Лед. Чистильщик

Крепкий, спортивный, роста среднего, внешности славянской. Торчащие коротким ежиком волосы русые, нос прямой, особые приметы в глаза не бросаются.

Нет, не пересекались раньше.

– Хорошо хоть не сникерсы, – сострил Виталий и повторил вопрос: – Удобные?

– Нормальные.

– «Лайф фаст», – опустившись на корточки, прочитал водитель надпись на заднике и с усмешкой продолжил небезызвестное высказывание: – Дай янг?

– Это уж как получится.

– А что за «Аффликшн»?

– Виталий! – одернул водителя Владимир Николаевич. – Не отвлекай товарища!

Я кинул штаны поверх штормовки и, оставшись в одних лишь семейных трусах, неуверенно супил в холодную воду. Шагнул раз, другой, представил, каково придется, когда зайду по пояс, и зябко поежился.

А потом, как гром среди ясного неба, в голове полыхнула мысль: «Куда ты, на хрен, собрался, придурок?»

Совсем от спокойной жизни нюх потерял?! Ладно, если никакой аномалии нет, а вдруг – есть? Вот провалишься на ту сторону практически голым, весело будет?

Не провалишься? Точно?

Неужто забыл, как первый раз влип?

Тогда все началось с тишины, точнее – со смолкшего перестука колес. А в остальном ничего особо не изменилось. Негромкие разговоры, шлепки карт, толчея у туалета.

Вот именно – у туалета. Туда я, собственно, и направлялся. И вдруг остановка.

Нехорошо получилось. Мочевой пузырь поджимал, а всякому хоть раз путешествовавшему поездом человеку прекрасно известно: туалеты на время стоянок запирают, дабы пассажиры не гадили в пределах населенных пунктов.

Ух, как скрутило!

Я выудил из кармана кожаной куртки мятые десятки и, на ходу пересчитывая деньги, начал проталкиваться к выходу. Раз уж такая оказия вышла, облегчусь на станции, заодно и пива куплю.

Соскочив на перрон, я поежился из-за ни с того ни с сего накатившего озноба и запахнул расстегнутую куртку. Машинально вытащил из кармана вязаную шапочку и только тогда обратил внимание на захрустевший под ногами снег.

И это в сентябре?! Ну и дела!

Удивляясь отсутствию на перроне непременных бабулек со снедью, я направился к зданию станции, но тут же приметил темневшие пустыми провалами выбитые окна и остановился.

Это еще как понимать? Мы у заброшенной платформы остановились? С какого перепугу?

Решив убираться отсюда подобру-поздорову, я развернулся и на какое-то время просто впал в ступор: поезд как сквозь землю провалился. Ни вагонов, ни локомотива. Кругом лишь заснеженные поля, да серая стена уже облетевших на зиму деревьев.

Какого хрена?! Сердце у меня так и екнуло.

Подскочив к краю перрона, глянул вниз и обалдел окончательно: рельсы тоже исчезли! Более того – испачканные масляными пятнами шпалы, из которых кто-то хозяйственный повыдергивал все железные костыли, местами припорошил нетронутый снежок.

Что за бред?!

Где я? Куда, мать вашу, я попал?!

Что за чертовщина?!

В груди противно закололо; я несколько раз глубоко вздохнул и постарался взять себя в руки. Должно же быть какое-то рациональное объяснение случившемуся, должно!

Ведь если начинает казаться, будто мир сошел с ума, это еще не говорит о том, что мир действительно сошел с ума. В первую очередь стоит припомнить, сколько ты выпил. Ну или выкурил.

Курить я ничего не курил, употреблял только пиво. И употребил его явно недостаточно, чтобы грешить на хмельной напиток. Только вот своих собутыльников видел первый раз в жизни, а когда пьешь с кем попало, надо быть готовым к любым неожиданностям.

Могли мне что-нибудь в пиво подсыпать? Да запросто! И не со зла даже, а просто шутки ради. Повеселиться за чужой счет любителей хватает, а человеку с моим весом – трех таблеток того же тарена за глаза хватит.

Но поскольку на наркотическую галлюцинацию происходящее нисколько не походило, то логично предположить, что под воздействием некоего препарата я сошел с поезда и заблудился. Теперь вот отпускать начало…

Убеждая себя, что ничего страшного не произошло, я отошел к ближайшим кустам, облегчился и вернулся на перрон. Немеющими от холода пальцами застегнулся, задумчиво огляделся и тяжело вздохнул.

