Цейтнот. Том 2

Глава 3

Вопреки заявлению господина Черника, совсем уж всю бронетехнику к Адмиралтейству не погнали, часть придержали для обороны комиссариата. В первую очередь это коснулось огромных тяжёлых танков незнакомой мне конструкции, зенитных орудий на колёсных лафетах и грузовиков с крупнокалиберными пулемётами.

Основу нашего ударного кулака составили прорвавшиеся армейцы, их усилили операторами из числа сотрудников комиссариата. Возглавили колонну три средних танка, вслед за ними покатили броневики и грузовики с пулемётами и пехотой, некоторые из которых тянули за собой миномёты и артиллерийские орудия. Наш бронеавтомобиль поставили прикрывать машины с боеприпасами.

Вроде и не такой уж большой отряд собрать получилось, но сколько мятежников может быть? Пусть даже они через одного операторы, мы тоже не лыком шиты.

И всё бы ничего, но внутри броневика было темно, тесно и тряско, а обзор и вовсе практически отсутствовал. Что-то, разумеется, получалось разглядеть через боковые смотровые щели, но это особой роли уже не играло, натурально закатанным в консервную банку себя ощутил. Вроде бы стальными листами со всех сторон окружён и радоваться дополнительной защите надо, а так и хочется дверцу распахнуть и наружу сигануть. Только куда там! Поехали!

Порядок действий мы с Василем и Антоном обговорили уже в пути – посовещавшись, решили прикрывать транспорт треугольными кинетическими экранами, составленными в пирамиду, а при необходимости совмещать их, предельно усиливая защиту на каком-то одном приоритетном направлении. Вроде бы напортачить невозможно, да только отсутствие нормального обзора всё до крайности усложняло.

Впереди рвануло, следом прогрохотало несколько коротких очередей, но броневик даже не замедлился, водитель сбросил скорость лишь пару минут спустя, и то исключительно для того, чтобы вписаться в поворот.

Василь встрепенулся и спросил:

– Это куда мы?

– Здание столичной управы захвачено мятежниками, там не прорваться, – пояснил Грин. – Придётся по Гороховой крюк дать.

– А-а-а! – понимающе протянул мой товарищ. – Так даже лучше! По Каменному мосту напрямик к Адмиралтейству выскочим!

Мне сразу вспомнилась присказка про гладкость бумаги и реальные овраги, но вслух поминать народную мудрость не стал. И без того у всех нервишки пошаливают.

Стоило лишь колонне покинуть район Якорной площади, и стрельба сразу стихла, дальше мы беспрепятственно гнали по узеньким улочкам, а если на пути и попадались баррикады, то их либо перемалывали своими гусеницами танки, либо разносили операторы из экипажей головных машин. Ехали и ехали. Потом встали.

– Что такое?! – встревожился Грин.

– Сигналят задний ход! – сообщил ему водитель, дёргая рычаг переключения передач.

Броневик начал сдавать назад, и сразу где-то впереди прогремел мощный взрыв и загрохотали выстрелы.

– Щиты! – приказал Василь просто на всякий случай, поскольку никто из нас толком ничего не понимал и ещё меньше видел.

Я за последнее время наловчился создавать кинетические экраны и успел прикрыть броневик со своей стороны за миг до того, как в башенке загрохотала спаренная пулемётная установка и вниз посыпались стреляные гильзы. И хоть нас самих покуда не обстреливали, но я упорно накачивал щит сверхсилой, оперируя той на пределе своей мощности.

Вновь рвануло – на сей раз уже гораздо ближе, а миг спустя водитель заорал:

– Воздух!

Что-то сильно ударило по броне, и сразу по другому борту прошлась пулемётная очередь, но кинетические экраны, пусть даже до предела растянутые, показали свою эффективность, обошлось без сквозных пробитий. Наш транспорт качнулся, водитель принялся крутить руль, и тут же в моей голове расцвела огненная аномалия. Откуда-то сверху в башенку броневика ударил узкий луч теплового излучения, и я лишь в самый последний момент успел расфокусировать его, усилием воли преобразовав свой кинетический экран в воздушную линзу.

