– Хм, как же до банальности просто, – прошептал Артур, понимая, что он катастрофически далеко от обыкновенного счастья, хотя с виду несчастлив и беден как раз Леша. А у Артура есть все, о чем только можно мечтать, но одновременно нет ничего. Своими поступками он только отдаляется от истинной цели своего существования – обрести счастье. От осознания сего факта Артуру стало невмоготу.

– А чего добился ты? Расскажи, – попросил Алексей.

– Хорошо. Но сначала уточню: правильно ли я понял, что обретение счастья – это твой смысл жизни? Просто мой жизненный путь доказал мне, что в жизни вообще нет никакого смысла. А все остальные просто боятся себе в этом признаться. Поэтому не имеет значения, что ты делаешь и какие цели себе ставишь.

– Смысл есть во всем. Иначе нельзя ничего добиться, ведь, по сути, делать что-либо абсолютно незачем.

– Либо я просто плохой человек.

– Все мы не без греха.

– Сомневаюсь, что ты делал то, что делаю я. Ты же прям святой, Лешка!

– Кажется, десять лет назад мы с тобой пошли разными дорожками, – с сожалением констатировал Алексей, примечая, как смотрит на него Артур. – Смысл и его отсутствие нас и разделили.

– Определенно, – Артур не знал, чем именно огорошить Лешу из своего огромного перечня злодеяний. – Знал бы ты, что такое «Хамелеон», Лешка. Это филиал ада на земле. И я в нем Люцифер. Делаю все, чтобы обольщать грешников, и одновременно создаю условия, чтобы они за эти грехи поплатились. Я поставил на конвейер шантаж, угрозы и интриги – ко мне обращаются все, кто озлоблен и обижен, кто хочет поиметь денег… или поиметь кого-то. Мотивация заказчиков мне безразлична. Мне платят – я изобретаю ловушки. Гениальные планы обмана – мой конек. Но больше всего я обожаю, когда девчонки, которым нечем заняться либо у которых просто нет выхода, готовы унижаться и эксплуатировать самое дорогое, что у них есть – невинность. И кто родится у таких? Если родится… Мне нравится, когда они ошибочно считают, что управляют мужчиной, насаживаясь на его член. А потом их унижают, бьют, насилуют. Такие бабы имеют сущие копейки. Мне же капают десятки, сотни тысяч за их безалаберность и тупость. А еще за безотказных девушек, за шантаж бизнесмена-семьянина, который по одному моему щелчку может лишиться всего, за реки алкоголя, которые потребляют гости клуба: от школьников до похотливых стариков с похоронными деньгами в карманах. О каком смысле жизни ты толкуешь, если все мои клиенты только и делают, что хотят ее уничтожить?! И все это организовал я. И все работает, не останавливается. Своих врагов мы убираем, быстро и беспощадно – даже пикнуть не успевают, как получают пулю, отправляются в черный мешок или превращаются в фарш в своей же тачке под гигантским прессом. Кровь… Сколько крови на моих руках… Крови и слез тех, кому я оказал услугу – сущее зло, которое они взяли себе на душу и за которое поплатились… А еще, Леха, я торгую наркотой, пара-тройка доз которой, если загнать ее нарикам, школьникам, студентам, мажорам, может закрыть все твои долги раз и навсегда. А ведь ты будешь обслуживать их до конца своей жизни, горбатиться на какого-то там толстосума-банкира. Но зато с улыбкой во все табло, потому что ты, блять, счастлив!

– Пожалуй, мне лучше забыть все, что ты здесь сказал, верно? – исповедь друга до глубины души поразила Лешу.

– Как тебе угодно, – махнул рукой Арчи.

– Ты не пробовал завязать с этим дерьмом?

– Судя по всему, вот он – мой смысл жизни, – помрачнел Артур.

– Такой смысл не приведет ни к чему хорошему.

– Кто тебе сказал, что твой путь приведет к чему-то хорошему?

– Зачем мне говорить, если я и так знаю, что приведет.

– Ты знаешь наверняка? В будущее заглядывал?

– Нет, просто у меня уже есть то, чего я хотел – я вижу и чувствую это… Тебе бы хоть немного ощутить то же самое.