Ну и куда двинуть? Направо? Налево?

– Ау! – Женский крик заставил вздрогнуть. – Эй! Есть здесь кто-нибудь?

– Есть! – хрипло откликнулся я.

– Привет! – Из-за билетных касс выбежала девчонка лет двадцати в коротенькой курточке с меховым воротником, джинсах и кожаных сапожках. – Уф, хоть кого-то нашла! А то думала, совсем одна тут! Чуть не чокнулась! Меня Катей зовут!

– Александр, – пробормотал я, понимая, что с появлением девушки версия о подсыпанном в пиво наркотике накрылась медным тазом. – Слушай, ты как сюда попала?

– Я с поезда сошла, а здесь все заброшено…

– «Уфа – Нижневартовск»?

– Да, в Сургут к родителям из Екатеринбурга еду. Училась там.

– Я тоже в Сургут. Ехал. Вагон третий был?

– Нет, седьмой. А что? – удивилась Катя. – Ты вопросы какие-то странные задаешь.

– На рельсы глянь, – посоветовал я.

Девушка подошла к краю перрона, посмотрела вниз и неожиданно крепко выматерилась.

– Извини, – тут же обернулась она. – Проживание в общаге сказывается…

– Забей, – махнул я рукой.

Катя достала из кармана пачку сигарет, взяла себе, протянула мне. Я отказываться не стал, но стоило затянуться, как легкие начал рвать резкий кашель.

– Не куришь? – догадалась девушка.

– По такому поводу можно и закурить. – Я сделал еще одну затяжку и, будто оправдываясь, пояснил: – У меня хронический бронхит, но такая фигня сейчас уже как-то даже не волнует…

– Вот это мы с тобой влипли! – кивнула Катя.

– Ты ничего не употребляла в поезде?

– Ничего крепче чая, – сразу поняла мой намек девушка. – С семейными ехала…

– Беда, – ежась от кусачего морозца, пробормотал я и выкинул недокуренную сигарету в снег. – Слушай, надо как-то выбираться отсюда…

– Темнеет уже. – Катя затянулась и алой точкой окурка ткнула в хмурое небо. – Нам бы ночь где-то переждать…

Где-то? Выбор на самом деле невелик.

Я глянул на билетные кассы и решил, что должен взять инициативу на себя. В конце концов, мужик я или нет?

– Идем! – потянул девушку за собой.

Дернул ручку – заперто, пнул дверь – не шелохнулась даже. Окна разбиты, но на них решетки. А остальные строения чистые развалюхи; ветер сильней дунет, и обрушатся.

– Подожди, – попросил я Катю и отправился на задворки.

Порыскав там какое-то время, я вернулся с найденным в куче хлама тяжеленным ржавым гвоздодером. Холодное железо обжигало ладони, и пришлось перехватить инструмент, обвернув его рукавом куртки. Неудобно, зато пальцы не обморожу.

Вогнав изогнутый конец гвоздодера меж дверным полотном и косяком, я приналег, и трухлявое дерево не выдержало: хрясь – и пусть свободен.

– Ой, Александр, ты такой молодец! – обрадовалась Катя.

– Да просто Саша, – смутился я, настороженно заглядывая в темное помещение билетных касс.

Пусто, пыльно, холодно. Но зато здесь от ветра укрыться можно и костер развести не проблема. Только мебель на растопку не сгодится – сплошные пластик и ДСП.

– Саш, может, огонь разожжем? – будто прочитала мои мысли переступившая через порог девушка.

– Конечно, – кивнул я. – И окна чем-нибудь закрыть надо…

– Как думаешь, подойдет? – ткнула Катя носком сапожка стоявшую у входа здоровенную картонную коробку, заполненную всяким хламом.

– Вполне, – кивнул я и отправился на поиски дров.

Пока выламывал гвоздодером деревянные брусья стоявших на улице скамеек и таскал обломки в комнатушку, девушка прикрыла оконные решетки картонными листами распотрошенной коробки, и в итоге мне осталось лишь выбрать с пола бумажку посуше, придавить ее щепками и запалить одолженной у девушки зажигалкой.

