– Нет, это будет потом. Вас бы поблагодарили где-нибудь за бугром, в Европе, но никак не в Челябинске. Будет восстание. По двум причинам: все остались без бухла, карт, шлюх, наркоты и танцев, а власть лишилась главного оппонента, против которого публично боролась. Раз такового нет, следовательно, зачем народу власть, которая достигла цели? Кормить ее налогами просто так? Нет, увольте. Поэтому мы и работаем слаженно вместе, чтобы сохранить друг друга. Вот шумят там люди на какой-то площади в Москве, потому что нынче все обленились даже делать вид, что чем-то занимаются. Движение – жизнь. Шевелись и завоюешь место под солнцем. Можно шевелиться, но медленнее, и народного гнева не будет, а так… бабки на скамейке поносят местную власть и не более.
– Как у вас просто все…
– Относительно сноса. Вам ли не знать, что люди никогда не будут довольны хорошими делами властей – только так можно хоть чем-нибудь отвлечь народ, чтобы он не стал в ваши черные делишки сильно вникать. Знаете, что хорошо отвлекает от того беспредела, что сейчас творится? Мой клуб. Его посетители не позволят закрыть такую лакомую приманку, которую они посещают каждый раз вместо того, чтобы администрацию штурмовать. Лучше бухнуть и забыть про свержение власти, верно? Так что муниципалы еще долго будут со мной якобы бороться – так же долго, как и сотрудничать.
– Ваша теория весьма занимательна, Олег, и имеет право на существование. Но я бы хотел вернуться к нашему делу.
– Что вы заладили?!
– Настоятельно прошу вас поторопиться.
– Сделаю все, что от меня зависит.
– Хорошо. Озеров должен как можно скорее отказаться от своего имущества. А то, чувствую, промедление отразится на нашем с вами вознаграждении.
– Ну вы скажите что-нибудь этим сетевым мудилам, найдите нужные слова. Вы умеете.
– Переживаете за выручку? Предоставьте это мне.
– Может, заглянете на партию в покер?
– Нет, я поеду домой: мне нужно выспаться. У меня завтра с утра…
– Надо же, вы еще и спите?! Я-то думал, совесть вам не дает.
– Как и вам. Мы оба плохие люди. Но, кажется, только так можно чего-нибудь добиться в жизни.
Олег собирался покинуть «Мерседес», но внезапно передумал и спросил:
– Всегда хотел вас спросить, Валер. А у вас семья-то есть?
– Вам зачем?
– Не переживайте так. Чисто из интереса. Никакого криминала, угроз, шантажа и заложников, поверьте.
– Слабо верится.
– Мы же деловые люди и должны друг другу доверять, разве нет? От наших действий столько зависит.
– Давайте без имен.
– Давайте.
– У меня есть жена, маленькая дочь, младший брат, пожилые родители.
– И вы для них наверняка лучший муж, отец, сын, брат, да? Добытчик, пример для подражания?
– А как же. К чему вы клоните?
– Только представьте, что бы они сказали, если б узнали, какой их Валерий Юрьевич Бережной на самом деле коррупционер и интриган.
Бережной кисло улыбнулся:
– Была бы у вас семья, Олег, вы бы еще сильнее развели всю вашу нелегальную деятельность.
– Откуда вам знать, что у меня ее нет?
– Элитная шалава, которую вы периодически трахаете, семьей не считается. Задумайтесь, что вы после себя оставите, ведь вам уже четвертый десяток, а все ваши учителя, рэкетиры-борцы, уже давно на зоне или в могиле. А вы пока так, в мафию играете.
– Откуда вы…
– У меня есть одна полезная привычка. Я всегда проверяю своих контрагентов.
– Контр… кого?
– Олег, чтоб вы понимали серьезность моего настроя. Лучше со мной вести беседы на равных.
– Вас что-то задело, Валера?