Пулемётная установка умолкла, наводчик с матом отпрянул в сторону, а раскалившийся добела стальной лист лопнул, обзаведясь неровной дырой, и пролился вниз расплавленным металлом. Я попытался отклонить вражеское воздействие, но – рвануло! В броневик будто бы цунами врезалось, его опрокинуло на бок, и мы повалились друг на друга. Запахло разлившимся горючим, потянуло дымком.

Вот дерьмо!

Василь среагировал первым, он крутанул рукой, прожигая крышу нашего транспорта, и выбил наружу не столь уж и толстый стальной круг, сиганул через проделанное отверстие наружу. Я выполз следом, уловил в ближайшем здании присутствие энергетической аномалии и, ещё не успев даже подняться с карачек, метнул в распахнутое окно второго этажа неуправляемую шаровую молнию.

Плазменный заряд разлетелся ворохом оранжевых вспышек, но по дому ударил ещё и крупнокалиберный пулемёт, стена взорвалась кирпичным крошевом, и я враз перестал ощущать присутствие оператора.

Отступил в глубь здания? Погиб?

Не важно!

Монархисты атаковали колонну, когда бронетехника втянулась на узкую улочку с примыкавшими друг к другу многоквартирными домами, им удалось подбить головной танк и подорвать один из грузовиков с боеприпасами, ударная волна от детонации которых и перевернула наш броневик. Укрыться – негде, только отступать под огнём к ближайшему перекрёстку, а на улицу уже зашёл на бреющем полёте штурмовик!

– Сюда! – позвал Василь, вынося силовым ударом дверь парадной.

Засверкали дульными вспышками установленные в крыльях пулемёты, и я рванул вслед за товарищем, прекрасно отдавая себе отчёт, что вовремя заскочить в дверь не помогут никакие сверхспособности. И не успел бы, но самолёт вдруг вильнул в сторону и разом просел на добрый десяток метров, врезался в крышу и взорвался!

Из окон домов по колонне открыли беспорядочную стрельбу, пехотинцы и наводчики боевых машин в долгу не остались, отреагировали на случившееся и операторы. Фасад соседнего здания вдруг разлетелся облаком пыли и перемолотого кирпича, а меня самого боднула в бок и сшибла с ног ударная волна. Попутно всего так и перетряхнуло от мощнейших энергетических помех, из глаз сыпанули искры, голова пошла кругом, и попытка встать успехом не увенчалась, ладно хоть подоспевший Грин ухватил меня за ворот и буквально втащил в парадную вслед за собой. Василь уже палил там из револьвера в зазор между лестничными маршами, оперативник бросил меня и долбанул вверх длинной очередью из пистолета-пулемёта. В ответ к нам скинули «лимонку».

Я судорожным вдохом втянул в себя литр воздуха и полсотни килоджоулей сверхсилы, перемолол гранату в труху. Василь тоже опомнился и отправил на второй этаж шаровую молнию, а только там рвануло, Грин перебежал к стене, прижался к ней и вскинул ППС.

– Держу! – крикнул он, и вверх по лестнице бросились водитель и наводчик пулемётной установки, которые ворвались в парадную вслед за нами.

Темень разорвали длинные хвосты дульных вспышек, зазвенели по ступеням гильзы, оперативники двинулись вверх, прикрывая друг друга и давя противника огнём. Я тоже внизу отсиживаться не стал и поспешил вслед за Василем, на ходу набирая потенциал.

Через второй этаж тянулся общий коридор, Грин метнул в него гранату и отступил, а водитель взбежал на несколько ступеней и опустился на одно колено с задранным вверх пистолетом-пулемётом, взявшись контролировать следующий лестничный пролёт. Стоило только рвануть «лимонке», Василь силовым выбросом вынес дверь напротив и заскочил в неё, а командир группы перебежал дальше по коридору, укрылся там за простенком. Второй оперативник сунулся прикрыть его, нарвался на встречную очередь и странно дёрнулся, упал, заливая пол кровью из простреленной головы.

