– Ты знаешь, как он работает, – сказал дед и резким, грациозным движением убрал платок, скрывающий шар. – Обратись к самому себе. Все люди, с которыми мы встречаемся в жизни, забирают у нас частичку души, либо мы ее сами отдаем, считай, как больше нравится. Ты без труда сможешь отыскать своих попутчиков, и, быть может, даже заглянуть в грядущее.
– То есть будущее?
– Нет. Я сказал грядущее. Это то, что при текущем положении дел должно сбыться, но стоит только немного отклониться от курса, и оно изменится.
«Начали». Линд обхватил сферу двумя руками. Вновь все мышцы напряглись, растягивались, словно на дыбе. Глаза затянуло дымкой. Свет его очей угас. Теперь магический шар был его оком. Он вращал его в своих ладонях, словно они служили шеей. Он искал, искал частички себя. Шар вывел его к всаднику в черных, балахонистых одеждах. Всадник медленно шел в каком-то нескончаемом потоке людей, маленьких людей, почти не обращая внимания на дорогу. Все его мысли были сосредоточены на книге, которую он держал в руках и по строкам которой так ловко скользил его изуродованный язвами палец. Линд не знал это человека. Кто он? Шар вновь перевернулся в его руках. Город с черными стенами, неприступными стенами, тревога, страх, это чувствовалось. Кузница, горн, меха, кузнец, работающий практически без сна, изготавливающий наконечники для копий, стрел, мечи, шлемы. Почему-то в этом городе не было оружия. Этот кузнец был знаком Линду. Он был такой же по росту и очень похож на людей, в потоке которых шел черный всадник. Лицо было расплывчато, нельзя сказать что-то определенное. Человек в рясе, беседующий в пустом тронном зале какого-то господина, видимо, хозяина этой крепости. Человек в рясе что-то объяснял хозяину, хозяин не соглашался, а вокруг них кружила женщина в длинных одеяниях, словно спутывая мысли хозяина и речи человека в мантии. Но их лица были тоже трудно различимыми. Лес, стая волков, один из них ранен, но рана не кровит. Это что-то другое, что-то более зловещее. Было ощущение, что у него разрушается душа, еще немного, и он перестанет существовать. Он уже не считает себя частью этого мира и ничем себя с ним не связывает. Линд вновь изменил взаимное положение рук и шара. Черная крепость в огне. С неба льется дождь, но он не тушит пожары, а наоборот – подливает масла. За стенами битва. Снова черный всадник. Его армия успешно наступает, хоть и несет потери. Они уничтожили все кордоны и сопротивление на подступах,и теперь уверенной поступью направлялись к стенам города. Еще вращение. Прорвано третье крепостное кольцо города. Армия черного всадника проникает в дома, режет, сечет, убивает всех на своем пути. В подвалы домов, где скрываются женщины и дети, бросаются факела, люки задраиваются. Люди гибнут, задыхаясь от угарного газа. У дворца хозяина крепости собралась небольшая кучка ее доблестных защитников, среди них был и человек в рясе. Он бросает руку вверх, из нее вылетает монета, он громко произносит какие-то слова. Все, даже черный всадник, зачарованы его криком и не отводят взгляд от монеты. Яркая вспышка, выжигающая глаза. В небе появился силуэт женщины, она показалась знакомой Линду. В руках у нее был лук, из которого она не раздумывая выстрелила в черного всадника. Тут же всех ослепил зеленый свет, и над всеми появилась еще одна девушка. Тоже до боли знакомая Линду, но так и не узнанная им. В руках у нее были кинжалы. Сияющие очертания девушек вступили в схватку в воздухе, а всадник и защитники крепости – на земле. Руки поменяли расположение вновь. Солнце светило над крепостью. Все кончилось. Все прошло. Больше ничего не происходило и происходить не будет. Город пал и превратился в склеп, некрополь – город мертвых. В подвалах домов, застыв в предсмертных объятьях, задохнулись женщины и дети. На улицах лежали трупы. Без конечностей, расчлененные, с ужасными увечьями. Солнце уже испарило из них почти всю влагу, и теперь они не привлекали даже падальщиков. На главной площади, ведущей к дворцу, из трупов сложена небольшая гора, на вершине которой был казнен человек в рясе. Казнен – посажен на кол. Руки, ноги – все тело Линда больше не могло выдерживать это напряжение, мышцы отказывались выполнять приказы мозга, и шар в руках уже больше не вращался. Линд упал на одно колено, на другое, потом и вовсе завалился на бок, плавно разжав руки и аккуратно выпустив из них шар, который, впрочем, недолго катился по мокрым камням и вскоре был настигнут платком, до селя охранявшим его покой.
