Ренегат

– Ангелы небесные! – невольно вырвалось у меня. – Ради всего святого, зачем мы съехали с тракта?

И в самом деле – экипаж повернул на лесную дорогу, узенькую и разбитую тележными колесами. Ветви деревьев с пожухлой листвой так и заскребли по стенкам и закрепленным на крыше сундукам.

– Кучер разве не предупредил? – удивился южанин. – Перед Стожьеном он собирался заехать в какую-то деревеньку поблизости.

– Будь я проклят! – выругался я. – Стоило дождаться почтовой кареты!

– Стоило, – согласился со мной Сильвио, надел бархатный берет и потянулся к ставне. – Вы позволите, магистр? Я собираюсь вздремнуть.

– Разумеется, сеньор, закрывайте. Смотреть в лесу все равно не на что, а так будет меньше дуть.

За время поездки я продрог до костей и пару раз даже ловил себя на желании выбраться наружу и пробежаться рядом с экипажем. И уже немного жалел, что опрометчиво отказался от великодушно предложенного попутчиком бренди.

Глинтвейн! Как только приедем в Стожьен, непременно пошлю Хорхе за подогретым со специями вином. Корица, мед, изюм, цукаты…

Какое-то время я пытался задремать, но из-за тряски нисколько в этом не преуспел. Тогда вновь стал перебирать пальцами четки и не закончил еще и первого круга, как дилижанс дернулся и остановился столь резко, что нас едва не сбросило с сидений.

– Святые небеса! – не удалось сдержать мне раздраженный возглас. – Сейчас-то что?!

Прежде чем я нашарил засов и распахнул дверцу, сеньор де ла Вега беспечно усмехнулся.

– Полноте, магистр! – зевнул он, поправляя сбившийся берет. – Увязли в грязи, только и всего. Сейчас наши попутчики вытолкают дилижанс, и поедем дальше.

И точно – с улицы донеслись взволнованные голоса пассажиров из отделения для черни.

Я вздохнул и зло пробурчал:

– И надо было только сворачивать с тракта…

Выйти и помочь товарищам по несчастью мне и в голову не пришло. Не затем двойной тариф платил, чтобы месить ногами дорожную грязь. Справятся и без нас!

Не справились. В дверцу постучали, и это поразило даже сильнее неожиданной остановки.

– Неужто так сильно увязли? – нахмурился я. Сломайся ось или отвались колесо, дилижанс бы перекосило, а тут просто остановились.

– Ну что ж, магистр, – вздохнул Сильвио, – давайте облегчим работу лошадям…

Он положил скьявону на сиденье, я тоже вещи брать не стал, толчком распахнул дверцу и выпрыгнул на дорогу. Подошвы проломили корку подмерзшей грязи, под ногами мерзко чавкнула бурая жижа. Я поспешно переступил на чистое место, тряхнул сапогом и лишь после этого посмотрел на сгрудившихся у дилижанса пассажиров, их неестественные позы и перекошенные от страха лица. Сразу подался назад, но наткнулся спиной на южанина и замер с разведенными в стороны руками.

А кто бы на моем месте не замер? Нацеленный в грудь арбалет не тот аргумент, который проигнорирует разумный человек. Да и не всякий неразумный рискнет дернуться. Жизнь дороже.

– Грабки к солнцу, оба два! – потребовал худой дядька с волчьим взглядом – тот самый бродяга, которого мы подобрали по дороге.

Каторжанский жаргон в заблуждение не ввел: обычным ограблением здесь и не пахло. Недаром скалился в бороду дюжий охранник и поигрывал кистенем кучер, а юнец-форейтор хоть и приглядывал за лошадьми, но за пояс у него теперь были заткнуты потертые ножны с пехотным тесаком.

– Не дурите, сеньоры, и никто не пострадает, – обнажил кучер в насквозь фальшивой улыбке гнилые зубы и резко крикнул: – Оружие не хватай! Не хватай, я сказал!

Бродяга перевел арбалет на Сильвио, и тот поспешно отвел руку от пояса с дагой. Я воспользовался оказией и отступил к своим товарищам по несчастью.