Выплеснув из себя неструктурированную сверхсилу, я окутался ею и с револьвером в руке шагнул в проход, выстрелил в тёмный силуэт, уловил ясновидением и лишил кинетической энергии несколько пуль, вновь выстрелил и спешно качнулся обратно. Грин высунул из-за простенка ствол ППС и вслепую обстрелял мятежников, в глубине здания что-то рвануло, а в прихожей квартиры напротив возник Василь, крикнул мне:

– Чисто!

Я метнул вдаль по коридору неуправляемую шаровую молнию и следом метнулся сам, намереваясь присоединиться к Грину, но именно в этот момент простенок, за которым укрывался оперативник, вдруг разлетелся обломками кирпича, а меня самого перехватил страшнейший силовой выпад.

Блок!

Отточенные на тренировках рефлексы помогли закрыться и не дать превратить себя в отбивную, но удар оказался столь силён, что я отлетел на добрый десяток шагов, ещё и прокатился по полу, после чего врезался в стену, не успев погасить скорость. Ладно хоть технику закрытой руки задействовал, только поэтому и не расшибся.

Василь выступил в коридор и прошил его плазменным выбросом, кто-то зашёлся в диком крике, и тут же открыл стрельбу водитель, державший на прицеле лестничную клетку третьего этажа.

– Все вниз! – заорал он.

Я хоть и оставался в сознании, подняться на ноги даже не попытался, дополз до ступеней и скатился по ним, лишь где-то на середине пролёта погасил собственную скорость и встал на четвереньки. Василь кинетическим импульсом подтянул к себе оглушённого Грина и спихнул его ко мне, после выдал ещё один плазменный выброс, но уже заметно слабее первого.

Бивший короткими очередями водитель начал спускаться, я забросил руку командира группы на плечо, взгромоздил его себе на спину и поволок вниз. Вновь грохнуло, лестница содрогнулась, но я не упал, устоял на ногах.

На первом этаже Василь обогнал меня и первым сунулся наружу, крикнул:

– Чисто!

На пару с ним мы потащили Грина к перекрёстку, за который успели отступить остатки разбитой автоколонны. Водитель рванул следом.

Тут и там громыхало, над нами неслись росчерки трассеров, изредка из всеобщей какофонии выбивался пронзительный свист и щелчок пули о брусчатку. Проезд оказался перегорожен объятым пламенем грузовиком, под лязг стальных треков о брусчатку из-за него выдвинулся танк, пальнул куда-то нам за спину и уполз обратно. Вторая боевая машина выдвинулась из арки. И снова – выстрел!

Крупнокалиберные пулемёты беспрестанно стегали по стенам домов, отгоняя от окон засевших внутри мятежников, где-то дальше по улице спешно разворачивались артиллерийские орудия. Мы уже проскочили перекрёсток, когда за спиной гулко ухнуло и угол дома обрушился, будто в него угодила авиабомба. Меня продрало помехами, но даже так ясновидение уловило приближение катившего по улице энергетического вала. На пересечении двух улиц тот налетел на выставленный нашими операторами барьер и развеялся переливами северного сияния, а следом ударил пламенный луч вроде тех, коими институтские пирокинетики сбивали нихонские бомбардировщики. Этот располовинил остов грузовика, но укрывавшийся за ним танк не достал – будто наткнулся на незримую линзу и отклонился, уткнулся в кровлю соседнего здания легко вспорол её и лишь после этого погас.

Беспрепятственно проскочив наш передовой заслон, мы юркнули в первую попавшуюся подворотню и уложили Грина на скамейку.

– Живой?

– Пульс есть, – подтвердил Василь.

– Его б к врачу, – заметил водитель, уселся на верхнюю ступеньку крылечка чёрного хода, дрожащими руками достал из мятой картонной коробки папиросу и принялся ломать одну спичку за другой, безрезультатно пытаясь их зажечь. – Или хотя бы холодный компресс сделать!

Мысль показалась вполне здравой, и я зачерпнул пригоршню снега, приложил её к немалых размеров шишке на лбу оперативника. Потом уселся рядышком и шумно выдохнул. Мне было нехорошо.

