– Придут? – тут Рен уже не выдержал. – Кто придет?
– Проводники, не переживай.
– Тут живут люди? Никогда бы не подумал…
– Угу, – безразлично ответил капитан и снял с себя две грыжи с едой. Время ужина.
Рен терпеливо молчал и смотрел в свою «тарелку». Он знал, что у капитана бывают периоды, когда он вовсе не засранец, и с ним даже можно общаться. Именно такого момента старпом и ждал, он был уверен, что такой период будет именно сегодня. Обстановка располагала.
– О-о-о, я наелся от пуза, – довольно проговорил капитан и завалился на спину, блаженно переваривая ужин.
– Угу, – на этот раз Рен безразлично поддакнул.
– Спрашивай. Я знаю и вижу, что тебе неймется.
Последовала минута молчания. Пауза. Которую выдерживает каждый приличный человек, когда ему дают то, что он очень хочет, но он же не какая-нибудь собака, чтобы со всех ног броситься на кусок мяса, а человек, которому хочется, но не так, чтобы совсем.
– Как?
– Хороший вопрос, а главное содержательный, – не смог не поддеть его капитан.
– Как горит костер? – Капитан снова сел, тяжело отрывая расплывшееся брюхо от земли.
– Ты думаешь гореть и давать тепло могут только угли и древесина? Это не так. Думаю, ты заметил, что это место отличается от всех тех, где тебе довелось бывать ранее. Все здесь немного не так, – пока что капитан не говорил ничего нового и только очевидные вещи. – Помнишь, я тебе говорил, что все эти земли – одно большое место силы? Магия здесь струится буквально ото всюду. А что такое магия? Это жизненная сила земли, а все, что ты видишь вокруг – ее проводники, но здесь живет слишком мало людей, животных, растений, поэтому камни тут оживают. Костер, у которого мы сидим ничто иное, как выход жизненной силы, энергии. Магии. Поэтому этот костер не жжется, в нем невозможно сжечь сапоги или обжечься о языки его пламени. Природа этого костра другая и воздействует он на нас тоже иначе. Жизненная сила стремится дать жизнь – справить то, что этой жизни может угрожать, поэтому твои сапоги уже высохли, а тело согрелось, хотя от пламени и нет жара. Да и вообще, ты же знаешь, что горит все, верно? – Кивком Рен поддержал диалог, – не станет исключением и магия.
– Выходит, в какую бы передрягу мы здесь ни попали, нам не дадут погибнуть?
– Именно.
– А как же команда?
– У всего есть своя цена. Это была плата за вход. Если бы эти земли не охранялись и не были так плотно скованы льдом, они бы уже пали под топотом сапог мародеров.
– Это слишком высокая цена. Там были и хорошие ребята.
– Может быть, я стараюсь с ними не общаться, чтобы они оставались чужими, в противном случае, ты к ним привязываешься, словно к щеночку, который ничего не делает, кроме как гадит по углам.
– Цинично.
– Жизненно.
Снова воцарилась тишина. Рен продолжал ужинать, он в очередной раз отстал от капитана, даже в этом незатейливом занятии. После необычайно длинного для капитана монолога Рен стал еще пристальнее смотреть на огонек. Он уже не относился к костру, как к чему-то бессознательному и неподконтрольному человеку. Нет, он смотрел так, словно ожидал какого-то действия, атаки, которое должно было застать старпома врасплох. Но не тут-то было, Рен не сводил глаз с пляшущего блеклого пламени. Если бы у последнего были глаза, эта парочка сыграла выдающуюся партию в гляделки, но увы – игра шла в одни ворота. Тем не менее, Рен не сводил глаз и проявлял чудеса ловкости, сноровки и всего того, что необходимо, чтобы есть вслепую. Огоньку должно быть было очень неуютно от взгляда этого человека, который, по-видимому, считал, что огонек способен лишить его ужина, за что и одаривал его взглядом из рубрики «Ленин и буржуазия». Наконец Рен закончил с ужином, и его стало клонить в сон. Огонек перестал его интересовать, и он откинулся на спину, словно следуя примеру капитана. Воистину, так гораздо лучше. Кто бы мог подумать, что оказавшись на краю света, в отнюдь не райских условиях, единственное, чем будет заниматься Рен – это набивать до отвала брюхо, а потом постанывать и тяжело вздыхать от удовольствия. Впрочем, все это оказалось мимолетной слабостью, и уже скоро Рен вернулся в сидячее положение, так вопросы в его голове зрели быстрее.
– Кто за нами завтра должен прийти?
