– Признаться, думал, будет все гораздо проще. Рассчитывал на тривиальный деловой разговор. Как распорядиться инвестициями, привлечь нужных людей и потенциальных клиентов, разграничить полномочия, наметить прибыль по долям… Но, эко ты завернул!
– Что? Не одобряешь?
– Я так не сказал.
– Да пойми ж ты, наконец. Все связано и вырастает одно из другого. Хочешь достигнуть вершин и масштаба в бизнесе – надо охватить проблему целиком. Шире смотреть на вещи. Мы же не крошками питаться собираемся. Нам, подавай, самые жирные куски. Поэтому скромность нам не пригодится.
– Ты уж, Альберт, не обессудь. Я не имею, и никогда не имел ни малейшего отношения к теме, на которую ты мне, сейчас, прочитал лекцию. Идеи, которые тебя захватили и толкают в пучину политической схватки, далеки от моего восприятия жизни. Желания, воплощать в жизнь убеждения, которые я не разделяю, у меня нет. Но меня привлекает обширная работа, в которой есть где развернуться. Где я смог бы проявить и развить себя как личность и профессионал. Польза, от которой могла бы быть заметна многим. Я вижу, ты не на шутку озадачен судьбой страны и полагаешь, что тебе известен путь, как сделать ее счастливой, в тебе кипит неистраченная энергия вождя нового поколения. Что ж, значит потом, буду давать интервью назойливым журналистам как человек, который тебя знал лично. Расскажу, какой он был, Альберт Николаевич, лидер партии, а то и президент России.
– Мне нравится твой здоровый прагматизм. Если, вдруг, буду президентом, не думай, что останешься на задворках, – он усмехнулся. – Ну, что? На том и порешим. Буду ждать твоего звонка и взвешенного мнения. Услышать его, в любом случае, мне будет интересно.
– Ок. Я внимательно изучу бумаги. Мой ответ, даже в случае отказа, не будет формальным. Но я и сам рассчитываю на плодотворное продолжение наших отношений.
Они поднялись, пожали друг другу руки, после чего Петр покинул кабинет.
– До свидания, Ксюша. До скорых встреч!
Ксения оторвала от монитора свои большие зеленые глаза и улыбнулась ими в ответ.
************************************************************************
Вечером того же дня, Петр терпеливо изучал полученные от Альберта копии документов и бизнес план. Придраться, особенно, ни к чему было нельзя. Предложение выглядело еще более привлекательно, чем он ожидал. Представлена подробная смета на проект, бюджет «Карата» за последние полгода. Приблизительные цифры по ожидаемой прибыли. Перечислены главные акционеры, даже рычаги воздействия на официальные структуры. Описание функций нового партнера, в зависимости от его доли в капитале фирмы. Петр пытался найти причину своего волнения. – Я переживаю, и это – естественно. Дело, в которое я хочу вписаться новое и во многом неизвестное, для меня. Поставить же на карту придется, практически все, что заработал за многие годы. Разумно ли это? Не знаю. Но, кто сказал, что нет? Именно так и зарабатываются состояния. Дело выгодное, и с перспективой на расширение. Каждый день такой шанс не предоставляется. Да что день? Такого шанса, если промямлю, может, вообще, больше не быть. Надо пойти на риск. Откажусь – потом не прощу себе. Моя торговля, сейчас, совсем не блестяща. Потерпи чуть-чуть, и вовсе загнется. Нужно не упустить момент – слить товар и вложиться в акции «Карата». А фактор риска? В чем он? Прежде всего – Альберт. Сильная связка с этим человеком, можно сказать, зависимость от него. Это, честно говоря, отталкивает. Но что делать? Он – не невеста, я не – жених. Смотреть на то, кто нравиться, а кто не очень – здесь не пристало. Важен результат. Без Альберта, в дела такого размаха, в круг крупных дельцов и чинуш, мне не сунуться. Ничего подобного, без такого как он, я бы замутить не смог бы. Кроме того, что окажусь в мощной финансовой струе, буду иметь хорошее криминальное и официальное прикрытие. Скажи мне кто-нибудь, еще месяц назад, что мне подвернется предложение Альберта, не поверил бы в удачу. А я раздумываю! Но в игре, Альберт – главное звено. Все держится, фактически, на нем. И у него 85% акций. Я должен доверять этому субъекту. Но кто он? Удачливый и талантливый бизнесмен с политическими амбициями? Чудак? Не похоже. Все говорят, что он человек надежный. В принципе, это все, что мне от него нужно. Остальное – вздор. Главное, чтобы наши отношения были взаимовыгодными, и точка. Он может, сколько ему угодно болтать о возрождении России, строить из себя мессию, нести шовинистический бред, важно – что он надежный партнер по бизнесу.… Зря, все-таки, я сморозил, что мне до фонаря его политические завихрения, его идеи и т.п. Не помешало бы, подсластить пилюлю, польстить этому индюку. Он, только этого и ждал. Что мне трудно, что ли? Глядишь, отдал бы мне во владение пол «Карата». Но ничего, еще увидимся.