Во двор забежали пехотинцы, без затей вынесли запертую дверь и заскочили в дом, затопали тяжеленными солдатскими ботинками по лестнице чёрного хода. На улице мощно рявкнуло одно артиллерийское орудие и сразу второе, начали хлопать миномёты. Из соседнего квартала донеслись отголоски взрывов. Оставалось лишь надеяться, что мятежникам хватило совести выгнать жильцов из квартир.

– Антона видел? – спросил я у Василя, который помог запалить папиросу водителю, после чего закурил и сам.

– Удрал, – сказал тот, выдохнул сизый дым и криво ухмыльнулся. – Всё простачка из себя строил, а как припекло, шанса не упустил.

– Ты о чём? – не понял я. – Договорились же дело замять?

– А как его замнёшь? – фыркнул Василь, вытянул ногу и принялся её разминать, после кинул взгляд на водителя и понизил голос. – Я Михея из табельного револьвера Антона застрелил, а из своего собственного Барчука подранил. Чуешь, чем пахнет?

Я кивнул.

– Вот! И мало ли кто из соседей перестрелку с вохровцами видел? Тут кто первый доложит, тот и прав окажется.

– Ну да. Есть такое дело.

При подобном раскладе не упомянуть о случившемся в рапорте и в самом деле себе дороже выйдет. Ладно, если Барчук в бега подастся или пуля навылет прошла, а ну как нет? Вдруг он загнётся от кровопотери или решит действовать на опережение и заявит о нападении? Да и с Михеем не всё так гладко: после его вскрытия у следователей вопросы к Антону появятся, а через него они и на меня с Василем выйдут. Тут на упреждение действовать надо.

Не иначе Антон всё это просчитал и предпочёл сделать ноги. Если он, конечно, в подбитом броневике не остался.

– Какого дьявола?! – ругнулся вдруг Грин, неуверенным движением смахнул с лица подтаявший снег и сразу охнул от боли. – Чёрт!

Он попытался усесться на лавочке, но непременно свалился бы с неё, не приди на помощь Василь. Оперативник с трудом сфокусировал на том взгляд, после оглядел двор и невесть с чего протянул:

– А-а-а!

Василь на пару с водителем ввели его в курс дела, и Грин ещё немного посидел, зажимая ладонями голову, затем поднялся на ноги и покачнулся, но на сей раз сохранил равновесие без посторонней помощи, только вполголоса ругнулся.

– Идёмте! – позвал он нас и, пошатываясь, зашагал к выходу со двора.

Наобум мы действовать не стали и для начала затаились в подворотне, пытаясь оценить обстановку. Перестрелка поутихла, но не сошла на нет окончательно, пехотинцы преимущественно заняли позиции на верхних этажах выходивших на перекрёсток домов и постреливали оттуда, да ещё продолжали время от времени бить артиллерийские орудия, только уже не по соседнему кварталу, а куда-то гораздо дальше.

Мы дождались мимолётного затишья и побежали вглубь квартала. В одном из соседних дворов отыскался полевой штаб, и уж не знаю, какие аргументы привёл армейским офицерам Грин, но нас отправили восвояси, точнее – дали задание сопроводить до Якорной площади грузовик с ранеными.

Впрочем, возможно, сам Грин и не рвался обратно в комиссариат, просто для него не нашлось никаких других поручений. Ну в самом деле – броневика мы лишились и двух человек в безвозвратные потери списали, ещё и сам командир группы после контузии едва на ногах держится, а совсем без сопровождения гнать машину с ранеными в комиссариат никак нельзя. То, что мы сюда добрались без приключений, не говорило ровным счётом ни о чём, ибо одно дело напасть на колонну бронетехники и совсем другое – обстрелять одиночный грузовик.

Последнее соображение посетило меня, когда мы уже разместились в двухдверной легковушке с опущенным верхом, которую армейцы по заведённому у них обычаю реквизировали у кого-то из местных жителей. Василь позаимствовал у водителя ППС и разместился сзади на пару с Грином, а мне пришлось занять переднее пассажирское сидение, что нисколько не порадовало.

