытки перетерпеть, перебороть боль, что бушевала в груди и в животе, облегчения не приносили. Попытки сдвинуться сопровождались опустошающей рвотой. Она усиливалась, но облегчения не наступало.

Приступ прогрессировал, словно через трубочку высасывая память, ориентацию в пространстве, мысли и все прочее, заполняя пустоту одними только думами о конце, страшном и мучительном. Выступили слезы. Руки и ноги, словно в припадке, хаотично дергались. После спазмов на свет выбралось жидкое содержимое желудка, что обволакивался всепрожигающим ядом. Его привкус ощущался в горле, во рту, на губах. Желчь вперемешку с кислотой, сгустками крови и остатками ужина продолжала выливаться на пол изо рта. Нервы и чувства Варвары Петровны перегорели, кончились, слились с болью и страхом смерти, словно другого и не существовало прежде. Вонь от рвотных масс уже не беспокоила нос, поскольку вовсю уносилась водой, что выплескивалась на пол из переполненной ванны, обволакивая лежащую на полу женщину, растекаясь по комнате, затекая под мебель, плитку, плинтуса. Поток не прекращался ни на секунду. Вода обязательно найдет себе дорогу.

***

Андрей проделывал такое много раз. И столь же искусно сделал это сейчас – даже человек невысокого роста смог бы открыть запертую дверь в их квартиру так, что замок слетит с креплений и с щепками сломает половину дверного косяка, что, собственно, и случилось. Дверь не менялась с самого возведения дома. В тусклом свете коридора блестела мутная вода, что стояла на полу и стала вытекать в подъезд, унося с собой сор. Поплыла обувь. Разбухли половицы.

Парень понесся в ванную комнату, хлюпая обувью по лужам:

– Мама! – звал Андрей, но никто не откликался. – Мама! Папа! Где же отец, блин?!

Следом за ним в квартиру вошла Вика. Гнетущая обстановка бедняцкой ветхой хаты, которая окончательно сгниет от потопа, оставляет гнетущее впечатление. Девушка не растерялась и побежала в зал, думая разбудить того, кто заснул и забыл про воду, но в комнате никого не оказалось. Пахло намокшей древесиной, влажной штукатуркой.

Андрюха чуть ли не с корнем вырвал дверь в ванную, когда дернул ее со всей силы. В ноги ему вылилось еще больше теплой воды. Он без промедления припал к лежащей без сознания матери. Душераздирающая картина просто разорвала сердце безутешному сыну. Такого и врагу не пожелаешь. В ванную заглянула Вика, которая до последнего верила в лучшее, однако узрела перед собой худший из всех возможных сценариев. Интуиция ее не подвела – вряд ли уехать в такой момент стало бы наилучшим решением.

Лицо Андрюши, искривленное шоком, в момент раскраснелось, брызнули слезы. Он не мог поверить в то, что видит:

– Мама… Мама… Да что же с тобой, мама? Мама… Услышь меня… Это я… Андрей, твой сынок… Я здесь… Я пришел… Очнись… До чего же ты себя довела? – он ощупывал маму так нежно и осторожно, обнял ее, как давно не обнимал, гладил ее, пытался разбудить, словно та спит. Он и не заметил, что сидит в воде. Он не мог оторвать взгляд от лежащей матери, не мог поверить. – Это же я… Я… я во всем виноват. Прости, мама, прости…

Вика быстро закрыла воду, вынула пробку. Невыносимые страдания ей приносила любая встреча взглядом с Андреем. Она и представить не могла, каково ему сейчас. Несмотря на все плохое, что он наговорил о родителях за последнее время, его поведение доказывает, как нежно и беззаветно он любит маму, как привязан к ней. Такую связь очень сложно обрубить. Видеть близкого человека в таком состоянии – невыносимая боль. Словно от твоего сердца отрывают огромный шматок, предварительно вскрыв грудную клетку без наркоза.

Девушка тогда еще тверже решила, что будет рядом с Андреем всегда, что бы ни случилось. Он способен ценить, он способен любить, он не заслуживает никаких страданий более. Нужно быть рядом – вместе они все преодолеют.