Негатив. Том 2

– Полная стоимость курса в этом случае составит тысячу восемьсот тридцать семь рублей пятьдесят копеек.

Надежду подстрелили на взлёте, будто выпорхнувшую из камышей утку.

– Нереально, – только и покачал я головой.

– Молодой человек… Пётр, – с сочувствием в голосе обратился ко мне хозяин кабинета, – вы же к нам не сами по себе пришли. За вас в том числе и работодатель ходатайствовал. Попросите руководство оформить гарантийное письмо на эту сумму. В конце концов, они прямо заинтересованы в росте ваших способностей.

– Спасибо. Попробую.

Не могу сказать, будто ощутил себя как после пропущенного прямого в голову, но в чём-то ощущения были схожи. Я бездумно вышел в приёмную, оделся и отправился в главный корпус. В себя пришёл лишь в буфете после двух стаканов газированной воды с сиропом. На этом я останавливаться не стал, купил плитку шоколада и в один присест её смолотил, тогда только худо-бедно заработала голова.

Чем впадать в панику, стоило поговорить с капитаном Городцом.

Да! Так и следовало поступить.

Я кивнул, соглашаясь с собственными мыслями, вытянул из жилетного кармана часы, откинул крышку и решил, что до следующей пары вполне успею посидеть в библиотеке. Туда и отправился, желая прояснить кое-какие моменты по вчерашней лекции общей теории сверхэнергии.

Последними на сегодня у меня были сдвоенные занятия по философии, вёл их импозантный – не сказать утончённый – господин средних лет, и лекцию он перемежал пространными отступлениями, поэтому в столовую я отправился не только в подавленном настроении, но ещё и с идущей кругом головой. А вот повстречавшийся там Миша Попович светился будто надраенный медный пятак.

– Переговорил с Сергеем Богдановичем, – заявил он, когда мы унесли подносы с тарелками к одному из столов, – договорился о посещении лекций по комбинаторике!

Сергеем Богдановичем звали лектора, читавшего нам общую теорию сверхэнергии, и я машинально кивнул.

– Здорово! – Отломил вилкой кусочек котлеты и уточнил: – Будешь энергетические конструкции создавать?

Миша помрачнел.

– Буду когда-нибудь, – буркнул он. – Комбинаторика изучает принципы сочетания разных типов энергии. Ну как мы с помощью давления и электричества плазму получаем.

– А, понял! Круто.

– Ты тоже можешь попробовать договориться.

Я покачал головой.

– Не, расписание под завязку забито. И никакие предметы не выкинуть – мне учебный план комиссар согласовал.

– Беда, – посочувствовал Миша и спросил: – А что за паренёк слепой, с которым ты общаешься?

– Одноклассник бывший.

Попович покрутил ладонью.

– Он всегда такой был?

– Нет, последствия инициации, – сообщил я и занялся едой.

После обеда в читальный зал я уже не пошёл, спустился на вахту и проформы ради позвонил Альберту Павловичу, чтобы совершенно неожиданно для себя услышать:

– Завтра после третьей пары сходи в столовую горбольницы. Там дождись Валентину Паль, перекинься на виду у всех с ней парой слов. Только учти: встреча должна выглядеть случайной. Потом загляни ко мне на инструктаж.

Поговорить с Валей?!

Я так удивился, что даже ничего выяснять по телефону не стал, коротко выдал:

– Сделаю. – И повесил трубку.

И кто бы мне объяснил, что всё это значит? Нет, я знал, что Альберт Павлович вывел медсестру из-под удара, выставив жертвой шантажа, но мне-то зачем с ней встречаться? Нелепица какая-то!

Прихватив плащ и вещмешок, я вышел на улицу и с невероятным облегчением набрал полную грудь морозного воздуха. Пусть сегодня ясновиденье и не забивало в темечко незримые гвозди, а внутренний потенциал не требовал беспрестанного контроля, но лёгкое похмелье и бессонная ночь сказались на самочувствии не лучшим образом, да ещё выпавший с утра снежок уже успели притоптать, поэтому отправился в учебный центр ОНКОР пешком. По пути обдумывал поручение куратора, но информации категорически не хватало, плюнул и заглянул в лавку с письменными принадлежностями, купил записную книжку, чья обложка служила одновременно ещё и футляром для короткого карандаша; будет куда телефонные номера и адреса заносить.