Сидим с водителем, будто мишени в тире! И выставленный Василем кинетический экран не поможет, если долбанут из винтовки!

Зараза!

Автомобиль с пробуксовкой тронулся с места, за нами на некотором удалении покатил грузовик с ранеными. Ветровое стекло худо-бедно прикрывало меня с водителем от потока встречного воздуха, а вот сидевших сзади должно было пробирать до костей. Впрочем – ерунда. Нам бы до комиссариата добраться, а там отогреемся. К этому времени я уже восполнил растраченный потенциал, но в отличие от товарища противопульную защиту выставлять не стал, вместо этого задействовал технику активного поиска операторов, заодно пытался отрешиться от энергетических помех и сосредоточиться на обнаружении всевозможных энергетических аномалий.

Из-под обстрела уйти ещё можно, а если вдруг на полном ходу в гравитационную ловушку влетим, вырваться уже никакое везение не поможет. Вот и придерживал потенциал – как говорится, запас карман не тянет. В резонанс при всём желании до утра не войти, да и в бою любая заминка фатальной оказаться может.

– Петя! – позвал меня Василь. – Можешь нас иллюзией прикрыть? Как тогда во дворе?

Я качнул головой.

– Нет! Не до конца ту технику освоил.

Ну да, попробуй прикрой, если гипотетический стрелок невесть где притаился! Там же надо не только источники освещения в расчёт принимать, но и собственное положение относительно наблюдателя учитывать! Непросто это, ой как непросто!

На повороте наш автомобиль занесло, но мы не вылетели на тротуар, удержались на проезжей части. Грузовик катил позади с отставанием метров в двадцать, не приближаясь, и не отставая. Над бортами его кузова торчало несколько голов – совсем уж беззащитными раненые не были и могли при необходимости поддержать нас огнём.

Из центра города продолжала доноситься артиллерийская канонада, постреливали и в районе Якорной площади, но уже далеко не столь интенсивно, у нас же пока – тишина и спокойствие. Тёмные улицы, силуэты домов, зевы подворотен. И – ни человека на виду, ни огонька нигде. Все попрятались.

В полусотне метров по ходу движения почудился намёк на энергетическое искажение, создаваемое не слишком искусно укрытым внутренним потенциалом, и я весь подобрался, но то ли почудилось, то ли оператор ограничился наблюдением или вовсе не принадлежал к стану монархистов – промчались мимо опасного места беспрепятственно. У меня внутри всё так и свело в ожидании нападения, центральный энергетический узел чуть ли не судорогой от перенапряжения скрутило, а – промчались!

Я каким-то совсем уж невероятным усилием заставил себя сделать вдох и обернулся, но и грузовик с ранеными никто не атаковал. Под обстрел мы попали в квартале от комиссариата, да и то непонятно было, стреляли конкретно по нам или просто дальше по улице случилось столкновение между риковцами и мятежниками. Почти сразу повернули на перекрёстке, а там и въезд во двор показался, где нас уже ждали. В отличие от ментальных каналов заглушить радиосвязь монархисты не смогли, по ней армейцы и уведомили о скором прибытии санитарного транспорта.

Караульные открыли ворота, машины прокатили мимо притаившегося в глухом уголке броневика и остановились у служебного входа. Кто-то из раненых зашёл в здание самостоятельно, кого-то унесли на носилках, я разом скинул едва ли не половину набранного потенциала и с облегчением перевёл дух, потом обречённо выругался и двинулся вслед за санитарами.

– Петь, ты куда? – удивился Василь.

– В медсанчасть, – пояснил я, прислушиваясь к шуму не столь уж и далёкой перестрелки.

– Отставить! – приказал Грин. – Мы в оперативном резерве! Короста, проводи к себе! – Он сплюнул кровью, зачерпнул пригоршню снега и приложил к распухшей переносице. – Понадобитесь, найду!

– Идём! – позвал меня Василь.

Я упрямиться не стал и зашагал следом. Окна в кабинете товарища каким-то чудом уцелели, там было тепло, поэтому я постелил на пол пальто, улёгся на него и едва ли не моментально провалился в беспокойный сон. Василь моему примеру не последовал, Василь убежал на поиски Машки.