Те все как один были людьми дородными, таких болт насквозь не прошьет, в мясе засядет. А пока самострел не разрядят, до леса бежать нельзя: дилижанс будто нарочно остановили точно посреди поляны. Что от одной обочины, что от другой деревья отступали никак не меньше чем на двадцать шагов. Да и кусты с редкими пожухлыми листьями и строевые сосны не лучшее укрытие от преследователей. Затеряться среди них не выйдет.

Ангелы небесные! Раньше мне ничего не стоило отвести болт в сторону одним лишь усилием воли, сейчас же приходилось идти на всяческие ухищрения, лишь бы только коснуться небесного эфира. Без предварительной подготовки ущербный колдовской дар помочь в скоротечной схватке не мог.

Хорхе кинул на меня быстрый взгляд, я в ответ едва заметно кивнул. Случайные лесные разбойники еще могли отпустить обобранных до нитки жертв, а этим ловкачам живые свидетели – что кость в глотке. В лучшем случае полоснут ножом по горлу – и в канаву.

– Грош, не спи! – скомандовал кучер, и тут же кто-то выдернул из ножен на поясе мой кинжал.

Ехавший с нами румяный молодчик шагнул к Сильвио, но обезоружить дворянчика не успел. Хорхе в один миг очутился у него за спиной и приставил к горлу кованую бритву. Когда он успел ее раскрыть, не заметил даже я.

– Мы уходим, сеньоры! – объявил слуга, стоило лишь мне укрыться за ним от стрелка.

Бородач шагнул, занося топор, и Кован рявкнул:

– Назад!

Бритва надрезала кожу, по шее молодчика заструилась кровь, и громила замер на месте. Я потянул слугу за плечо, направляя того к распахнутой дверце отделения для благородных. Наш маневр не укрылся от разбойников, и арбалетчик зло процедил:

– Сейчас ты у меня схлопочешь…

– По ногам! – испуганно взвыл кучер. – Иначе сам в круг ляжешь!

Стрелок замешкался, и я проворно юркнул внутрь дилижанса. Хорхе нашарил ногой ступеньку и встал на нее, заставляя молодчика приподняться на цыпочки.

– Давайте разойдемся по-хорошему… – заискивающе предложил выступивший вперед кучер, и Кован тычком в спину отправил ему в объятия ненужного больше пленника. Бритву от шеи он при этом не отнял, и острейший клинок вскрыл горло словно бумагу. В лицо остолбеневшему мужику ударила тугая струя крови.

– Тварь! – взвыл кучер. – Порву!

Но поздно. Хорхе уже заскочил ко мне, рывком захлопнул дверцу и запер на засов. Я задвинул щеколды ставни и принялся шарить руками в поисках упавшего на пол саквояжа.

– Разожги светильник! – приказал я слуге, отыскав сумку. – Быстрее! – а сам вытащил и устроил на коленях деревянный футляр.

Кто-то из лиходеев дернул на себя запертую дверцу; запор выдержал, тогда шибанули обухом топора ставенку окошка. И вновь – безрезультатно. Но это пока. Очень скоро разбойники опомнятся и примутся выковыривать нас из дилижанса, как в голодные годы выковыривают кметы из панцирей улиток и устриц. Время терять нельзя.

– Хорхе, шевелись!

Кремень стукнул о кресало раз, другой, и всполохи искр сменились едва уловимым отсветом затеплившегося на фитиле огонька. Светильник разогнал тьму, и я откинул крышку футляра. Внутри на сафьяновой подложке лежали пара колесцовых пистолей, две медные пороховницы – большая и малая, заводной ключ на длинной ручке и мешочек с пулями.

Кован ухватил скьявону южанина и обнажил широкий клинок, оценивающе взвесил его в руке. Болтали, будто дети ветра рождаются с ножом в руке, а Хорхе был плоть от плоти своего народа, пусть и оставил вольную жизнь перекати-поля, поступив ко мне на службу пять лет назад. Несмотря на преклонные годы, в грязной уличной рубке он мог неприятно удивить любого.

Послышались крики и ругань, донесся отзвук смачной оплеухи, а потом шум стих и в дверцу постучали.

– Открывайте! – потребовал кучер. – Монеты заберем, зато живыми останетесь!

Я уже заряжал пистоль и откликнулся лишь из желания потянуть время:

– Нам нужны гарантии!

