– А что ты можешь сказать по поводу еврейского народа? – спросил Саша. Его заинтересовала политология Олега.
– Евреи – отдельный и очень интересный случай. Они, создавшие богатую национальную культуру, не смогли сохранить сплотившее их государство, не успели добиться значительных экономических успехов, в рамках своего старого государства. Но обладая верой и национальной традицией, везде гонимые, они сумели подняться в своем развитии на невиданные, для их соседей, высоты. Они как старики, среди взбалмошных детей, что дерутся, не осознавая самих себя, жили, наблюдая за ними, снисходительно терпя от них побои и унижения. Изгнанники, долгое время окруженные вооруженными дикарями, сохранили главное – свою культуру. Ревностное отношение к собственной вере позволило, в древности, им выжить. Возникшая и взлелеянная еще в те времена, самодостаточность и вера в особую судьбу помогла им сохраниться до 20 века, не имея собственной страны. По глубине собственной традиции и культуры они вполне могли бы иметь империю, но не имели даже крохотной собственной державы. Но и в этом есть положительный момент. Ведь империя влечет за собой перерождение, а затем распад.
– Не знал, что у нас групповод – геополитик. – Гриша тихо улыбнулся. – Но я приятно удивлен. Одно только, на мой взгляд, ты упустил. Неужели ты считаешь, что нет никаких врожденных расово-национальных особенностей? К примеру, если негритенок или узбек, вырастет в русской семье, русском городе, кроме как физически, на нем никак не скажется его происхождение?
– Думаю, не скажется.
– Удивительный для такого наблюдательного человека, как ты, ответ. – Григорий едва заметно улыбнулся. – Такой подробный и гладкий экскурс! И с ним трудно не согласится. А может, лукавишь? Тогда и я внесу вклад. Необходимо заметить, что воспитание нации, о котором сейчас говорилось, и которое происходит в определенных географических и исторических условиях, откладывает генетическую информацию в последующих поколениях. Ведь только тогда имеет смысл говорить о воспитании нации, а не отдельного ее поколения. Таким образом, нация имеет генетическую память. Человек может не знать, что и где делал его дед и прадед, но если они из поколения в поколение занимались одним и тем же, сложившийся у них в ходе векового опыта темперамент передастся и ему. Скажу иначе, генная память, о которой часто говорят, на мой взгляд, не что иное, как темперамент. Т.е. его сила и тип, имеющий гораздо большее разнообразие, чем 4 классических. Иногда это зовут характером. Но это только костяк, на который ложится характер. Поэтому и бывают русские, евреи, грузины и кто угодно еще, по воспитанию, но в их поведении, пластике, эмоциональных реакциях можно разглядеть темперамент присущий совсем другому этносу.
– Все это интересно, но почему никто из вас не упомянул о вере? – вдруг вмешался
Петр. – Что скажете? Вера, как культурная составляющая быта народов, тоже, исходя, из географии и истории выбирается? И какую роль она играет в формировании национального темперамента и характера?