– Я тебе уже ответил. Проводники, – крайне нечленоразборчиво пробормотал капитан.
– И все же, кто они? Люди?
– Люди, люди, не совсем обычные, так сказать, со своими странностями, но кто в наше время без странностей, – уже гораздо более понятно отвечал капитан, окончательно распрощавшись с дремотой благодаря своему старпому. Старпому несуществующей команды.
– Куда мы потом направимся?
– Когда потом?
– Когда за нами придут проводники, – немного раздраженно говорил Рен. Ему показалось, что капитан вновь издевается над ним, но тот лежал неподвижно, сложив руки в замке под головой и надвинув на глаза капюшон.
– А. К Вратам, здесь все дороги ведут к Вратам.
– Вратам? Что за Врата?
«Да, да, да», – подумал про себя Рен, – «давай на счет три. Раз, два… Скоро увидишь».
– Скоро увидишь, – ответил капитан и повернулся набок, спиной к божественному огоньку, очень недвусмысленно дав понять, что разговор окончен.
Очередной вопрос остался без ответа. И надо же – на ночь глядь. Сильно волнующие вопросы, на ночь глядя, способствуют бессоннице. Об этом вам скажут и врачеватели, и мама с папой, и даже пьяница с грязной улицы. Но только не сегодня и только не для Рена. За последнее время произошло столько потрясений, чего только стоит сегодняшний день! Такой же непонятный, как и предыдущие, с единственной разницей в том, что сегодня Рен был участником этого сумасшествия. С ним происходили странные вещи, и он явно не отдавал себе отчет, но он все еще жив. И даже сыт. Это, пожалуй, главное. А если верить словам капитана, нет безопаснее места на земле, чем это. Здесь колыбель мироздания. Неприступная, закутанная в снега, но, наверное, так надо. Иначе бы, действительно, мародеры не оставили здесь камня на камне. Рен провалился в сон. Голые камни были ему мягче перины. Давно он уже так сладко не спал, последний раз – еще будучи младенцем, в материнских объятиях.
Глава 98
За миг до конца
Дальше – больше. Крепость ожидала наступления ночи, как судного дня. Всех пугало это затишье. Это бездействие Владыки в дневное время, когда у защитников были хоть какие-то шансы, которые с приближением ночи экспоненциально уменьшались. Чего ждать теперь? Чего еще можно было ждать? Пожалуй, это были самые распространенные вопросы в голове любого, кто сидел за черно-красными стенами Азмары. Всех, кроме архимагистра. Архимагистр был занят тем, что решал затейливые головоломки, которые своими действиями подбросил Владыка. Пожалуй, он был единственным человеком в крепости, кого не пугала неизвестность, вернее, ему было просто не до нее. Оборона города трещала по швам, храбрость висела на волоске. Как в такой ситуации не пасть духом и выстоять? Как выстоять, когда ноги подкашиваются от усталости, когда рука опускается от того, что устала колоть неприятеля, когда пальцы сбиты в кровь от жесткой тетивы, когда в сердце больше не живет надежда, а ум все чаще подталкивает к прыжку со стен – легкой и быстрой смерти. Смерть гуляла по улицам Азмары – бегала, перепрыгивая с ноги на ногу и раскидывая налево и направо свои мертвые цветы. Но будем честны, в крепости был еще один человек, которому было не до всеобщей апатии. Яр. Он без устали штамповал стрелы, которые при определенном развитии событий, скоро могут быть уже не нужны, но пока есть возможность зацепиться за соломинку, Яр будет выполнять свое дело. И он его выполнял. Он был человеком слова. И дела. Неизвестно, что творилось в его голове, но глаза остекленели, словно душа покинула бренное тело, которое теперь бесконечно выполняло одни и те же команды. Люди же вокруг суетились. Все готовились к третьему удару. Все запасы пищи, воды, оружия переносились за третье кольцо стен. Таким образом, архимагистр уже сдал второе кольцо и отступил за третье. Вернее, отступал, желая напоследок, прежде чем они укроются за последним рубежом, унести как можно больше жизней – продать свою подороже. Вы спросите, что же делал Владыка Гренгана, чем он занимался, как вел себя, как действовал. Ответ будет прост – никак. Он укрылся во дворце, вместе со своей супругой, которая в последнее время очень сильно изменилась, так говорил народ, лишь изредка они показывались на балкончике, безнадежно вглядываясь в ту чернь, которая окружила город до самого горизонта.