– В глотку их тебе забью, сволочь! – рявкнули за дверцей, и я узнал голос бородатого охранника.

Послышалась возня, словно буяна оттаскивали от дилижанса, и вновь заговорил кучер.

– Будьте благоразумны! – принялся увещевать он нас. – Отдайте оружие и деньги и проваливайте подобру-поздорову. Не заставляйте ломать дверь, не доводите до греха! Лучше лишиться кошелька, чем жизни!

Пускать в ход топор лиходею не хотелось: и доски добротные, с такими придется повозиться, и порубленная дверца в глаза бросаться будет.

– Точно отпустите? – уточнил я.

– Провалиться мне на этом месте!

– Провалишься… – тихонько выдохнул я, отложил на сиденье заряженный пистоль и попросил: – Нам надо все обдумать!

И снова взъярился охранник.

– В запределье думать будешь, гад! – крикнул он, и на этот раз подельники оттаскивать и успокаивать бузотера не стали.

Тук! Дверца дилижанса дрогнула, встопорщилась щепой.

Тук! Из досок выглянул краешек топора. Клинок дернулся, пропал и вновь шибанул в дверцу, теперь куда ближе к запору.

– Быстрее, магистр! – поторопил меня Хорхе Кован. Обветренное и морщинистое лицо слуги закаменело и осунулось, но клинок в его руке нисколько не дрожал.

Тук!

Я схватил пороховницу со сложной вязью нейтрализующих магию письмен на медных боках, насадил ее на ствол пистоля, провернул, и сложный механизм с тихим скрежетом отмерил нужное количество пороха. Вдавить увесистый свинцовый шарик в дуло помогла латунная головка заводного ключа, а его длинная прямая ручка прекрасно сгодилась для проталкивания пули в ствол. Раз – и готово!

Тук! На этот раз топор угодил совсем рядом с запором, и тот опасно выгнулся. Ну же! Клятая железяка, продержись еще немного! Дрожащие руки со второй или третьей попытки насадили головку ключа на взводной шпиндель и нервным рывком завели тугую пружину колесцового замка. Кранк!

Шторка отодвинулась, и я поспешно прижал к полке медный цилиндр малой пороховницы. Подпружиненный штырек ушел в корпус, просыпался затравочный заряд. Потянув за гнутую ручку, я опустил курок, и пружина надежно зафиксировала прижатый к боковине стального колеса кусочек кремня.

Дверцу резко дернули, но засов выдержал, и последовал очередной удар топором. Да чтоб вас разорвало!

– Магистр? – нервно оглянулся на меня Кован. – Вы готовы?

Я скинул с плеч плащ, взял пистоль с покрытым магическими формулами стволом в левую руку, в правой зажал его брата-близнеца и во всю глотку рявкнул:

– Довольно! Мы сдаемся!

Удары смолкли, и после недолгой паузы последовал приказ:

– Отпирайте и бросайте оружие!

– Нам нужны гарантии! – крикнул я в ответ и негромко распорядился: – Хорхе, тяни время…

А сам закрыл глаза и обратился к незримой стихии. Без предварительной подготовки сделать это оказалось непросто: эмоции людей до предела взбаламутили эфир, тот тек и дрожал, искажая перспективу и заставляя терять ориентацию. Когда же наконец удалось отрешиться от искажений, истинное зрение различило горевшие в серой взвеси пятна аур.

Двое у кареты, один поодаль, еще один затаился на крыше.

Неподалеку виднелась группа не столь ярких эфирных тел, но сейчас судьба товарищей по несчастью меня нисколько не волновала. В любом случае помощи от попутчиков ждать нечего, придется справляться самим.

Впрочем, двое против четырех – не столь уж и безнадежный расклад. Знать бы только, где стоит арбалетчик! Отошел он от кареты или забрался наверх? Как поступил бы на его месте я сам?

Из транса вырвал резкий отзвук удара; от неожиданности я вздрогнул, но на этот раз по доскам просто приложились обухом топора.

– Открывайте живее! – рявкнули снаружи. – Бритву кидайте! И палаш дворянчика! Ясно вам? А то болт всадим!

– Хорошо! – крикнул я в ответ, переждал, пока отпустит головокружение, и потуже затянул на левом запястье янтарные четки. – Хорхе, открывай. Только учти – кто-то забрался на крышу.