– Какого-нибудь заметного влияния веры на характер, а тем более на темперамент
индивида я не усматриваю, – продолжил Олег. – Религия же, если мы ее будем подразумевать под верой – одна из культурно-бытовых особенностей. Несомненно, важна ее роль в жизни народа. Возможно, влияет она на национальный характер, но не верю, что создает его. Характер же личности, в основе своей, закладывается слишком рано. Тогда, когда сложно искренне верить в непростую религиозную догму. Быт и отношение в семье являются первыми гончарами человеческого характера. Только после их обработки может повернуться человек к религии, как к вере или традиции. Но тебя интересует, сейчас, не религиозная традиция, а вера. Поэтому, скажу, что, скорее, характер подвигает человека к вере, чем вера принуждает поменять характер. Вера может повлиять на поведение, но не на характер. Она может быть сдерживающей силой для буянов, но не сделает из буянов тихонь. Вера не передается по наследству, по наследству можно лишь передать религиозную традицию. Религиозная традиция в жизни разных народов, в различные периоды времени, имела неодинаковую степень важности. Она, иногда, существенно способствовала сохранению национального самосознания, как в случае с евреями, иногда, делила нацию по убеждениям. Но, убеждения, также не передаются с генами. Темперамент же передается. Поэтому, дед мог быть рьяным католиком, а внук не менее рьяным протестантом. Основа характера, по моему, – синтез темперамента и воспитания, но воспитания раннего, того, которое еще не в состоянии внушить человеку веру. Вера, может, придет к человеку позже, тогда, когда он, пройдя через жизненные испытания, закалит свой характер. Как нельзя закалить характер наших потомков впрок, так нельзя передать и веру. Вера – нечто связанное с таинственными движениями души, тем, что у каждого из нас сугубо свое. Религия же, как культурная традиция, прочно вошла в жизнь народов. В этом смысле, она дополнила их культуру и быт. Приняла во многом окраску присущую данной местности. Передавалась от более сильных, в военном и экономическом смысле, наций более слабым их соседям. Таким образом, здесь, налицо влияния географического положения. Как и в любом другом проявлении культурной жизни, она подверглась и влиянию повседневного быта и ландшафта. Как пример: один и тот же праздник у православных христиан Палестины и России называется по-разному: пальмовое или вербное воскресенье. Особенно ярко отразился быт сообществ людей в их оригинальных языческих культах. Они не были чисто заимствованы, как христианство, и поэтому были намного самобытнее. Примитивные племена охотников и земледельцев поклонялись богам олицетворяющих силы природы. Тем высшим силам, от которых зависело их благосостояние. Мир вещей формировал и мир людских фантазий. Развившие свою культуру до завидных высот, греки создали полный эстетики пантеон прекрасных богов. В них видна приверженность к утонченности и физической красоте. Так религия отразила их внутреннюю сущность. Но эта сущность предавалась ими из поколения в поколение, вместе с их обыденной жизнью, и являлась продуктом культурного наследия, а не расового. Хочу сказать, что их эстетическое чувство было воспитано в них, а не передано с генами. Хотя, конечно, стремление к прекрасному, как таковое, возможно, стало для них наследственной чертой. Также и религия является отражением культурного развития народа, превращаясь в культурную традицию. Если религия достаточно стара, она – в большей степени культурная традиция, сплачивающая народ. Если она выгодна для существующего государства, государство ее поддерживает, в свою очередь. Если нет, государство заинтересовано в ее смене. Искреннюю веру, такую сложную, как христианство или другой монотеизм, во всей его глубине, воспитать трудно. Даже передать воспитанием ее зачатки сложно, поэтому всегда столько лицемерия плодилось на этой почве. Поэтому, о передаче ее, как расовой черты всему народу, вообще, нечего говорить. Однако, она смогла родиться и распространилась из Палестины две тысячи лет назад. Произошло это, потому, что та, древняя Римская империя уже слабела изнутри. Она не могла более поддерживать баланс сил в расширившихся пределах. Народ окраин роптал. Их интересы ущемлялись, достоинство топталось. Национальная и религиозная идея римлян не удовлетворяла никого, кроме патрициев и привилегированных слоев, миллионы же прочих нуждались в другой идее.
– Но Рим еще, отнюдь, не был слаб, – уточнил Петр.
– Это было началом процесса. Наиболее же остро переживали римскую власть
иудеи. Они вот-вот вошли в состав империи. Евреи, кроме того, что являлись, на тот момент, уже развитым культурно и духовно народом, имели богатый опыт борьбы за независимость и самобытность. Народ их был древнее римского, и они это знали. Немудрено, что именно этот народ больше других осознавал кабальность членства в чуждой империи. Они возжаждали собственного царя – спасителя, мессию. По сути, христиане были сектой заговорщиков, задумавших сбросить римское ярмо с иудейских плеч. Была эпоха т.н. иудейских войн. Ученые не могут прийти к общему мнению, кем же был Иисус, блаженный праведник или предводитель восстания. Война была проиграна. И вот христианство наполнилось новым смыслом. Призывало к покорности, но внутренней независимости. Это так по-еврейски. Впрочем, его можно было удобно трактовать, исходя из внутренних потребностей. Властей устраивала покорность. И на ней были проставлены акценты. Духовным же запросам притесненных, отвечал личностный дух христианства.
– Но какая сила позволила охватить христианству всю империю, а затем Европу?