Пришёл в учебный центр на четверть часа раньше, да только в кабинете Ноготка уже заполняли бумаги четверо курсантов. Все в штатском, все старше: трое заметно, один – самое большее на год.

– Заходи! – поманил меня Денис Гаврилович и вручил стопочку документов, где среди памяток и распорядков обнаружилось и традиционное обязательство о неразглашении.

Заведующий прочистил горло и объявил уже всем:

– Помимо всего прочего, вам категорически запрещено распространяться о прохождении обучения и сокурсниках. Всё, что узнаете и увидите в учебном центре, не предназначено для посторонних ушей. Отношение к контрольно-ревизионному дивизиону в других подразделениях неоднозначное, излишняя болтливость неминуемо осложнит вам следующие полгода службы.

На этом вступительная речь и закончилась, нашу пятёрку отправили в учебную комнату. На первом уроке Денис Гаврилович втолковывал принципы организации наружного наблюдения и способы выявления оного, а в качестве домашнего задания поручил при передвижениях по городу выбирать какой-либо предмет одежды и запоминать, сколько прохожих попадётся в таковом на пути. Потом он же давал технику ведения допросов, и вот там уже без практики не обошлось: нас разбили на пары и поручили обговорить, откуда мы знаем друг друга на случай встречи по службе или в свободное время, но при этом свести обмен личными сведениями к минимуму. И так – со всеми по кругу.

Вадим, Евгений, Кирилл, Елисей – имена сокурсников я запомнил, а вот их легенды пришлось на всякий случай законспектировать. Ну а дальше к нам присоединился господин в потёртом твидовом пиджаке с заплатками на локтях, столь же потрёпанных брюках и стоптанных туфлях. Да он и сам был какой-то побитый жизнью и невзрачный, с непримечательным лицом и тусклыми глазами.

Мои сокурсники с удивлением воззрились на незнакомца, а вот я мигом вскочил из-за парты и принял нечто близкое к стойке смирно. Нет, видел этого господина впервые, уважение вызвал удерживаемый тем потенциал – на уровне первого или второго разряда, но предельно стабильный, вызывающий минимальные энергетические возмущения. Приближения оператора я попросту не ощутил.

– Да уж… – промолвил тот, оглядев поднявшихся вслед за мной курсантов. – Материал… – Он выставил на парту потрёпанный кожаный портфель и разрешил: – Садитесь. – И сразу без какой-либо паузы начал вещать: – Основными отличительными признаками энергетических конструкций являются автономность, сложная структура, подразумевающая задействование различных типов энергии, и внешняя управляемость. Но главное – это автономность. По сути, два абсолютно идентичных воздействия могут различаться кардинально именно в силу наличия или отсутствия автономности.

Лектор развёл руки в стороны и повернул их ладонями вверх, над ними тотчас заискрили две шаровых молнии размерами с крупное яблоко.

– Одинаковые, не так ли?

Никто не ответил, тогда оператор опустил руки, и левый сгусток энергии метнулся в сторону и моментально погас, в то время как правый продолжил тихонько жужжать и слепить глаза холодным электрическим блеском.

– Под автономностью следует понимать независимость не столько от внешней подпитки, сколько от умственных усилий оператора. Да, человеческий мозг способен одновременно решать сразу несколько задач, но всему есть предел. При работе с энергетическими конструкциями основную сложность вызывает структурирование воздействия, а дальше всё упирается исключительно в мощность. Большую часть времени студенты тратят на освоение принципов придания конструкциям автономности с последующим управлением на интуитивном уровне и подпиткой в фоновом режиме. Мы пойдём по иному пути. – Лектор вздохнул и погасил шаровую молнию. – Меня зовут Герман Харитонович, моя задача – обучить вас упрощённым принципам создания энергетических конструкций. Кинетический щит, который вы не сможете изменять и подпитывать сверхсилой после создания, всё же лучше пули, которую схлопочете, пока будете осваивать полный академический курс. Итак, приступим!