Однако, продолжительное общение с ним, может из забавного превратиться в утомительное. Выслушивать с одобрительной миной речи одержимых лидеров – угнетающее занятие. Вот, оказывается, откуда берутся маленькие бонапарты, мафиози-депутаты и прочие толстомордые благодетели. Ничего особенного. Просто, желание иметь больше других, быть первым. Быть первым в России, должно быть, особенно приятно. Абсолютная власть, как в Ираке. Только, в глазах мирового сообщества, еще почетнее. Вот, и мне выпало увидеть воочию самовлюбленного зажравшегося маньяка, который грезит золотым часом взлета на политический Олимп. В его больном воображении, верно, уже сейчас, ему уничижено льстят генералы и министры, вздрагивают от движения его куцей рыжей брови, чиновники, трясутся, по своим норам-квартирам, рядовые граждане. С экранов телевизоров и трибун его имя произносят торжественно и благоговейно. Да я и сам верю в такое будущее. Ничего нового. Демократия, спущенная сверху, словно подаренная, снисходительным, заигравшимся в добренького, вождем, – не дорого стоит. На нее и вовсе нечего рассчитывать, если она не продержалась одно-два поколения. А ведь, добренькие фантазеры, как правило, столько не живут. У нас, вообще, мягкотелость не в авторитете. Вот и турнули Горбачева. При Ельцине мы уже имели не демократию, а одно ее название. Да и то, не по выбору, но по приказу. Она, не успев установиться, легко переродилась в феодальный режим.
Да, люди проголосовали за демократию, но правитель, пришедший на смену чудаковатому Горбачеву, не долго смог притворяться демократом. Функционер компартии не очень подходит на эту роль. Через несколько лет, он уже и сам, плюнув на условности, назвал себя царем. И народ проглотил… Россия.
Этот Альберт – зарвавшийся сталинист, честное слово. Жуть берет, когда вспоминаю о том, что он говорил в отношении внутренней политики, в частности, Чечни. Не обращать внимание? Как всякий раз, стараешься не обращать внимание, наталкиваясь на тупой, оголтелый национализм, в среде знакомых, родственников и даже друзей? Наверное, большинство из нас, на самом деле, не хотят никого убивать. Но и понимать другую культуру не хотят. Поэтому нам сложно даже терпеть чужих. Поэтому мы не в состоянии даже считаться с тем, что у тех других, может быть, другая правда. Чужие, становятся для нас, причиной бедствий. Самим злом. Их чуждость становится достаточной причиной, к ненависти. И нам достаточно малой крови с нашей стороны, чтобы вражеской пролились реки. Кровь не измерить. Математика пасует, когда дело доходит до ненависти. Такой феномен, как Альберт, – опасное явление. Потенциальный злодей. Доберись он до заветной, единоличной власти, скольких заставил бы плакать горючими слезами? Его речи могут потешать до поры до времени. Но, что если эти речи станут руководством к действию? Он ведь не одинок. За ним уже сотни тысяч! И это семечки! Что если за ним пойдут миллионы? Ох, как много тех, кто ждет спасителя с железной десницей! Кто же преградит ему путь. Кто избавит от кошмара наяву?.. Только такой же герой, как он. Дай Бог, хотя бы, не столь же рьяный. Ангелов, при любом раскладе, там не наблюдается. Им туда путь заказан. Да они, почему-то, туда и не стремятся.