Растолкали нас ещё до рассвета. На улице – серость и темень, так сразу и не сообразить сколько времени. Достал часы – на тех половина шестого.

Оконное стекло изредка позвякивало от взрывов, но стреляли не в окрестных кварталах, бой шёл где-то ближе к центру. У нас разве что винтовки время от времени хлопали.

– Пять минут вам, чтобы в порядок себя привести! – объявил Грин, шишка на лбу которого заметно спала, зато распух сломанный нос и сползли под глаза отёки-синяки. – Бегом марш!

Василь поднял пальто и встряхнул его, будто в том имелся хоть какой-то смысл, потом спросил:

– Что в городе?

– Держимся! – коротко ответил оперативник и нахмурился. – Бегом, кому сказано!

Но не побежали, конечно. Потопали без всякой спешки, зевая и ёжась на ходу. В уборную заглянули совершенно напрасно – в открытых кранах лишь сипел воздух, вода так и не полилась. Мы спустились на первый этаж и вышли во двор, где у броневиков и танков суетились техники, растёрли лица снегом.

– Зараза, – пробормотал я, болезненно морщась.

Голова болела, а шея толком не ворочалась – то ли приложился вчера загривком о стену неудачно, то ли просто спал в неудобной позе. Хорошо бы размяться, да только куда там! Бежать пора.

– И не говори! – вздохнул Василь и распахнул дверь. – Идём!

– Ты Машку-то нашёл вчера?

– Ага, её в медсанчасть определили.

Мы начали подниматься по лестнице, но Грин перехватил нас на площадке между этажами и велел шагать обратно.

– Задание у нас неофициальное, никаких подписок о неразглашении, сделаем и забудем. Усекли?

– Ликвидировать кого-то приказали? – округлил глаза Василь.

– Ликвидаторов и без нас хоть отбавляй! – фыркнул в ответ Грин. – Интеллект задействовать придётся!

Он провёл нас мимо выхода во двор, сорвал с перегородившей проход двери пломбу и отпер замок, не сразу сумев подобрать нужный ключ.

– А чего мы в канцелярии забыли? – озадачился Василь.

– Того! – выдал в ответ Грин, запер за нами дверь, завёл в архив и распорядился: – Располагайтесь!

Я убрал было пальто на вешалку, но через выбитое окно с улицы ощутимо задувало, поэтому снова оделся, после чего уселся на стул в ожидании инструктажа, а вот Василь подбоченился.

– Серьёзно?! – зло уставился он на начальника. – Мы бумажки перекладывать станем, когда судьба страны решается?!

– Заниматься ты станешь тем, чем прикажут, – спокойно ответил Грин и кинул на стол свою кожаную папку. – Не согласен?

– Нет! – подтвердил Василь, но уже без былого запала. – Только что это изменит? – Он вздохнул и понурился. – Ладно, зачем мы здесь, Степан Александрович?

– Нужно поднять сводки и кое-кого в них найти.

В этот момент на улице как-то очень уж мощно рвануло, даже стены задрожали, а из рамы вывалилось несколько осколков оконного стекла.

– А можно вопрос не по теме? – воспользовался я случаем расспросить оперативника. – Что в городе вообще творится?

Грин уже расстегнул папку и достал из неё несколько фотокарточек, но просветить нас не отказался. Правда, и сам знал немного.

– Полная неопределённость, – сообщил он с тяжёлым вздохом. – Адмиралтейство мы удержали, а правительственный квартал пришлось оставить, пока все в Зимний перебазировались. Флотские с реки поддерживают, но не факт, что и оттуда не выдавят.

– А что – армия? – поинтересовался Василь.

– Разброд и шатание. Несколько полков на стороне мятежников действовать начали, в других частях дело до перестрелок дошло, но пока что большинство ждёт приказа из Генштаба, а его вчера первым делом разгромили. Только это всё так – больше слухи. Проверенной информации мало. Говорят, жандармов на север к границе с Суомландией перебрасывают, уж не знаю зачем. Да вы голову себе этим не забивайте! Вот сейчас наладим связь, вызовем подкрепление и перебьём всю контру за день – два. И теперь уже точно всю эту сволоту монархистскую под корень вырежем! Никого не пропустим!

