– А я бы, как Вы, не смогла… Семнадцать лет. В таком одиночестве. – задумчиво протянула Ксения.
– Э-эх. А как же! Поначалу и мне тяжко было. Я и сейчас его вспоминаю, иной раз. Разговариваю даже с ним, моим Ванечкой. Он-то любил меня крепко. Душа в душу мы жили с ним. Но, что делать? Не выдержало сердечко.
– А первый ваш муж?
– Да… Первый. Алеша. Боевой был очень. Воевал все. Коммиссарил еще с Гражданской. За ним казачки белые все гонялись. Один раз меня даже чуть из-за него не порубали. Опозорить хотели. Пришлось и мне бежать, скрываться. Верность ему хранила. Потом он победителем въехал в станицу. Героем. Председателем даже, сперва, хотели его избрать, но назначили милиционером. Потом с немцами война. Там-то, фашист и убил его. Многие тогда, без мужей остались. А Леша то строгий был, все рвался в бой с врагами. Ждала его, ждала… так и не дождалась…. Ой, а как бабы злились и завидовали, когда Ваня меня сорока семи годов в жены взял! Он тоже с войны пришел. Родом со станицы Севастопольской. Дом его сожгли, а жена во время войны пропала. Как приехал к нам, сразу меня заприметил. Так нам хорошо было вдвоем! За всю свою жизнь горемычную, такого счастья не видела. Про него только все и думаю. Как будто и не было жизни не до него, ни после.
– А кем работали вы? Или дома хозяйничали?
– Ну, нет. Какой дома?! И в колхозе работала. А потом на фабрике, тут у нас, работала. Сувениры делали из камня горных пород. Раньше ведь и фабрика у нас, в Хаджохе, была. Это теперь все позакрывали.
– Вы извините нас, еще раз, Марья Григорьевна. Так все странно получилось. Пришли к Вам. Незнакомые люди…
– Что ты говоришь? Не понимаю я. Видать, совсем из ума выжила. За что вас простить? Вы же друзья Адамушки. Жить вам надо – живите. Мне – только радость. Не осталось их совсем у меня. Не обижай словами меня, внучка. У нас, всегда гостям рады. Так было и так должно быть. Если скромен дом мой – не обессудь. Я уж, и вижу, и хожу плохо. Будете внучатами моими, раз родные забыли меня. – Бабка зачмокала сморщенными губами, отхлебнула из посеревшей от времени чашки.
В маленькой комнате стало тихо, только трели цикад за окном, да вой собак из непроглядной дали. Старушка, сидевшая напротив Ксении, больше не виделась ей загадочно зловещей, как несколько минут назад. Она даже как будто прониклась к ней внезапно нахлынувшей нежностью и участием. Что-то близкое, почти родное, ощутила она в облике Марии.
– Спасибо, Вам большое за чай. Час поздний. Я, пожалуй, пойду. Отдыхайте и Вы.
************************************************************************
Что он хоть за фрукт, этот Алексей? – лениво промычал человек-гора Калиныч. Он сидел, лениво развалившись, в водительском кресле своего джипа. На каменном лице, в узких щелях глаз, поблескивал недобрый желтый огонек.
На соседнем сиденье, закинув правую ногу на торпеду, находился Горелый. Его лицо, по обыкновению, было бледнее белого. Никаких видимых признаков жизни он не подавал. Стеклянный взгляд устремлен вперед. Он словно был погружен в транс. Сзади, суетясь и елозя, потело круглое тело Саши. Именно к нему был обращен вопрос Калиныча.
– Да, кто?…– повторил он, кряхтя. – Никто. Лох один. Длинный и худой, как глиста. Инженеришка. Вроде бы, учился где-то вместе с Петром. Я же говорю; видел его всего два раза. Один раз всего заезжали к нему с Петром на хату. Когда то они были хорошие друзья.
– Ты думаешь, он может знать, где Петр?
– Может и может. А может, и нет. Других его приятелей я знаю всех. Этого меньше остальных. Но почему-то мне сдается, что как раз он-то, единственный, и в курсах. Он один из древних корешей его. Мне почти неизвестный. Ни в каких делишках не замешан. Т.е. боятся ему особо нечего, да и подозрение на него, навскидку, минимальное. В квартиру, думаю, соваться не стоит. Живет он с матерью и женой. Подождать, пока появиться. А так, цыкни на него, он и расколется. Все выложит…
– Ясно, – презрительно процедил Калиныч. – Задал нам Альберт задачку.