– По всей видимости, имперские порядки, изрядно надоели не только палестинцам,
но и обитателям остальных колоний и просто обездоленным, которые нашли в христианстве отдушину. С другой стороны, для того, чтобы не свалиться с глиняных ног, империя во главе с Константином, была вынуждена принять новую веру. В конечном счете, это не спасло ее от распада, но на данный момент, это оказалось удачным политическим ходом. Вообще же, верования оформлялись в религии, практически одновременно, с зарождением государств, и явились их цементирующей силой, идеологическим оплотом. Религия могла пережить своего сверстника-государство, но могла и возродить былую державу или породить новую. Осознав это, становится ясна и роль КПСС в Советском Союзе. Это – роль религии.
– В основном, с тобой трудно не согласится. Но когда религия служит светской власти и состоит с ней во взаимовыгодном союзе, вряд ли она сможет благотворно влиять на нравственное развитие человека. Поддерживая националистические режимы, она будет способствовать национальной разобщенности в мире, подыгрывать интересам правящих групп, зачастую, негодяям. И я не могу принять такого подхода в отношении христианства, буддизма и других восточных религий. Если их принимать разумом и сердцем, неужели возможно отрицать, что они проповедуют добро, нравственность, проповедуют духовные ценности и сторонятся ложных светских.
– Это для тебя то они ложные? – улыбнулся Олег.
– Пожалуй, – Петр улыбнулся в ответ – для меня они – ценности. Но не исключено, что они – ложные. Я говорю, в данный момент, об искренней и незамутненной вере и людях, верующих по-настоящему. И если даже вера оформилась в религию, которая отчасти исказила веру, нельзя, на этом основании, полностью отрицать положительную роль церкви, а значит и религии, в нравственном росте человечества.
– Какова же ее роль? Может быть инквизиция? Преследование всего передового в средние века? Поголовная безграмотность и невежество не только среди крестьянства, но и рыцарства, в ту же эпоху? Культ силы, якобы в защиту церкви, отрицающей насилие? Или лицемерные папы и другие вельможи от церкви, стремящиеся только к власти и золоту? А в случае послабления религиозного влияния в Европе, в эпоху Возрождения, тут же, расцветает человеческий гений в лице поэтов, художников и ученых. Как это объяснишь?
Петр задумался:
– То, что происходило в средневековье, ярко живописует людские пороки. Жадность, жажду власти, насилие. Люди тех времен, слишком примитивные в своей духовной организации, не могли осознанно принять христианство. Зато, на их примере, мы можем созерцать те темные стороны человечества, которые сейчас старательно прикрываются вуалью цивилизации. Однако, далеко не все оказались не способны к принятию проповеди Иисуса. Темные и невежественные, они почувствовали в нем правду. Но были обмануты, жуликами и проходимцами из правящих классов. Добрая весть, распространенная на заре христианства избранными, ловко была перехвачена и использована превратно, самозваными иерархами, чиновниками от церкви. Теми, кому всегда была не безразлична власть над душами и телами. Они не могли не увидеть, как глубоко запала правда Христа в сердца людей. Они поняли: чтобы и дальше иметь авторитет и власть, им надо стать первыми среди христиан. Таким образом, светская и, очень часто, церковная власть, находилась в недостойных руках. Но даже и в мрачное средневековье жили те, чье духовное устремление останется примером, для миллионов верующих. В Европе это святые Франциск из Ассизи, Фома из Аккуино, Доменик, а также т.н. еретики: Вальдо из Лиона, Пьер де Брюи, Арнольд из Брешии. Конкретно, в защиту католицизма, скажу, что церковь святого Петра в Риме, никогда не была национальной и проповедовала христианскую мораль во всем мире. И думаю, даже, всем известные преступления, совершенные людьми в рясах и тиарах, не в силах затмить самой благой идеи, для тех, кто верит не в людей, а в Бога.
– Уж не верующий ли ты?