Грин раздал нам фотокарточки и три листа с ориентировками, в которых были вымараны личные данные, остались только особые приметы.

– Смотрите сюда: поднимаете рапорты обо всех неопознанных телах и прочих аналогичных инцидентах с одиннадцатого числа, сверяете с ориентировками и фотоснимками, отбираете все подходящие под описание.

Василь наскоро просмотрел листы и счёл нужным отметить:

– В комиссариат сообщают только о тех случаях, когда имеется подозрение, что в преступлении замешаны иностранцы или операторы.

– Ты, Короста, не умничай! – срезал его оперативник. – Приказ ясен? Исполняй!

Он отпер один из шкафов и кинул на стол папку с завязками, следом выложил вторую.

– Приступайте. Один с начала, второй с конца. Где-нибудь посреди недели встретитесь.

Я забрал у Василя снимки, глянул их и отложил, а вот описание трёх индивидуумов изучил куда как внимательней. Мужчины в возрасте от двадцати пяти до двадцати девяти без татуировок и приметных шрамов. И далее полный перечень: цвет волос, рост, примерный вес, телосложение, родимые пятна и прочее, прочее, прочее.

– Работайте! – распорядился Грин и пообещал: – Попробую завтраком разжиться. – После чего ушёл, не преминув нас в канцелярии запереть.

Василь беззвучно выругался, сел рядом со мной и, подвесив над столом шаровую молнию, раскрыл одну из папок.

– Ты хоть что-нибудь понимаешь?

– Нет, – сказал я, хоть и заподозрил, откуда ветер дует.

Как бы мы сейчас не искали господ Ладинского, Новосельского и Ельского.

Но по чьей инициативе? Кто приказал? Кто распорядился о нашем привлечении к делу? Успел задействовать, как и намеревался, свои связи Альберт Павлович или же он пробился в комиссариат этой ночью?

Но если так – неужели поручение господина Карпинского ещё не утратило своей актуальности? Неужели оно имеет хоть какое-то значение в условиях вооружённого мятежа? Или я зря множу сущности и это всего лишь совпадение?

Но нет, в простые совпадения мне отчего-то нисколько не верилось…

Я подышал на озябшие пальцы и подумал, не начать ли прогонять по организму сверхэнергию, потом всё же решил не распылять внимание и достал из своей папки первый бланк рапорта. Как ни крути, приметы расплывчатей некуда, тут и при полной сосредоточенности нужный случай упустить легче лёгкого. И не упустить даже, а просто не вычленить из кипы бумажного мусора.

Ну а как иначе? В столице свыше пяти миллионов человек проживает, тут ежедневно случается превеликое множество происшествий, а ещё беспрестанно поступают сигналы от неравнодушных граждан, чересчур бдительных старушек и городских сумасшедших. И пусть входящая корреспонденция уже обработана сотрудниками дежурной части, нашу задачу это облегчало не так уж и сильно.

– Петь! – позвал меня Василь. – Ты все случаи с документальной фиксацией использования сверхспособностей в сторону откладывай, чтобы потом не рыться.

– Лады…

Через разбитое окно прилично задувало, и я перекрыл проём плоскостью давления. Воздействие элементарное, поддерживать его могу, нисколько не напрягаясь, а всё теплее будет. Нам тут ещё работать и работать.

К тому моменту, когда из коридора донёсся металлический лязг, я отыскал лишь один рапорт о неопознанном теле, да и то покойник оказался бородатым, а у нас бритый и двое с усами. Мимо.

В кабинет зашёл Грин, выставил на край стола поднос, на том обнаружились пара бутербродов с маслом, пара с колбасой и два стакана горячего чая. Вот чая я хлебнул с превеликим удовольствием, а есть как-то не особо и хотелось даже, пусть со вчерашнего обеда и маковой росинки во рту не было.