Солнце садилось. Город отбрасывал длинные тени, создавая тем самым интерференционную картину темных и светлых полосы. Все, даже архимагистр, наконец отвлекшийся от своих управленческих забот, наблюдали, как солнце уходит за горизонт. Закат выдался на удивление красочным и… просто неповторимым, словно намекая всем тем, кто не остался к нему равнодушным, что это был последний раз. Больше не будет. Словно зачарованные люди смотрели за тем, как невероятно медленно и вместе с тем неудержимо быстро раскаленный диск солнца коснулся холодной линии горизонта, а затем стал уходить за нее все больше и больше, подсвечивая рваные облака на небосводе кроваво-красным оттенком. Еще мгновение и последний луч солнца скроется за горизонтом, возможно, где-то далеко от этого места бойни, моряки увидят зеленый луч, но это уже совсем другая история. Вслед за опустившимся солнцем, опустились и головы защитников крепости, обреченно рассматривающих свои дрожащие руки. Вдруг со всех сторон зазвучал горн. Громкий, резкий, протяжный – неприятный звук, доносившийся отовсюду. Ладони молниеносно сжались в кулаки. У всех, даже у детей, которые носили стрелы из кузниц на стену. Есть еще силы, не сказали последнее слово гренганцы!
Как только горны стихли, черные потоки хлынули в Азмару, словно река прорвала плотину и теперь неслась по осушенному руслу с невиданной страстью и скоростью.
– Занять всем свои места! – командовал архимагистр. – Лучники на стену и за щитников напротив разлома, быстрее, быстрее!
Все засуетились, забегали. Военачальники архимагистра распределились по трем сторонам. Олиц командовал лучниками на левом краю стены, Реввиан – справа. Ярис возглавил пехотинцев, стоявших напротив пролома. Истощенный архимагистр, вместе с группой магов песков, распределились по близлежащим башням и высоким городским строениям. Да, они становились удобной мишенью, но чтобы их сбить, Темному Владыке пришлось бы самому вступить в бой, однако же, была уверенность, что пока этого не произойдет. Все были готовы.
– Огонь! – практически в унисон заорали Олиц и Реввиан, еще бы, ведь оба служили в королевской гвардии, и оба добились там успеха, а мысли у хороших командиров, сходятся также, как и у дураков. Засвистели стрелы, разрезая темное звездное небо. Вальдау, заточенные в темные доспехи, которые за время пути обросли грязью и пылью дорог, было практически не различить во тьме. Лучники-дилетанты стреляли наугад, но из-за высокой плотности нападавших, стрелы попадали в цель и павшие в начале строя вальдау к концу строя становились частью брусчатки.
Стрелы летели, детишки бегали, вальдау погибали, но продолжали идти. Их иступленная решимость шаг за шагом брала верх, они приближались к пролому во втором кольце, которое, словно атланты, удерживали мертвые яги. Там их ждал Ярис, из ноздрей которого вырывался дым, а глаза были налиты кровью, то ли от ярости, то ли от ненависти. Настоящий убийца, который не знал пощады, но при всем этом сохранял холодную, расчетливую голову командира.
Практически синхронно Олиц и Реввиан отправили вниз к Ярису половину своих лучников. Когда вальдау подойдут ближе и окажутся на территории второго застенья, их ожидает сопротивление со стороны людей Яриса, выстроившихся полукругом, или подковой, но прежде из-за спин пехоты, параллельно земле полетят стрелы, практически в упор расстреливая бородачей.
Черная река разбивалась волнами о красные стены второго кольца, проникала в небольшую заводь и постепенно разливалась вширь. Ловушка захлопнулась.
– Огонь! Подстрелите их братцы! – заорал Ярис, вытянув руку с мечом по направлению к неприятелю. Вновь засвистели стрелы с грохотом пробивая доспехи вальдау. Черный поток вновь ожил и помчался вперед с прежней скоростью.