Но что же делать мне? А что мне? В конце концов, я не обязан рубить этот гордиев узел. Его не могут разрубить уже тысячелетия. Надо иметь чудовищно завышенную самооценку, чтоб мнить себя в силах освободить людей от деспотизма и несправедливости. Пусть каждый думает за себя и делает свой выбор. Я пришел к Альберту не для политических баталий. Пусть это эгоистично, но я строю мою жизнь. Делать это для других, полномочий не имею. Для меня, лично, – Альберт существенная подмога. Этого достаточно. А с волками жить – по-волчьи выть. Повою немного с Альбертом. Поднимусь слегонца, надоест – разойдемся, как в море корабли. Куда бы вот только податься? И зачем только мне достался мир полный этих Альбертов? Как не крути, он прав, даже имей полную мошну, у нас, в России, не будешь чувствовать себя свободным. Чтоб быть уверенным в сохранности благосостояния – должен будешь тесно с властью дружить. А там – ему подобные.
Ладно. Хватит тоскливых мыслей нагонять. Можно ведь и по-другому посмотреть на события: Петя, тебе привалил фарт! Не будь дураком! Хватай удачу за хвост! Будь осторожен, хитер и умен, тогда тебе никто не страшен. В мире Альбертов надо быть цепким и осмотрительным. Тогда только, сможешь стать сильным и свободным.
Петр сидел за письменным столом, на котором были ворохом рассыпаны бумаги и документы. Размышления пришли к логическому концу. Он сонно посмотрел на часы. Половина третьего ночи. Он посчитал, что лучшее, что мог бы сделать, сейчас, – пойти спать.
Петр принял решение. Сегодня утром, он позвонил на трубку Альберту и подтвердил свое согласие. Достать деньги не составит проблемы. Договорится со своими бывшими конкурентами, отдаст им остатки товара оптом. Дешево, но быстро. После того, как он сделал этот ответственный шаг, к нему вернулось спокойствие духа и уверенность в себе. На данном этапе точка была поставлена. Для того, чтоб восстановить силы и развеяться, он вышел прогуляться по городу пешком. Он любил прогулки возле дома, благо квартира, которую он снимал, находилась, в самом центре, на девятой Советской. Стоял прекрасный теплый день, даже слякоть, куда-то исчезла. Прохожие разоблачились. Люди устали от долгой северной зимы. Кто нес надоевшие пальто и куртки в руках, а кто и вовсе оставил их дома, и, рискуя собственным здоровьем, бросал вызов обманчивой питерской погоде. Солнышко озаряло молочно белые лица девушек и женщин. На них, сегодня, можно было, без труда, поймать улыбку. Прекрасная половина. Да, в такую пору, этот штамп не кажется заезженным. И доля правды в нем, конечно, есть. Вот она, ничем неприкрытая женственность. Она выбралась, из тяжелой, порой даже уродующей, верхней одежды. Вот они ножки в капроновых колготках, вот они, плывущие, словно по волнам, бедра, колышущаяся грудь, лебединая шейка.