– Хоть какая-то польза от курения, – невесело рассмеялась Катя.

– И не говори. А то бы трением до утра огонь добывали, – улыбнулся я. Дождался, пока языки пламени перекинутся на щепки потолще и подложил в костер обломок бруса. Сам отошел к двери и задумчиво оглядел вывороченный косяк. На душе было тревожно, и мысль о том, что придется ночевать в незапертом помещении, мягко говоря, не радовала.

И ведь открывается наружу – не подпереть!

В итоге я просунул один из заготовленных на дрова брусьев в намертво привинченную к полотну ручку и тот гигантским засовом заблокировал дверь. Толкнул – не открывается. Порядок.

Вернувшись к девушке, я устроил изогнутый конец гвоздодера меж полыхавших поленьев – хоть руки не так морозить будет! – и вытянул к огню озябшие и покрасневшие от холода ладони. Сразу стало теплее, но по ногам так и тянуло ледяным сквозняком.

– Слушай, Кать, как думаешь – где мы? – спросил я, не желая сидеть в тишине. Треск поленьев, шум дыхания – это не то. Важны слова, голоса. Лишь они могли отпугнуть притаившуюся за окнами ночь.

– Не знаю, – быстро ответила та. – Не знаю, и думать об этом не хочу. До утра бы дожить…

– Доживем! – со всей возможной в этой ситуации уверенностью заявил я.

Постепенно воздух в комнатушке начал прогреваться; девушка откинула с головы капюшон, и я залюбовался тонкими чертами ее лица. Отсветы огня играли на рыжеватых волосах, превращая их то в расплавленное золото, то в красную медь, а в зеленых глазах мелькали изумрудные огоньки.

– Так ты к родителям ехала?

– Да как-то с работой не заладилось.

– У меня тоже, – вздохнул я, хотя на деле после получения диплома озаботиться поисками нормального места просто не удосужился. – Друзья на Север позвали. Говорят, чё ты как лох, хоть на машину заработаешь. А у меня даже прав нет – зачем мне эта машина? Но согласился вот, на свою голову…

– За компанию? – догадалась Катя.

– Ага. Только друзья раньше уехали, а я…

– Слушай! – насторожилась вдруг девушка.

– Что?

– Ничего не слышал?

– Нет.

– Будто шуршало что-то.

– Может, мыши?

– Боюсь мышей, – поежилась Катя.

– Не бойся, покараулю пока. – И хоть огонь и не думал затухать, я подкинул в костер сразу несколько обломков расщепленного бруса.

Просто беспокойство девушки передалось и мне. Невесть с чего почудилось, будто под покровом темноты к билетным кассам подобралось неведомое чудовище, и по спине побежали колючие мурашки.

Вот – нечто темное заглядывает в окно, вот – оно ходит кругами, выискивая путь внутрь. Гладит призрачными когтями хлипкую дверь, вздыхает…

Ветер, это всего лишь ветер.

Натянув на голову капюшон куртки, девушка напряженно уставилась в костер; я поежился и постарался выкинуть из головы ожившие с наступлением темноты страхи.

Без толку – воображение и не думало униматься, а ночь подкидывала все новые и новые поводы для беспокойства.

Тут скрипнут оконные решетки, там зашебаршит осыпающаяся со стены побелка. В дальнем углу – недовольное шипение, на крыше – непонятный шорох. А еще время от времени легонько потрескивало дверное полотно, будто снаружи на него навалилась неведомая сила, жаждущая добраться до двух перепуганных людей.

Я скороговоркой прочитал все три молитвы, которые знал, и, как ни странно, страх тотчас отступил.

Страх – отступил, скрывавшаяся в ночи тварь – нет. Теперь уже совершенно явственно хрустнула дверь, и сразу зашуршала посыпавшаяся с косяка цементная крошка.

– Что это? – испуганно прошептала Катя.

И словно истеричные нотки в ее голосе заставили ночного охотника позабыть об осторожности, – резко переломился просунутый в ручку брус. Дверь с грохотом распахнулась, а стоило ворвавшемуся в нее ветру сбить неровное пламя костра, как следом с улицы проскользнула непроглядная тьма.

Тьма и нечто, скрывавшееся в ней.