Лучники успели совершить еще один залп, прежде чем пехотинцы вступили в бой. Как только произошел второй выстрел, Ярис бросился вперед, и вероятно, добрался до соперника быстрее пущенных стрел. В правой руке у него был клинок, выкованный Яром накануне, а в левой – небольшой щит с геральдикой Гренгана. Судя по состоянию щита, можно было предположить, что он прошел не одну битву, и возможно, побывал у нескольких хозяев, но при всем этом нисколько не потерял в своих качествах. Легкий и прочный. Ярис принимал на него удары топоров и молотов, скидывал их, и рубил сверху вниз, раскраивая и безвозвратно уродуя черепа вальдау. Ярис уловил пульс битвы, как сказали бы бывалые вояки: «его захватил ее жар». Он, казалось бы, потерял рассудок. Выставив вперед щит и прислонившись к нему плечом, он, словно волнорез, забирался в самое пекло. Парировал удары мечом, какие-то принимали на себя доспехи, некоторые останавливал телом, затем приседал и делал смертоносную вертушку, перерезая незащищенные сухожилия. Добить же упавших соперников было делом техники, тем более, что за ним шли его люди, не чуравшиеся этой грязной работы. Ярис от природы имел очень светлую кожу. Родившись на этот свет, его мать едва не отказалась от него, испугавшись, что ее сын – альбинос. Альбиносы были не в почете и считались кем-то в роде бесов, пришедших в этот мир для того, чтобы его развратить и разрушить. Но спасло его то, что он родился с волосиками на голове, которые имели пигмент. И вот сейчас, спустя много лет, тот, кому предрекали разрушить этот мир, его защищает. Ирония судьбы или шутка природы, когда черное может оказаться белым. Он нещадно рубил врагов, словно подпитываясь энергией, пожирая жизни падших вальдау. Становился только сильнее и неустанно шел вперед. Его белая кожа приобрела кроваво-красный оттенок. Его раны сочились, а вены вздулись. Там внизу, в пылу битвы, все воспринимается иначе, нежели это могло выглядеть со стороны. Архимагистр, обрушивающий огненные шары на головы вальдау, видел, что на самом деле нет никакого продвижения вперед, а Ярис со всей своей страстью топчется на месте и иногда делает шаг назад, чтобы переступить через груду тел. Левые и правые края подковы, состоящие из сменившихся лучников, были прорваны. Подкова вытягивалась в линию. Во дворе второго кольца вальдау становилось все больше. Еще немного, и их станет больше, чем защитников крепости. Нужно было отступать, потом будет поздно. Архимагистр выпустил из рук очередной шар, только на этот раз он полетел не вниз, а вверх, взорвался и рассыпался на многочисленные искры. Это был знак к отступлению. Маги на башнях усилили свой натиск, прикрывая отступление пехоты. Ворота третьего кольца отворились, и туда стали пробираться лучники, за ними тяжелая пехота Яриса, вскоре и сам Ярис, которого под руки затащили Олиц и Реввиан. Маги песков возвели стену из слюды, высотой примерно в два этажа, тем самым отрезав нападавших. Надолго это их не задержит, но отступлению поможет безусловно. Как только ворота захлопнулись, архимагистр создал сияющую сферу вокруг каждого мага песков. Маги поднялись в воздух и полетели в сторону королевского дворца. Архимагистру едва хватало концентрации, чтобы удержать и направлять эти сферы. Тщетно. Слишком тяжело. Слишком мало сил осталось и с каждым ударом сердца становилось только меньше. Зачем оно бьется и отнимает у него силы? Пост проступил на лбу, руки дрожали, жилы вновь почернели. Нет, никак. Больше нет сил. Сферы стали лопаться, словно мыльные пузыри, один за другим. Маги падали, как падают капли дождя, как падает и погибает мифическая птица феникс. Но погибнуть им было не суждено. Холодные тонкие руки хватали падающих магов и вновь набирали высоту.
– Да! Десять из десяти! – кричал мужчина в полосатых пандемийских штанах.
– Смотрите! – наперебой заголосили мужики. – Лилидийцы! Их поймали лилидийцы!
Ошарашенные такими перепадами высот маги песков едва стояли на ногах, и, чтобы не потерять остатки достоинства, рухнули на землю, тяжело дыша и щупая себя за тело. Да, известный факт. Как огонь боится воды, так и песок боится воздуха. У всех есть слабые места. Так и маги песков больше всего на свете любили и нуждались в твердой земле под ногами. Такие полеты, всевозможные морские путешествия – все это было не для них, а оказаться в состоянии свободного падения и вовсе подобно смерти.
– Пустите! Пустите меня! – Яр пробирался сквозь толпу. Услышав про лилидийцев он словно ожил. Что-то новое, неожиданное в этом болоте безнадежности. Подняв же голову Яр не мог не заметить ликующего мужчину и теперь бежал к нему навстречу.
Толпа обступила лилидийцев, торжествуя и немного побаиваясь. Среди нежданных гостей был и человек в пандемийских штанах, который активно всех приветствовал и призывал не бояться крылатых. Знакомил всех с главарем этой пернатой стаи, его звали Дабан.
Наконец Яр пробрался сквозь толпу.
– Ах ты, пес! Живой! Здесь! Спас наши задницы! – Яр крепко пожал руку и хлопал по плечу своей чугунной рукой. – Вернулся и снова герой, снова много шума вокруг тебя! По-другому ты не можешь, ха!