Следующие сорок минут я конспектировал принципы управления и сочетания различных типов сверхэнергетического воздействия, заподозрил даже, что дают нам ту самую комбинаторику, о которой говорил Попович. Но только лишь теорией дело не ограничилось, после лекции мы спустились в подвал и под присмотром Германа Харитоновича приступили к попыткам создать кинетический щит в виде овала шириной полметра и высотой метр.

– Размеры – это важно! – заявил лектор. – Дело не только в расходе энергии, хотя это первое, что приходит на ум. Дело в затрачиваемом времени. Помимо того что преграда для снижения убойной силы пули нужна прямо сейчас, а не когда вы достаточно сосредоточитесь, дабы определиться с областью воздействия, следует разом вложить в экран всю отведённую на это сверхсилу. Не справитесь – придётся создавать дополнительные слои с соответствующим ростом потерь энергии в единицу времени. Работа со структурами, которые можно подпитывать, для вас недоступна даже на теоретическом уровне, не говоря уже о неизбежных сложностях с поддержанием энергетических связей. И поскольку вы вкладываетесь полным объёмом сверхсилы, следует заранее определиться с оптимальными габаритами экрана для прикрытия жизненно важных органов и чётко этих габаритов придерживаться. В таком случае позиционирование воздействия во многом приобретёт подсознательный механический характер. И на текущем этапе не пытайтесь создать полноценный щит, вкладывайте не больше пяти джоулей на квадратный сантиметр.

Двадцать пять килоджоулей – это пустяк, но на одном кратком выдохе размазать их по плоскости с габаритами полметра на метр оказалось не так уж и просто. Пусть меня и учили оперировать подобным образом с давлением, тут приходилось проделывать несравненно более кропотливую работу. От нас требовалось не только трансформировать сверхсилу в кинетическую энергию, но и придать ей вектор, противоположный теоретическому вектору пули, для максимального гашения её скорости.

Взмок, но так ничего и не вышло. Впрочем, не у меня одного.

– Упражняйтесь! – заявил Герман Харитонович, прежде чем нас покинуть. – К субботе жду от вас более внятных результатов.

Упражняться мы бросили сразу, как только за ним закрылась дверь. Попадали на лавки, принялись отдуваться.

– Внятных! – проворчал Вадим. – Студенты годами учатся, а нам за день освоить нужно!

Он махнул рукой и замолчал, тогда кто-то предложил устроить перекур, но ничего не вышло: за нами явился Денис Гаврилович. Как оказалось, пришло время идти в тир. Точнее, никуда идти не возникло нужды, просто перебрались в соседнее помещение.

– Не стоит недооценивать огнестрельное оружие, только лишь потому что умеете бить молниями. Огнестрельное оружие – это шанс выиграть на первых секундах столкновения. Огнестрельное оружие – это ваше преимущество в несколько мегаджоулей, которые противник бросит на создание кинетического экрана. Огнестрельное оружие – это инициатива. Вы сможете одновременно стрелять и оперировать сверхэнергией или заставить уйти противника в оборону. Но для этого нужны навыки.

Следующие полчаса мы выхватывали незаряженные пистолеты, вскидывали их и убирали обратно. Затем наставник по стрелковой подготовке продемонстрировал стрельбу от бедра.

– В этом случае возникают сложности с прицеливанием и пули обычно уходят выше, но, если выбор в том, успеете вы сделать выстрел или нет, такие вот ковбойские штучки становятся вполне оправданными, – заявил он и отправил нас снаряжать магазины.

Стрелковая галерея была на двадцать пять метров, там висело сразу пять мишеней, поэтому стреляли все одновременно. Если б не танковый шлем, точно бы оглох, но и так в ушах звенело.