Страх немедленно лишил сил, заткнул рот, сбивчиво зашептал на ухо успокаивающе-гаденькое: «Сиди спокойно, не дергайся, и, возможно, оно выберет не тебя»…

Не меня? Я ощутил тепло прижавшейся девушки и вдруг понял, что не хочу ее терять. Не хочу – и точка. А еще не хочу бояться.

Так какого черта?!

И схватив гвоздодер, я со всего маху саданул железякой по тьме, выделявшейся на фоне багряных углей своей непроглядной чернотой. Раскаленный докрасна крюк вошел в неведомую сущность, будто горячий нож в масло, и сразу взвыло так, что пыль с потолка посыпалась.

Миг спустя импровизированное оружие вырвало у меня из руки; тьма метнулась за порог; я – следом. Но не вдогонку, нет. Вылетев на улицу, я сунул в снег обожженную ладонь и в сердцах покрыл матом и саму ночь, и всех ее обитателей, вместе взятых.

Боль и выброшенный в кровь адреналин притупили страх, и обратно в билетные кассы я вернулся пусть и не гордой походкой победителя, но и не забыв прихватить валявшийся на крыльце гвоздодер с перекрученным неведомой силой крюком…

Захлопнул дверь, подкинул во вновь начавший разгораться костер едва ли не половину заготовленных на ночь дров и уселся рядом с мелко-мелко дрожавшей девушкой.

– Что это было? – тут же прижалась ко мне Катя.

– Не важно, – обнял я ее. – Не важно. Я тебя в обиду не дам. Все будет хорошо.

И все должно было быть хорошо. Только вот не было…

Вспомнилось мне это – и сразу как мороз по коже. Нет, вновь угодить в такую переделку совсем не хотелось. Дураков нет…

И, решительно развернувшись, я выбрался на берег.

– Ты чего? – удивился Владимир Николаевич.

– Сами лезьте.

– В смысле? – нахмурился куратор.

– Да я тут подумал – не стоит горячку пороть. Надо все обдумать, подготовиться нормально…

– Да нет у нас времени на подготовку! – рявкнул Шептало. – Сегодня воскресенье, тут с самого утра от народу не протолкнуться будет!

– Без оружия не полезу.

– Виталий! – обернулся Владимир Николаевич к водителю. – Неси. – А когда парень притащил обшарпанный дипломат, куратор щелкнул замками и подозвал меня: – Получи и распишись.

– Вот вы продуманные, – только и вздохнул я. Кобура, потертый ПМ, два набитых магазина. – А серебряные пули?

– Обойдешься, – ожидаемо отказал куратор. – Нет причин полагать, что они тебе понадобятся. Теперь все?

Я расписался и загнал магазин в рукоять пистолета.

– Уговорили. Иду.

– Давно бы так, – с явственным облегчением перевел дух Шептало, но тут же всполошился вновь: – Ты куда?!

– Сюда, – усмехнулся я, вытаскивая из внедорожника свой рюкзак.

– Зачем еще?

– Злые вы, уйду я от вас.

Никуда уходить я, разумеется, не собирался. Просто в рюкзаке, несмотря на его невеликие размеры, хранилась масса полезных вещей.

Пара ножей – карманная «крыса» и едва-едва умещавшееся в большом отделении мачете, медицинская струнная пила, зажигалка, магниевое огниво, фонарик, лыжная шапочка, перчатки, несколько фальшфайеров, солнечные очки, марганцовка, леска и крючки, набор антибиотиков, презервативы, увеличительное стекло, компас, перевязочный материал и тому подобные мелочи, которые в чрезвычайной ситуации могут значительно облегчить, а зачастую и спасти вашу жизнь.

Я запасливый, да. А еще немного параноик. И даже не спрашивайте, как все это хозяйство удалось пронести в самолет, хе-хе…

Положив кобуру с ПМ и одежду поверх рюкзака, я подхватил свободной рукой обувь и в нерешительности остановился на берегу. Остановился, поскольку неожиданно возник вопрос морально-практического характера.

А именно: снимать трусы или нет.

С одной стороны, у нас тут дама; с другой – и хрен бы с ней: мне в мокрых трусах потом шарахаться вовсе не улыбается. Еще не хватало хозяйство застудить.