– Вот он! Вон! – внезапно выпалил в самое ухо гиганту Саша.
– Да, не ори ты! Тут не глухие. Пошли! – все трое выбрались из машины и устремились навстречу нескладному мужчине, мирно бредущему к родной подворотне. В руках у того была старая авоська с пакетом кефира и батон. В мыслях своих, он был где-то далеко, возможно, среди формул и хитроумных вычислений будущей диссертации.
– Молодой человек! Один момент! – пробасил сзади громила.
Алексей, неловким движением поправил очки, сфокусировал взгляд и похолодел.
Три свирепых личности, стоящие перед ним, не предвещали ничего хорошего. И, о, ужас! В одном из них, он узнал Сашу!
– Да? Вы мне? Растерянно протянул он. – Чем могу быть полезен?
– Привет, Леша.– Саша протянул Алексею ладонь. Тот, робко пожал ее. – Полезен быть можешь. Даже очень. Есть крайне важный разговор до тебя.
– Ну, что ж , – у Алексея запершило в горле. Он нелепо повел плечами. – Пожалуйста. Я слушаю.
– Не будем, наверное, стоять так, посреди дороги. Потолкуем в машине. – Калиныч мотнул головой в сторону джипа.
Алексей замялся. Предложение остаться наедине со столь устрашающими персонами вызвало у него внутреннюю панику. Он не посмел возразить, но и принять предложение было выше его сил. Его язык и ноги, словно свинцом налились.
– Пойдем-пойдем, покровительственным жестом подбодрил незадачливого инженера Калиныч.
Не жив не мертв, Алексей, даже не успел понять, как он оказался в салоне иномарки, рядом с пугающим воображение великаном с фольклорным прозвищем Калиныч. Двое других, среди которых был Саша, устроились на задних сиденьях.
Напрягшись, Алексей, начал первым:
– Саша, что случилось? Я слушаю.
Трое амбалов недобро засмеялись.
– А случилось вот что… – наконец подал голос Александр. – Хотелось бы нам, честно говоря, не с тобой, сейчас общаться, а с Петром.
– Ну, так в чем же дело? – перебил Алексей.
– Так, может, ты подскажешь, где его найти?
– Что значит где? Ты же должен знать его адрес и мобильный?
– Леша, советую не валять дурака и не играть с нами в прятки. Петр вляпался в пренеприятнейшую историю. Подвел человека и фирму, в которой работал. Но это – полдела. Имея доступ к документации и сейфу, он выкрал из офиса ценные бумаги и деньги. Забрал то, что ему не принадлежало. Решил поизображать из себя Диллинджера наш Петр. Таким образом, он подвел и меня. Потому, что если я его не найду, меня один уважаемый человек за яйца подвесит.
– Как так? – затравлено прошептал Алексей.
– Очень просто… А сейчас, вот эти парни тоже самое сделают с тобой. Если ты не поможешь нам его отыскать, разумеется.
– Но я не знаю, не знаю где он! – выкатив для пущей убедительности глаза из орбит, воскликнул Алексей.
– А ты, братишка, подумай. Подумай хорошенько, – пробасил Калиныч. Он смерил равнодушным высокомерием корчившегося от страха Алексея.
– Но как же мне думать, если я не знаю!? – в отчаянии, он апеллировал к единственному знакомому из троицы.
– Я тебе так скажу, – все тем же невозмутимым тоном продолжил Калиныч, – если ты нам, сейчас не расскажешь где Петр, я тебе сам, вот этой рукой раздавлю твою цыплячью шею. – В этот миг, он внимательно взглянул на застывшего от ужаса Алексея. Монголоидные щели распахнулись, плотоядно обнажился желтеющий ряд крепких зубов. С присущей ему ленцой и уверенностью носорога, продемонстрировал он несчастному огрубевшую кисть правой руки. Она была воистину чудовищных размеров. Алексей благоразумно сообразил, что в случае недовольства сидящего рядом с ним великана, он не будет иметь ни единого шанса на спасение. Он прикрыл глаза. В его голове, в лихорадочном вихре проносились картины леденящих кровь сцен. Маленькое сердце в исступлении билось, еще мгновение и он потеряет последний контроль над собой. Вспотевшими ладонями, он вцепился в кожаное кресло автомобиля.