«Я почувствую что-то, если прямо здесь придушу тебя, счастливчик!» – в Артуре кипела неистовая ярость – он знал, что Леша обладает несколько другим богатством, нежели он сам. Арчи ощущал себя неполноценным – это обидно и неприятно.

– Леха, поехали со мной в клуб бухать?

– Не могу, Артур. Я лучше вернусь на работу.

– Сегодня можешь не возвращаться – я договорился с твоим начальником.

– Я извинюсь перед ним и доработаю смену.

– Для чего?! Ты же можешь провести один вечерок в свое удовольствие. Я всем тебя обеспечу. Чего твоей душе угодно.

– Мне это не нужно.

– Всем это нужно!

– Тогда я лучше пойду домой, к семье.

– Что же ты заладил? Дом, семья! Ты специально меня травишь?! – Артур зверел. При этом в его глазах, помимо бешенства, виднелись слезы. – Хотя валяй! Почему бы тебе не поехать и не трахнуть наконец свою жену? Уверен, что она давно завела себе любовника, с которым кувыркается, пока ты батрачишь день и ночь. Он еще и подарочки детям дарит, какие папа купить не может. Из твоих отпрысков в таких условиях не выйдет ничего дельного – они только сменят тебя на твоей никчемной работе!

– Зря ты так.

– Я ни при чем. Это жизнь такая.

– Я, пожалуй, пойду, Артур, – Леша чуть не прописал бывшему однокласснику в торец.

– Признайся, ты же лицемер! Все же не так радужно, как ты говоришь. Ты все придумал. Ты одержим.

– Одержим как раз ты, друг. Взгляни на свою жизнь по-другому. Задумайся, для чего тебе все это? Может, ты всегда заблуждался? Куча бабок и иномарка не сделают тебя счастливым.

– Я могу дать тебе денег. Хочешь? Они точно облегчат твои трудности.

– Свои грехи так не смоешь. И подачек я не беру.

– Упертый, как и в школе. От меня не убудет. Возьми.

– Нет, не возьму, – вскочил Леша, чтобы уйти.

– Какой же ты идеальный! Прям тошно!

– Искупи свои грехи, Артур, пока не поздно. И пойми уже, что ты…

– Иди ты к черту!

– Я уже рядом с ним. И теперь ухожу. Бывай, друг. Надеюсь, ты разберешься.

Арчи не мог вынести нахлынувшей обиды. Вся жизнь, весь путь к звездам ничего особо и не значат, получается? У парня раскалывается голова. Встреча с давним другом дала понять, насколько он заблуждается.

Отпустив Таню Строймилову в никуда, он лишил себя шанса на простое человеческое счастье – не поддельное, не покупное, а настоящее, вечное. Без него он не обретет успокоения – боль продолжит терзать его.

Кто-то трясет его за плечи.

Пахнет шампанским и женскими духами. Всюду, будто изумруды, сверкают осколки от бутылки. Без устали орет музыка – аж в ушах звенит. Темные силуэты, парящие в ярком лазерном шоу, то и дело проплывают рядом. На плечи и рукава пиджака как будто варенье капает – невкусное, с железным привкусом.

Только бутылка, опущенная на голову Артуру, заставила его посмотреть на эту жизнь иначе. Подумать о вечном, пока еще не поздно.

***

Пятница, 9 декабря 2011 года, кафе у заправки на автодороге «Меридиан».

– Я не понимаю, – недоумевал тучный кавказец, сидящий на мягком диване у окна. – Объясните еще раз.

– Тигран Хасанович, образована межведомственная комиссия для обследования земельного участка, который ныне занимает ваше предприятие. Поступают жалобы.

– Что изменилось, ответьте мне?! Они и до этого поступали. Мы их с вами отлично отрабатывали, – подмигнул чиновнику Тигран.

– На этот раз все сложнее, – сдержанно вещал Валерий Бережной. – Землей заинтересовалась одна крупная компания, чтобы в перспективе разместить на ней свое производство. Место подходящее. Для города нужные инвестиции, налоги и рабочие места. Одно лишь «но» – на этом участке вы.

– Я уже много лет плачу городу арендную плату и сверх того плачу вам лично.

– Потише говорите.

– Плачу вам лично, – понизил тон хозяин скупки. – А вы так со мной поступаете?