– Не решусь так себя назвать. – Петр замялся. – Возможно, хотел бы им стать. Но пока не чувствую для этого душевных сил или призвания. Мне просто думается, что христианство, как вера, благотворно влияет, как на личность, так и на целые народы и страны. Признаю, при этом, что в государственном исполнении, религиозный смысл, зачастую, выхолощен. Но для большинства, это – самый прямой и короткий путь к тому, чтобы услышать известие о Христе. Ведь, в конце концов, если человек по-настоящему принимает религиозное учение, а не прикрывается его именем, не самое важное от кого он услышит о нем впервые. От святого или раздираемого страстями грешника. Вера – дело глубоко личное и зерно ее, оброненное одним на плодородную почву, имеет все шансы взойти. И не так уж важно, кем оно брошено.
А в отношении Руси: разве кто-нибудь, сегодня, возьмется отрицать факт того, что христианство принесло сюда новый толчок развития культуры, искусства, сплотило государство, способствовало формированию нации? Христианство смягчило жестокость и усмирило все дикие народы северной Европы. Проповедь Магомета не столь гуманна, как Христова, но и она, как монотеистическая религия, имела позитивное значение. Она позволила сплотиться и выжить арабскому народу, избавить его от детских суеверий, бессмысленной крови, воспитать в нем, хоть только и среди единоверцев, терпимость и даже мудрость.
– Не очень успешно.
– И тем не менее. Для них, тогда, это был шаг вперед. Ты сам признал роль религии в истории евреев. Тоже самое, можно сказать в отношении ислама и арабского мира.
– Евреев бы просто не было, – тихо вставил Гриша.
– Вот-вот. Я, например, не верю, и меня нет, – ёрничал Гройзберг.
– Ты еще, конечно есть, – Гриша продолжил. – Как еврей. Потому, что помнишь это. Но твой внук уже не будет таковым, если ты не расскажешь ему о нашем народе, а значит и нашей вере. Да ты и сам это прекрасно знаешь, судя по тому, что ты нам, тут, рассказал.
Олег устало улыбнулся:
– Кем будет мой внук, тем и будет. Я считаю, что вне Израиля, вообще, ортодоксальное еврейство себя изживает. Кто мы? Евреи? Нет. Русские евреи. В первую очередь русские. В Германии немецкие, в Америке, просто американцы. Именно мы, евреи, отошедшие от иудаизма, кип, пейсов, филактерий, талесов и синагог, стали новой генерацией людей. Посмотрите, кто движет прогресс в мире? Кто всегда в гуще интеллектуальной жизни всех передовых стран? Кто почти всегда составляет ядро их научных и бизнес элит? Евреи, отвернувшиеся от своих тысячелетних корней, принявшие новое отечество или не признающие отечества вовсе. Космополиты, с самой древней генеалогией, предпочитающие смотреть вперед. Именно такие люди лепят новое лицо мира. И в этом их судьба. Ты говоришь: они перестанут быть евреями? Ну и пусть. Если еврейство зиждется на качающихся у Стены Плача головах, какой в нем прок? Новая вера в себя и в силы природы – вот, что движет такими, как мы. И кто из нас будет счастливее – неизвестно. Вернее известно. Если наши дети будут счастливее своих прадедов, томившихся в гетто, гниющих в канавах восточной Европы и Германии, кому от этого будет хуже? Если они перестанут называться евреями, но, имея еврейскую кровь, обогащенную кровью молодых народов, станут такими же свободными, как американцы, и еще более талантливыми, чем наши предки, кому станет хуже от этого? – Гройзберг, впервые за всю беседу, разгорячился. Впрочем, он быстро заметил это за собой, остановился и, взяв более размеренный ритм, продолжил:
– Ты, Петр, вспомнил христианство. Еще раз вспомню и я его. Что принесло с собой его появление, и как повлияло оно на последующую жизнь Европы? Греция, да и другие языческие государства, достигли невероятного расцвета, главным образом, не благодаря войнам, а благодаря искусству, ремеслам, торговле, философии. Ты видишь в язычестве тормозящий фактор. С точки зрения христианства: язычество – безбожие, поклонение мамонне. Да, это так. Но это плюс его, а не минус! Благодаря свободе мысли и творчества, с артистической легкостью играли эллины своими богами, которые были для них, скорее музами, чем идолами. Многобожие в его многообразности и отсутствии единой морали, оставило нам трагедии Софокла, Иллиаду, наследия Платона и Аристотеля. И стали бы Пифагор, Эвклид и Архимед тем, кем стали, будь они христианами? И каким городом были бы Афины, чудесный город полный храмов, если бы в нем царило только апостольское христианство?