Слуга заколебался и уточнил:

– Стоит ли, магистр?

– А какие варианты? – вздохнул я. – Открывай, мы им для чего-то нужны живыми…

Кован кивнул и сунул в рукав засапожный нож, а скьявону и бритву выложил на край лавки.

– Мы выходим, сеньоры! – оповестил он разбойников, сдвинул погнутый засов и толкнул дверцу, но той не дали распахнуться, придержав снаружи.

– Оружие! – потребовал навалившийся на дверцу бородач. Смерть подельника напрочь отбила у него всякое желание рисковать.

К моему величайшему сожалению, через узкую щель не получилось ни оценить обстановку, ни понять, где затаился арбалетчик.

Где же эта сволочь?!

– Оружие! – вновь рявкнул бородатый охранник.

Хорхе Кован с сомнением оглянулся на меня, дождался кивка и послушно выкинул в щель оба клинка.

– Больше ничего нет? – спросил охранник. – Соврете – ноги отрублю и подыхать брошу!

– Да все это! Все!

Дверцу отпустили, бородатый детина поспешно отступил назад и перехватил обеими руками топор. Рядом с ним неуверенно переминался с ноги на ногу юнец-форейтор, он никак не мог решить, замахнуться ему тесаком или просто выставить клинок перед собой.

В дюжине шагов от них замер подобранный на тракте бродяга.

– Руки на виду держать! – нервно потребовал он, нацелив на нас арбалет. – На виду, я сказал!

Кован показал раскрытые ладони.

– Спокойней, сеньоры! – криво улыбнулся он.

– Спокойней?! – взвился охранник. – Да будь моя воля, я б тебя прямо здесь порешил, старый ублюдок! – Он сплюнул на землю и потребовал: – Шевелись, тварь! – но сам подходить к дилижансу не стал, опасаясь загородить нас от стрелка.

А Хорхе не спешил, давая мне время осмотреться. Я замер на самом краешке сиденья и буквально прикипел взглядом к арбалетчику. Тот отошел от дилижанса, насколько смог, отступить дальше помешали припорошенные снежком деревья. Но пятнадцать шагов – дистанция пустяковая, лишь бы не случилось осечки…

– Живей! – прикрикнул бородач и, потеряв терпение, шагнул к дилижансу.

Кован спрыгнул в дорожную грязь и присел на корточки. На удар сердца внимание разбойников сосредоточилось на слуге; я вытянул правую руку и дернул пальцем спусковой крючок. Стремительно крутнулось стальное колесо, сыпанул искрами кремень, пыхнул белым дымком затравочный заряд. И сразу – выстрел!

Пистоль плюнул огнем прямо в лицо обомлевшего бородача, пуля прошла впритирку с его ухом и миг спустя угодила в голову арбалетчика. Стрелок рухнул как подкошенный, припорошенную снежком землю забрызгала алая кровь.

Перепуганные лошади рванули с места, и я едва не полетел в дорожную грязь, лишь в последний миг успел соскочить с подножки и устоять на ногах. На миг все кругом заволокло пороховым дымом; я выкинул разряженный пистоль и ринулся через серую пелену.

– Замерли, твари! Пристрелю!

И пристрелил бы, но брать грех на душу не пришлось. Обожженный и оглушенный охранник дилижанса и без того уже выронил топор и зажал ладонями глаза, а паренек-форейтор испуганно взвизгнул и отбросил тесак. Дать нам отпор у юнца оказалась кишка тонка, а вот рухнувший с крыши дилижанса кучер злобно ощерился и потянулся за кистенем.

Впрочем, сразу одумался и выкинул оружие на обочину. Ничего другого ему попросту не оставалось: Кован уже завладел арбалетом, да еще откуда-то сбоку выскочил де ла Вега. Южанин поднял мой валявшийся в грязи кинжал и замешкался, не зная, как быть дальше.

Я мельком глянул на других пленников: все они были живы и здоровы, просто связаны по рукам и ногам.

Форейтор придерживал за руку скорчившегося от боли бородача, опасности эта парочка не представляла. А вот кучер вполне мог выкинуть какой-нибудь фортель.