– Ничего не могу поделать, – развел руками Бережной, – у меня практически связаны руки.

– Когда вы тут жрали тортик, то орудовали двумя руками совершенно свободно, – возмущался Тигран.

– То, что я с вами встречаюсь вне протокола, уже не по закону. Это моя личная инициатива – только из уважения к вам. Проявите уважение и вы. Либо я сейчас уйду, и уже завтра на вашем участке обнаружат трупы…

– Извиняюсь.

– У инвесторов большие завязки наверху – с меня требуют решить вопрос с вашим предприятием.

– Произвол! Так бизнес даже в 90-х не ущемляли! Хорошо. Я готов выкупить участок в собственность.

– Не получится. Состоится аукцион – вы не дадите больше тех, кто желает вашу землю.

– Кто вам такое сказал?

– Ваши скромные налоговые декларации. Все мы знаем, что ваше рыльце в пушку – многие давно хотят вас прикрыть. И старых связей вам будет недостаточно: ваши дружки все как один давно пенсионеры и ничего не решают.

– На чьей вы стороне?

– Пока на вашей. Но есть одно «но».

– Что вы мне нокаете постоянно? Я что, лошадь?!

– Напоминаю, что я могу встать и уйти, – мужчина в деловом костюме самообладания не терял.

– Извиняюсь.

– Есть другой похожий участок. Оба практически идентичны и различаются по незначительным параметрам.

– Интересно. И что дальше?

– Мы можем предложить инвесторам тот участок вместо вашего.

– Что же мешает сделать это прямо сейчас?

– Ваша подмоченная репутация, дорогой друг. Видите ли, ваши недоброжелатели – назовем их так – настояли на создании комиссии, чтобы…

– Засудить меня?! И вы пришли сюда, чтобы мне об этом сказать?!

– Меня пригласили для того, чтобы в комиссии были и независимые эксперты. И для вас очень хорошо, что этот эксперт я.

– Пока дело дрянь.

– Из любого положения можно найти выход. Если комиссия создана, она при обследовании может найти на территории участка некоторые изъяны и заковырки, вменить вам их исправить и предложить промышленникам другой участок, а вы останетесь при своем. У них явно поджимают сроки, поэтому они согласятся на второй вариант, где изъянов не будет. Это лучше, чем ждать, пока вы разродитесь все исправить, закрыться и убрать за собой горы мусора. А дальше нужно будет инициировать еще одну комиссию, чтобы она установила факт выполнения требований первой комиссии. А свой хлам вы и за 50 лет не разгребете. Но…

– Что «но»?! – терял терпение Тигран.

– Комиссия может счесть, что недостатков нет. Я не скажу своего слова о втором участке, а вы будете стоять до конца. Тогда на вас беспрепятственно натравят органы, придет аудит, прочие проверки. Вся ваша черная касса вскроется, и вам крышка.

– Надо отпугнуть хапуг от моего бизнеса и моего участка, – прорычал Тигран.

– Не просто отпугнуть, а оформить как можно больше изъянов официальным решением комиссии. Люди там собираются адекватные. Они понимают, что без вас на участке будет куда лучше. Все обычно занимают сторону инвестора. Но…

– Пожалуйста, давайте ближе к делу.

– Комиссия может принять решение и в вашу пользу – дать вам и дальше барахтаться в вашем жестяном дерьме.

– Что для этого нужно?

– Вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос, – франт из мэрии достал из портфеля красивую шариковую ручку, черкнул некоторое число на салфетке и показал ее Тиграну, который тяжело вздохнул и растерянно глянул на собеседника, нервно потирая пальцы рук.

– А если я не смогу найти… там много?

– На данный момент это и есть стоимость вашего бизнеса. Цена его существования. Неофициальная, конечно. Если вы хотите его потерять, то все пройдет быстро и без проволочек – органы повыше и посильнее в момент вас прикроют, и уже через год на вашем месте будут открывать новый современный завод. А вас еще и посадят.

– Как же так?

– Представили? А теперь решайте. В моих руках повернуть комиссию в нужном направлении: что найдет, то и напишет.

– Что-то у меня барашек не тем горлом пошел. Извиняюсь. Я отойду в туалет, – спрыгнул с нагретого места Тигран.