А Рим? Стала бы Европа, такой, как мы ее видим, не будь мощного безбожного в своем язычестве Рима? Впитав в себя все прекрасное от павшей Греции, он распространил ее эстетику на все захваченные территории. Создал под сенью культуры и искусства новую модель сильного государства – империю. Воплотился в
самый богатый могущественный и утонченный мегаполис… Не надолго, поскольку не все можно было предусмотреть. Удержать сложнее, чем завоевать. Но юристы и историки уже 15 веков изучают римское право, как пример стройного и разумного управления державой. Кто же его подал? Язычники.
Роскошные бани, водопровод, цирк. Там было все для счастливой жизни. Правда, далеко не для всех. А христианство? Обратило внимание на простого человека, бесправного и обездоленного. Объявило о том, что высшая ценность – душа. Не власть и не богатство. Тем самым, я думаю, раскачало и, в конечном итоге, развалило империю. Государство, по определению, должно быть искусным аппаратом подавления. Христианство же, во всяком случае, на своей заре, проповедовало то, что с точки зрения земных властителей, можно трактовать, как слабость. Его не интересовали мирские ценности, истинный христианин не должен был беспокоиться о земном благополучии. Все это, так утешительно, умиротворяюще для бедных и бесправных. Константин, по всей видимости, хотел купить народную любовь, легализовав церковь. Тем самым, думал упрочить власть в империи. В какой-то степени, он добился своей цели. Но, всерьез, полагаться на апостольское христианство, как на средство усиления государства – все равно, что ставить припарки мертвому. Может и не навредит, но и помощь не велика. Надо, правда, подчеркнуть, что христианство, с самого своего возникновения, подвергалось мощнейшим искажениям. В том числе, и с подачи официальной лиц. Затем, власть имущие сотворили из него наихитрейшее орудие своего правления. Но это произошло не сразу. В первые века после признания новой религии, христианская вера была еще достаточно близка к первоисточнику. Никакие изощрения вельмож тех времен, не оказались способны затмить его основной и подлинный смысл. Некоторые догматические интерпретации не в счет. Они, скорее, черты политического раскола. И кем бы не были первые христиане: арианами, монофизитами или ортодоксами, им всем Евангелие проповедовало добровольную нищету, самоотречение во имя Бога, любовь к ближнему. Это было сказано более чем ясно. Это знал каждый, кто был знаком с Новым Заветом. Проповедь подточила империю изнутри. Собственность, краеугольный камень, на котором стояло любое государство, не была больше в авторитете. Значит, и светская власть уже не высший авторитет. Тем более, если она не добродетельна. Но как же трудно быть добродетельной и держать в повиновении столь обширную и неоднородную империю! Результат не заставил себя ждать. Западная половина пала первой. Варвары той части Европы, уже принявшие христианство настолько, чтобы просочиться во все структуры империи, все-таки не стали христианами ортодоксами, как римляне, и не смогли интегрироваться в римское общество. Они, подобно раковой опухоли с ее метастазами, проникли во все органы организма и убили его. Но христианство римского толка отнюдь не погибло с падением первого Рима. Оно распространилось по всей Западной Европе, приобретая при этом мрачные и воинственные формы. Оно все больше подвергалось искажению, как изнутри, со стороны фанатичных приверженцев, так и со стороны светских вождей. И снова появляются враждебные друг другу группы верующих. Деятельность их носила как идеологический, так и политический характер. Общую ситуацию нельзя было назвать стабильной. Скорей духовным смятением. Оно перерастало в бесконечные войны и гонения на любое вольнодумство. Гонения – пожалуй, единственное, что объединяло враждующие лагеря воинствующих христиан. С завидным единодушием гнали и гнобили, те и другие любое проявление стремления к чувственной красоте: живопись, скульптуру, поэзию. Но особенно ненавистным, оставался для них полет человеческой мысли. На это, никто не хотел дать своего согласия. На это имели право единицы. Те, кого признали святыми и, только в малой степени, государи. Как раз тогда-то, в средневековье, христианство и превратилось из апостольской