Неповторимый аромат весеннего города! Из женской красоты, дыма машин, пыли, набухших почек, громких детских голосов. В объятиях весны впору сойти с ума от радости жить. Петр достиг ограды Таврического сада, но благоразумно не зашел в него. Там еще было слишком грязно. Он медленно побрел по Кирочной, любуясь знакомыми с детства силуэтами зданий. Прогулки всегда действовали на него умиротворяющее. Ему нравилось занимать ими то время, когда хотелось побыть наедине с собой. Он чувствовал себя уютно в этом городе. Ему приятно было осознавать, что там за Таврическим – необъятное море Невы. За Невой – Петроградская сторона, с ее замысловатой радующей глаз архитектурой, в прибалтийском стиле. Рядом Марсово поле, Инженерный замок, Троице-Сергиева лавра. – Как ни крути, мне выпало жить в уникальном месте. В городе с необычной судьбой. Судьба его – и моя судьба. Не ту, не другую я не знаю до конца. И, наверное, это хорошо. Создается иллюзия обладания вечностью. Я, часто думаю, что ненавижу этот город, за его длинные морозные зимы, грязную осень, короткое ветреное лето. Недолюбливаю холодную сдержанность и зацикленность на себе его жителей. Но он навсегда останется моим родным городом. Только родных можно любить и ненавидеть одновременно. И я люблю и ненавижу серые облезлые подъезды дворов-колодцев, промозглость сумрачного питерского неба, лязг трамваев. Бесконечно дороги мне места, где жил еще ребенком, – Старый Невский и Сувровский. На их фоне, я вспоминаю молодые лица моих родителей… Кольцо Дворцовой площади, Невский проспект, Университетская набережная – они с детства в моей памяти. Поэтому меня, как и других петербуржцев трудно удивить заграничными изысками в градостроительстве. Красота вокруг нас, как и собственная нищета были нашим бытом. Скопление шедевров в нашем городе – было нормой жизни скромных жителей Ленинграда. И только, прожив полжизни и объехав десятки мест, понимаешь, что городов равных Питеру, в мире, – единицы. Даже милой моему сердцу Италии не вызвать во мне такую палитру сильнейших эмоций. И пусть москвичи сколько угодно иронизируют, называя Питер культурной провинцией, им не создать, на своих холмах, и толики духовного пространства, что живет среди этих обветшавших от сырости и смога стен. Конечно, и здесь, стало довольно хамства. Но уповаю на то, что оно не одолеет благородства его людей и дворцов. Живя здесь – преступление быть нечутким к красоте внешней и внутренней. Возвышенный дух просвещенной Европы долетел и до этих, когда-то диких пределов. И он не выветрился. Льщу себя надеждой, что он не улетучится из нас. Петр свернул на Потемкинскую, и все-таки не устоял – зашел в Таврический сад. Отогретая первым теплом земля просыпалась. Воздух напоен ее запахом. В это время года, здесь немноголюдно. Тихий, почти заброшенный парк. Только редкие мальчишки пробегали по аллеям – им все нипочем, да одинокие парочки мелькали за голыми стволами деревьев. Переходя горбатый мостик, Петра привлекла одинокая фигура девушки в черном, накинутом на плечи пальто. Она сидела у самой воды и воспроизводила на листе бумаги расстилающийся пред ней пейзаж. – Безмятежное занятие, – подумал он. Подойду-ка поближе, – у него возникло смутное ощущение, того, что он уже, где-то видел ее. Он приблизился со спины. – А у нее недурно получается. Наверное, художница. Любопытно, какая она из себя сама? – Петра, помимо обычного интереса к женщинам и уважения к искусству, толкало к ней еще и безотчетное чувство, что он знает эту девушку. Он сделал еще несколько шагов. – Ну конечно! Это она! Невероятно!
– Добрый день, дорогая Ксения. Вот уж, кого не ожидал увидеть, здесь. В эту пору. Да еще и за мольбертом. Она повернула голову, поправила, упавший на глаза волнистый черный локон, и удивленно, но, в то же время, ничуть не растерявшись, произнесла: – Застукали меня? Признаться, я тоже совсем не ожидала увидеть Вас.
– Ксения, у меня к Вам огромная просьба: давайте перестанем играть в официоз и перейдем на более человечное ты? – Что ж. Я – не против. Как тебе больше нравится.
– Мне сразу показалось, что в тебе кроется не одна тайна. И первые подтверждения моим догадкам получаю. Как выясняется, за образом бизнес леди, прячется страстная художница. Еще и парк не просох, и деревья без листвы, но живописцы и здесь узрят свою прелесть. Какие еще сюрпризы преподнесешь ? – Помилуй. Какая я художница? Просто люблю рисовать. Очень люблю. Это для меня и отдых и отдушина. Хотела бы, чтобы из моей мазни хоть пару стоящих картин на свет белый народилось. Но это не просто. Я учусь. Нет, ни где-нибудь в училище. Беру частные уроки у соседа. Вот – кто настоящий мастер. А красота парка, она не уходит, лишь преображается в течение года. И это преображение – настоящее чудо. Оно не менее чем буйное цветение, достойно быть написано.
– Ну да, ну да, – пробормотал он покладисто, его взгляд бегал с лица девушки на ее творение и обратно. – Определенно, сюда вмешалась мистика. Встретить тебя, сегодня, сразу же после нашего знакомства в офисе!
Она пожала плечами.