– Вряд ли вы бы разговаривали столь развязно с персоной вашего уровня. Зря вы меня недооцениваете. Я тоже обладаю некоторыми знаниями и связями. Я ведь тоже часть большой системы подобно вашей. А кто в ней законам не следует – не тем, что принимаются и публикуются, – тот заменяется на другого со скоростью света, более гибкого и сговорчивого. Но вот уже долгое время я не просто исполнитель, шестеренка – я большая красная кнопка, рубильник, который способен запустить или остановить очень многое. Часто именно мне решать, что сделать и как. От того или иного решения может зависеть, кто сядет, кто разбогатеет, кому полегчает, а кто огребет. И за эти взвешенные решения и создание нужных для них условий мне платят. Я даже могу выбирать. А люди… люди только и умеют, что ругать, а потом слезно выпрашивать, мол, вы обязаны. Быстро народ привыкает к хорошему. Ему периодически нужно напоминать, что он тоже кое-чем обязан. А вы, коммерсанты, знаете собственную цену, привыкли оперировать экономическими категориями, прекрасно осознавая, что из воздуха ничего материального не возникает, что все продается и покупается. Посмотрите на меня и на себя, Олег. Вы действительно мало чем от меня отличаетесь: вы тоже в центре принятия решений и тоже монетизируете место, которое занимаете. Мы, может, из разных ветвей власти, но мы из одной системы, которая при всем ее несовершенстве сделала из меня важную шишку, а из вас – местного полулегального царька. Я не хуже вас знаком с этим.
– Со мной-то все ясно. Я в тени. Но ведь у вас все официально. Как же вы лицо-то держите?
– Да уж, выпившие всегда задаются вопросами морального толка. Вы мой давний партнер, поэтому я вам отвечу. Я делаю все, что позволяет мой статус. А работать на благо города или на благо себя – каждый решает самостоятельно. Кто и какое решение принял, легко увидеть: подойдите к мэрии в конце рабочего дня и взгляните, кто в какие машины садится, а кто на остановку идет. Предпочтительнее, конечно, работать на себя, ибо выправить в этом городе плачевное состояние вообще всего – куда ни плюнь – нереально даже за 100 лет. Можно, конечно, попытаться, но это пойдет в разрез некоторым принципам системы – все равно где-то проколешься и уйдешь… или уберут. Вот многие и сидят на двух стульях сразу – не пытаются, а имитируют. Нет смысла особо упираться. Сами же сказали: люди все равно не будут довольны. Главное, опять же, чтобы избиратели были хоть немного удовлетворены и только в определенное время – под выборы. Или чтобы они с нетерпением ждали выполнения грандиозных планов и обещаний. А к тому времени уже придут другие и нового пообещают – все рычаги и шестеренки переменятся, и система «шикарного будущего» запустится снова, а сроки сдвинутся. И вы, и я пускаем пыль в глаза, чтобы только избранные поняли, что мы делаем. Наша роль в том, чтобы хоть как-то регулировать беспредел вокруг. Иначе полная анархия и вседозволенность. Элементарного смысла просто бы не существовало. Любой мог бы решать: без квалификации, навыков, опыта, полномочий. Все мы знаем природу человека. Решали бы все чисто для себя, чего я избегаю. Тогда в мире воцарился бы полнейший бардак. А регулирование существующего хаоса должно хорошо оплачиваться. Что же это за жизнь такая – в ней нет смысла, когда все у всех выходит, все получают, чего хотят и как хотят. Это не свобода, не демократия, не равенство – это стремительная деградация. Таким путем никаких ресурсов не хватит. Неизбежно возникнут конфликты, недовольство – если есть пирог, обязательно найдутся те, кто его разделит. Доступ к благам, к пирогу, нужно строго ограничивать, брать под свой контроль и дозировать – не многие способны на такое, не все могут искать варианты, отдавать одним и не давать другим, делая при этом так, чтобы довольны были все. Все ради порядка, Олег Валентинович. Наша цель – это не идеал. Идеал не позволяет развиваться. Чего не скажешь о хаосе, который можно систематизировать и приводить в порядок вечно, особенно в нашем турбулентном мире: где-то латать, а где-то ломать, получая при этом те же самые деньги. Вот вроде бы как всех все устраивает, и бах – грянул кризис. Всем нечего жрать, негде работать. А ведь на сцены и флаги в Москве деньги нашлись. Хорошая жизнь еще никому не приносила успокоения. И зачем только все так к ней стремятся? Простому обывателю не понять. Вам ли не знать, Олег, ведь «Хамелеон» – это же царство похоти и разврата, сознательного убийства самого себя. И к вам ходят. Я смотрю, у вас каждую пятницу аншлаг. Космические прибыли. А будь везде вседозволенность, вы бы по миру пошли. Поэтому во всех развитых странах удовольствие ограничивают. И здесь тоже: говорят, опомнись, твои гроши закончились, иди-ка на завод и заработай, а потом приходи опять. Труд тоже полезен. Будь у нас вседозволенность, никто бы не гробил свое здоровье на заводах и в полях. И тогда наступил бы тупик, ибо жрать-то все хотят, надо на чем-то спать, на чем-то передвигаться, на что-то жить – все блага станут недоступны, а быт станет невозможным, раз никто не хочет трудиться. Какой же противоречивый этот идеальный мир, верно? И зачем бороться с проблемами, если они все равно породят новые? Всегда будут те, кто внизу, а кто наверху. Хотите потрясений? Они лишь поменяют стороны. А от перемены мест слагаемых, как известно…
– Ну-у-у, Валера, дали вы жару.