– По-другому не имеет никакого смысла! – довольно отвечал Линд, распушившись, словно павлин и выпятил вперед грудь. – Все живы и здоровы, он повернулся к Яру боком, провожая рукой взгляд в сторону спасенных магов, у которых уже прошла контузия, и они вернули былое самообладание.
– Линд! – глаза Яра бегали. – Здесь не все.
– Не все? Мы поймали всех, кто падал!
– Линд, Ребой, вы забыли Ребого, – Яр схватил островитянина за грудки и наклонил к себе, – это он управлял сферами!
– Он маг?
– Он в башне! В башне напротив пролома!
– Дабан, – обратился Линд к вожаку стаи, тот понял его без слов и взлетел вместе с еще тремя «птицами».
Четверка летяг быстро нашла нужную башню. Там действительно лежал человек. По всей видимости без сознания. Дабан дал команду. Двое крылатых подняли архимагистра и отправились в безопасное место, а Дабан на мгновение замер, осматривая поле битвы, кучу трупов, разрушенные стены, огромные трупы ягов, жилы, размазанные по второму кольцу стен. Самая бурная фантазия была не в силах представить того ужаса, что творился здесь в последние дни. Пролетавшие мимо стрелы выдернули Дабана из забвения и напомнили ему, что он находится на уже захваченной территории, и хорошо бы ему отсюда убираться, а не любоваться видами. Нет, это были отнюдь не предупредительные выстрелы, а очень даже на поражение, просто точнее вальдау стрелять не умели. Известная проблема.
Четверка крылатых приземлилась за стенами. Яр подбежал к архимагистру.
– Быстрее! Медика сюда! Врача! Отнесите его в лазарет! Архимагистр без сознания!
Вскоре появились носилки и четыре санитара унесли его в здание лечебницы – королевский дворец, его первый этаж.
– Архимагистр? – спросил Линд, когда двери лечебницы захлопнулись
– Да. Он такой единственный и много сделал для этих людей. Ты не представляешь, как Ребой изменился за время последней вашей с ним встречи. Даже не верится, что мы могли так его называть. Нет человека более решительного и сильного, чем он. Я не знаю…
– Все это очень мило, – вмешался в разговор Олиц, – нам тоже очень дорог архимагистр, он вдохновил нас, вернул нам надежду, – Олиц показал рукой на своих собратьев-военачальников и всех стоящих за их спинами, – но сейчас враг у наших ворот, и мы должны дать ему отпор!
– Ты прав, у нас еще будет время праздновать и вспоминать былое, но не сейчас.
– Да. Черт тебя подери, сейчас мы дадим бой! Снова! Все на стену! Нам нужно больше стрел! Камней! Тащите все, что может угробить одного-другого засранца, стоящего под нашими стенами! – вмешался немного остывший Ярис, но все также жаждущий битвы.
Боевой дух, мораль всей крепости поднялся, причем неожиданно сильно. Гренганцы поняли, что они далеко не одни в этой битве. Да, с ними уже были маги песков, но сейчас, когда в битву вступили лилидийцы, которых к слову было раз в десять больше, стало понятно, что мир не так плох, как кажется. Что старые разногласия меркнут перед ликом общего врага, грозящего уничтожить все на своем пути. Что люди, лилидийцы, пустынники все равно помнят и чтят те законы и обязанности, которые на них возложили древние. Все они хранители мира, а в случае опасности – его защитники.
Архимагистр стал тем, кто заставил память всех народов проснуться, ведь если честно, в битве участвовало уже пять народов-хранителей и пускай представителей Моссадора, Пандемии и Комории было всего по одному человеку, они были лучшими представителями своих стран и стоили сотни воинов. Архимагистр находился в тяжелом положении. Силы окончательно покинули его. Медики никак не могли ему помочь, помочь ему могло только время. Время – лучший врач, поэтому сделав все, что было в их силах, они зашторили его белой простыней и оставили отдыхать.
По холодному хрустальному дворцу послышались шаги, по звуку у путника был каблук или что-то такое звонкое, от чего эхо разносилось по всей зале. Путник шел к койке, на которой покоился архимагистр. Резко отодвинул еще качающуюся шторку. Это была супруга Владыки Гренгана. Она змеей вилась вокруг архимагистра, потом наконец остановилась и очень низко склонилась над ним.