– Но… но .. но.. Но что он там украл? Причем здесь я?.... Да. Он заходил. Хотел остаться. Но я сказал, что не могу его принять. Что у меня опасно. У меня семья… Почему я?! – чуть не плача, и уже не понятно, к кому обращаясь, выкрикнул Алексей.
– Заткнись, – резко оборвал его Калиныч, – Куда он пошел?
Почувствовав, что критический момент миновал, Алексей продолжил:
– Не знаю. Откуда мне знать? Откуда?
– Чего ты с ним рассусоливаешь, старик? Сейчас я из него прямо здесь оперного певца сделаю. – С этими словами Горелый, с присущей одному ему зверской усмешкой, извлек из недров куртки охотничий нож. Быстрым движением вцепился он в костлявую шею инженера, и, сверкнув перед его носом лезвием, потянулся к его штанам.
– Я..Я-аа… скажу, – переходя на визг, откликнулся Алексей.
– Говори, – отстраняя руку Горелого, сурово пробасил Калиныч.
– Он к учителю поехал со своей девкой. К Адаму. Все…. Я больше, клянусь всем на свете, ничего не знаю… Конечно. Если говорите, что он вор… причем здесь я? – Алексей выглядел жалким, дрожащим, потерянным.
– Не вор он. В том-то и дело. А полез в воровские дела. За это и ответит. Впрочем, это тебя не касается. Давай адрес, все давай что есть… Обтяпаем дело быстро, еще и подкинем тебе лавэ.
Обалдевший Алексей, глубоко вздохнул пару раз, и продолжил:
– На Кавказе он живет. В Хаджохе. В школе работает учителем истории. Адам Владиславович Яблонский. Все. Это все. Убьете меня – больше не узнаете… Но зачем он вам? – Алексей измождено припал лбом к стеклу. Он был растоптан, очки съехали, в глазах блестели слезы.
– Ну вот. Распустил нюни. Здрасьте! Хуже бабы. – все так же спокойно, но уже с оттенком участливости, прокомментировал Калиныч. – Что ты, в натуре, расстроился? Что стряслось? Ты что, обязан отвечать за грехи этого крысеныша, Петра? Тот влез нам в доверие, обосрался, а потом подумал, что не плохо бы остаться при своих, а то и выигрыше. Возомнил, что может творить, что в его бестолковую голову взбредет. Не на тех пасть раззявил. И ты туда же? Э-эх! Стыдно, господин инженер. Тебе, что? Жизнь примерного семьянина наскучила? Не интересно больше за кефиром и батоном ходить в соседний продмаг, в свое удовольствие? Хочешь ради купчишки хитрожопого лишиться последних тихих радостей?
– Нет, не хочу, – упаднически, подтвердил Леша.
– То-то и оно. Было б из-за чего. – тут Калинычу подумалось, что такой как этот Алексей, вообще, личный покой свой ни на что не променяет. Мысль эту, правда, из дипломатических соображений он решил не озвучивать. – Каждому свое, Лешенька. Мазурикам дешевым, типа Петра твоего, которые солидных людей развести раздухарились – бежать, сломя голову. А в конце пробега – быть четвертованным. Нам – их ловить и наказывать. Тебе – пить свой кефир и мечтать о будущем науки.
– И… что же? Он, действительно, украл? Это так не похоже на него… – выдавил Алексей.
– Украл, Лешенька. Украл. И на что понадеялся? И на что ему надеяться, когда друзья его такие путевые ребятки, как ты? – В этом месте Калиныч расплылся в жирной улыбке и рассмеялся. Его поддержал только Горелый. Саша продолжал сидеть с глупой ухмылкой. Алексей посерел. По лицу его скользнула тень ведомой только ему боли.