– Что-то я увлекся. Прошу прощения. Я не должен был вас грузить.
– Нечего извиняться. Я не против. Я же первый начал. И многие в вашем кругу согласны с таким подходом?
Бережной стал осторожничать:
– Не имею ни малейшего понятия. Вы не найдете меня ни на площади Революции, ни на Кировке, ни на Цвиллинга. Я не сотрудник этих организаций. Я всего лишь представляю определенные интересы: порой власти, а порой и частного капитала.
– Точно нет желания выпить?
– Точно. Мне, пожалуй, пора. Мы же правильно поняли друг друга?
– Еще бы.
– Не будем распространяться о содержании данного разговора.
Олег обнял себя двумя руками, чтобы хоть как-то не закоченеть на морозе по дороге назад. Вслед ему с неприязнью смотрел посредник Валерий Бережной. Далее он принялся искать в памяти телефона нужный номер.
– Здравия желаю, товарищ полковник! Прощу прощения, что поздно.
– Ничего страшного, Валерий. Благодаря известным событиям, сон нам только снится. Вот такая нынче тавтология. Я так понимаю, вы звоните насчет нашей договоренности?
– Да, я только что встретился с Олегом Валентиновичем.
– И как он жив-здоров? – с сарказмом поинтересовался полковник.
– Честно говоря, не очень.
– Все настолько серьезно?
– К сожалению, да. Открытые призывы к свержению действующей власти, угрозы насилия по отношению к официальным лицам и сотрудникам правоохранительных органов. И все в таком духе.
– Зачем только вы с ним связались?
– Как зачем, товарищ полковник? Если бы не наши совместные усилия, он бы уже давно положил конец покою в городе. Нельзя снимать намордник с такого опасного пса – боюсь, он со дня на день его полностью сгрызет. Считаю, что в такое время опасно давать волю такому неадекватному чудовищу. Ладно, если только слова… Но он, тварь, еще и нажрался. Грозится выдать… всех.
– Выдать меня… мне же?
– Откуда мне знать, что он не завязан с кем-то повыше вас?
– Для чего ты тогда там трешься, Валера?
– Контроль и надзор, Виктор Борисович. Как и было оговорено.
– Нестабилен наш Олег, говоришь?
– Так точно.
– Он заигрался, конечно. Но и у вас рыльце в пушку, Валерий.
«Что же сегодня за день угроз? – подумал Бережной. – Все и всюду то ли проверяют, то ли взаправду нужно пестик брать».
– Все мы грешники, товарищ полковник, но все во благо. Мы берем грехи других на себя, несем ответственность за тех, кто сам собой правильно управить не в состоянии, кто только звериный язык понимает. Такой подоплеки Олег не поймет и никогда по достоинству не оценит. Только мы… вернее, вы имеете возможность его угомонить, чтобы не натворил лишнего.
– То есть ты предлагаешь…
– Провести операцию. Сегодня же.
«Хорошо же придумал этот трус, а, – размышлял полковник. – Весь личный состав по паркам и площадям рассредоточен и застыл в ожидании людского гнева. А тут всех на какой-то клуб бросать. Там должны быть грандиозные залежи наркоты, контрабанды, заложников и предателей Родины, чтобы хоть один взвод туда направить».
– Не забывайся, я тут решаю.
– Виноват, товарищ полковник.
«Я в этом городе за порядком слежу, выскочка, а не ты!» – вновь подумал полковник, сидя в своем кабинете и закуривая очередную сигарету.
– Я подумаю.