Колебался недолго. Разделся и, сверкая голым задом, решительно шагнул в речку. Под ногами заскользили голыши, но я и не подумал замедлить шаг – остановлюсь, и точно назад поверну. Холодно!

Вскоре дно пошло под уклон, и ледяная вода как-то неожиданно быстро добралась до пояса.

Ух! – у меня аж дыхание перехватило. Чтоб вас всех! Чтоб вас…

Стиснув зубы, зашагал дальше – главное не останавливаться! – и осклизлые камни под ногами сменились мягким песком, а поднявшаяся до середины груди вода пошла на убыль. У противоположного берега течение потянуло вбок, и постепенно я начал все больше и больше смещаться к камышам, где и было обнаружено тело.

Пробрался к нужному месту, прислушался к собственным ощущениям и…

…и не почувствовал ничего особенного! Ровным счетом ничего!

Вот ведь! Неужто зря мерз?

Черт, как же холодно!

Внимательно разглядывая обломанные спасателями, полицейскими и зеваками камыши, я выбрался на берег, и там на меня совершено неожиданно накатило ощущение некоей неправильности. Будто мир распался на части, а я завис аккурат посередине точки разлома и могу выбирать…

Выбирать? Что выбирать-то?

Сбросив непонятное оцепенение, я пробрался через кусты и вдруг ощутил присутствие разлитой в воздухе магической энергии. Немедленно заломило давным-давно сломанные ребра, скрутило правое предплечье, холодом серебра обожгли голую кожу звенья цепочки…

Я рванул прочь от опасного места, и неприятные ощущения почти сразу сошли на нет. Лишь на правой руке от запястья и до локтя налились чернотой выжженные на коже магические символы, еще минуту назад бывшие бесцветными росчерками едва заметных шрамов и татуировок.

Выскочив на небольшую полянку, я сразу кинул рюкзак с одеждой на траву, выхватил из кобуры пистолет, дослал патрон…

И лишь ощутив в руке привычную тяжесть оружия, начал понемногу успокаиваться.

Чего всполошился-то? Ну почувствовал остаточные следы магической энергии – и что с того? Обычное дело на месте недавно схлопнувшегося «окна», обычное дело…

И вместе с тем некое ощущение неправильности заставляло раз за разом прокачивать в голове ситуацию.

Что не так? Что?!

Патрон в патроннике, пистолет в руке, указательный палец у спускового крючка.

Порядок! Или нет?

Не выпуская рукоять «макарова», я кое-как просунул ноги в штанины, затянул ремень и обулся. Повертел головой по сторонам, но через густые заросли не смог разглядеть ни внедорожник, ни оставшихся на том берегу коллег. Выходит, и они меня из виду потеряли.

И это просто здорово; иначе Шептало непременно попытался бы в воду загнать. А лезть в речку по понятным причинам категорически не хотелось; более того – при одной только мысли об этом свело мошонку.

Ну, уж нет, не дождетесь.

Переборов непонятное беспокойство, я убрал пистолет в кобуру, натянул на себя футболку и достал мобильник.

Ай-ай-ай, как нехорошо – после авиаперелета телефон так и не включил!

И, послушно пиликнув, смартфон забылся мертвым сном. Все, теперь не вызвонят.

Закинув рюкзак за спину, я выбрался из кустов – нигде ни брызг крови, ни даже обычного мусора и проплешин кострищ – и сразу приметил петлявшую в траве тропинку. Поднялся по ней на невысокий пригорок и оказался на краю широкого поля, на дальнем краю которого зеленели высоченные тополя. Справа тянулся заросший березами овраг, слева пятнами темной листвы выделялись посадки облепихи.

Если не ошибаюсь, напрямик до первого корпуса госуниверситета здесь минут десять идти. Вот оттуда и позвоню.

Задумчиво потерев исчертившие правое предплечье черные ниточки ожогов, я зашагал по тропинке. Иду, а кругом – чистое благолепие. Разогретые солнцем луговые травы пахнут, кузнечики стрекочут, бабочки порхают, на прояснившемся небе не видно ни облачка.

Хорошо. Замечательно просто.