Сначала вели огонь прицельно, после отрабатывали стрельбу от бедра и новый приём, заключавшийся в двух выстрелах за минимальный промежуток времени. Иногда наставник давал советы, поправлял стойки или хват, но результаты у меня были, прямо скажем, средние. Вернее – посредственные.

Ненавижу что-либо на время делать! Просто ненавижу!

Ладно хоть костюм на майку и трико догадался сменить, а то бы весь пороховой гарью провонял.

– Кирилл, Елисей, за мной, – распорядился по окончании занятия Денис Гаврилович. – Остальным надеть ватники.

Заведующий увёл сокурсников, а мы остались в распоряжении наставника по стрелковой подготовке.

– Будем развивать технику закрытой руки, – заявил тот и продемонстрировал револьвер образца девяносто пятого года. – Пули заменены каучуковыми элементами, навеска пороха снижена, самое большее – останутся синяки. – Он прицелился в стену, утопил спусковой крючок, и после не столь уж громкого выстрела по комнате заскакал чёрный шарик. – От вас требуется успеть сконцентрировать сверхэнергию в месте попадания. В этом случае ранения избежать не получится, но будет снижена глубина раневого канала, что позволит предотвратить поражение внутренних органов. Надевайте защитные маски!

Вадим неуверенно взвесил в руке маску, куда более солидную, нежели те, что используют фехтовальщики, и спросил:

– Вы серьёзно?

Наставник выстрелил ему в живот, и курсант со вскриком повалился на колени.

– Надевайте маски!

На этот раз глупых вопросов не последовало.

Не знаю, каким образом обучали технике закрытой руки остальных, а вот лично мне по сравнению с лупцеванием палкой или деревянным мечом выстрелы резиновыми пулями таким уж серьёзным испытанием не показались. Всё же ватники серьёзно смягчали удары, и на пол я после попаданий не валился.

Четверть часа наставник стрелял во всех по очереди и не менял точку прицеливания, давая подготовиться, затем начал выбирать жертву случайным образом, палить быстро и не слишком прицельно, но толстый слой ваты спасал и тут. Как он сказал, сейчас просто нарабатывалась рефлекторная связка «выстрел – отклик».

Дальше всех погнали на занятие рукопашным боем, а вот я отправился в душ. И это было просто здорово – сил не осталось вовсе, еле до трамвайной остановки добрёл. Ну и на вечерней тренировке в зале, разумеется, не блеснул.

– Линь! – даже возмутился Анатолий Аркадьевич. – Ты чего такой варёный? Только не говори, что в боксёрской секции из тебя вчера отбивную сделали!

– Не сделали, – ответил я. – Просто устал.

– Утомился, когда с тигрицей боролся, – пошутил Максим Бондарь, приметивший в раздевалке мою исцарапанную спину.

– А тебе завидно! – недобро глянул на него Матвей и предложил мне: – Поработаем в паре?

Я замотал головой.

– Не сегодня.

Ушёл к себе, подивился отсутствию Василя в столь поздний час, разделся и уснул ещё прежде, чем упал на кровать. Как укрывался одеялом – уже не помню.

На пятницу в моём расписании значились общая теория управления сверхэнергией, экономическая теория и риторика. Первую пару сидел дурак дураком в первом ряду, но тут уж ничего не попишешь – составил компанию Льву. Добросовестно конспектировал и следующую лекцию, немного расслабился только на теоретической части риторики. Увы, во второй части занятия слушателей разделили на группы и развели по разным аудиториям для проведения практикумов. Лектора сменила барышня лет двадцати двух, и я обрадовался было, да только отсидеться на задней парте не вышло и пришлось вслед за остальными представляться и рассказывать о себе. Не могу сказать, будто испытывал боязнь публичных выступлений – если уж на то пошло, обычно куда сложнее было завести разговор с незнакомым человеком с глазу на глаз, – просто не хотелось откровенничать, отбрехался кое-как, исключительно для галочки.