– У Олега под рукой целая орда, – продолжал Бережной, – которая в любом случае подчинится ему, каким бы сумасшедшим ни был его приказ. Хватит ли сил городской полиции? Может быть, следует привлечь…
– Валера, это уже мне решать. Тебе необязательно сюда лезть, – отчитал Бережного полковник. – А чего ты так меня торопишь? Неужели за столько лет тебе впервые боязно за собственную шкуру? – решил кольнуть чиновника полковник, чтоб неповадно было.
– С чего вы взяли? – у Бережного аж дыхание перехватило – он расслабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
Полковник продолжил с улыбкой:
– По голосу слышу. Думаешь, кто-то сольет хамелеонам, что это ты наводку дал? Олег и из тюрьмы тебя достанет.
– Ваш юмор, товарищ полковник, здесь не уместен. Я ведь тоже могу…
– Что ты можешь?!
– Ничего.
– Не бойся. Не сольют тебя.
– Надеюсь на ваше положительное решение по поставленному вопросу. Знаю, что у местного СОБРа только самая передовая и современная техника – помнится, я лично принимал участие в ее приобретении. Цена вопроса была очень высока, а по некоторым позициям даже чересчур. Верно, господин полковник?
– Тебе пора на боковую.
– И вам доброй ночи.
После окончания разговора оба собеседника обозвали друг друга бранными словами: кто-то – по-граждански, а кто-то – по-военному. Далее полковник совершил еще несколько звонков по защищенной линии, в том числе в ФСБ, а также доложил о соблюдении общественного порядка вышестоящему руководству.
***
Таня Строймилова, прикрыв лицо ладонью, тихо плакала в коридоре, как откуда-то из-за угла (кажется, из служебного коридора) появился Данил Озеров, совершенно дезориентированный.
– Девушка, – он вдруг обратился к Татьяне, – не плачьте, пожалуйста. Все будет хорошо! Я ни за что не поверю, что у кого-то жизнь хуже, чем у меня.
Озеров побрел дальше. Парень подавлен и похож на уличного алкаша, ноги которого вот-вот надломятся. Прежде Озеров не испытывал подобного: дают о себе знать унизительное поражение, а также садомазосоитие в «красной комнате», которое он слушал. Данил готов хоть всю неделю включать в наушниках тяжелый рок, лишь бы заглушить звуки, что до сих пор в голове аукаются.
Даня не знал, чем кончилось противостояние хоккеистов с Олегом. Озеров-младший боялся высовываться, но верил, что позора хуже его собственного сегодня повториться не может. Чутье не подвело – по крайней мере, с друзьями, которые вступились за Данила. И вот он узрел своих заступников, весело сидящих в ложе – разочарованием там не пахнет. Неужели они обставили Олега или хотя бы смотрелись достойно, за что и заполучили ложу? Он хотел радостно кинуться к ребятам, но в голову стали забредать негативные мысли, мол, компромат все еще у врагов, поэтому те неспроста оставили парней в клубе. С одной стороны, хочется вывести их отсюда, а с другой стороны – просто выпить, забыться и наплевать на все.
– А вот и наш стеклянный Озеров! – всплеснул руками Абдуллин.
– Поздравляю, чувак, – важно объявил Митяев. – Ты сегодня без фартука. Жопу не простудишь.
– В смысле? – буркнул Озеров.
– В коромысле! – передернул его Кошкарский. – Где ты пропадал?
– Ревел в подсобке, – предположил Алексей.
– Нет, пытался сделать кое-что поважнее.
– Успешно?
– Пока нет.
– Я так и думал, – Арсений прикусил губу, обдумывая дальнейшие действия.
– Ничего, держи хуй бодрее, Даня, – подбодрил его Чибриков. – Мы прижали твоего Олега к стенке.
– Еще никому не удавалось прижать Олега к стенке по-настоящему, – недоверчиво произнес Данил и взглянул на Арсена. – На чем вы сошлись?
– Мне пообещали, что все делишки будут решены полюбовно, но только с твоим отцом лично.
– И ты поверил? – с разочарованием спросил Озеров.
– Кончай хандрить, Даня, – включился в беседу Брадобреев. – Взгляни на это с другой стороны.
– С какой еще стороны, Паша?! – огрызнулся Озеров. – Откуда тебе знать, каково это, когда тебя втаптывают в грязь, что не отмоешься потом?!