– Думайте скорее. Мне пора ехать по делам, – недовольно кинул вслед Тиграну Бережной.

Хозяин скупки вприпрыжку забежал в тесную уборную, закрыл хлипкую дверь и принялся набирать номер телефона.

– Здравия желаю, товарищ полковник! Это Тигран. Да, он вышел на меня. Вымогает взятку.

– Сколько? – спросил уверенным голосом полковник Меркурьев.

Тигран назвал сумму.

– Как-то неимоверно много для него.

– Там межвед.

– Тогда все с ними ясно. Где ты находишься?

– В кафешке на «Меридиане».

– Разговор записал?

– Не успел.

– Почему?

– Когда я пришел, он уже сидел в обозначенном месте. Телефон бы его смутил.

– Плохо. Как в школе опаздывал, так и здесь обосрался!

– Но я сел под камерой.

– Мало толку от размытого изображения без слов. Ты же прекрасно знаешь, как я хочу прижучить этого козла и тыкнуть солидным делом прямо главе в лицо.

– Конечно, я в курсе, – озирался на дверь Тигран.

– Так если ты в курсе, чего тогда портишь дело?

– Испорчу дело, если буду сидеть на толчке целый час.

– В общем, слушай внимательно: сейчас идешь к нему и на все соглашаешься. Пусть скажет дату обследования участка. О нем же идет речь? Тогда-то мы всех и возьмем с поличным. При передаче.

– То есть я должен буду передать ему взятку на своей территории?

– Отличное место – без лишних глаз. Мы там установим наблюдение и оцепим все предварительно. Не уйдет.

– А если…

– Ладно, скажешь, что и где. Бывай!

– Постойте, Виктор Борисович! А где я деньги возьму?

– Чего?

– Деньги.

– У тебя же их полно! Ха-ха, шучу. У меня целый склад меченых. Всю сумму привезут мои люди. Твое дело заманить и передать. А дальше мы всех мордой в пол.

– Тогда меня точно закроют.

– Слушай, никто тебя не закроет. Ты же говоришь с человеком, который решает подобные вопросы. Пешки из администрации не смогут такое провернуть. У них понтов больно много.

– Но там какая-то большая компания. Инвестор, – заскулил Тигран.

– Старая песня о главном! Ты под моей защитой, понял? Только не спались. Мы с тобой еще многих коррупционеров поймаем. А теперь возвращайся.

– Передать от вас привет?

– Ты совсем сдурел, идиот?!

Тигран с испугу чуть не утопил телефон в ржавом толчке. Спустив воду для вида, хозяин металлобазы вернулся в обеденный зал кафе. Однозначно, у Тиграна сегодня передозировка общения с коррупционерами различных мастей.

Удовлетворенный согласием Тиграна Валерий Бережной вышел из замшелого бистро. Нашел же кавказец место для встречи, хотя в ресторан, куда обычно ездит обедать чиновник, Тиграна точно не пустят.

В кармане пальто завибрировал телефон. На экране высветилось: «Артур Хамелеон».

– Приветствую вас, Артур Тимурович! Ну, что вы мне скажете?

– Я согласен, – буркнул в трубку Артур.

– Уточните, на что именно? – Валерий усаживался в свой «Мерседес».

– Я готов платить вам больше, чем Олег, – сухо объявил Артур.

– Замечательно.

– Еще бы вас это не радовало.

– Есть одна важная деталь: придется платить не больше, а вдвое больше.

– С какой стати?

– Понимаете, Артур, ваш шеф – очень могущественный человек. Чтобы его скинуть, мне понадобятся серьезные ресурсы и серьезные доводы, чтобы эти ресурсы использовать. Я прошу об услуге определенных людей в органах, которые готовы содействовать – естественно, не за бесплатно.

– Постоянно у вас находятся причины завысить цену.

– Артур, если предложенные условия неподъемны для вас, то все останется как прежде. Мы все будем сотрудничать с Олегом, а вы продолжите перед ним пресмыкаться и не вылезать из своего борделя. Если вас это устраивает и платы не будет, то разговор окончен.

– А может…

– Предлагайте своих сифозных телок каким-нибудь прыщавым школотронам! Сделка отменяется, – отрезал Бережной.