– Это я шучу так, – пояснил Калиныч. – Ты-то, Леша, усек, наверное, что пошутить мы не прочь. Нам вот только не нравится, когда с нами вздумают шутить. Не смешно. Поэтому, советую тебе играть в открытую. Тогда бояться нечего будет, да и деньжат отвалим. Не в пример твоей зарплате. Нечто жалко для хорошего то человека? Да и поможем всегда, если что. А юлить, продолжишь, мол, не знаю, не ведаю, – ой, не позавидуешь тогда тебе! Поэтому, сейчас, чтоб время не терять, объясни нам доходчиво, как добраться нам до этого Адама. Подробный адрес и т.п. Будешь пай мальчиком – наградим, как обещал. За мной – не заржавеет.
– Я знаю только название поселка. Это в Адыгее. И что он в школе местной учителем истории работает.
Калиныч протянул инженеру ручку и блокнот.
– Ну вот. Спасибо. До тебя, конечно, дошло, что мы еще вернемся? Поблагодарим. Мы людей ценим. – Калиныч посмотрел на Лешу со значением.
– Может, не надо?
– Чудак! Я же сказал, поблагодарим, – Калиныч даже приобнял несчастного, рукой, которой десять минут назад, грозился сломать шею.
– Ну, что? Теперь – иди. – Дверь джипа распахнулась. Алексей, спотыкаясь, вывалился наружу. Авоська намотанная на левую кисть, раскачивалась, подобно маятнику. Неуверенным, прыгающим шагом, Леша, взял ранее намеченный курс. В его сознании произошли чудесные метаморфозы. Целая эпоха пронеслась с того момента, как он, не опасаясь ни малейшего подвоха со стороны внешнего мира, шел тем же путем полчаса назад. Он больше не ощущал себя тем же самым человеком, благородным недооцененным гением. Странное чувство овладело им. Тот же двор, те же стертые ступени, та же пухлая облупившаяся дверь в квартиру. Но сам он уже не тот. Он отдышался. Открыл себе сам. Быстро прошел на кухню. Оставил там авоську. Затем, направился в комнату, где, не замечая жены, плюхнулся на диван. Света что-то вязала перед телевизором. Алексей отсутствующим взглядом уставился в телевизионный экран. Они оба молчали. Первой заговорила Света.
– Ну, что? Налить кефира?
– Потом. Сейчас, не хочу.
Она заметила перемену в муже. Ее это насторожило.
– Что-то случилось? Ты же хотел кефира? И почему ты такой замученный? Ты же только в магазин сходил? Кстати, почему так долго?
– Все в порядке, – неубедительно откликнулся он. – Походил немного. Зашел еще в пару магазинов. Сейчас хочу полежать. – Любой мало-мальски знавший Алексея, понял бы, что тот темнит. Что-то неладное с ним. Он покраснел и на Свету старался не смотреть.
– Леша! Не виляй! Я же вижу. Я умоляю тебя, скажи, – в чем дело? Ты кого-то встретил?
– Встретил, – недовольно согласился Алексей. Помнишь, я говорил тебе о Саше? Приятеле Петра?
– Ну? – лицо Светланы вытянулось, на нем был написан испуг.
– Ну, вот. Он притащил с собой каких-то верзил на джипе. Они подкараулили меня. Затащили в машину.
– Какой кошмар! – почти вскрикнула она. Света поднялась, отбросила вязанье, села рядом с мужем.
Все также лежа, Алексей продолжил безжизненным голосом:
– Выяснились любопытные обстоятельства. Громадный мужик, что сидел за рулем, сказал мне, что Петр обманул их, их фирму, а точнее, их шефа. Что-то там не выполнил, а потом и вовсе, выкрал какие-то документы и деньги. В этом предприятии ему помогла, эта девица, Ксения. Словом, забрал, вопреки его рассказам, не только свое. В общем. Воровство. Грязное дело… Вот так… Вот кого ты защищала…
На несколько секунд она замерла от изумления. Глаза широко раскрылись. Наконец ее пронзительный голос словно рассек пространство:
– Но это, же ложь! Это же вранье! Петр же все рассказал! Он же предупредил тебя!
Алексей засуетился, поспешил возражать:
– Что? Что он мне рассказал? Что ты, вообще, понимаешь? Откуда мне знать, сколько правды в его словах? Все…слышишь, все в этом мире денег работают только на себя! И Петр. С чего ты взяла, что он из другого теста? Ведь это он подставил нас под удар! А если б я тогда не спровадил его? Что было бы, сейчас? Петр – ангелочек? Что ты можешь о нем знать? Деньги что у него в руках благочестивыми деяньями не заработаешь! Причем же, здесь, мы?! Ты можешь себе представить, что могло бы случиться сегодня? По его вине!