Дед наклонился к своему гостю, проверил дыхание. Редкое, но стабильное. Взор его еще затуманен, но он очнется, придет в себя, вот только когда? Не будут ли напрасны его мучения сейчас, если для восстановления понадобится много времени, не успеет ли превратиться в жизнь все то, что он смог увидеть? Сможет ли он исправить это грядущее? Ведь во многом и от него зависят жизни и судьбы всех живущих здесь людей, зверей, птиц и даже тварей.
«В чем проблема?» – спросите вы. – «Почему дед сам не узнает ответы на эти вопросы через магический шар?»
«Не все так просто,» – снисходительно отвечу я вам. – «Если бы он мог. Он заплатил слишком высокую цену. Поклялся слишком многим и слишком многое принес в жертву. В том числе и себя. Линд был его полной противоположностью, он, не будучи государем, мало беспокоился о людских судьбах, его интересовали только свои заботы, а чужие веселили. Однако не зря народная мудрость гласит: «Век живи, век учись», – в ней говорится, что человек ищет себя на протяжении всей жизни, так же искал себя и Линд. Он был законнорожденным правителем, но дважды лишен этой привилегии и дважды отказался от этих почестей по собственной воле. Пускай и не сознательно, но ничто в нашей жизни не случается просто так, ровно, как и не берется из ниоткуда, и тем более не уходит в никуда».
Глава 92
Курс на Дикие Северные Земли
Гроссмейстерская пауза, которую взял Рен в общении с капитаном, уже порядком затянулась и с каждым мгновением переставала быть таковой. Нет, это не значит, что Рен не разговаривал с капитаном – разговаривал, но только по рабочим вопросам, ведь Рен был старпомом на корабле. А вот все, что касалось там всяких Диких Северных земель, так об этом Рен не спрашивал, хоть ему и хотелось. Безумно. Любопытство брало верх. Капитану это только было на руку. Единственный человек на корабле, который приставал с расспросами на счет заданного курса, самоликвидировался. Это была безоговорочная победа с полной капитуляцией противника. Поэтому капитан ходил довольный и сиял, словно медный пятак. "Беглец" держал заданный курс. Погода благоприятствовала. А Рен держался из последних сил. Гордость пока еще брала верх над любопытством, но сдавала высоту за высотой, позицию за позицией. Не ровен час, когда знамя обескровленной гордости падет на поле брани, а ноги понесут Рена на мостик или в каюту капитана, где эстафету подхватит язык. Но только не сегодня. Рен сидел на корме, свесив ноги, и поигрывался маленьким охотничьим ножом без гарды, подкидывая его в воздух и не глядя ловя за рукоятку. Он смотрел вдаль, чтобы отвлечься от сосущего любопытства, пытался отвлечься, но картина, которая открывалась его взору, вряд ли благоприятствовала этому. Слишком мало на ней было предметов, деталей, на рассматривание и обсуждение которых можно было отвлечься. Только морская гладь, бесконечная, как его одиночество. Гладкая и ровная, как зеркало, на котором не было видно даже накатывающих барашков, их просто не было. На поверхности океана был полнейший штиль. Высокие мачты «Беглеца» еще умудрялись ловить ветер, но океан был напрочь лишен этой привилегии и мирно покоился, возможно рассуждая о своем былом величии, когда он крушил любые корабли. «Этот час непременно повторится!» – словно успокаивал и без того спокойный океан Рен.