– А вы что же? – уточнил Василь у оперативника.

– Уже позавтракал, – пояснил Грин.

– Нет! – с нажимом произнёс мой товарищ. – Протоколы и заявления смотреть не собираетесь?

Оперативник зевнул и с нескрываемой насмешкой произнёс:

– Не царское это дело! – Потом глянул на задохнувшегося от возмущения Василя и покачал головой. – Короста, ты нормальный вообще? Думаешь, если бы у меня всё в глазах не двоилось, я бы с вами нянчиться стал?

Грин явно намеревался добавить что-то ещё более едкое, но тут в коридоре раздался стук по металлической двери, и он насторожился.

– Кого ещё нелёгкая принесла?

Оперативник вышел из комнаты, послышался лязг запоров, а после донеслись приглушённые голоса. Вернулся он изрядно озадаченным.

– Случилось что? – насторожился Василь.

Грин раздражённо поморщился.

– Если верить иностранным радиостанциям, Айла, Лютиерия, Средин, Окрест и Суомландия признали легитимность правительства в изгнании и объявили республиканских дипломатов персонами нон-грата, а Лига Наций отозвала полномочия наших представителей. Собираются работать со ставленниками так называемого императора. Ну и армию призывают разойтись по домам, дабы не препятствовать свободному волеизъявлению народа.

Василь выругался, мне тоже от крепкого словца удержаться не удалось.

– Ничего! – проворчал Грин. – Собака лает, караван идёт! Мы им ещё подведём фигу к носу! Ещё попляшут! – Он достал коробку папирос и распорядился: – Работайте!

Закурив, оперативник отошёл дымить к дальнему окну, а мы продолжили шерстить архив, разбирая рапорты, протоколы, анонимки, объяснительные и прочий бумажный хлам. Стопка отложенных документов понемногу росла и уже достигла в высоту сантиметров пятнадцати, когда Василь вдруг встрепенулся и подтянул к себе одну из ориентировок.

– В яблочко! – провозгласил он, безмерно довольный собой. – Родимое пятно в форме неправильного треугольника ровнёхонько под левой лопаткой! Один в один!

Грин прекратил раскачиваться на задних ножках стула, встал и подошёл.

– А остальное как? Цвет волос и глаз? Фотография есть? А отпечатки сняли?

– Фотография есть, – ухмыльнулся Василь. – И не одна! Только лица нет. И отпечатков тоже. Голову и кисти отрубили, прежде чем тело в канал спустить.

– Чертовщина какая-то! – поёжился я.

– Для столицы обычное дело, – не согласился со мной Грин. – Просто чаще тела полностью разделывают, а тут схалтурили. – Он забрал протокол с прицепленными к тому ржавой скрепкой фотокарточками, зашелестел бумагами и спросил: – По нашей части там что?

Василь зевнул, мотнул головой и пояснил:

– Признаки сверхъестественного воздействия. На груди ожоги в виде пары ладоней.

– Серьёзно? – Я встал и заглянул через плечо оперативника, присмотрелся к фотокарточкам. – Позвольте…

Выдернув один из снимков, где был крупным планом заснят торс мертвеца и на коже предельно чётко просматривались силуэты ладоней с растопыренными пальцами, я присмотрелся к нему и кинул на стол.

– Погодите, погодите…

Я принялся копаться в стопке отложенных для последующего более внимательного изучения рапортов и вскоре выудил оттуда нужные материалы.

– Вот! Вчера по жалобе соседей на неприятный запах была вскрыта комната в доходном доме, на кровати в ней обнаружили покойника с такими же отметинами на груди! Один в один!

– Голова и руки? – сразу же уточнил Грин.

– На месте!

– Ну и куда ты смотрел? – укорил меня оперативник. – Если это наш клиент, почему сразу не опознал?

– Его попробуй – опознай!

Василь взглянул на фотографию и присвистнул.

– Да уж…

Гримаса исказила лицо покойника до такой степени, что человеческого в нём почти ничего и не осталось. Ещё и разложение свою роль сыграло, хоть злоумышленник и оставил окно открытым.