– Ну, так что ж, наконец, случилось? Чем кончилось?
– Ничем, – отводя в сторону воловьи глаза, невнятно произнес Алексей.
– Как ничем? Они спрашивали о нем и просто так ушли? Ты им рассказал, где он? – Света схватила мужа за плечо и с надеждой, безуспешно, пыталась поймать его взгляд.
Тот, беспомощно отворачивался, потом сдался:
– Да, сказал! Что было делать? Иначе они бы ворвались в дом! Ты не знаешь что это за люди. От нас бы мокрого места не осталась. Ни от тебя, ни от меня, ни от мамы!!! Почему из-за одного прохвоста должна погибнуть ни в чем неповинная семья?!
Она медленно, с разочарованием, почти призрением убрала руку с его плеча. Встала, отошла к окну.
– Ну? Что ты замолчала? – Алексея встревожила затянувшаяся тишина. – Теперь, ты все знаешь. Тебе стало легче? Ты довольна?
– Довольная ли я? – Света не повернула головы, голос ее звучал сдавленно. – Могу ли я быть довольна тем, что мой муж трус?… Ты сказал адрес. Теперь их найдут. Что с ними будет. Запомни, все, что произойдет страшного, ужасного, теперь будет и на твоей совести. Господи! – Света подняла ладони к лицу. – Пошли им телеграмму! – вдруг вскрикнула она. Передай им, чтобы бежали, прятались!
– Успокойся! Я не знаю точного адреса Адама. Знаю только, что в местной школе работает. Ничего слать туда не буду. Это вряд ли поможет, а самое главное, слишком опасно. Они вернуться, эти бандюганы. Они так сказали. И тогда, если не отыщут, там, Адама, – нам крышка. Все. Это все. Я не хочу играть в эти игры. Не хочу отдуваться за него. Если он украл или еще что, пусть сам с ними и разговаривает.
– Но как ты можешь? Ты же не веришь, что Петр украл! Я никогда в это не поверю! Разве стал бы он так рисковать? Своей жизнью, жизнью этой девочки!
– Но ведь рискует же! Еще и нас под удар поставить не постеснялся! Пошел он к дьяволу! Воры, бандиты! Черт ногу сломит! Заполонили всю страну. Сплошная малина, а не город! И я выходит, должен жить по их правилам и понятиям? А вот я – не хочу! Не хочу и не буду!
– Да ты уже сдал своего друга им на растерзание. Чистюля! Не хочешь так жить? А как? Как тебе придется жить теперь? Ты подумал?
– Какая риторика! Какой пафос! Какие мы знаем слова! Света, ты ли это? Сдал! Никого я не сдавал. Объясняю еще раз: для каждого нормального человека самое дорогое – его дом, семья. Петр принес разлад, тревогу и опасность к нам домой. Только по его вине весь этот сыр-бор. Воровал или обманывал – не знаю. Но предполагаю, за хорошие дела за людьми, по всей стране гоняться не станут. И порядочные люди бежать на конец света не будут. Мне очень жаль, что ты даже не стараешься меня понять.
– Да, наверное, наш разговор, в самом деле, бесполезный. Я вижу, как ты лжешь, и мне противно. Вспомни, хоть раз, когда ты посмел бы столько грязи опрокинуть на Петра. Да ты и сам бы не поверил, если бы тебе подобную чушь кто рассказал в другой ситуации. Более спокойной ситуации. Тебя не касающейся. А сейчас, выходит, можно, хоть черту лысому поверить? Лишь бы отвязались? Эх, жаль я не мужчина! Врезала бы тебе по морде… – Она вновь отвернулась. В последних словах прозвенела боль, в уголках глаз блеснули слезы.