– Ты придаешь этому такое большое значение? – Неспроста. Я не буду говорить комплиментов. Только правду. Ты очень красива. Утонченная. Мимо тебя трудно пройти не оглянувшись. А тем более, забыть. Потом, я ведь часто прогуливаюсь здесь, а тебя встречаю впервые.
– Ты очень любезен. Не знаю, так ли это необычно, но ведь я тоже живу, буквально, напротив парка, а тебя тоже не видела ни разу.
– То, что ты меня не помнишь – не удивительно. Ведь я был тебе посторонним, один из толпы.
– Как и я.
– Пусть я тебя не знал, но я знаю себя, поэтому, поверь, это – исключено. – Ксюша, – Петр, от внезапно нахлынувшего смущения, сбился на вы, – А, что Вы любите, кроме живописи? Хотел сказать, кроме того, что рисовать. Я, тут набрался наглости и хочу пригласить Вас, однажды вечером, куда-нибудь. Может быть, мы могли бы стать друзьями?
– Ничего наглого не вижу в Вашем предложении. Очень даже галантный ход. Дружба, тоже, – хорошее дело, – она оторвалась от картины, и едва заметно улыбнувшись, посмотрела на него.
Под ее взглядом, Петр почувствовал нарастающую неловкость.
– Я много чего люблю, – продолжила она после паузы, – люблю все, где присутствует красота. Выставки, драматические спектакли. Люблю природу и тишину. Люблю гулять и кататься на лодке. Сейчас, мне очень нравится здесь. Потому, что мало людей. Есть возможность побыть наедине с красками и природой.
– Намек понял. Не хотел тебя потревожить, но не подойти не мог. Обещаю достать самые лучшие билеты на лучший спектакль московского театра.
– Нет-нет. Ты не помешал мне. Наоборот, я очень рада. Потом, я и сама хотела уже собираться. Два с половиной часа у воды. Так не долго и простудиться. Не май месяц. А ведь завтра, к 10 на работу… Поэтому, чтобы развеять твои сомнения, есть предложение, а вернее, приглашение. Теперь ты увидишь, что я совсем не хочу от тебя избавиться. Приглашаю тебя, к себе домой, на чай. Интересные мужчины, тоже ведь, на дороге не валяются. Ты, конечно, не откажешь мне в одолжении донести мое снаряжение?
– Я готов, – про себя, он ликовал как мальчишка.
Через пять минут они шествовали по направлению к Фурштадской.
– Что скажут твои домашние, когда я, так запросто, завалюсь к тебе домой? Ты ведь не одна живешь?
– Верно. Я живу не одна. С мамой. Но волноваться тебе незачем. Она милая женщина и рада гостям. Мы с ней друзья. Потом, я уже достаточно большая девочка, чтобы пригласить на чай товарища по работе, пусть даже, не предупредив ее.
– Вы долго живете одни? Прости.
– Ничего. Брось все время извиняться. Очень долго. Почти 20 лет. Отца вижу изредка. По случаю Обыкновенная история.
– И все 20 лет твоя мама оставалась одинокой?
– Можно и так сказать. Замужем не была. Она была уже немолода, когда они разошлись. Она всегда была симпатичной женщиной, но ей мешала природная застенчивость, наверное. Она и сейчас очень робкая. Теперь, она обеспокоена моей судьбой. Считает меня красавицей, но боится, что и я из-за своих причуд останусь на бобах.
– Как же! 28 лет. Тут призадумаешься, как сказала Монро, в известном фильме. Мне предлагали замуж неоднократно. Некоторые прибегали к тому, что просили моей руки у мамы, Так смешно! И сейчас еще кое-кто не успокоится, но моего человека среди них не было. Я без экивоков давала им отворот поворот. Маму это ужасно злило. Говорила, что я дура. Встречу старость у разбитого корыта. Говорила, а сама ревновала к каждому столбу. Ко всем этим женихам и ухажерам. Но, как только видит, что они не нужны мне – начинает меня бранить.
– Хм. Жизнь не без сложностей.
– А у кого их нет. У тебя, их нет?
– На данный момент, одна моя сложность – предстать перед твоей мамой, выдержать это испытание с честью. Вторая – не стать для тебя похожим на тех, других.