– Ты! Быстро ко мне! – приказал я кучеру, а миг спустя в спину мягко толкнулась эфирная волна. Затейливые посеребренные символы на граненом стволе пистоля засветились, блокируя призванные выжечь пороховой заряд чары, и заклинание кануло втуне.

Заклинание? Откуда?!

Я резко обернулся, и в тот же миг незримая стихия вскипела, лопнула, плюнула белесым сгустком эфира. В примитивное усыпляющее заклинание оказалось вложено столько силы, что его разглядел даже Сильвио. Южанин отпрыгнул от меня, влетел в кусты и распластался на палой листве.

Я последовать его примеру никак не успевал. Да и не собирался! Вместо этого перехватил эфирный сгусток левой рукой, и в раскрытую ладонь словно врезалось невидимое ядро. Удар оказался столь силен, что меня едва не развернуло на месте. Взять под контроль чужое заклинание не удалось, получилось лишь отвести его от себя. Да еще за краткий миг контакта я успел порвать пару энергетических нитей и сместить центральный узел. Молочная белизна сгустка сменилась серостью могильного савана, отлетевшие от меня чары врезались в парочку пятившихся к лесу лиходеев и выжгли их души. На подмерзшую дорожную грязь упали два безжизненных тела.

Тут же щелкнул арбалет, и вслед за форейтором и охранником в запределье отправился кучер. Прохвост рискнул выхватить из-за пояса нож, но Кован оказался быстрее.

За деревьями почудилось смазанное движение, я повел рукой, взял небольшое упреждение и выстрелил. Полянку вновь заволокло дымом; пуля сбила с куста пожухлые и прихваченные морозцем листья, а затем с глухим стуком угодила в сосновый ствол. Промах!

Порыв ветра разметал остатки дыма и снес их в сторону. Я выдохнул беззвучное проклятие и замер в ожидании ответной магической атаки, но колдун не решился продолжать схватку и рванул в чащобу. Судя по затухающим колебаниям эфира, отвлекающим маневром бегство не было. Удрал, стервец! Удрал!

Горожанка визжала как оглашенная, я не выдержал и рявкнул:

– Заткнись, дура! – а когда тетка осеклась, уже спокойней попросил южанина: – Сеньор, освободите людей.

Сильвио миг поколебался, затем кивнул и поспешил к пассажирам, лежавшим на земле со спутанными запястьями и лодыжками.

– Хорхе, не зевай! – крикнул я, поднял с дороги разряженный пистоль и побежал к замершему на обочине дилижансу. Переднее правое колесо угодило в канаву, это и помешало лошадям утащить экипаж дальше. Коняги испуганно фыркали и прядали ушами, но уже не рвались с места.

Я заскочил в кабину, вытянул из саквояжа холщовый подсумок, покидал в него пороховницы, мешочек с пулями и заводной ключ. Без промедления выбрался наружу и отошел на середину дороги.

Колдун вполне мог вернуться; адепты тайных искусств склонны и в грош не ставить простецов. Шибанет чем-нибудь мощным по дилижансу и развеет в пыль; даже дернуться не успею.

– Ваш кинжал, магистр! – подбежал ко мне Хорхе.

– Смотри в оба! – приказал я, сунул клинок в ножны и принялся заряжать пистоль. Отвлекся на уже освобожденных от пут пассажиров и рявкнул во всю глотку: – Не стойте столбом! Выталкивайте дилижанс!

– Я могу чем-то помочь, магистр? – спросил растерянный Сильвио.

– Присмотрите за ними! Не ровен час, без нас уедут! И умоляю, ничего не говорите о колдуне!

Силушки мастеровым не занимать, справятся с экипажем в два счета, а страх иной раз толкает на самые безумные поступки. Перепуганных простецов не остановит угроза неминуемого воздаяния, сначала они уберутся подальше и лишь потом задумаются о последствиях опрометчивого поступка. Хотя… скорее, просто напьются.

Сунув приведенный к бою пистоль за пояс, я занялся вторым и для начала выбил из ствола попавшую туда грязь и обтер запальную полку. На руку сыграл утренний морозец; в противном случае так легко очистить оружие не вышло бы. Повезло! Сейчас время буквально на вес золота: если заклинатель успеет подготовиться, придется лихо.