Дни сменялись, он уже даже сбился со счета, сколько дней они в пути, не потому, что они так давно покинули Талестру, а потому что он просто не считал и не думал об этом. Однако же запах моряков говорил о том, что не так и давно. От них еще пахло чем-то кроме пота, а их волосы были не настолько засалены. Но нюх охотника здорово притупился за время пребывания на «Беглеце», Рен уже не доверял ему так, как раньше. Ножик в руках Рена сменил род деятельности. Он уже не рассекал в полете воздух, а кромсал палубу, стол, мачту. По одному лишь ножику можно было понять внутреннее состояние Рена. Еще недавно его ножик летал, что говорило о том, что летает и Рен, ни на чем в общем-то не концентрируясь, но уже сейчас Рен ходил ногами по земле, и что-то определенное тревожило его разум, а ножик был подобен мысли, которая раз за разом била в центр мишени – Рен был сконцентрирован на одном лишь вопросе. Капитан словно замечал эти перемены и сиял еще ярче, порой затмевая своей персоной светило небесное, от этого Рен злился, а капитан еще больше прибавлял в своем сиянии. И все по кругу. Долго так продолжаться не могло. Еще немного, и Рен уже бы палил из всех орудий, просто так беспокоя океан. Он в очередной раз подбросил ножик, ловко поймал его и не менее ловко метнул в мачту на второй палубе, вонзив почти по самую рукоятку. Предел достигнут.
На следующее утро Рен проснулся, выбрался из своего гамака и уверенной походкой направился к капитанской рубке. Сейчас что-то случится. Он без стука открыл двустворчатые двери в капитанские покои и застал свою цель, склонившейся за картой.
– А ты крепыш, – заговорил капитан, не отвлекаясь от карты, – долго терпел, я думал сдашься раньше.
– Спасибо за похвалу, – язвительно ответил Рен.
– Зачем пожаловал, – спросил капитан, уже повернувшись к нему и поигрывая интонацией, словно только проснулся.
Рен подошел к круглому столу и склонился над картой, также как мгновение назад стоял капитан.
– Где мы? И самое главное, куда мы?
– Меня всегда смущала в тебе одна вещь… – капитан взял паузу, ожидая, когда Рен подыграет ему.
– Какая? – абсолютно безразлично, выдохнув, спросил Рен, понимая, что вновь начинаются какие-то игры.
– Ты часто задаешься вопросами, но слишком зарываешься, ища ответы внутри себя и упускаешь детали, – капитан подошел к маленькому окошку и резко одернул кружевную занавеску, не забывая при этом сиять и поигрывать пальцами на расшитым золотыми нитками камзоле.
Рен глянул в окно, уже уставший от этих игр, не увидев ничего, кроме воды, перевел взгляд на сияющего капитана, как вдруг что-то проплыло мимо. Рен вновь обратился к окну, а капитан заулыбался еще сильнее. Он вновь победил. Рен приблизился к окну, мимо проплыл еще один белый островок.
– Это лед?
– Это лед, – подтвердил капитан. – И если бы ты был еще внимательнее, то увидел бы и сушу, – капитан направился к противоположному окошку и также изящно отодвинул занавеску, там действительно была земля. С маленькими снежниками, лежащими в ложбинах и так не сумевшими растаять в тени холмов.
На этот раз он не подошел к окну, было и так все понятно, он обратился к карте, пытаясь выяснить, хотя бы предположить то место, где они сейчас находятся. Его палец скользил по шершавой поверхности плотной бумаги, периодически заходя на восковые островки, оставленные свечами, наконец палец остановился. Он вопросительно взглянул на капитана.
– Почти, – капитан взял его кисть и передвинул выше. – Вот здесь. Мы сейчас огибаем Кривой рог с северной стороны.
Одним вопросом стало меньше, но был еще и второй, который Рен не постеснялся задать.
– Но ведь это не конечная точка нашего пути?