– Второе, тебе пока удается. Ты, хоть немного и болтун, но обходителен и элегантен.
– Хвала небесам! Пусть будет так. И вправду, какой чудесный день! Провидение ввело меня, неделю назад, в ваш офис, оно же заставило заглянуть сегодня в парк. – Я же говорю – болтун. Еще неизвестно, пройдешь ли ты испытание у меня дома. – Не души мою радость! Сегодня неудачи быть не должно.
Они зашли в подъезд, украшенного лепкой, дома, поднялись пешком по широкой лестнице с деревянными перилами, и остановились перед высокой дверью с массивной медной рукояткой.
– Большая квартира?
– Не очень. Две комнаты. Но коридор и кухня просторные. И потолки высокие. Почему ты спросил?
– Вдруг, жить здесь придется, – сострил он, на нервной почве.
– Тогда осмотри все повнимательней. Дело нешуточное. – Она длинным ключом открыла гремящий замок. Прихожая напоминала зал. Мебель старомодна, но из дорогих пород дерева.
– Мама! – воскликнула она, еще не успев снять пальто. – Встречай гостей! Издали послышались шаги. Из глубины квартиры показалась фигура пожилой женщины лет 60. Она была небольшого роста, близорука, седые волосы убраны в характерный клубок. Поверх фланелевого халата надет чистый льняной передник. Она тихо вышла навстречу.
– Ксюша, заходите. А я как раз пирог с яблоками сделала, – она сказала это спокойным ласковым голосом. Краем глаза она изучала Петра.
– Это наш новый сотрудник, мама. А также, мой новый добрый знакомый. Оказывается, он живет поблизости, и мы, случайно, встретились в парке.
– Очень приятно. Надежда Юрьевна.
– Взаимно, Петр – он придал своему лицу самое приветливое выражение.
– Вам обед подогреть, Ксюша?
– Спасибо мама. Пожалуй, мы попьем чаю с пирогом. Ведь еще только полдень.
– Петр, проходи. Посмотришь, как я живу, – она ввела его, вслед за собой в комнату. Там было светло. Два огромных окна щедро впускали весеннее солнце в недра старинного дома. Атмосфера, в которую погрузился Петр, очутившись в гнездышке этой таинственной и очаровательной девушки, заставила его остановиться. Светло зеленые тона стен, абажуров и постели. Резной, возможно, ручной работы сервант, в нем коллекция высоких хрустальных фужеров. Радиола, в состоянии, как будто, ее только сегодня привезли из магазина. Будуарный уголок, с овальным зеркалом , бесконечными флаконами и кисточками. Множество мелких предметов, но каждый на своем месте. Фарфоровые пастушки, соломенные панно, икебана. Вокруг окон, занавеси из живых цветов. Графика. Масло. Акварели. Их было больше других. Петр подошел к одной из них. На ней было Марсово поле и Троицкий мост. Поразительная проработанность самых мельчайших деталей!
– Кто же это написал? Неужто ты, Ксюша?
– Представь себе. Нравится?
– Шутишь? Я не сумею словами выразить восхищение. И ты говоришь, что только учишься? Я никогда не видел таких акварелей! Я, конечно, невежа и не знаю что и как, но это – потрясающе! Какая четкость и легкость! Какие краски и свет! – Да. Акварель – мой любимый жанр. Я кое-чему научилась в нем. Но сейчас, я ударилась в масло. Пока, получается хуже.
– Все картины твои? Петр пробежал взглядом по стенам, остановившись на пейзаже, написанном маслом.
– Все. Только здесь и можно посмотреть мою выставку.
– Это стоит сделать. Даже если бы ты не была, столь притягательной красавицей, твои шедевры затмили бы любые твои недостатки. Сейчас же, они конкурируют с природой создавшей самою тебя. Я всегда восхищался талантом чувствовать и улавливать красоту, воплощать ее в музыке, живописи, стихах. Твой дар, делает тебя, чудесную красавицу, богиней.
Ксения звонко рассмеялась. – Чтоб ты знал, это – не самое большое мое пристрастие.
– Какое же самое большое? – пролепетал уже совершенно обалдевший Петр. В этой квартире, обилие прекрасного, на один квадратный метр, явно зашкаливало. Он забыл о своем вопросе, перед ним была ясная улыбка ее коралловых губ, ровных ослепительной белизны зубов, свежие чуть порозовевшие на воздухе щеки, точеный носик, бездонный омут зеленых глаз.