проповеди в магический ритуал, до боли напоминающий языческий. Оно было полностью взято в руки земных властителей и воплотилось в отдельную, по сути, светскую организацию, самую мощную, за историю человечества. Святоши, взявшие в руки бразды правления церковью, принялись огнем и мечом загонять народ в царство божие. Таким образом, они пополняли собственную казну, а главное, расширяли круг подданных. Для этой цели годились любые методы. Предполагалось и объявлялось, что все насилие и изуверства причиненное ими – во славу и в защиту Господа, страх внушаемый ими людям – страх Божий, а сами они – Его слуги. Тут, не могу не вспомнить Игнасио Лойолу. Как раз он утверждал, что можно творить любую жестокость, если она будет служить, тому, чтобы вывести человека на праведный путь. Разумеется, где он этот путь, решали те, кто имел право судить, в то зловещее время. И вот такой человек основал орден, который носил имя Иисуса. Каково? Складывается впечатление, что действительно, счастье праведников в раю было бы не полным, если бы они не наслаждались зрелищем поджариваемых грешников. Не будем забывать, при этом, что католическая церковь всегда утверждала, что папа персона безгрешная и является прямым посредником между Богом и людьми, на Земле. Эпоха средневекового христианства охарактеризовалась не просто периодом застоя, а резким скачком назад. Иногда, чуть ли не в доисторические времена. Темной суеверной толпой правили шаманы с крестами. Но, как только официальное христианство отдалилось от первоисточника, до такой степени, что папы сочли возможным обратиться к античности, хотя бы в эстетическом смысле, тут же, воспрянул человеческий дух. Перлы изобразительного искусства сопровождались полетом мысли. Язычество или безбожие пробуждает в личности силы художника, творца. Представь себе мир без Микеланджело, Рафаэля, Леонардо, Альбертини, Джотто, Эразма, Спинозы. А вместо них – христианская проповедь, царство сирых и убогих, скорбные мины и тому подобное. Тоска смертная. Соглашусь, впрочем, что христианство, по началу, принесло на Русь некоторый прогресс. Но почему? Потому, что Русь, к тому времени, блуждала в доисторических лесах, и любой отблеск греко-римской культуры был для нее все равно, что свет отеля Ритц, для советского командировочного. Также притягателен и недоступен. Символ изобилия и счастья. Русь познакомилась с христианской Византией. И через крещение приобщилась к греческой цивилизации.
– Вот и контраргумент. Славяне также были язычниками, как и античные греки. Но, несмотря на все превосходство последних, русичи не переняли пантеон Эллады, однако восприняли новую религию с тех же берегов. Именно новая религиозная культура подняла на следующую ступень развития Древнюю Русь.
Олег отмахнулся:
– Не религиозная культура, а останки языческого безбожия. Разница в том, что славяне были дикими язычниками, греки же цивилизованными. По истечении веков, когда Европа благополучно пережила языческий ренессанс и через переосмысление реформации перешла на новый виток развития, Россия осталась погруженной в мракобесие, в то, что осталось в ее лесах от византийского христианства. Христианство, похоже, окончательно потеряло всякий исторический и глубокий нравственный смысл среди широких масс. Связь с греческой цивилизацией оборвалась. Учение превратилось в мрачный культ, который основывался на страхе и запретах. Оно не стало ближе апостольскому идеалу, не приобрело, для прихожан, первоначальный философско-религиозный смысл, но взяло худшее, что может быть в религии. Опутало общество паутиной табу, из которых самым вредным стал запрет на творческую мысль. Религия затормозила в России всякое постижение мира и самих себя. Можно вспомнить, здесь, раскол, конфликт Никона и Аввакума. С каким трудом, первому далось подвергнуть ревизии христианство, которое превратилось на Руси в идолопоклонство. Но и это кардинально не поменяло ситуацию. Лишь, когда Петр провел реформу, упразднил должность патриарха, Россия побежала семимильными шагами вперед.
– Лишнее подтверждение моего мнения, о том, что духовное переосмысление веры способствовало прогрессу Европы и России.
– Это переосмысление привело к отходу от веры. Именно отход от нее явился фактором прогресса.