– Как тебе понравилось мое представление? Тебе понравился мой урок некромантии? Знай же! Твой конец близок! Исход неизбежен. Неожиданный приход горстки лилидийцев не спасет тебя, а энтузиазм твоих солдат скоро погаснет, словно догорающая свеча, – она резко отдернулась и зашагала огромными шагами прочь, заставив только что успокоившуюся белую штору, раскачиваться вновь.
Глава 99
Мечта
Вьюга становилась все сильнее. Противоположный край пещеры был трудно различим, укутанный аккуратной горкой снега, плавно переходящей в огромное белое море. Бледный огонек все также качался и дрожал на ветру, все также не давал жара, но и не давал замерзнуть, и казалось, что все также пристально смотрел на Рена, словно немного тому не доверял. Рен же уже попривык к своему оппоненту и перестал считать его чем-то небывалым, поэтому практически не обращал на него внимание. Было видно, что капитан волнуется, видимо, что-то идет не по плану. Он иногда выглядывал из пещеры и пытался найти солнце сквозь все это молоко, но тщетно, однако внутренние, биологические часы говорили о том, что проводники уже должны были прийти. По крайней мере, так говорили внутренние часы капитана, внутренние же часы Рена говорили о том, что пора бы уже покушать и желательно также плотно, как и вчера. Только вот незадача – вчера был уничтожен весь запас провианта, видимо, с учетом того, что проводники отведут в какое-то не менее хлебное место. Но проводников не было и живот начинал подвывать в унисон метели. Впрочем, этот вопрос еще ждал, тем более, что вода является продуктом первой необходимости относительно пищи, а снега кругом было видимо-невидимо, главное, не наткнуться на желтый. Плюс ко всему они были в так называемой «колыбели магии», которая не даст погибнуть жизни, ведь тогда все лишится смысла. Да и вообще, если смертельно захочется есть, можно же съесть свою подошву! Одним словом, впервые за все знакомство Рена с капитаном, он был спокоен, а капитан встревожен. Какое-то новое неизведанное чувство. Возможно, Рену надоели эти переживания и горе от ума, поэтому он решил отключить его и не беспокоиться ни о чем, тем более, что капитан вполне успешно справлялся с этим сам.
– Что-то не так, – Рен сжалился над капитаном?
– За нами должны уже были прийти.
– Такой буран, не мудрено, что они задерживаются.
– Нет, буран им не помеха, здесь что-то другое. Что-то, что мне совсем не нравится.
Вдруг раздался волчий вой, его подхватили еще два волчьих баритона.
– Наконец-то, а вот и проводники, только почему три…
– Волки? Проводники? – былое равнодушие Рена сняло словно рукой. Волк. Каждый ребенок знает, что это опасный хищник, хоть и благородный, он не нападет на жертву из прихоти, потому что ему нравится убивать. Ваше счастье, если вы вышли на сытого волка, а вернее, на волчью стаю, но, если чувство голода уже начинает просыпаться в них, вам не спастись. В такой заснеженной пустыне вряд ли они смогли плотно позавтракать.
– Расслабься, вспомни, что я тебе рассказывал об этом месте. Самое опасное позади. Плату мы уплатили.
Расслабься. Было не так-то просто отключить инстинкт самосохранения и довериться человеку, который уже пять? Десять раз? Приносил всю свою команду в жертву, но деваться было некуда. Побежишь прочь, через сто метров провалишься по шею в снег и там же погибнешь, останешься здесь и, может, блеклый огонек покажет наконец свою силу, нормальные волки же боятся нормального огня, почему бы тогда ненормальным волкам не бояться этого странного огонька?
Наконец послышался хруст свежевыпавшего снега, кто-то приближался. Казалось бы, волки ходят бесшумно, по крайней мере человеческому слуху трудно уловить их приближение. А тут… Весьма наглое и беспардонное вторжение в идеальный мир пещерного человека. Хруст становился все более отчетливым, уже можно было понять, что приближается группа существ – хруст шел на перебой. Какое же было удивление на лице Рена, когда из-за угла пещеры появилось трое мужчин! Да, они были в волчьих шкурах, но с такими зимами можно носить и медвежью. Пропорционально удивлению Рена была и радость капитана. Он словно встретил старых друзей. Сразу заулыбался, пошел обнимать их. Они, к слову, не выражали никаких эмоций на своих лицах, и вообще казалось, что вся эта процедура приветствия обременяла их.
– А тебя я не знаю, вернее, твое лицо мне кажется знакомым, но здесь я тебя не видел, – обратился капитан к третьему мужчине в волчьей шкуре.
– Теперь я с ними, – спокойно ответил он. Ответил настолько спокойно, насколько может быть постной и грубой засохшая корочка хлеба. Капитан с пониманием кивнул.