– Воу! Успокойся, кент!
– Значит, – сделал вывод Митяев, – нам вообще не нужно было вмешиваться, так?!
Все уставились на Данила.
– Я не хотел подвергать сомнению ваши заслуги, парни, – опустил глаза Данил. – Я ценю то, что вы сделали, и благодарю вас за усилия. Каждого. Только…
– Что?
– Думаю, что это далеко не все. Здесь так просто не сдаются.
– Ты конкретно загоняешься, – Степа не воспринял всерьез опасения Данила. В отличие от Митяева.
– Лучше уходите, пока дают.
– Ну уж нет. Здесь мне столько нервов помотали, что я не уйду, поджав хвост, пока не нагну этот клуб по полной, – стукнул кулаком по столу Бречкин.
– Принесите Дане выпить, – попросил Богдан. – Тьфу, я ж совсем забыл…
– Напротив. Настроение у меня как раз подходящее, – отметил Озеров.
– Правильно, – одобрил Брадобреев, – ты напряжен. Выпей – полегчает. Только блюй в сторонку, ладно?
– Хуй с вами. Спаивайте! – Озеров начинал понимать, при каких условиях люди хотят ужраться в хлам.
Парни оживились.
– Ты не бойся так. Алкоголизмом не страдают – им наслаждаются, – изрек Абдуллин, потянувшись за бутылкой.
– Что в ней?
– Общая анестезия, Дэн, – ответил Брадобреев.
– Так, стоп! – Арсен жестом прервал поток традиционных ритуалов спаивания новичка. – Своим рвением вы угробите Даню. Сначала мы с ним сгоняем до Славика, чтобы начать постепенно, понимаете?
Арсений увел Озерова еще и по другой причине.
– Если вернется Лиза и предпочтет кого-то другого вместо тебя, то ты не серчай, браток, – крикнули Митяеву вслед.
– Кто-о-о?! – у Озерова округлились глаза.
– Иди, – Сеня толкнул Даню, желая переговорить с ним с глазу на глаз.
В сторонке и произошел диалог.
– Выкладывай: ты что-нибудь нашел или нет?
– Нет, – вновь погрустнел Озеров, а Арсений сложил руки на груди и стал ходить из стороны в сторону с недовольной миной.
– Чего ты тогда делал все это время, пока мы тут потели по твоей милости?
– Слушал трах извращенцев.
– Ты издеваешься надо мной?! Я же помочь хочу.
– А смысл? Я элементарного сделать не могу. Я никчемный и конченый балбес. Я единственное, что хочу, так это напиться до вертолетиков. Глядишь, весь этот ад кончится.
– Конченый и никчемный – это как раз тот, кто раньше времени руки опускает. Не бывает безвыходных ситуаций. Не бывает, слышишь?! Еще есть варианты.
– Ты заблуждаешься. Неужели гордыня не дает тебе понять, что мы в ловушке?! Завязывай геройствовать, Арс – только хуже будет. Помню, я три года назад тоже решил погеройствовать на льду… Мне такую травму сделали, из-за которой, – у него пересохло в горле, – я не смог вернуться в хоккей. Я не хотел бы подвергать вас опасности – вы и так достаточно сделали. Здесь может быть гораздо хуже – ты не знаешь этих людей… Олег… он же чистое зло. Никто не станет поддаваться: никаких скидок на возраст и тупость. Речь идет не просто о чести, а о деньгах, огромных деньгах моего отца. А мы взяли и разворошили улей – теперь Олег не отступит. Странно, что мы еще на ногах стоим. Арсен, при всем уважении к тебе…
– Знаешь, мы с ним похожи. Я тоже не переношу, когда меня задевают за живое. А он это сделал, – насупился Арсений.
– Сеня, по сравнению с ним ты никто и звать тебя никак. Счастье, если мы выберемся отсюда целыми.
– Нет, мы только проявим слабость, если отступим, а со слабаками разговор короткий.
– Арс, ты себя слышишь?! Это не компьютерная игра с тремя жизнями. И не хоккейный матч: пободались, а потом руки пожали. Чего ты задумал?
– Он нас еще запомнит, Даня.
– Арсен!
– Мы выберемся. И еще как выберемся. А ты можешь сидеть тут и убухаться. Но прежде всего скажи мне: где флешка с компроматом?
– А не все ли равно?