– Это уже вопрос веры. Как ее понимать. Твоих оценок я не разделяю, но в принципе, вижу, что серьезного разногласия у нас нет. Свою веру ты называешь безбожием. Реформы церквей и та, что была в 16 веке в Европе и те, что будут происходить позднее, возможно, будут ближе к истине, чем христианство средневековое. Я считаю так оттого, что верю, что прогресс человечества, это – в первую очередь, нравственный его рост. Такой рост не возможен без веры в саму нравственность. Религия же – та традиционная организация нравственной сущности людей, которая предназначена вести их к внутреннему самосовершенствованию.
– Но какая же вера сделала человечество нравственней? Христианство? Ислам? Буддизм? Кем были Григорий Распутин, Гапон, Александр Борджа? Не христиане? Не папа ли мирно уживался с Гитлером? Разве не пили народную кровь, те, кто призван утешать и отдавать последнее нищему? А кому неизвестно, какими чревоугодниками были русские попы и европейские монахи? Сколько человеческих душ замучено в застенках и сожжено на кострах, борцами за веру?
– Вот это, как раз, и есть уход от веры. Превратное ее понимание. Подлинное христианство отвергает насилие. Ислам признает за собой право защищаться. Иисус остерегает своих последователей и от этого права даже.
– Многие ли в этом следуют завету? Единицы. Зато те, кто олицетворяют церковь, известны своим ханжеством, корыстолюбием и властолюбием. А чему учил Иисус? Отказаться от жизни, по сути. От ее радостей, разнообразия, наслаждений, в конце концов. Более того, учит жить самоуничижением, подавлять инстинкт выживания, являющийся естественным для всякого живого существа. Кто на это пойдет? Только больные люди. Неврастеники с расстроенной психикой, люди с подавленной волей, или перенесшие стресс. В общем, начисто лишенные воли к жизни. Умелые вдохновители христианства играют на слабости и наивности народных масс. Они дают им удобоваримую подачку и утешение – религию. Она не слишком дорого им стоит, но зато приносит стабильный доход, почет, укрепляет их положение.
Согласен. Некоторых из слуг церкви, можно назвать верующими христианами, поскольку и они могут стать жертвами собственной песни. Но в несравненно большей степени, они – неверующие, и даже анти христиане. Потому, как на деле, они далеки от учения. Речи их сладки и праведны. Где они нищие истинные последователи Христа, забывшие самих себя, но бесконечно любящие людей? Ау! Их нет! Не удивительно. Ведь Его учение противоестественно. И если б были они, то вскоре умерли б. Как случалось уже. В настоящей, земной, материальной жизни, как таковой не видят они смысла. Смотрят на нее как на испытание, и преодолевают его, бредя по дороге к смерти. Там, ждут они воздаяния и подлинной жизни. Что это, как не психическое расстройство?
Хорошо. Я, вот, к примеру, не верующий. Что ж я, по-твоему, хуже любого верующего? Да, если бы мы могли себе только представить, все грехи христовой паствы! Их корпоративное чувство, их общественный эгоизм не позволяет им признать, что их братия не менее грешна, чем атеисты. Кроме того, для самоуспокоения, они имеют великолепную лазейку в каноническом мировоззрении. Оно, несомненно, в их собственных глазах, дает им неоспоримое преимущество перед неверующими: Если ты раскаялся в грехе, – можешь рассчитывать на то, что тебе он сойдет с рук. Каким бы ты не был мерзавцем, если влился в организацию под названием церковь, тебе будет подарена надежда на прощение и вечную жизнь. Мне, как атеисту, такого счастья не светит. Так учит христианство. Ну, как, на таких условиях, отказаться от того, чтобы стать верующим? Получается: главное – не жить праведно, а жить, подчинив себя, церкви. Фактически, церковники ставят знак равенства между собой и Богом, и требуют подчинения себе, поскольку представляют на Земле Его Самого. В итоге, главная добродетель, с их точки зрения – полное подчинение человека церкви. Эта добродетель способна искупить все. Не так должно бы обстоять дело, будь церковники настоящими христианами. Но им и не надо быть настоящими христианами. В этом нет для них никакой выгоды. Это не поможет им решить их главной задачи. А задача эта – добиться наибольшей власти. Так я вижу. Если понять это, становится ясной и модель поведения большинства вождей церкви. Они активно входят в повседневную жизнь паствы. Играют роль, как идеологов государственного уровня, так и семейных психологов, одним словом, учителей жизни.