Рен, потупивший глаза в бледный огонек и не желавший пересекаться с этими северянами взглядом, невольно обратил внимание на третьего мужика, которого не знал капитан. Невероятно. Рен отчетливо знал и помнил этого человека. Это он вынес его тогда из горящего Коммена, из той мясорубки и сгнившей тюрьмы. В тот день погибла Рези. Рен неловко вскочил на ноги, шаркая и спотыкаясь – пытаясь удержать равновесие, чем привлек внимание всех. Никаких сомнений. Третий северянин в волчьей шкуре – его хороший знакомый, с которым они совсем нехорошо разошлись, но теперь он здесь! Он подходил и телосложением, и на лицо был похож, только взгляд был потухший и чувствовалось, что воля его угасла. Рен пересекся с ним взглядом, но вскоре капитан стал что-то говорить, видимо, объясняя, зачем нужен этот оболтус, представил Рена северянам. Незнакомый северянин перевел взгляд обратно на капитана, никак не отреагировав на Рена, а Рен в свою очередь не решился заговорить, поскольку чувствовал груз вины перед этим человеком. Рен признал свою ошибку, тогда он был на эмоциях – он потерял девушку, в которую влюбился еще, когда она была совсем маленькой девочкой, а он – маленьким мальчиком. В этот же день Рен лишил себя еще и друга, или если не друга, то очень хорошего знакомого, который, судя по всему, решил вычеркнуть обидчика из своей жизни и памяти. Поделом ему.
– Идем! – рявкнул капитан. – И сделай мину попроще, они не очень-то благосклонны на твой счет.
– Но там… – попытался возразить Рен и остался один в пещере. Огонек погас. – Буран.
Рен выскочил из пещеры, боясь отстать и чуть сразу же не провалился по грудь в снег.
– Ступай след в след, – окликнул его капитан.
Картина повторялась, снова снег, вокруг белая пелена, впереди размытая черная фигура капитана, и ноги уже успели намокнуть. Рену доставались все хуже и хуже вытоптанные следы, такое чувство, что капитан шел по рыхлому снегу, а не за тремя огромными мужиками.
– Здесь волчий след! Нам точно туда?
– Я знаю! След в след! И закрой уже рот! – кричал сквозь буран капитан.
Они поднимались в гору, впрочем, как и всегда, но вдруг она неожиданно кончилась, и впереди раскинулось огромное плато, насколько можно было видеть сквозь всю эту белену, хотя бы условно различая линию горизонта. Капитан остановился, Рен нагнал его, стал рядом.
– Видишь торчит коряга? Нам к ней.
Коряга была шагах в двадцати от них, поэтому добраться до нее не составило никакого труда. Она едва торчала из-под снега и торчала на уровне колена.
– Держись крепче.
– Крепче?
Коряга рванула, капитан с Реном повалились с ног, но рук не отпустили. Они упали на какую-то доску. Веревки спереди натянулись и уходили куда-то в белену. Снег засыпал рот, глаза, попадал в уши. Веревки периодически меняли направления, все вместе уходя то в левую часть, то в правую. Сани, ведомые не пойми кем, подпрыгивали на кочках, камнях – приходилось стараться, чтобы удержаться в «седле». От холода и ветра пальцы уже не чувствовались, руки покраснели, кожа стала трескаться и лопаться, скулы и лоб постигла та же участь. Сани шли быстро, всяко быстрее, чем пытаться идти сквозь вечный холод и снег пешком, по пояс в стихии. Видимость улучшалась, ветер стихал. Снег падал ровно и плавно, большими хлопьями. За всем этим теперь можно было различить тех, кто тащил эти сани, кто был в узде. Не трудно догадаться, что это были не лошади, такие привычные обывателю, для которых снег и зима существуют либо где-то высоко в горах, либо в мифах и легендах «О вечном хладе». Как бы Рену ни хотелось поскорее закрыть этот вопрос, но он все же предпочел не гадать, а сконцентрироваться на онемевших кистях и дождаться, когда видимость станет еще лучше, и о тройке скакунов можно будет судить однозначно. Да, именно тройке – по две веревки на каждые плечи, как в повозках оглобли. Вдруг резко снегопад прекратился, также резко, как кончается стол, по которому катится кувшин или что-нибудь легко бьющееся. Можно было обернуться и увидеть стену снега, которая вдруг резко кончается, как будто упираясь в огромное стекло, и никак не может попасть внутрь. На небе было ясно, белый снег отражал солнечный свет и сильно слепил саночников, привыкших к сумеркам снегопада. Из-за яркого солнца и резкой смены погоды, Рен даже забыл