– Подождите. Будут вам деньги.

– Вот и чудно. Давайте отныне и впредь так не поступать друг с другом. Мы же деловые люди.

– И куда вам столько бабла?

– Деньги здесь не главное, друг мой. В наше время истинную ценность обретают связи и информация. Цены нет тем, кто может сопоставлять определенную информацию с теми или иными событиями в городе, а также грамотно применять ее в решении проблем. Полезный навык. Но я позволил себе его осметить. Я рад, что мы договорились. Подготовка потребует некоторого времени. Поверьте, вашему шефу осталось недолго… Простите, Артур, мне звонят, – Бережной вырулил на заправку. – Да, господин мэр… Да, конечно, скоро буду у вас… Прошу прощения, – Бережной прикрыл микрофон телефона и сказал заправщику с бейджем «Алексей». – Голубчик, мне до полного.

История двадцать четвертая. «Преступление и наказание»

Ночь – чарующее и таинственное время суток.

Если вас мучает навязчивая мысль или утром планируется важное событие, знайте – вы не будете нормально спать (если, конечно, вы не бесчувственный сухарь). Либо сделается так, как со мной – что-то просто разбудит вас посреди ночи. Просто так.

Я подскочил на кровати. Резко отдало болью в правом подреберье, но уже не так сильно, как вечером – явно хороший знак. В номере темно и прохладно; ненавязчиво гудит вентиляция, сквозь оконные щели проникает холодный воздух вперемешку с запахом курева. Степанчук храпит уже не так оглушительно, как прежде, когда я пролистывал дневник. Вот, кстати, и он – валяется открытый на моих коленках. Несколько листочков слегка помялись.

Я решил освободиться от одеяла – по ощущениям получилось мгновенное перемещение из Африки на Северный полюс. По дороге в сортир захотелось проверить, как там поживают мои подопечные. На дворе то самое время, когда все гарантированно спят – именно так и рассуждает человек, который не работает в ночную смену и не посещает всякого рода ночные клубы, бары, бани.

Сделав все дела в клозете, на двери которого не защелкивается засов, я побрел в соседнее крыло с надеждой в скором времени возвратиться под одеялко. Жаль, что к тому времени постель остынет. Как и ожидалось, всюду тихо и безлюдно; в коридоре горит несколько приглушенный свет, как и в центральном холле, а линолеум все так же издает щелкающие звуки под ногами. Дверь на лестницу, как и оговаривалось, заперта – я подергал ручку на всякий случай.

Заглядывать в широкие замочные скважины номеров я начал с конца коридора. В незанавешенных комнатах прекрасно просматриваются спальные места и постояльцы: «Спите, – я глядел на укутанных в одеяла либо, наоборот, раскрывшихся, распластавшихся на панцирных койках пацанов, – храпите, смотрите сны, пускайте слюни. А ведь кто-то, друзья мои, мнит вас мечтой всей своей жизни».

Я мысленно ставил галочки напротив фамилий игроков в командном списке. Все дрыхнут без задних ног, что не может не радовать. Однако, чем ближе я подходил к комнате постоянных возмутителей спокойствия в лице Митяева, Брадобреева, Кошкарского и Абдуллина, наметились некоторые расхождения. К примеру, в одном из номеров свободна кровать – на ней должен спать, кажется, Зеленцов. А внутри замка следующей двери и вовсе торчит ключ, поэтому заглянуть внутрь нереально. Подобные препятствия плодят скверные мысли.

Не успел я склониться перед очередным номером, как вставленный в предыдущую дверь ключ зашумел в замке. Я замер, глядя в ту сторону. Со скрипом дверь отворилась – из темноты показался Вова Шабашкин, похожий на зомби: неопрятный, помятый и сонный. С его появлением по моему носу будто кулаком ударил резкий запах спиртного. «Начались в деревне танцы», – подумал я, преградив габаритному защитнику путь. Тот, видимо, грозного помощника тренера не признал, ибо улыбнулся и фамильярно похлопал меня по плечу.

– Здорова, братан, – выдал Шабашкин. Язык у него заплетался.

– Доброй ночи, Вова. Скажи мне, что происходит?