– Отвечай на вопрос.
– Тебя когда-нибудь погубит твоя самоуверенность.
– Отвечай на мой вопрос!
– Судя по всему, до сих пор у Лизы.
– Отлично. Есть тут у меня один вариантик, как ее добыть.
– Нет, это невозможно. Лиза – еще та змея подколодная. Она таких, как ты, на завтрак ест.
– Кто еще кого съест, Озеров. Я отомщу Олегу.
– Как?
– Поимею его Лизу.
– Ты… ты… ты нормальный?!
– Они оба поймут, чего стоят на самом деле.
– Ты ебнулся с крыльца, Арсений?
– Нет, я в двух шагах от успеха. И от твоей флешки, кстати.
– Завязывай немедленно.
– Спасибо тебе, Данька, – Митяев положил руки ему на плечи.
– Брось уже мне помогать.
– Вспомни, дурачок: «для вас – команда, для нас…»
– Братья! Но…
– Вот так-то лучше. Повторяй это почаще, а то превратишься в эгоиста.
– Бля, я добра вам хочу, как ты не поймешь!
– Противостояние с Олегом – это уже мое личное дело. Я и тебе помогу. Не люблю уходить со льда проигравшим.
– Ты не сможешь.
– У тебя секунда, чтобы изменить свое мнение.
– Я тоже так думал. Трахнуть ее – не выход.
– Да, не выход, но тогда Олег поймет, что не с тем он связался. А пока до него дойдет, мы уже будем далеко отсюда.
– Либо они дотянутся до нас быстрее.
– Ты говорил, что на низком старте отцовские друганы, чтобы украсть Лизу.
– Я тут осознал, что из меня херовый планировщик.
– Слушай, если я ничего не найду, то привезу ее вам на блюдечке. И делайте с ней что хотите. Зато Олег будет с вами считаться. Ты, главное, людей заряди, понял?
– Сколько же бедолаг пыталось хотя бы прикоснуться к ней…
– Ничего страшного, Данька. Мы нагнем их всех, вот увидишь, – Митяев потрепал друга по плечу. – Сильно не напивайся и будь на связи. И прошу тебя: не мешай.
– Но…
– И никаких возражений.
– С каждой секундой хочется выпить все больше и больше.
– В твоем случае это вполне естественно.
– И ты много не нажирайся, а то не встанет.
– Встанет-встанет, а вот дойдет ли до конца – спорный вопрос.
– Знаешь, Арс, сегодня я открываю всех вас с совершенно другой стороны.
– Вряд ли. Мы всегда такими были – ты просто отвык.
– Мне явно нужно поменять круг общения.
– Учти: чем больше у тебя друзей, тем больше посажена твоя печень.
– Думаю, друзья созданы не только для того, чтобы с ними пить.
– Разумеется. Вот я сегодня помог тебе. Глядишь, завтра ты поможешь мне.
– Что ж, видимо, запрещать тебе что-либо смысла нет.
– Произнесешь еще хоть слово, я тебя придушу, – Арсений подошел к барной стойке. – Славик! Ты наверняка давно мечтал кое о чем. Радуйся, сегодня воистину уникальный день. Принеси-ка выпить вот этому кадру – чего-нибудь легкого для начала.
– Вау, – Вячеслав такого не ожидал ни при каких условиях. – Подожди-ка, ему ж нельзя, – одновременно он обрадовался появлению Дани в поле зрения. – Потом еще и убирать за ним.
– Не поверишь, но он просит сам. Очень надо.
– Все так плохо?
– Не каждый день все идет слегка по пизде. Но я считаю, что падать духом не стоит. У нас еще есть туз в рукаве.
– Я бы хотел тебя предупредить…
– Знаю я, – Арс не дал Славе договорить, – что ты хочешь сказать. Знаю, что здесь затевается. Мы слегка… в опасности. Но я же говорю: у нас есть туз в рукаве.
– Осторожнее.
– Не будь как Озеров, Славян! Видишь, он и то решился набухаться.
– Как бы это решение не стало главной ошибкой моей молодости, – очнулся Озеров.
– Не переживай, Даня, – ответил Митяев, – на ошибках молодости не учатся – на них женятся. А здесь как в хоккее – можно и три шайбы за минуту заколотить, если соперник расслабился.
– Мне бы твоего оптимизма, Арс.