посмотреть на тройку тягачей. Он просто задрал лицо к небу и наслаждался теплыми солнечными лучами, которые растапливали льдинки на ресницах и грели обмороженные скулы. К кистям вновь пошла кровь, и он наконец смог почувствовать свои пальцы. Да, все на месте, все пять. Но пока пошевелить ими не удавалось – оно и к лучшему – меньше вероятности сорваться. Наконец Рен насладился новыми, хорошо забытыми благами природы, его глаза привыкли к яркому свету и открылись – впереди, высунув язык из пасти, бежали три волка. Слева, за корягу держался капитан, невозмутимо смотря вперед и гордо подлетая вверх на кочках. По его взгляду можно было догадаться, что его отнюдь не удивляла волчья тройка, и он считал это в порядке вещей, в отличие от Рена, у которого в голове три северянина никак не могли превратиться даже в одного волка. Сани мчались вперед, все быстрее и быстрее, словно почуяв тот смрад, что творился у Рена в голове, и вместе с ветром пытались выдуть его оттуда. За последние дни Рен столько повидал, пора бы уже привыкнуть, что здесь творится нечто невообразимое, и, что более важно, оно в порядке вещей, как и резкая смена снежного покрова на травяной! У Рена глаза полезли на лоб, белая скатерть оставалась все дальше позади, а сани уже скользили по цветущему лугу. Рен знал много цветов, он считал себя человеком природы, поскольку дома в Корвисе жил и ночевал очень редко, постоянно охотясь на клыкачей и оленей. Но он не узнавал ни одного аромата цветов с этого поля, а их сочетание было настолько прекрасным, что в нем можно было утонуть. В нем хотелось утонуть! Рен даже свесил голову с саней, желая вдохнуть в свои легкие как можно больше приторно сладкого аромата, но сильная рука капитана резко взяла его за шкирку и вернула в сани обратно. Голова Рена на какие-то мгновения разминулась с острым камнем. Рен усвоил урок и больше не высовывался, только смотрел по сторонам на все это многообразие красок и запахов. Вокруг летали бабочки, каждое крыло которых было размером с человеческую ладонь, таких же размеров были и стрекозы. Летали пчелы размером с кулак. Казалось бы, куда больше? Пчела и нормального размера не рождена для полетов, а тут она в разы больше, и это не мешало ей показывать чудеса воздушной эквилибристики. Зеленый, красный, оранжевый, желтый, голубой – цвета менялись, словно в калейдоскопе. Как же изменчив и контрастен мир, и как он невероятно красив. Куда бегут волки? Зачем они бегут так быстро? Почему они не могут остановится и насладиться этим безумством красок? Может, потому что они хищники и любят лишь запах сырого мяса? Может быть, и поэтому. Рен не знал ответа, и на удивление, это его не волновало. Дурман навалился на него и шептал на ухо, чтобы он разжал руки и остался здесь. Остался навсегда. Рен был согласен, но руки его еще не слушались. Пальцы примерзли и мертвой хваткой вцепились в корягу. Рен поддался дурману, потерял связь с миром, капитаном, связь с временем и пространством. Он словно выпал за борт «Беглеца», но упал не в соленое море, которое накрывает его волнами с головой, а упал в небо. Розовые облака, на вкус немного сладкие, теплые, словно женские груди, мягкие, будто лучшая, отборная перина самых высоких господ. Блаженство выглядит именно так. И оно сейчас здесь, в этом месте. Но до селя стоявшие облака поплыли прочь, оставляя Рена абсолютно одного, он тянулся к ним рукой, они хотели к нему, но их разлучили. Опять все потемнело, воздух становился свежим, как после грозы, развеивая последние сладострастные запахи северных лугов. Розовые облака остались далеко позади, и Рен начал падать, сильно ударившись о сани головой и придя наконец в себя. Его перевернуло на спину, он держался за корягу одной рукой и, вытаращив глаза, пытался нащупать ее второй, которую еще недавно тянул к розовым облакам. Капитан облегчил его муки, молча взял за запястье и положил руку на корягу. Рен вновь перевернулся на живот и мельком взглянул на капитана, ему было немного стыдно, должно быть, он выглядел крайне нелепо, и капитан точно не упустит возможности рассказать об этом в каком-нибудь кабаке – выставить на посмешище. Рен ни за что не хотел становится героем рассказов капитана – это было хуже, чем получить черную метку или попасть в чистилище.