Но пауза длилась недолго, Ирина Николаевна, разгоряченная, влетела в комнату:
– Извините, друзья мои. Но я все слышала. Ты, Света, брось эти свои оскорбительные выпады против Лешеньки! Ты, не дать не взять, дура настоящая, раз не понимаешь! Муж вытащил тебя, всю нашу семью, из такого жуткого положения. При этом рисковал собственной головой! Да его благодарить, молиться на него надо. Я сама не ожидала, что у меня такой рассудительный, мудрый и отважный мальчик! Но ты, как вижу, оценить это не можешь. Он сказал все правильно. До последнего слова. Ты просто глупая девчонка. Жизни не знаешь. Сколько, сейчас, грязи, шпаны разной! Они и не задумаются, лишать человека жизни или нет. Мы разве заслужили все эти несчастья? Боже упаси! Мы честно трудились всю жизнь. А вы – молодая семья. Вам ребеночка надо. Покоя, счастья. У Леши научная работа… Я, старый безобидный заслуженный человек. За что нас, этот проходимец Петр, вовлекает в беду? Шибко умный! Сам на Кавказ уехал, а Лешенька пусть пропадет не за грош. Мне даже плохо с сердцем стало, оттого, что я услышала от тебя, Света. – Она и вправду, пошатываясь, дотронулась до груди кистью правой руки, левой, оперлась на комод.
– Могли бы не подслушивать. В конце концов, это противно! Не с Вами ведь разговаривали. Света была раздражена.
– Не смей грубить мне, соплячка! Я здесь хозяйка и мать! Кто ж еще должен волноваться и думать о вас?! Дожили! Нужно страшиться жить в собственном доме. Леша, они тебя хоть не покалечили, эти изверги?
– Нет, мама. Все в порядке.
– Как же быть-то, теперь, сыночек? Зачем же ты с ним снова связался, с этим Петром проклятым?
– Мама, успокойся. Ты и сама была рада, когда он пришел к нам в гости.
– Разве ж я могла предполагать, какие последствия это повлечет. Какой бедой это грозит!
– Ирина Николаевна, беда, прежде всего, грозит Петру, а не нам, – вмешалась Света.
– Ты что не поняла, что угрожали и Леше? Может в милицию обратиться?
– Мама, не волнуйся, пожалуйста. Прошу тебя. А если в милицию заявить, сейчас, и в самом деле, беда может прийти в наш дом.
– Ах, да. Ты же сказал, что они обещали вернуться. Они это сделают? – она понизила голос, почти до шепота.
– Не знаю. Может, и нет. Если обнаружат Петра, зачем им я? Я сказал им все, что знал. Им нет причины злиться на меня.
– А Петр? У него есть причина быть злым на тебя? Что если придет он? И спросит с тебя? – с негодованием выпалила Света.
Алексей заерзал. В нерешительности потеребил очки. Он был в замешательстве и не находил, что ответить. Наконец, он совладал с собой и надел привычную маску невозмутимой надменности:
– Петр должен понять меня. И он поймет, что другого выбора мне не предоставил.
– А если не поймет? А если не они, а он накостыляет тебе? – жена усмехнулась, и в ее усмешке Алексей с неудовольствием распознал злорадство.
Ирина Николаевна опередила сына:
– Пусть только попробует сделать моему Лешеньке дурное. Я сама позвоню в милицию.
– Не валяйте дурака! Петр не тот, человек, чтобы его бояться. – Алексей устало отмахнулся. Но на душе он явственно чувствовал тяжесть и беспокойство. Тошнота подкатила к горлу. Лоб покрылся испариной. Перед глазами туман. Женщины доконали его. Ему захотелось тишины и одиночества. Родные, да и все остальные, в этом мире, стали для него безразличны и утомительны.
– Ведь все же было хорошо! Все было хорошо, пока не заявился этот Петр. Просто удивительно, как один человек может лишить покоя, внести раздор. Своим возникновением он перевернул нашу мирную, порядочную жизнь. Жена твоя, Леша, уже не похожа на себя. Она больше не думает, как поддержать тебя. Не понимает и не хочет понять, как тебе тяжело. – Ирина Николаевна сокрушенно закачала головой.
– Зато, я прекрасно понимаю, что он трус, – отрезала Света.
– Неблагодарная! – Ирина Николаевна, произнесла это тихо и с горечью. – Ничего, Лешенька, у тебя есть мама. Она никому не позволит издеваться над тобой. Пусть это будет твоя жена, Петр, или эти мерзавцы с большой дороги. Пусть это будет сам черт! Не надо тебе выходить из дому. Особенно в ближайшие дни. Пусть они сами разбираются между собой. У тебя есть дело – пиши диссертацию. Все образуется само собой. Не суй голову в пекло. И вы, – голос ее вдруг смягчился, – помиритесь. В такие минуты, так важно близким людям держаться друг за дружку. Светочка, не сердись, пожалей нашего мальчика. – С этими словами, женщина поспешно отвернулась, очевидно, пытаясь скрыть слезы. Она вышла из комнаты.