– Я очень люблю шить. Половина моих нарядов – мое рукоделье.
– Ты слишком хорошо одета. Неужели так можно шить одному человеку, в домашних условиях?
– Все, что ты видел – мое произведение. Кроме пальто. Высокий кутюр, между прочим, только так и делался.
– Все. Я растоптан. Рядом с тобой, чувствуешь себя совершенным ничтожеством.
– Ты – неисправимый льстец.
– Правдолюб.
Они втроем, уселись на кухне, за большой круглый стол. На нем красовался нарезанный яблочный пирог, лежали шоколадные конфеты. Надежда Юрьевна, однако, не сервировала на себя.
– Нет, нет. Я, сейчас, не хочу. Может, попозже, – ответила она на вопросительный взгляд Петра. – Вы недавно стали работать в Карате? И, в какой должности, если не секрет?
– Так недавно, что и должность назвать затрудняюсь. Скажу лишь, что рассчитываю стать акционером фирмы.
– Вы, стало быть, бизнесмен. И живете по соседству?
– На 9 советской снимаю. Все так и не решусь купить собственную.
– Один живете, наверное. Будет семья, сразу поймете необходимость. Сейчас, как вижу, никто не спешит с браком. Жизнь меняется. Может, и правильно. Надо ума набраться, встать на ноги, а уж потом рожать детей. Вот и Ксюша моя независимостью своей дорожит. Гордячка. Извините за прямоту. Но вы мне кажетесь человеком благоразумным и добропорядочным. Хоть бы вы ей сказали, что если будет вредничать и привередничать – останется с носом, а то и с ребенком на руках.
– А, по-моему, она – чудесная девушка.
– Все ясно. Вы ее плохо знаете. Чтобы построить семью, нужно немалое терпенье, труд и любовь. Она боится вступить в эту реку. А холить надежды и мечты – пустая затея. Это не принесет плодов. Пора взрослеть.
– Мама, мама, тебе ли говорить подобные вещи?
– Конечно…не мне… – она вздохнула. – Видите, Петр. Пикирует с родной матерью. Как бы плакать не пришлось. Кто же нужен ей? Какой укротитель с ней справится? И какие кавалеры натерпелись от нее! Замуж упрашивали. Какое там! И ведь люди то все порядочные. Из хороших семей, некоторые – из среды наших старых друзей. И обеспеченные и культурные. Думаете, ей не везло? Ничуть не бывало! Ни с того ни с сего, бросала их. Отшивала. Выгоняла даже. Что тут скажешь? Как ее понять? Я, ее мать, не имею на нее ни малейшего влияния. – Душа человека – загадка. Нам бы свою душу узнать. Что уж говорить о другом человеке. Кто знает, что нам всем надо? Вот, Вы, извините за дерзость, знаете рецепт собственного счастья? Что для него вам нужно? – Петр, спокойно и внимательно посмотрел на собеседницу.
– Мое счастье? Эх, ребята! Моя песенка уже спета. Счастье видела ль? Не знаю. Какое там счастье? Одна маета. Без мужа 20 лет. Родителей рано потеряла. Спасибо, хоть, квартира от отца досталась. Сколько помню себя, ничего в изобилии не имела. Работала на выживание. Дочку вырастила одна. Всю жизнь и здоровье на нее положила. Так ничего и не склеилось в моей жизни. Хочется чтоб, хоть она, увидела, что такое это счастье. И ведь могла бы! Она у меня, и умная, и красивая. Страна изменилась. Ей молодые и богатые предлагали руку, сердце, роскошные кабриолеты и виллы на лазурном берегу. Только бы она снизошла до того, чтобы стать хозяйкой в их особняках и матерью их детей. Может быть, и ко мне бы тут счастье пришло – понянчиться с внуками на старости лет. Так нет. Скорее в гроб улягусь, чем дождусь.
– Эх, мама! С внуками нянчиться! Ведь не игрушки они чай. Как я могла согласиться выйти замуж за тех, от кого меня мутило? Среди них не было ни одного доброго и умного, а самое главное, любящего меня человека. Я им была нужна для эскорта и украшения их вилл. Это не для меня.