Но тут взгляд зацепился за лежавшие в траве стволы поваленных деревьев, и я в некоторой оторопи замедлил шаг. Четыре высоченных сосны уложили крестом с направленными в разные стороны света макушками, и вот так с ходу сообразить, с какой целью это художество сотворили, не получилось. Понимаю – еще под Новый год елочку домой уволочь или сухостой на дрова пустить, но такое…

Не лень ведь сюда тащить их было!

И вновь невесть с чего стало не по себе. Словно призрачной ладонью по загривку провели. Будь волосы на голове, точно бы дыбом встали.

Заткнув край футболки за кобуру, я потрогал освобожденную от одежды рукоять пистолета и отправился дальше, уже куда внимательней прислушиваясь к собственным ощущениям. Но нет – все спокойно. Лишь легкая, едва уловимая ломота, растекшаяся по правому предплечью, намекала на то, что расслабляться сейчас никак не стоит.

А еще – в голове так и зудело: «Что-то здесь неправильно, что-то здесь не так…»

Воздух чище, дышится легче, только не в этом суть. Магический фон повышен, но это совершенно нормально, если «окно» вчера-позавчера закрылось. Правда, закрылось ли оно? Вдруг нет никакой аномалии, а есть лишь распахнутая дверь в Приграничье?

Впрочем, это и само по себе аномалия…

Решив все же не торопиться с выводами, я проверил, легко ли выходит из кобуры «макаров», и настороженно вошел в тень тополиной рощицы. Обогнул секции, оставшиеся от невесть когда и кем установленной здесь железной ограды, и подобно известному витязю оказался на распутье.

Точнее – на перекрестке, рядом с которым на небольшой прогалинке чернело свежее кострище.

Оно-то мое внимание и привлекло. Обычно люди огонь в более укромных местах разводят, а не у всех на виду…

Отломав с росшего неподалеку куста сухую ветку, я разворошил его не до конца прогоревшие угли и выкатил на примятую траву обугленный череп.

Череп, что характерно, человеческий.

Ух ты, елки-палки!

Мне с трудом удалось удержать совершенно неуместный сейчас рвотный позыв, но, когда откопал затылочную кость и нижнюю челюсть, вновь сделалось нехорошо.

Черепушку, такое впечатление, прежде чем запечь, не только от остатков скальпа, но и от мозгов очистили. Хотя, может, это студенты с анатомическим экспонатом шутки шутили?

Шутки? В гробу я такие шутки видал…

Обошел полянку, но ни засохшей крови, ни обрывков скальпа не обнаружил.

Что хочешь, то и думай. Капец, блин…

Закатив череп в высокую траву – не тащить же с собой эту гадость! – я вернулся на тропинку и вдруг самым краешком глаза уловил резкое движение в зарослях боярышника. Резко пригнувшись, уставился на посадки, но – никого.

Померещилось? Или голову напекло?

Чертовщина какая-то…

Я медленно распрямился и неожиданно обнаружил, что пальцы отведенной в сторону руки скрючены, будто стискивают рукоять невидимого ножа. На какую-то долю мгновения даже удалось ощутить тяжесть холодного камня, а потом наваждение рассеялось, и ладонь сжалась в кулак.

Вот это номер!

«Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша»…

Похоже, магический фон здесь куда выше, чем поначалу показалось.

Валить, валить отсюда надо!

Я попятился, и тут над зарослями боярышника с хриплым карканьем взметнулась в воздух стая ворон.

Вот ведь напугали, заразы!

Но зато теперь ясно, где тело – или тела? – лежит. Вороны известные падальщики.

Пойти, проверить?

Нет, ну его к лешему. От ненужного героизма Приграничье в первую очередь отучает. Там если кто геройствовать и начинает, то либо по-пьяному делу, либо когда совсем уж в угол загонят. Не живут там герои. Точнее – не выживают.

Да и не царское это дело; пусть специалисты в поле работают, а я им ценные указания по телефону раздавать буду. У меня в контракте поиск приключений на свою пятую точку не прописан…

И я тихонько рассмеялся себе под нос.

Неужто поумнел? Патрульным в какие только переделки не попадал за еду практически, а тут осторожничать начал – просто караул!

А с другой стороны, как не осторожничать?

Когда тебя товарищи страхуют, а под рукой двустволка и патроны с серебряной начинкой в загашнике, – это один расклад, а когда ты один и на руках только ПМ – все в несколько ином свете видится.