– Нет, – капитан покачал головой и вновь улыбнулся от уха до уха.
– Так куда мы идем? – Рен чувствовал, как участился его пульс.
– Ты знаешь ответ, всегда знал ответ, но боялся это признать, но не расстраивайся, людям свойственно бояться неизвестности. Это нормально.
Рен отшатнулся от стола, взглянул на капитана, на карту, вновь на капитана. Сглотнул.
– Дикие Северные земли?
– Именно.
– Но ведь это верная смерть! Ты ведешь всех нас на верную смерть! Оттуда никто не возвращался живым!
– Так уж и никто? – капитан словно подтрунивал над напуганным юношей.
– Столько историй и легенд гласят об этом, хватит издеваться! Ты знаешь их и без меня!
– Знаю, но… – капитан взял драматическую паузу для усиления эффекта, – откуда же они тогда берутся? – «бац» – зазвенели воображаемые оркестровые блины.
Рену было нечего ответить, вместо этого он снова спросил.
– Команда знает? Почему они так спокойны?
– Нет, ты что, они ничего не знают. Посмотри на них, им все равно. Они получает деньги за плавание, а куда оно их ведет, им не важно. Это ты у нас такой особенный.
– Зачем мы туда идем?
– Скоро узнаешь.
– Ну вот опять. Почему нельзя просто сказать?
– Потому что тогда испортится первое впечатление, – капитан резко посуровел, как обычно с ним это бывает, когда он решил, что разговор подошел к концу. – Выметайся из моей каюты. А ну, п-шел вон! – Рен беспрекословно выполнил приказ и уже стоял, облокотившись на перила, и считал проплывающие мимо льдины, размер которых все увеличивался и увеличивался.
Очередной диалог с капитаном, который породил больше вопросов, чем ответов. Или вернее так, вопросы, с которыми Рен пришел к капитану кажутся безумно несущественными по сравнению с теми, с которыми он покинул его рубку. Сама фигура капитана покрылась еще большей таинственностью и загадочностью. Первое впечатление, как об обычном разбойнике и головорезе, развеяно напрочь. Этого всего лишь маска. В этом у Рена не было никаких сомнений, но кто он на самом деле – неизвестно. Уже не в первый раз их разговор об этих проклятых землях ставит Рена в тупик, и оба разговора ведет капитан, словно дирижер, вольный оборвать его в любой момент, как правило – в самый интересный. Так или иначе, капитан был большим человеком, чем казался на первый взгляд. Его чрезмерное терпение к Рену говорило о том, что, возможно, Рен был ему для чего-то нужен там, в Северных землях, а может быть, он был просто игрушкой, которая развлекает его в дальнем плавании, ведь как резонно заметил капитан, команде абсолютно плевать, куда идет корабль, пока жалование будет исправно выплачиваться, и пока будут горячи женские бедра в портовых борделях. Рен был одинок на этом корабле. Единственный небезразличный человек на корабле играл с ним. Этот соперник был не по зубам старпому, оставалось терпеть и ждать развязки, развития событий. А разве существует что-то ужаснее в этом мире, чем ждать и терпеть? Нет. Безусловно. Даже смерть, которая по своему существу ведет тебя к одному итогу – в царство мертвых, бесконечную пустоту или еще что-то, тут уже зависит от фантазии и вероисповедания каждого человека, может быть принята по-разному. Перед ее ликом, неизбежностью, любой выберет быструю смерть, поэтому гильотины, какими бы кровожадными они ни считались, очень гуманное средство казни. Гораздо гуманнее, чем осиновый кол или четвертование, мало ли, как могут от тебя оторваться руки и ноги. Нечто схожее сейчас чувствовал и Рен: проплывающие мимо льдины все сильнее и сильнее сковывали его, обездвиживали, оставляя на поверхности лишь голову. Теперь ему оставалось только гадать от чего он погибнет: унесет ли его, или нижнюю его часть, за собой под воду какой-нибудь морской гад, явится ли ему смерть в облике какого-нибудь медведя или чего-то невиданного, мало ли, что или кто обитает в этих землях, или просто буран навсегда остудит его голову. Одно из трех, это как тянуть короткую спичку, когда все они короткие. Рен не верил в свой счастливый исход, но и уйти с корабля он уже никуда не мог, тем более, что с корабля бегут только крысы. Оставалось просто ждать.