Глупо бежать вдогонку за колдуном? Ангелы небесные! Мне ли этого не знать? Но и дать ему уйти я попросту не мог.

Пороховница. Пуля. Ключ. Запальный заряд. Курок!

– Магистр, мы готовы ехать! – окликнул меня де ла Вега.

– Ждите! – отозвался я, поднимаясь на ноги. – Сейчас вернусь.

– Ноги бы отсюда унести… – проворчал Хорхе Кован, который отнюдь не горел желанием участвовать в этой авантюре.

– Оставайся! – распорядился я и перекинул ремень подсумка через плечо. – Справлюсь сам. Сам, сказал! Только помешаешь!

Слуга кивнул, а вот Сильвио отреагировал на мои слова со свойственной южанам экспрессией.

– Преследовать колдуна? – прошипел он, приближаясь. – Это безумие, магистр! Одумайтесь!

Я не стал вступать в бессмысленный спор и продрался через кусты, безжалостно ломая ветки и обрывая прихваченную морозцем листву. Снег едва-едва покрывал землю, из него торчал сухой бурьян, и отыскать следы беглеца получилось не сразу. Но – отыскал, благо под высоченными соснами оказалось светло, даже несмотря на затянутое серой пеленой небо.

– Это безумие! – вновь донеслось от дороги.

Безумие? Вовсе нет, всего лишь работа.

Я бежал меж деревьев с пистолем в руке. Под ногами шуршала трава и хрустел валежник, затем на глаза попалась извилистая тропка. Снег там пестрел отпечатками подошв, но я продолжил двигаться меж деревьев. Пусть и приходилось то и дело уклоняться от сучьев, зато был не так высок риск угодить в расставленную колдуном ловушку. Много ума не надо протянуть над тропинкой какую-нибудь гадость…

А вот попасть в засаду я нисколько не опасался. Потревоженное эфирное поле успокоиться еще не успело, затухающие колебания доносились издали, откуда-то из самой чащи леса. Беглец не потрудился заглушить биение внутренней энергии – либо не посчитал нужным, либо попросту не успел, и теперь незримая стихия вскипала и колыхалась в такт ударам его сердца.

До меня докатывались едва уловимые отголоски этих искажений, но хватало и этого. Я взял след. Азарт придал сил, истинное зрение раскрасило осенний лес в недоступные простецам цвета, мир стал понятен и прекрасен. У колдуна не было никаких шансов спрятаться от меня. Отыщу стервеца даже на дне морском!

На глаза попались протянутые меж деревьев призрачные нити; заклинатель все же оставил ловушку, вполне способную погубить неосторожного преследователя. Влетишь, запутаешься, да так и останешься висеть ссохшейся мумией. Даже зверье кости обглодать побрезгует.

Запалить усилием воли порох или усыпить человека мог любой ритуалист, в этих же нитях чувствовалась магия темная и запретная. Удивляться тут нечему – а кто еще свяжется с душегубами? – но прежде у меня теплилась надежда, что на большой дороге решил пошалить какой-то недоучка. Ан нет, не судьба.

– Святые небеса! – выдохнул я и замедлил шаг, став куда внимательней поглядывать по сторонам.

И даже так биение чужой силы понемногу усиливалось; колдун больше не убегал. Уверился в собственной безопасности или поджидает преследователей? Кто бы подсказал…

Деревья неожиданно расступились, и над небольшой прогалиной показалось пасмурное небо, дальше топорщились сухими ветвями мертвые сосны, белел припорошенный снегом поваленный ствол. Густой подлесок темнел бурой листвой, обзор сократился до пары десятков шагов. Всюду валежник, рыжий бурьян да голые ветви облетевших кустов. И тропа.

Незримая стихия по-прежнему подрагивала, потревоженная энергетикой беглеца, отыскать его не составляло никакого труда, но я не спешил. Эфирное поле уплотнялось и окутывало липкой незримой паутиной, теперь оно ощущалось буквально физически. Протяни руку – и прикоснешься. Но прикасаться не хотелось.