Ну а потом чуть ли не вприпрыжку рванул в столовую при госпитале, благо карта студенческого городка выветриться из памяти ещё не успела и среди учебных корпусов я не заплутал – короткая дорога оказалась действительно короткой, даже озябнуть без плаща не успел. Оттирать стенки в ожидании Вали не стал, вместо этого пристроился в хвост очереди на раздачу, взял первое, второе, булочку и два стакана компота, расплатился, недобрым словом помянув Альберта Павловича из-за непредвиденных и совершенно необязательных трат, и с подносом в руках отправился на поиски свободного стола.

Тут-то меня и окликнули. Нет, не Валя. Лизавета Наумовна.

– Петя! Присаживайся!

Я заколебался. В столовую меня привели дела, но и отказывать Лизавете нисколько не хотелось, да и свободных столов не наблюдалось, так и так пришлось бы к кому-нибудь подсаживаться. Ну и какого чёрта?

– Здравствуйте, Лизавета… Наумовна, – добавил я к имени ещё и отчество по той простой причине, что одновременно со мной к столу подошёл светловолосый господин лет тридцати – привлекательной наружности, спортивный и подтянутый. В отличие от большинства посетителей, был он не в белом халате, а в костюме, пошитом точно на заказ и определённо не в Новинске. Попадалось на глаза что-то такое в модных журналах Лии.

– Присаживайся, Петя, – с нажимом повторила Лизавета и представила нас друг другу: – Филипп – это Пётр, мой пациент и вольный слушатель. Пётр – это Филипп, мой коллега.

Серые глаза насмешливо сверкнули, и сразу вспомнилось её прежнее высказывание об отношениях с пациентами и коллегами, но я умудрился сохранить невозмутимое выражение лица, спокойно ответил на рукопожатие нового знакомого. Ладонь Филиппа оказалась жёсткой, а ещё от него донёсся лёгкий аромат одеколона, коим я в повседневной жизни пренебрегал. Быть может, зря?

– Ты здесь какими судьбами, Пётр? – полюбопытствовала Лизавета, которая уже пообедала и пила чай.

– По делам заскочил и решил перекусить, – ответил я и поспешил заняться борщом, дабы не возникло нужды поддерживать светскую беседу.

А вот Филипп был отнюдь не прочь почесать языком и болтал просто без умолку, адресуя свою речь конечно же не мне. Впрочем, когда уже под конец тарелки супа слух резанула фраза о левостороннем движении, я вскинулся так резко, что это незамеченным не осталось, и Лизавета пояснила:

– Филипп четыре года проработал в Айле.

– А! – протянул я, сообразив, с кем именно угораздило оказаться за одним столом.

Мне бы откланяться, но только-только приступил к плову. Положился на волю случая и прогадал, Лизавета не преминула заметить:

– Сегодня Филиппа утвердили в должности заведующего первой лабораторией. Пётр, ты уже туда ходил? Сколько тебе насчитали за вывод на пик витка, если не секрет?

Я нехотя озвучил сумму, и Лизавета озадаченно приподняла брови.

– Ничего не путаешь? Меньше ста пятидесяти рублей за румб девятого витка – это очень мало.

– Мало? Мне эту сумму пару лет отрабатывать придётся!

– Мало, Пётр. Стандартный тариф – двести рублей.

Лизавета смотрела требовательно и строго, темнить не было никакого смысла, и я пояснил:

– По ходатайству за счёт лаборатории часть затрат должны закрыть.

Тут уж переменился в лице Филипп.

– Я проводил аудит, у нас нет свободных фондов…

Окончание фразы повисло в воздухе столь явной недосказанностью, что я безо всякого труда продолжил её сам: «для всяких вольных слушателей». И ещё он наверняка подумал, что меня и представлять ему не стоило. Мол, много чести.

Лизавете отчего-то это заявление показалось забавным, и она покачала головой.

– Увы, Филипп, придётся изыскать внутренние резервы.

Тот нахмурился.

– Ты ставишь меня в неудобное положение!

Зря он это сказал: тон Лизаветы вмиг стал колюче-холодным и царапнул нервы неприятными интонациями.