– Понимаешь, – покачиваясь на месте, секретничал он, – мы вечерком немного выпили, ну… расслабиться решили чутка… в общем, – Вова отодвинул меня к стеночке, чтобы проследовать в уборную, но внезапно остановился, оперся рукой об угол и повернулся в мою сторону. – Только тихо. Петьке не говори, лады? – попросил он и неуверенно зашаркал дальше, пытаясь развязать шнурки на шортах.

Я опешил от Вовкиного вида (от амбре особенно). Шабашкин тем временем тщетно толкал и бортовал всем своим телом дверь в туалет, будто она была хоккеистом другой команды. Притом та открывалась наружу, а не вовнутрь. Потянуть ручку на себя Вован не догадался – допился парень, что называется. Я наблюдал за ним из холла с открытым ртом. Неужели у меня на руках целых четыре звена таких кадров? Когда до Вовы наконец дошло, что попасть в комнату раздумий ему не суждено, он прислонился к раковине, оттопырил резинку шорт и оголил свое междуножное хозяйство, чтобы помочиться прямиком в умывальник. Невольно я отвернулся от такого срама.

Шабашкин от долгожданного облегчения аж голову запрокинул. Я же пытался сообразить, что предпринять: первой мыслью было побежать и разбудить Степанчука, однако данный вариант так себе, ибо крайним сделают меня – мол, не углядел, распустил (дилетант, короче). Дальнейшие рассуждения прервались звуком столкновения мешка с мясом и костями об коричневый кафель. Я обернулся. Черноволосый Вовка валялся на полу. Я кинулся к хоккеюге, натянул на него трусы с шортами, а также проверил, дышит ли он.

– Что ж вы натворили, придурки? – приговаривал я, когда волоком тащил Шабашкина по коридору. Сланцы, зацепившись за дверной порог, слетели, посему оголенные Вовкины пятки подняли на дыбы коврик в номере. Неимоверным усилием всех мышц тела я водрузил тяжелую часть Вовы на койку, напоследок кинув туда же его немытые ноги. Усевшись на край кровати, я легонечко пошлепал его по щекам. Тот вроде сморщился и что-то промычал – значит, жив и здоров, только ужрался в хлам. Надо бы пойти и воду в раковине открыть хоть на полминутки.

Пока возился с Шабашкиным, приметил в номере еще несколько деталей: странный беспорядок, объедки на всех более-менее ровных поверхностях, пустые бутылки от сока и газировки, а также отсутствие на соседней постели Чибрикова.

– Вова, куча ты навозная, где Богдан? – я еще сильнее хлопнул Шабашкина по щеке. Ответа, впрочем, не прозвучало. – Дело пахнет керосином, – пройдя мимо остальных спящих, которых не смущает ни шорох, ни свет из коридора, я отворил дверцы шифоньера, в котором насчитал только три куртки вместо четырех. – Твою ж мать, сбежал, – чертыхнулся я. Хотя еще мельтешил вариант, что Богдан уснул где-нибудь в другом номере. У кого там было общее сборище?

Я направился к номеру Митяева и Ко. С каждым шагом в моей голове плодились версии – одна абсурднее другой, отчего волосы вставали дыбом, а глаза вываливались из орбит, сердце стучало, ушиб под повязкой принялся ныть. Если все произошло именно так, как я предполагал, то это грандиознейшее фиаско Петра Елизарова в истории – миссия, ради которой меня сюда взяли, с треском провалена.

Я встал столбом у заветной двери, слегка приоткрытой:

– Даже не закрыли, – будет полнейший атас, если внутри ни души.

Я осторожно просунул голову внутрь – все четыре кровати заняты крупными фигурами, укрытыми одеялами с головой и странно поджавшими ноги. Я выдохнул, однако пьяный Шабашкин все равно не давал покоя – не мог же он нажраться в одиночку? Чую, утром грядет серьезный разговор и виновные получат по шапке. Как же спать после такого? Или это только цветочки?

Здесь явно что-то не так. Если и пресекать источник разложения и неповиновения, то на корню. Я смачно ударил по двери – ни одной складки на одеялах не дрогнуло. В следующие секунды я легкими движениями руки смахнул одеяла со всех кроватей. Прятавшиеся под ними сумки и баулы предстали передо мной во всей красе. Волна эмоций захлестнула меня так, что я стал ругаться матом, сбрасывая вещи на пол, срывая простыни с матрасов, раздавая пенки тумбочкам и избивая подушки.