– Все одно твердит дочка. Без толку с ней разговаривать. Кто ей понравится? Тебе любой плох. Воображаешь много. Как бы потом не пожалела!
– А я не верю, что Ксения не найдет того, кого ищет. Ее жизнь только начинается и можно запросто наделать болезненных ошибок, если поставить себе задачу как можно быстрее свадьбу сыграть. Это ведь не в театр сходить. Она и умная, и утончённая, всякий ей не подойдет. Это очевидно.
– Вижу, в этот раз, ты привела к себе защитника. И экстра класса. Ну что ж. В таком случае, не буду вам мешать, и удаляюсь. А Вы, Петр, не берите в голову мое старческое ворчание. Вы молодые – вам жить, – Надежда Юрьевна удалилась в свою комнату.
– Как тебе моя мама?
– По-моему, хорошая. Переживает за тебя.
– В последнее время, даже слишком. Раньше оберегала меня от всех и каждого, потом, убедившись, что я и сама прекрасно справляюсь, бросилась меня сватать. Поняв, что и здесь ее старания не востребованы, вбила себе в голову, что она больше не авторитет, для меня. Похоже, она, и впрямь, уверилась, что я буду старой девой.
– А что если мне объявить себя твоим женихом? Не потяну?
– Думаю, что потянешь. Несмотря на то, что она еще лелеет слабую надежду на одного из двоих моих знакомых. Но те варианты я уже устала отвергать. Так, что если ты скажешь, что мы решили пожениться: «дайте нам ваше родительское благословение», – для нее это будет событие. Как бы инфаркт не хватил. Даже затрудняюсь сказать, обрадуется она или накричит. До этого еще ни разу не доходило. Я ни разу не была согласна.
– А сейчас, согласишься?
– Только если ради смеха… Но над моей бедной мамой я смеяться не хочу.
– Быстро же ты меня обломала, – уязвлено промолвил он.
– Ты хотел бы, чтобы я согласилась?.. Конечно, нет. И я, не настолько глупа, чтобы этого не понимать. Неужели ты бы мог, вот так, с бухты-барахты, как в кино, жениться? Ах да, я забыла. Ты же уже был женат. Может, у тебя такой стиль? Тогда, это неумно.
– Ничего подобного. Я просто пошутил. Черный юмор.
************************************************************************
Неделя, отведенная Петром для сбора средств, подходила к концу. Все шло нормально. Товар продан. Деньги собрать удалось. Через пару дней он поедет в «Карат». А сейчас он бредет по Невскому, от канала Грибоедова в сторону Дворцовой. Он думал зайти в ДЛТ. Купить что-нибудь для Симы. В силу обстоятельств, он давно не видел сына. Тоска по покинутому малышу одолевала. – Куплю машинку. Костюмчик. Что-нибудь в этом духе.
Внезапно, его внимание привлекла пара, идущая впереди его, в метрах десяти. Высокий, грузный мужчина, в сером дорогом костюме, с крепким загривком и рыжеватой макушкой вел под руку сногсшибательную феммину. Ее фигура и походка показались Петру до боли знакомыми. Девушка была одета в твидовый брючный костюм. Он искусно подчеркивал ее соблазнительные формы. Забранные наверх блестящие черные волосы контрастировали с белизной шеи.
– Будь я проклят! – вырвалось у Петра. – Это же Ксения! А рядом с ней Альберт! Ну и ловкач!
Они шли не торопясь. Порывы теплого ветра то и дело распахивали борта пиджака на мужчине. Иногда он наклонял свою тяжелую рыжую голову к ней и тогда Петр мог разглядеть профиль, его красноватого, с ястребиным носом, лица. Картина самая идиллическая. Если бы Петр не был с ними знаком, вне всякого сомнения, принял бы их за супругов или людей в стадии самых романтических отношений. Увиденное, подействовало как холодный душ. Он, вмиг позабыл о Симе с его машинками и решил не отставать от своих новых знакомых. Не отводя глаз, он следовал за ними, почти в ногу. С каждой минутой, он все больше убеждался в том, что их задушевные отношения, явно, не умещались в рамки, обычно отводимые для профессиональных контактов.