************************************************************************
Экзамен закончился. Адам последним вышел из душного, залитого солнцем класса. На столе в пузатых стеклянных вазах остались умирать охапки живых цветов. Он миновал длинный опустевший коридор и спустился на свежий воздух. Вот и закончился первый год работы в поселковой школе. Сегодня, у него, своего рода праздник. В благодушном расположении стоял он посреди школьного двора и умиротворенно поглядывал на разбредающихся учеников. Он элегантен, по местным меркам. Ослепительно белая сорочка, отутюженные брюки сидели безупречно, даже несмотря на то, что он был сутуловат. Домой он не спешил. Но вот, он заметил, как худенький черноголовый юноша бросился опрометью к нему. Это был один из его выпускников – Коля Степанченко. Усердный и увлекающийся, он сдал Адаму историю на отлично. А это не так уж легко. Адам никогда не был формалистом.
– Адам Владиславович, Вы еще не ушли? – он немного запыхался.
– Как видишь. Наслаждаюсь торжественностью момента.
– Я Вас ждал. Хотел задать вопрос. Знаете, с десяти лет, я был поглощен точными науками. Мечтал поступить на физмат университета. Но сейчас, точнее, в этом году, все изменилось.
– Что же изменилось?
– …Изменилось. Вы стали нашим преподавателем и передо мной открылся мир истории. После каждого вашего урока, я выходил, словно околдованный. Весь мир предстал передо мной в ином свете. И вот уже я не вижу для себя другой судьбы, как заниматься всерьез историей. Я говорю это потому, что именно Вы открыли мне ее. От Вас я узнал, насколько она притягательна, разнообразна и неисчерпаема. Как можно любить ее. Ведь это сама жизнь. Жизнь человечества. До Вас, я воспринимал этот предмет как скучный, сухой, во многом лживый. Как инструмент, направленный на то, чтоб воспитать нас в определенном, нужном кому то духе…
– А каким же историком хочешь стать ты? – В добрых глазах учителя читался интерес. – По-твоему, история может быть лишена воспитательной функции?
Мальчик вначале немного стушевался, но быстро собрался и ответил:
– Нет. Наверное, должна воспитывать. Но благородство и справедливость. К сожалению, также, некоторые излагают ее сухо, без сердца, говорят заведомо чужие слова… В общем, говорят неправду. А это очень плохо. Вы же открыли мне глаза, и я думаю, не мне одному, на события, которые были скрыты от нас за толщей времени и лжи. Я как будто сам пережил и прошел испытания, на которые было обречено человечество. Я как будто нутром почувствовал переполняющие его страсти и жестокость. Благородство и подлость, человеческая слабость и сила духа стали для меня ощутимы. Вы сумели доказать, что людская природа претерпела так мало изменений, на протяжении веков. Что тысячелетия только звучат устрашающе. На самом деле, это только вчерашний день. Я стал с интересом следить за событиями в дне сегодняшнем. Они стали понятнее. С меня, как будто сняли пелену. Теперь мне ясны, ваши слова о том, что история – это тот опыт, без которого мы навсегда останемся младенцами. Ваши слова о том, что мы не станем мудрее наших предков, не прожив в наших сердцах, их жизнь.
– Я счастлив, Коля. Да-да. Не удивляйся, сынок. Я счастлив, что зерно, посеянное мной, упало на плодородную почву. Я желаю тебе стать много мудрее меня. Я верю в это. Пусть достанет тебе воли и честности, и тогда ты станешь замечательным историком.
– Правда? – глаза юноши заблестели надеждой.
– Конечно. Следуй своей совести, и ты будешь счастливее, а умирать будет легко и светло. Не забывай только, что невежество – бесконечно. Не спеши с выводами. А главное, не ленись быть хорошим человеком. Это важнее всего остального. Иди по жизни и помни, – у тебя остался друг. Я всегда приму тебя, и если понадобиться помощь, можешь на меня рассчитывать.