– Погодь, сейчас тебе Слава оптимизма в жидком виде нальет.
Через пару секунд заветный флакончик из фартука Вячеслава опустел окончательно.
По прошествии определенного времени специалист по пьянкам Брадобреев, наблюдая за Озеровым, произнес:
– А чувака-то реально понесло.
– Зажигает паренек. Что ж еще можно сказать?
– Надеюсь, у Славика есть тазик.
– Сами сильно не увлекайтесь, – предупредил парней Арсений. – Отличники, на хуй. И на минуту вас оставить нельзя – тут же мордобой устроили. Чего не поделили? – он обратился к Степе и Богдану. – Лизу?! – те сидели молча, с ненавистью поглядывая друг на друга. Они сцепились пару минут назад.
Кого действительно ничего отныне не волновало, так это Данила Озерова, который с каждым выпитым граммом все больше воображал себя учеником у доски, который старательно мочит тряпку и нещадно стирает написанные мелом проблемы и заботы. Причем улетел он в сие незатейливое и прекрасное путешествие буквально с трех рюмок – видимо, давненько хотел послать все за горизонт и снять накопившееся напряжение, что развязало его как никогда. Хотелось всего и сразу.
От ложи с пацанами Озеров плавно переместился к бару, потом к совершенно чужим столам, где пробовал на вкус все, что плохо лежит. Вскоре Данил добрался и до танцпола. Происходящее наяву мелькало в его сознании выборочно, словно ребенок-шалунишка в голове баловался с выключателем света, щелкая его туда-сюда.
Яркий и продолжительный всплеск света застал его в тот момент, когда он умудрился столкнуться спиной с какой-то девчонкой на танцполе. Та ниже его ростом и с его точки зрения представляет собой одно большое цветастое пятно, будто персонаж аниме. Озерову пришлось как следует протереть глаза, чтобы рассмотреть внешность бунтарки: крашенные в оранжево-бело-розовый цвет волосы, две девчачьи косички, очки в роговой оправе (явно без диоптрий), пирсинг на ушах, бровях, языке и в носу, брекеты, ярко разукрашенные помадой губы и выразительные глаза на маленьком, утонченном и любознательном личике. На ней светло-джинсовый костюм, состоящий из курточки и коротеньких шортиков, увешанный всякими медальками и значками, розовая футболка, цветастые кроссовки и гольфы практически до колен. И как ей не холодно?
Данил невольно остановил взгляд на столь красочном объекте. Девушка тоже изучала его с улыбкой.
– Я тебя узнала, – начала она.
– Будешь издеваться и злорадствовать?
– Почему?
– Потому что я парень с местной доски позора.
– С чего ты взял, что я считаю твою историю позором?
– В ней не предполагается другого варианта. А если хочешь настоящих героев, то они там, – Даня показал рукой в сторону хоккеистов. – Мне остается только танцевать и не отсвечивать. Не грузи меня. Танцуй или уходи.
Девушка осталась и продолжила двигаться в такт музыке. Озеров не собирался сегодня с кем-либо знакомиться. Наверное.
– Хочешь узнать настоящую причину, почему ты заинтересовал меня?! – выкрикнула сквозь музыку она.
– Валяй, говори.
– Ты сильный и волевой человек.
– Занятное предположение. Я себя таким не ощущаю.
– У тебя есть девушка?
– Вопрос ребром, хе-хе. А ты напористая.
– Чем природа и родители наделили, так сказать.
– Нет, девушки нет.
– Почему?
– Я урод.
– А если серьезно?
– Девушки часто парням мозги поласкают, – намекнул Даня, продолжая танцевать как ни в чем не бывало.
– Хорошо, я поняла, – пригорюнилась девчонка.
– Вообще, – вернулся в беседу Даня, – они все постоянно чего-то от меня хотят и ничего не дают взамен. Но это больше второе, чем первое…
– Что первое?
– Больной я.
– Хорош. Кроме шуток.
– Серьезно.
– Выглядишь вполне здоровым, если не считать некоторую степень алкогольного опьянения.
– Я болен… внутри.
– Тю-ю-ю! Да если так ставить вопрос, то все люди чем-то больны. Меня, кстати, Аней зовут.
– Будем знакомы. Я… Хотя ты знаешь, сто пудов. А теперь расскажи, чем я так тебя впечатлил? Только честно.