Сильно мне пистолет при встрече с тем же вурдалаком поможет? Если застрелиться только, чтоб не мучиться. Да и оборотню стандартная шестиграммовая пуля как слону дробина.

Так что на фиг, на фиг…

Не забывая оборачиваться и посматривать по сторонам, я дошел до кустов, в которые нырнула тропинка, и полез в них, раздвигая ветки руками. А когда заросли остались позади, меня как-то вдруг со всех сторон окружил город.

Через дорогу серые громады девятиэтажек и нарядная бежевая высотка, сбоку выстроенное из красного кирпича здание госуниверситета.

Студенты, машины, фонарные столбы, троллейбусные провода, отъезжающий от остановки автобус. Духота, пыль, выхлопные газы. Дышать просто невозможно.

Стою на асфальте в кеды обутый, короче говоря…

Это что получается, я прямиком на улицу Пилотов вышел? А парковка университетская куда запропала? Да и Набережную отстраивать взялись; какими такими секретными тропами мне их миновать получилось?

Ничего не понимаю.

Не понимаю? А ведь все предельно ясно…

В голове забрезжила догадка, и я вернул уже вытащенный мобильник в карман. Сначала все как следует обмозговать надо, потом куратору звонить.

Перебежав через дорогу, я по железной лестнице поднялся в расположенный на первом этаже жилого дома магазинчик с завлекательной вывеской «ПИВО» и с сомнением прошелся вдоль многочисленных кранов.

И в самом деле – пиво, пиво, пиво…

А мне только пива сейчас для полного счастья не хватало!

– Литр кваса, – попросил я, заметив написанный от руки ценник, и кинул на прилавок мятую сторублевку. Дождался, пока продавщица наполнит пузатую пластиковую бутыль, забрал сдачу и вышел на улицу.

Там, не спеша попивая холодный квас, я прокрутил в голове сегодняшние события, не нашел в своей теории особых изъянов и набрал куратора.

– Что значит, где меня черти носят? – возмутился в ответ на необоснованную претензию. – Я работал вообще-то! Давайте, подъезжайте за мной на Пилотов. Магазин «ПИВО» через дорогу от главного корпуса университета. Все, жду.

И ничего больше не слушая, отключился. Скинул рюкзак на газон, сам улегся рядом и, заложив руки за голову, уставился в небо.

Хоть немного дух перевести. А то чего-то вымотался, сил никаких нет…

Виталий прикатил минут через десять. Заехав прямо на тротуар, он опустил боковое стекло и усмехнулся:

– Тут одно гостеприимное заведение во дворах расположено. Не знаю, как сейчас, а раньше оно медвытрезвителем именовалось…

– Мне столько квасу не выпить. – Я поднялся с газона и подошел к автомобилю. – А остальные где потерялись?

– Дела у них, – неопределенно хмыкнул водитель и протянул руку к пузатой бутылке: – Можно?

Я разрешил; Виталий протер ладонью горлышко, хлебнул и указал на магазин:

– Здесь брал?

– Ага.

– Посмотри за машиной, – попросил он и, на ходу доставая бумажник, взбежал по гулкой лестнице.

– Не проблема.

С рюкзаком в руках я забрался на заднее сиденье, кинул полупустую бутылку под ноги и вновь набрал куратора.

– Ну и где тебя черти носили? – с ходу зарычал в трубку Владимир Николаевич.

– В смысле?

– Ты издеваешься? Четыре часа до тебя дозвониться не могли!

– Четыре часа?! По моей оценке прошло существенно меньше времени…

– Да что ты говоришь?! Ну-ка проверь!

– Сейчас. – Я посмотрел на наручные часы, перевел взгляд на экран телефона, который получал данные напрямую от мобильного оператора, и обнаружил, что «командирские» отстают на три с четвертью часа. – Блин, есть такое дело…

– Ладно, докладывай, – потребовал отчета Шептало. – У меня как раз несколько свободных минут образовалось.

Подводя стрелки часов, я вкратце рассказал о случившемся, но выводами делиться пока не стал, как не стал и отговаривать куратора, вознамерившегося отправить по моему маршруту пару человек.

Пусть пройдутся, дополнительная проверка моей гипотезы лишней точно не будет.

Тут вернулся Виталий, я принял у него пару пузатых бутылей с квасом, устроил их рядом и спросил:

– Куда сейчас?