– Огромное Вам спасибо! А сейчас, побегу домой, – скажу, что все сдал. Завтра получу аттестат и тю-тю!
Адам протянул руку. Выпускник польщенный пожал ее. Еще мгновение, и он несется полный восторга и надежд к родительскому дому.
Щурясь на солнце, учитель провожал его взглядом.
– Адам Владиславович, – он услышал грудной голос завуча. Женщина среднего возраста, приятной полноты, длинные каштановые волосы забраны на макушке.
Адам повернул голову. Лицо ее было несколько насторожено, она не умела говорить с ним иначе как официально и с уважением.
– Адам Владиславович, Вас разыскивают, какие-то мужчины.
В ее тоне, он уловил, доселе отсутствующие, нотки беспокойства. Для нее, он всегда был, человеком неординарным и чудаковатым одновременно. Его высочайшая квалификация не подлежала сомнению. Но как личность, он слыл скорее чуждым для них, провинциальных учителей советской закалки. Разумеется, ведь он был чужд всему советскому. Сейчас, это стало даже где-то модно. И даже прогрессивно. Но не в этих краях. Здесь, красный пояс России. И он, как и прежде, – чудак и диковинка. Но это ему не мешало. Всерьез, его, здесь, никто не принимал. Подсидеть он никого не стремился, да и вообще, был сам по себе. Сам с собой, со своими идеями, со своими учениками.
Интонация, с какой завуч к нему обратилась, не понравилась Адаму. Она была неестественна. В первые секунды, он недоумевал. Что могло заставить так говорить с ним? Но вот, искра догадки блеснула в его глазах. С плохо скрываемой тревогой, он откликнулся:
– Кто?
– Я не знаю. Они сказали – ваши знакомые. Двое мужчин, по всему видно, приехали, откуда-то издалека. На большой дорогой машине.
Его опасения подтвердились. Со сдержанной вежливостью он поблагодарил коллегу:
– Спасибо, Вера Константиновна. Они стоят, там, со стороны шоссе?
– Ну, да.
– Спасибо, спасибо. Очень прошу, не говорите, что нашли меня. Вообще не ходите к ним. Если что, скажите, что я уже ушел. Ладно? Буду вам очень обязан.
– Ну, хорошо. – Она пожала плечами и пробормотала: Все у него ни как у людей.
Адам как партизан, прокрался к выходу на задний двор школы. Он не был уверен дома ли Ксения и Петр, или они уехали на день в Майкоп. Но на всякий случай, надо было поспешить туда, чтобы предупредить их о подозрительном визите. Он старался оставаться не замеченным, но это ему не удалось. Не успел он добраться до вздыбленной камазами гравийной дороги, как путь ему преградил толстый черный джип. Клубы белой пыли медленно таяли. Из окошка высунулась потная, но безмерно довольная физиономия Калиныча.
– Адам Владиславович? Светило науки и верный друг? – с этими словами бандит вывалился из салона. За ним последовал Горелый.
– Что вам угодно? – холодно осведомился преследуемый.
– Какая светскость в сельской местности! – Калиныч стоял прямо напротив Адама. Его массивное тело казалось грудой рядом с сухощавым и невысоким учителем. Калиныч подбоченился. По его толстой, размером с бычий окорок руке, на кисть скатился тяжеловесный браслет желтого металла. Он склонил голову набок. Это поза была похожа на то, как иногда делают собаки, пытаясь понять или рассмотреть что-либо новое и непривычное.
– Почему вы решили, что меня так зовут? Я вас не знаю, например.
– Ну, этот недочет мы живо исправим. Да и к чему препираться? Откуда знаем? Не важно. Главное – это правда. Поэтому советую не ершиться… Но, так и быть, не будем сразу же ссориться. В вашей дыре, ты – фигура известная. Вот, нам добрая старушка тебя и расколола, пока мы тут паслись. Садись мил человек. Подвезем тебя до дома твоего. Приютишь нас гостей твоих. Как-никак, добрая традиция. Отказывать грех.
– У меня нет никакого желания ехать с вами. Я вижу – намерения ваши недобрые. А ваши слова – только кривлянье.
– И в самом деле, – Калиныч махнул головой напарнику, – раз, два, три, – они ловко, как будто только и делали, что закидывали людей в машины, упаковали тщедушную фигурку учителя в джип.