– Я считаю, что только уверенный и отчаянный человек способен бросить вызов хозяину этого клуба. Одно дело – поспорить, другое дело – прийти и…
– Опозориться! Спасибо, напомнила!
– Нет! Сохранить лицо и потом безмятежно танцевать. Распоряжаться целой гильдией друзей, которые готовы прикрыть тыл. Игра стоит свеч.
– В итоге я толком и не добился, чего хотел.
– По-моему, наоборот – ты многого добился. Только подумай.
– Нет, все гораздо сложнее.
– Вот мы и подобрались к симптомам твоего недуга. Тебе нужно выговориться.
– А я сейчас что делаю?! Нет, стандартные подходы здесь бессильны. А наводить контакты при помощи алкоголя у меня ни психологически, ни физиологически не выходит.
– В лечении таких ран алкоголь – не панацея.
– Да? Стоило мне впервые за несколько лет насвинячиться, как со мной уже знакомится девушка. Что ты скажешь на это?!
– Останусь при своем мнении. Алкоголь – далеко не единственное средство.
– Что же тогда способно помочь мне излечить душевную хворь?
– Ты сильный. Перебори ее! – старалась перекричать музыку Анна.
– Отличный совет, доктор!
– Тогда еще два средства.
– Спасибо, я не колюсь. А второе какое?
– Показать? – Аня приблизилась к Озерову.
– Конечно!
Сейчас же Данила напрочь оглушило развязным поцелуем в губы. Он оказался приятным и сладким, будто леденец на палочке из детства. И даже железяками во рту не отдает.
От нахлынувших чувств у парня помутнело в голове, а по телу побежали мурашки. Однако Данилу внезапно захотелось… спать.
***
Чем дальше Артур с Лизой отдалялись от хоккеистов в сторону уборной, тем развязнее и резче сутенер обращался со своей подопечной… бывшей… почти. Артур затолкнул Елизавету в туалет, сжав ее запястье до красных отметин на коже.
– Отпусти, мне больно!
– Молчи.
– Да что на тебя нашло?! Я же только взяла в разработку этих…
– Не о том речь.
– Со своими шлюшками малолетними в таком тоне разговаривай, усек?! – Лиза отвернулась к зеркалу, чтобы подправить макияж. Артура вымораживала подобная линия ее поведения. Да что она о себе возомнила?! – Со мной в таком ключе прошу не говорить.
– Здесь я решаю, как и в каком тоне говорить, – разозлился Артур, все больше убеждаясь, что Лизе нельзя доверять серьезные дела и делегировать важные решения, ведь она всегда идет своей извилистой дорожкой. А самоуправство сейчас недопустимо. Несомненно, она многое сделала в борьбе против Озерова-старшего, но ходы крупными фигурами явно должны делать мужчины, которые все затеяли изначально и у которых есть собственное видение дальнейших действий.
– Чего ты так распетушился, Артурчик?
– Заткнись, – стиснул зубы он.
– Если ты способен только на дам покрикивать, это не означает, что ты хороший мужик.
– Предпочитаешь хоккеистов, да?
– Что ж ты так взъелся-то? – она хотела приобнять Артура, но тот отстранился. – Все это яйца выеденного не стоит.
– Зря ты так оцениваешь приказы… мои приказы.
– Что за муха тебя укусила?!
– Я тут поразмыслил: будет лучше, если ты сосредоточишься на целях, которые ближе к тебе, а не…
– Ты решил усомниться во мне?! Сколько же я делаю для тебя! Или ты боишься, правильно я поняла?
– Гони флешку на базу, – напирал Артур.
– Ах, вот в чем сыр-бор!
– Мне не до шуток.
– С каких пор ты стал таким самостоятельным?!
– Для дела будет лучше, если home video Озерова будет у меня.
– Для нашего общего дела? Или для твоего и моего дела, без Олега?
Флеш-карта, так необходимая и Олегу, и Артуру, для Лизы превыше всего – это аргументы ее причастности, ее защита, а также действенный способ манипулировать всеми сторонами конфликта. Мужиков пугает, что своевольная Елизавета вырвется из-под контроля и сольет компромат в прессу, продаст другим группировкам, уничтожит. Любое спонтанное действие Лизы может навредить, а она ведь и вспылить может на ровном месте: из-за злости, ненависти, жадности… или ревности.