Впереди было место силы. Эманации потустороннего пронизывали все кругом, грели жаром незримого светила, дурманили сознание и сбивали с толку. Лишенные дара простецы не могли долго противостоять этому пагубному воздействию; они теряли над собой контроль и творили в подобных местах жуткие вещи. А на кровь, страх и боль будто акулы из глубины являлись обитатели запределья. Бестелесные духи мне не страшны, но чернокнижник – не простец, он может докричаться до кого-то действительно опасного.

– Ангелы небесные! – тихонько охнул я и начал забирать правее, огибая урочище по лесу против хода солнца.

Заметив дрожавшую на ветру осинку, зажал пистоль под мышкой и кинжалом срезал две ветки. Одну сразу убрал в сумку, на коре другой острием клинка быстренько накидал примитивную формулу, сложностью едва ли превосходящую наговоры безграмотных деревенских ведьм. Зуд в левой руке после касания эфирного сгустка так до конца и не прошел; если ситуация выйдет из-под контроля, жезл – даже столь убогий – лишним точно не будет.

Колыхания незримой стихии становились все резче и обрывистей, и я двинулся к эпицентру искажений, заходя с севера. Неглубокий овраг привел к прогалине, посреди которой торчала расщепленная ударом молнии сосна. Давнишний пожар изрядно проредил подлесок, всюду из снега торчал бурьян. Тут и там синели пожухлые цветки василька, желтел сухой хвоей погибший куст можжевельника.

Близость запределья ощущалась все явственней; меня то бросало в жар, то охватывал противоестественный холод. Во рту появился привкус крови – а скорее, даже воспоминание о нем! – торс прострелила боль от давным-давно зажившего шрама. И левая рука… Ее словно жалила стая невидимых ос; пальцы свело судорогой, и мало-помалу боль начала захлестывать плечо и подкатывать к шее.

За что не люблю чернокнижников, так это за эгоизм. Призывают силы, которые и осмыслить не в состоянии, а мне страдать…

Я достал срезанную ветку осины, закусил ее, и рот тут же заполнила неприятная горечь, зато прояснилось сознание. Фантомная боль отступила, вернулась четкость мысли. Насколько получилось, я закрыл от внешнего воздействия свое эфирное тело и осторожно двинулся дальше.

Место силы обнаружилось в распадке между двумя поросшими лесом пригорками. В самом его центре из земли проглядывала гранитная плита, вокруг высились стволы мертвых сосен с растопыренными в разные стороны сучьями-лапами. Они казались сказочными чудовищами, но опасаться сейчас стоило вовсе не мифических персонажей…

Обходной маневр полностью оправдал себя: к чернокнижнику удалось подойти со спины. В камзоле и с непокрытой головой он стоял на коленях и быстро водил по камню перед собой колдовским жезлом. Каждый жест ритуалиста буквально прорезал пространство, бурый гранит расчерчивали оранжево-красные линии.

В давние времена суеверные кметы наверняка приносили здесь жертвы своим выдуманным покровителям, а потом в один недобрый день кто-то из знающих людей зачерпнул слишком много силы, и его объятая пламенем душа рухнула прямиком в запределье. Так и появилась червоточина, связавшая реальность с ее изнанкой.

В распадке понемногу сгущался туман, слышались шепотки растревоженных духов, краем глаза я то и дело ловил смазанные движения. Но серебро выгравированных на стволах пистолей формул пока лишь едва заметно светилось, и я не стал действовать наобум. Вместо этого укрылся за сухим стволом и принялся изучать обстановку, стараясь не упустить ни малейшей детали.

Ритуальная плита располагалась в центре вписанной в круг гексаграммы; наложенные друг на друга треугольники вычертили, посыпав снег горячим пеплом. Разворошенный костер еще слабо дымил, поблизости валялись брошенные на землю плащ и дорожная сумка.

«Сам в круг ляжешь», – вспомнился окрик кучера, и я кивнул. Шесть лучей и центр звезды – это семь жертв: как раз я и Хорхе, а еще южанин, горожанка с отпрыском и пара мастеровых. Но людей на заклание больше нет, и все же колдун от ритуала не отказался. На что он рассчитывает? Князья запределья обожали кровавые подношения; в обмен на души смертных они щедро наделяли чернокнижников силой, а что сейчас может предложить им ритуалист, кроме себя самого? Глупец!