Провал.

Их нет. Они сбежали. Ярости моей просто не было предела.

Усевшись на пол в компании одежды, баулов, клюшек и постельного белья, я попытался обрести духовное равновесие, однако злость и волнение не позволили. Я намеревался изжить со свету беглецов, наказать их по всей строгости. Видимо, прав Степанчук: в последнее время я размяк, пустил ситуацию на самотек. Самое время возвращаться к истокам. Самое время сорваться, как никогда не срывался: без суда и следствия. Ибо такого акта непослушания я еще не видел.

Решил приберечь силы для встречи с дезертирами, которые явно решили продолжить банкет в городе. Ох, они поплатятся, даже если мне придется торчать в номере до самого утра.

В темноте я разыскал табурет и уселся на него в центре комнаты, взглядом просверливая дверь. Номер напоминал гнездовье бакланов – я не желал быть единственным бакланом в этих стенах, которого можно так легко и безнаказанно водить за нос.

От учащенного дыхания и выплеска эмоций на всем, что попадалось под руку, хотелось промочить горло. Я приметил бутылку на полу – холодный чай, судя по этикетке. Открутив крышку, я принялся жадно вливать в себя содержимое, которое внезапно обожгло мне рот и глотку так, как может проделать только крепкий алкоголь. Вместо чая в бутылке виски!

«Вот, значит, какой чаек вы лакали! Надеюсь, ребята, вы застраховали свои жизни, – злился я, сидя в темноте. На полу лежал ремень – видимо, от штанов Митяева. – Что же теперь будет? Спортсмены. Да еще и поддатые. В чужом городе. Они же натворят дел – таких, что не отмоются и будут жалеть. До первого мента. Или еще кого похуже», – переживал я.

Время шло. Вокруг ни шороха, ни стука. До тех пор, пока в холле не послышались шаги шестерых полуночников. Они всеми силами старались быть тихими и незаметными, но алкоголь в крови и ветер в голове не позволили. Пол скрипел под весом ежесекундно тяжелевших ног, желающих донести остальное, что выше пояса, до коек, дабы окунуться в такой сон, что с оркестром не разбудишь. Смешки и разговорчики слышались все явственнее.

Я очнулся. Вот-вот откроется дверь и в комнату залетят виновники моего ночного бодрствования. Я настроен встретить их подобающе. Схватив ремень, я поднялся с табуретки и прижался спиной к стенке прямо между шкафом и дверью. Негодники зайдут в номер и оставят меня позади, а там… Я пристроил ладонь к выключателю.

Со свистом распахнулась деревянная дверь, и гурьба хоккеистов в верхней одежде ввалилась в помещение, придерживая друг друга. Внимание возвращенцев приковал беспорядок.

– Что за поебота?! – произнес кто-то.

– Особо обидчивые отомстили. Хули ты хотел?

Я толкнул дверь. Она захлопнулась, потушив единственный источник света.

Абдуллин потянулся к выключателю – я вцепился пальцами в его запястье.

– Ай, бля!!! – испугался он и машинально прописал хук по стенке в паре сантиметров от моей головы. Из темноты стенка ответила Артему разящим и обжигающим ударом по животу. То ли хлыстом, то ли ремнем. Голкипер взвыл и рухнул на руки к собутыльникам, которые не успели сообразить, что к чему.

Включившийся свет полоснул нарушителям режима по зрачкам. Напротив хоккеистов с воинственным видом и с ремнем наперевес стоял я. На лицах беглецов нарисовался удивленный испуг. Еще бы, их раскрыли.

– Зря вы вернулись, – злобно выцедил я. – Если ищете легкой смерти, то вам в окно! КАКОГО ХРЕНА???!!! – вскричал я, вырубил свет и кинулся на квартет дезертиров, хаотично размахивая ремнем.