– В институт велели, – усаживаясь за руль, ответил водитель. – Нет возражений?

– Нормально.

И мы поехали. Быстро так поехали, но нельзя сказать, чтобы очень уж весело. Виталий включил «Радио Шансон», а поскольку от большинства резидентов этой станции меня откровенно подташнивало, я вскоре не выдержал и поинтересовался:

– Слушай, у тебя Наговицына нет случаем?

– Почему нет? – И водитель вставил в магнитолу компакт-диск со сделанной черным маркером надписью «Дори-Дори».

 
Распластались у двери глухари,
Поохотились не зря егеря.
Одинокая свеча догорит,
Да потом ее заменит заря.
Пули бронзовой блеск,
Укороченный ствол…
 

Ну вот, другое дело! Насколько наших так называемых шансонье на дух не переношу, настолько Наговицын цепляет. Присутствуют у него в голосе интонации какие-то…

И, развалившись поудобней на широченном сиденье, я как-то совершенно незаметно для себя самого задремал. Все же ничто так не восстанавливает душевное равновесие, как осознание того, что с твоими проблемами придется разбираться кому-то другому…

– Приехали! – вырвал меня из полудремы голос Виталия.

Я продрал глаза и увидел, что внедорожник въехал в просторный двор, а за нами, отсекая глухую улочку, медленно закрываются автоматические ворота.

Надо сказать, само по себе здание НИИ впечатления не производило. Обычная трехэтажная коробка, втиснутая меж разделенным на офисы проектным учреждением и глухим торцом жилого дома. Внимание привлекали разве что глухой забор с пущенными поверху витками колючей проволоки да лес антенн на крыше. Ну и машины на территории вовсе не дешевые стояли.

Виталий загнал внедорожник на свободное место, я выбрался из салона и уточнил:

– Куда теперь?

– Оружие сдавай.

– Держи.

Вытащил из кобуры ПМ, вынул магазин, выщелкнул досланный патрон. Вернул пистолет Виталию и взамен получил пластиковую карточку с фотографией, фамилией-именем-отчеством и институтской должностью.

– Это местный пропуск. – Водитель захлопнул дверцу, поставил машину на сигнализацию и зашагал к ближнему крыльцу. – Идем, нам сюда.

Мы поднялись по выщербленным бетонным ступенькам, и парень, проведя собственным электронным пропуском у датчика, отпер замок. Дальше оказался небольшой тамбур, где бдительный охранник внимательнейшим образом изучил наши документы и только после этого разблокировал ведущую во внутренние помещения дверь.

– Все серьезно у вас, погляжу, – не удержался я от усмешки, поднимаясь на второй этаж.

– Выездная проверка Счетной палаты идет, вот и соблюдают инструкции от и до, – пояснил Виталий.

– Проверяют, сколько наворовали?

– Так точно.

По пустому коридору мы дошли до приемной с табличкой «Григорий Петрович Грачев, заместитель директора по транспорту», и там водитель спросил у сидевшей за столом тетеньки средних лет:

– Можно?

– Вас ожидают, – кивнула та.

Виталий приоткрыл обитую искусственной кожей дверь и заглянул внутрь:

– Не помешаем?

– Входите, – отозвались из кабинета.

Водитель пропустил меня вперед и поинтересовался:

– Владимир Николаевич, я схожу пока оружие сдать?

– Разумеется, – отпустил его Шептало и обратился к хозяину кабинета: – Григорий Петрович, это заместитель начальника нашего центра повышения квалификации. Леднев его фамилия. Он же Лед, он же Скользкий, ну да вы в курсе.

– Наслышан, наслышан. – Замдиректора по транспорту, на длинной птичьей шее которого выделялось крупное адамово яблоко, привстал из-за стола и протянул руку. – Александр Сергеевич, если не ошибаюсь?

– Все верно, – ответил я на рукопожатие.

Григорию Петровичу оказалось лет под сорок, и внешность его полностью соответствовала занимаемой должности. Этакий якобы простоватый мужичок, неотесанный, угловатый, в немного косо сидящем пиджаке и рубашке с расстегнутой верхней пуговицей. Снятый галстук обнаружился на подоконнике, и, вероятно, надевался он исключительно на время общения с ревизорами.