– Я не имею обыкновения ставить тебя в неудобное положение!

Интонационные акценты оказались расставлены столь отчётливо, что Филипп даже самую малость покраснел.

– Я звал тебя с собой! Проклятье! Да я бы никуда и не поехал, попроси ты остаться!

– В самом деле? – изогнула бровь Лизавета. – Но, как видишь, я не поставила тебя в неудобное положение!

Мне захотелось бросить недоеденный плов и сбежать, да только всё самое плохое уже случилось, и я уткнулся в тарелку.

– И в этот раз дело тоже не во мне, – продолжила Лизавета уже нормальным тоном. – Пётр, правильно понимаю, что за тебя ходатайствовал Макар Демидович?

Я кивнул, и вернувший себе присутствие духа Филипп пренебрежительно фыркнул.

– Звонарь мне не начальник!

– Безумству храбрых…

Филипп уставился на собеседницу с откровенным недоумением.

– Ты серьёзно? Звонарь станет портить мне жизнь из-за такой ерунды? Он, конечно, мелочный, но не настолько же!

– О, дело не в том, что Петру посвящены два абзаца в диссертации Макара Демидовича, проблема, дорогой мой, в том, что он и без того уже настроен по отношению к тебе предвзято. Ты вернулся, и кого откомандировали тебе на смену?

– Кого-то из молодых. Андрея… как его там… Донца. А что?

– Последние три года этот молодой человек состоял ассистентом при Звонаре и выполнял для него всю грязную работу. Как думаешь, Макар Демидович сильно обрадовался потере помощника?

Известие о том, что Андрей Игоревич получил назначение в Айлу, стало полнейшей неожиданностью, мелькнула даже мысль о том, что это как-то связано с его вербовкой, в коей я принимал самое непосредственное участие. А ещё заподозрил, что заместитель заведующего позвонил доценту Звонарю на мой счёт вовсе неспроста. Вот же интриган какой!

Филипп помрачнел, и Лизавета соизволила его утешить:

– Не дуйся! А хочешь, я напишу ходатайство? Будешь оправдываться, что не смог устоять перед женскими чарами.

– Трус или подкаблучник – отличный выбор! – заявил в ответ Филипп, отпил чая и поморщился. – Гадость какая. Возьму кофе.

– Бери сразу кофейник, – попросила Лизавета. – Попьём у меня.

В этот момент от раздачи с подносом в руках отошла Валентина, и я привстал со стула, помахал ей рукой.

– Валя!

Филипп оглянулся, многозначительно хмыкнул и отправился к буфету. Лизавета тоже задерживаться за столом не стала, но, прежде чем отойти, негромко произнесла:

– Умненькая девочка. Не подпускай её слишком близко.

Она сухо кивнула в ответ на приветствие Валентины и ушла, а медсестра села напротив меня и принялась выставлять с подноса тарелки. Я, честно говоря, толком даже не знал, как себя с ней вести. С одной стороны, эта коварная красотка накормила меня химией, вполне отдавая себе отчёт, что есть определённый риск летального исхода, с другой – действовала не по своей инициативе. Опять же – фигура такая, что просто глаз не отвести, да и лицо симпатичное. И – Альберт Павлович. Тут не до эмоций.

– А ещё говорят, коней на переправе не меняют, – многозначительно заметила Валентина.

– Загнанных лошадей пристреливают, – ответил я, процитировав название романа, о котором только слышал, но не удосужился прочитать, и у блондинки дрогнуло веко; как видно, приняла это высказывание на собственный счёт.

Впрочем, она тут же совладала с эмоциями, и миленькое лицо вновь стало именно что миленьким.

– И что дальше? – спросил я.

– Говори о чём-нибудь, пока я обедаю, – заявила в ответ Валя. – И ничего не планируй на вечер субботы. Остальное тебе объяснит сам знаешь кто.

В этом «сам знаешь кто» не прозвучало ни малейшего намёка на тёплые чувства к человеку, который дважды спас красотке жизнь: первый раз откачав после убойной дозы наркотиков, второй – прикрыв от трибунала. Наоборот, произнесено это было с откровенной обидой, даже губки поджала.