Вот, вы смотрите на меня, и, наверное, хотите спросить: а где же мораль и тому подобное? Как быть с ней? Все просто и пошло. Что же такое, вообще, мораль? Этот нравственный критерий личностных качеств человека. Зачем она нужна и откуда она взялась? Ответ не будет таким же коротким, как предыдущие. Люди в своей повседневной жизни вынуждены общаться с себе подобными. У каждого при этом свои интересы. Те, кто умеет с нами ладить, не ущемляет наших интересов, того мы считаем хорошими. Таким образом, мы каждый раз выносим нравственную оценку окружающим. Мы стараемся соблюдать некую справедливость (баланс) в отношении их. Ведь, каждый раз, требуя от окружающих чего-либо, понимаем, что и с нас, в аналогичной ситуации, вправе будут взыскать в той же мере. Мораль, являясь в этих случаях критерием оценки поведения, неизбежно сопутствует ходу наших мыслей, подвигает к решению с кем стоит иметь дело, а с кем нет. А то, может, кого и придушить, как собаку. Ну, это, допустим, шутка. Человек, по природе своей, существо самолюбивое и тщеславное. Ему хочется, чтоб его любили и остальные, уважали, с радостью принимали в любой компании. Это обеспечивает ему необходимый душевный комфорт. Поэтому не мудрено, что почти каждому хотелось бы, чтоб его считали хорошим человеком. Ни в коем случае не быть одиноким презренным изгоем. Но в первую очередь, безусловно, для своего доброго самочувствия, надо ценить и уважать себя самому. Это остается первостепенной задачей даже тогда, когда окружающие тебя ненавидят и не ставят в грош. Каким же образом надо ему действовать, чтобы оставаться на высоте в собственных глазах и в глазах окружающих? С людьми, которые общаются и ведут себя с ним в благожелательном ключе, и от которых он и в дальнейшем рассчитывает получать всевозможные блага, он будет стараться вести себя аналогично. Он понимает, что они ждут такого же поведения от него, и, возможно, только по этой причине, так добры с ним. Он может поступить хорошо, и не ожидая благодарности, просто, для того чтобы выглядеть хорошим в собственных глазах. Ведь, прежде всего, ему надо уважать себя, а лишний повод, тут, не помешает. Однако, вполне вероятно, что он поступит с человеком, который был с ним добр, и по-свински. В этом ему должно будет помочь, пусть, даже сомнительное оправдание. Например, он скажет: а так ли уж был он добр ко мне? Предположит злой умысел в его безобидных действиях. Найдет в его характере массу недостатков. Предположит, что в подобной ситуации, тот поступил бы с ним так же, если не хуже. Так действует мораль человека в обычной жизни. Она является плодом его фантазии и служит для его собственной пользы. И, в общем, это правильно. Иначе, для чего бы было ее придумывать? Лишь бы его изобретение в точности отвечало его личности. Просчет в этом деле ведет к ненужным угрызениям совести. Мораль должна в точности соответствовать его наклонностям, характеру, профессии, положению в обществе. Как правило, зная индивидуальные особенности человека, можно предположить, какая у него мораль. Это не бесполезно, если нужно определить, насколько можно ему довериться. Зыбкость и эфемерность морали, как вещи искусственной подтверждает и тот факт, что она часто меняется с переменой в состоянии здоровья, места работы и, конечно же, с возрастом. Можно привести массу примеров, но всем они известны. Хорошим для всех быть невозможно. Как говорится: кто думает о других, о себе не думает. Поэтому первостепенная ценность морали – более чем сомнительна. А кто так считает, сам ловит себя в собственную ловушку. Однако рассматривать ее с позиции целесообразности стоит. То есть, не плохо бы знать каковы нравственные ценности человека, чтобы не оказаться ненароком им обманутым. Знать, где ему будет с руки, надурить тебя, а где оставаться высокоморальным.