Ирония судьбы – придется спасать заклинателя от участи, которая много горше утопления в проточной воде! Если начистоту, я уж точно не возражал бы, окажи кто-нибудь подобную услугу мне самому.

Чернокнижник казался целиком и полностью поглощен ритуалом, но беззащитным при этом отнюдь не был: вокруг него колыхались призрачные жгуты силы. Подобно щупальцам обитавшей в южных водах актинии они беспрестанно двигались и проверяли пространство – подойду и увязну в безнадежной схватке с магической охраной. А значит, придется стрелять. Пуле такая защита не помеха.

Туман еще больше сгустился, в нем замелькали призрачные тени, и стало ясно, что медлить больше нельзя. Сунув надкушенную ветку осины обратно в подсумок, я оперся о дерево, устроил ствол пистоля в сгибе левой руки и медленно выдохнул. Эфирное поле дергалось и колыхалось, его волны накатывали теперь уже беспрестанно, грань между мирами истончалась все сильнее. Прежде чем потянуть спуск, пришлось ждать и выгадывать подходящий момент. Чутье не подвело, выстрел грянул точно в мимолетное затишье. Пуля серебряным росчерком сверкнула в сгустившемся эфире, и буйство незримой стихии не отклонило свинцовый шар в сторону, он попал точно в цель.

Чернокнижник вскрикнул и повалился на камень с простреленным бедром; без раздробленной кости дело точно не обошлось. Боль заставила колдуна потерять контроль над собственными чарами, и жгуты призрачной защиты мигнули и погасли.

Я сунул дымящееся оружие в подсумок и зашагал к начерченной на снегу звезде, на ходу вытянул из-за пояса второй пистоль. Пусть заклинатель и корчился на земле, но даже загнанная в угол крыса бывает опасна, что уж говорить о людях.

Ритуалист – совсем молодой еще парень со стянутыми в косицу светло-русыми волосами бился на земле, подвывая и зажимая ладонями кровоточащую рану. Колдун едва не терял сознание от боли, его ауру пронзали резкие алые вспышки. Я ускорил шаг, намереваясь наложить жгут, но чернокнижник вдруг перевернулся на живот и лихорадочными мазками собственной крови принялся завершать нанесенную на плиту схему. И тотчас оранжево-красные линии налились недобрым багрянцем.

Наша жизнь – непрерывный выбор. Мы сами решаем, готовиться к экзаменам или всю ночь пить с друзьями вино, мудро промолчать или ответить наглецу на оскорбление, отступить или добиться поставленной цели. Иной раз у нас есть время все хорошенько обдумать, иногда контроль над телом берет бессознательное – то, что ученые мужи именуют мудреным словом «рефлексы».

Сейчас в дело вступили именно они. Я не колебался и не медлил, не думал и не целился, просто взял и выстрелил навскидку. Какую бы сделку ни намеревался закрепить своей кровью чернокнижник, сделать он ничего не успел. Пуля угодила в затылок, и человек рухнул ничком на гранитную плиту. Жаль! Очень жаль!

Волнения незримой стихии начали понемногу стихать, но эфир по-прежнему оставался слишком плотным, через него приходилось буквально продираться. Голова закружилась, призрачные голоса в ней и не думали умолкать. Волосы зашевелились на затылке от недоброго предчувствия.

Окинув взглядом нарисованную на снегу звезду, я без малейшей опаски ступил внутрь и перевернул безжизненное тело на спину. Выходное отверстие изуродовало лицо, светлая челка и короткая русая бородка слиплись от крови. Мерзкое зрелище. Теперь уже и не поймешь – встречались раньше или нет.

Университетский перстень? На правой руке покойника никаких колец не было, а вот левая оказалась сжата в кулак, и стоило лишь мне вывернуть худое запястье, по граниту покатился янтарный шар размером с куриное яйцо. Всю его желтовато-красную поверхность покрывала вязь затейливых узоров, самым крупным и четким из которых оказался солярный символ – восьмилучевая свастика. Ангелы небесные! Еще и язычник!

Я потянулся к странному амулету, но тот засветился изнутри и начал плавиться, терять форму и растекаться по камню. Заключенная в странном артефакте сила высвободилась, набежала горячей призрачной волной, исказила эфирное поле. Туман заклубился и начал быстро затягивать сухие сосны. Стемнело вмиг.