– Пойдём в «Гранд-отель»? – высказал я предположение, основываясь на разговоре Ивана и Альберта Павловича.

– Сделал домашнее задание? Молодец.

В общем, разговор не задался. Валентина определённо пребывала в дурном расположении духа, а я развлекать её не нанимался. Посидели друг напротив друга и вместе покинули столовую. Точнее, не вместе, а одновременно, дальше каждый пошёл по своим делам. Не знаю, куда поспешила Валя, мой путь лежал на кафедру кадровых ресурсов.

Альберт Павлович был в кабинете один, он оторвался от печатной машинки и спросил:

– Встретились?

– Так точно, – отрапортовал я и кинул взгляд на настенные часы. Времени до заступления на дежурство оставалось не так уж и много, но и не в обрез.

– Присаживайся, есть разговор.

Я нехотя опустился на стул, положил кепку на колени и посмотрел на куратора, всем своим видом изображая внимание. Тот передвинул на мою сторону телефонный аппарат.

– Звони в «Гранд-отель» и бронируй стол на две персоны на девять вечера субботы. И не мямли, поуверенней давай. Снобизма в голос добавь, ты же не голодранец какой-нибудь, а студент и оператор! Элита и белая кость!

Номер в телефонной книге искать не пришлось, Альберт Павлович продиктовал его по памяти, и очень скоро я вернул трубку на рычажки.

– Приемлемо, – прокомментировал консультант мой разговор с администратором ресторана и потребовал: – Записную книжку купил? Доставай!

Помечать пришлось адрес и время. Нет, не адрес ресторана и не время брони, от меня требовалось за полчаса до этого подойти к общежитию медиков, встретить там Валентину и доставить её на извозчике в «Гранд-отель».

– Просто составишь компанию, – заявил Альберт Павлович. – Изображай щенячью влюблённость и смущение из-за дороговизны, с этим ты точно справишься. И не лезь на рожон. Если Валентина попросит подыграть – подыграй, скажет, что ты ей наскучил, – требуй счёт и уходи. На этом всё. Ещё раз повторяю: самому тебе проявлять инициативу не нужно и даже вредно, ты просто часть её легенды. И самое главное: если что-то пойдёт не так, если возникнут вопросы у полиции или коллег, ты просто пригласил девушку в ресторан. Познакомились на Кордоне, встретились в больнице, условились о свидании. Место ты выбрал, решив пустить пыль в глаза. Деньги – выиграл.

– Понял, – кивнул я, хоть на деле терялся в догадках.

– И самое главное – никому ни полслова. Усёк?

Я кивнул, тогда Альберт Павлович вручил мне тридцать рублей, велел расписаться в ведомости и предупредил:

– Деньги подотчётные, потрудись принести счёт.

– Сделаю.

– Теперь второй момент. Ты сегодня дежуришь в патруле или на вахте?

– В патруле. С трёх до семи.

– Очень хорошо! – обрадовался Альберт Павлович, встал из-за стола и раскрыл один из шкафов, оказавшийся доверху забитым картонными папками с завязками. Боковины их отмечали имена и фамилии, но какую именно достал консультант, разобрать не вышло.

Точно не мою – на откреплённой от обложки фотокарточке оказался запечатлён хулиганистого вида паренёк со слегка искривлённым носом, тяжёлой челюстью и не менее тяжёлым взглядом, что ощущалось даже по снимку.

– Сегодня в шесть вечера в сквере Стачек состоится выяснение отношений между двумя компаниями операторов. Твоя задача – задержать вот этого юношу бандитской наружности и навешать на него столько статей, сколько только получится.

Я даже рот от изумления разинул.

– Но как?

Альберт Павлович развёл руками.

– А вот и посмотрим!

Стало ясно, что нет смысла ни протестовать, ни апеллировать к здравому смыслу, я всмотрелся в фотокарточку и вернул её куратору.