Кому прилетело по рукам, кому – по ногам, кому – по спине, по плечам, по попе. Все, не ориентируясь в темноте, стукались друг об друга, спотыкались об одеяла и одежду на полу, ударялись об шкафы, тумбочки, табуретку, прыгали на кровати, лишь бы не получить удар импровизированной плетью. Мой звериный оскал (вкупе с бешеными глазами) словно светился во мраке. Я представил себя вооружившимся лассо ковбоем, хлеставшим непослушных и строптивых лошадей.

– Ну что, твари, задрожали?! Думали, Петька не узнает?! – размахивал ремнем я, не желая мириться с мыслью, что меня перехитрили. – Меня напоить легче, чем из равновесия вывести. А вам удалось! – хоккеисты боязливо рассредоточились по комнате.

– Успокойся, псих! – крикнул Кошкарский – в сторону источника звука последовал удар ремнем – Степку шлепнуло по ногам так, что он чуть не шмякнулся на постель, на которой стоял.

– Предупреждали же вас! Одна такая выходка – коньки на гвоздь! А вы что сделали?! – кричал я, совершенно позабыв о конспирации – возня и возгласы могут привлечь ненужное внимание. – Доигрались?! Вас же вышвырнут из команды! – я всматривался в лица каждого из игроков, пытаясь отыскать хоть каплю сожаления и раскаяния. – Чем вы думали, когда сбегали?! Вы не только карьерой… вы жизнью своей рискуете.

– Хорош надрываться, придурок. Всю общагу перебудишь!

– Плевал я на всех! Ваши спят глубоким сном, ведь нажрались как свиньи! Отчего к вам, товарищи, еще больше вопросов. Вы не то что на хоккеистов… вы на людей непохожи! – продолжил агрессировать я. – Да я вас… в унитаз спущу!

Пашка Брадобреев решил прикинуться, что ему поплохело – он театрально схватился за живот:

– Только не надо про унитаз! – он спрыгнул с кровати и направился к выходу, но я со всех сил огрел кудрявого по спине – тот споткнулся и распластался у порога. – Куда ты собрался?! Я никого не отпускал. Отвечай, бестолочь, где еще двое?! – я схватил Брадобреева за кофту.

– Откуда ты…

– Чибриков где, говори?! Зеленцов где?!

– Бречкин, – поправил меня Митяев.

– Бречкин?! По нему вообще тюряга плачет. Где они?! – в тот момент я был на таких шарнирах, что напоминал буйно помешанного.

– К себе пошли, – ответил Брадобреев, который боялся подниматься с пола.

– Чудно! – завладев ключами от номера возмутителей порядка, я объявил. – Я сейчас вернусь. Из номера носа не высовывать. Будем решать, что с вами делать.

– А в туалет? – уточнил Степа.

– В бутылку сходишь, Кошкарский. Благо их тут целое море.

Я скрылся в коридоре.

– Блять, что это было? – спросил Абдуллин, потирая костяшки пальцев после встречи со стенкой.

Остальные восприняли вопрос как риторический.

Богдан Чибриков уже успел скинуть с себя верхнюю одежду, передвигаясь по номеру на цыпочках. Он как на раскаленных углях подпрыгнул, когда я ворвался в помещение. Проныра знатно матюгнулся: пришли по его душу.

– Догадался, да? – разочарованно спросил Чибриков.

– А как же, – ответил я. – Не вы одни здесь умные.

– На чем мы спалились?

– Марш за мной. Объясню.

– Выбора у меня, похоже, нет, – Богдан покосился на ремень в моих руках.

– Ты догадлив. Прошу.

– Зачем вы меня разбудили? – сквозь сон вещал Малкин. – Мне снились бабы.

– Это видно, – заметил чуть приподнятое одеяло я. – Смотри, пистолет свой не сломай, – ввернул я напоследок, выводя Богдана из номера, словно заключенного из камеры.

Вскоре вся компашка собралась в дальней комнате. Пацаны, уставшие и понурые, расселись на кроватях. Я садиться не стал, а только зацепил руки в замок за спиной и вещал стоя:

– Дорогие мои, вам известно, который час? Учтите, это была самая длинная и бессонная ночь в моей жизни. Так что хорошенько подумайте, прежде чем отвечать на мои вопросы.

– Да мы… – начал Абдуллин.

– Не раздражай меня, Абдуллин. Лучше сядь, – жестом усадил голкипера я. – Как это понимать? Я вас что, развлекаться отпускал?