– Раз уж речь зашла о хулиганах, – проговорил я после этого, – такой Северянин вам известен?

Альберт Павлович кивнул.

– Константин Северянин предположительно восемнадцатого года рождения. С семилетнего возраста воспитывался в специализированном детском доме. До поступления в институт был известен как Костя Север, после поступления неоднократно задерживался за драки с однокурсниками. Стоял вопрос об отчислении и даже отнесении в разряд неблагонадёжных, но всё ограничилось обязательным посещением психолога. После асоциальное поведение сменилось стремлением к лидерству, что администрацию РИИФС полностью устраивает. За ним присматривают по старой памяти, но серьёзных претензий нет.

– Плохо присматривают, – скривился я.

– Ты, знаешь ли, тоже не подарок!

– А не проверяли его или его дружков на причастность к залётам студенток?

Альберт Павлович поморщился.

– Проверяли, конечно. Видишь ли, первой жертвой стала его подружка. Та ещё оторва, и влияла на него не лучшим образом, но ни ссор, ни скандалов между ними не было. Дело к свадьбе шло. А самое главное, на момент… инцидента он был на Кордоне. Такие дела.

– Может, она случайно залетела и решила ему алиби обеспечить?

– Меньше детективов читай, – посоветовал куратор. – И не позволяй личным антипатиям подменять собой улики. Нароешь что-нибудь серьёзное – милости просим, а фабриковать дела и без тебя мастеров хватает.

Я поднялся и спросил:

– А с подружкой его в итоге что случилось? Разбежались?

– После аборта был нервный срыв. Предлагали на теоретический факультет перевести и подождать – вдруг способности успеют восстановиться, так нет – отчислилась. Сейчас курсы стенографисток посещает какие-то заштатные. Жизнь под откос, в общем. Но в одном ты прав – неформальные группировки в институте разные. Есть нормальные клубы, есть всякие уроды. Мы за ними присматриваем, но людей не хватает. Опять же, пока не случится чего-нибудь совсем уж вопиющего, никто жаловаться не спешит. Будет свободное время, полистай досье, вдруг какая идея в голову придёт.

Я кивнул и поспешил распрощаться с куратором. Дошёл до вахты, забрал плащ и вещмешок да и отправился на поиски сквера Стачек, который, насколько помнил, располагался в пяти минутах ходьбы от железнодорожного вокзала.

Покоя не давал вопрос, каким именно образом смогу оказаться там в самый разгар дежурства. Конечно, мотоциклом управляю именно я, но направление движения указывает старшина, а ему самому спускают маршрут патрулирования сверху!

Вот ведь задал Альберт Павлович задачку!

И ведь ничего примечательного в сквере Стачек и в помине не оказалось: сквер как сквер! Почти идеально круглую прореху меж зданий с облетевшими на зиму лиственницами и кустами обнесли невысокой оградой и окольцевали дорогой, на первых этажах окрестных зданий располагались бакалейные лавки, магазины готового платья, кафе и закусочные.

Вот вдоль их витрин я и прогулялся, пытаясь придумать себе неотложное дело, которое потребует моего присутствия тут ровно в шесть. Зашёл в один магазинчик, потоптался перед прилавком другого, а потом углядел лавку с широчайшим ассортиментом сумок – преимущественно дамских. Но один из углов торгового зала отвели под саквояжи, и там я углядел кожаный портфель с двумя неброскими застёжками – плоский и небольшой, при этом достаточно вместительный, чтобы запихать в него помимо тетрадей ещё и трико, майку и кеды.

Времени оставалось в обрез, поэтому толком его в руках не покрутил, сразу справился о цене. Запрошенная сумма в пятьдесят пять рублей нисколько не порадовала, засомневался даже, стоит ли тратиться. Но на всякий случай уточнил:

– А вы до которого часа открыты?

– До шести, – подсказал приказчик.

Я счёл это знаком судьбы, полез в карман, выгреб три трёшки и железный рубль.

– Вот задаток, – припечатал ладонью деньги к прилавку. – К шести вернусь и внесу остаток. Идёт?