Кривой рог, еще один плохо изученный участок суши, оставался по правый борт и все дальше уходил за горизонт. Льдины, плывущие навстречу становились все больше, и уже в любом месте на корабле отчетливо слышались их удары и скрежет о корму. Тут уже настал черед команды волноваться за собственную жизнь, но все волнение было мастерски снято бочонком отменного пойла из личного запаса капитана, а надежда Рена на небольшой бунт и появление единомышленников угасла, словно пламя свечи во время урагана. Покуда команда ликовала и распивала уже третий бочонок из личного запаса капитана, Рен забрался на растр «Беглеца» и пытался смотреть вдаль, ему было важно видеть наперед, но солнце садилось ему в спину, а отбрасываемые тени корабля только усложняли задачу. Тем не менее, Рен оставался на своем посту и видел, чувствовал, как встречные льды все сильнее сковывают и замедляют «Беглеца». Солнце окончательно ушло за горизонт, а на корабле зажглись бортовые огни. Паруса были натянуты, напряжены, ветер исправно, без устали, выполнял свои прямые обязанности, но корабль почти встал. Рен свесился за борт, опустив фонарь как можно ниже. Все. Конец. Приплыли. Вперед дороги нет. Лед окончательно сковал «Беглеца», которого теперь можно было смело переименовывать в «Пленника». Но на палубе был праздник, и никто не заметил никаких перемен, никто не заметил, что корабль встал, ровно, как и то, что изменилась погода. Стало холодно, но разгоряченные матросы шутили пошлые шутки, грязно ругались, боролись на руках и играли в карты на будущее жалование. Словом, все то, что было запрещено, в этот вечер было разрешено, капитан и сам не стеснялся участвовать в этом аукционе невиданной щедрости. Глядя со стороны, можно было предположить, что весь этот пир был устроен для отвода глаз, чтобы не сеять панику на корабле, вдобавок ко всему, очень ловко «Беглец оказался во льдах по среди ночи, в кромешной тьме. И даже, если кто-то оторвется от торжества, чтобы пойти справить нужду за борт, он едва ли что-то различит, забродившие напитки напрочь лишают внимания и служат успокоительным ничуть не хуже материнской груди.
Что толку было сидеть здесь, на растре, и смотреть вниз или вперед, все сильнее ощущая обреченность. Нужно и можно было воспользоваться моментом, чтобы насладиться всеми благами праздной жизни, которой Рен вовсе не сторонился, а наоборот, всячески благоволил и поддерживал. Тем более, быть может, подвыпивший капитан потеряет немного самообладания, да и сболтнет чего лишнего. Вдобавок ко всему, на корабле никто не метал ножи так метко, как Рен, это был хороший повод подзаработать деньжат по возвращении в какой-нибудь порт. Матросы, хоть и были самым разношерстным сбродом, но свято чтили карточные долги, это были долги чести. Собственно, к карточным долгам относились все долги за проигранные состязания на глазах у команды. Поэтому не было никого резона упускать такое веселье, тем более, что плавание затянулось, и это чувствовалось отнюдь не по запаху матросов, которые, к слову, пахли не так уж чтобы ужасно, как раз из-за того, что корабль держал путь отнюдь не через южные моря. Именно это пару дней назад и сбило Рена, не уловившего незначительное снижение температуры день ото дня, ведь почти всегда ты сравниваешь день идущий с днем прошедшим и почти никогда с днями, что были неделю назад. Он спрыгнул с растра и направился в гущу событий, команда приняла его одобрительными возгласами и тут же поставила до краев кружку, наполненную чем-то горячительным. Рен пересекся взглядом с капитаном. Капитан знал, что произошло за бортом и был к этому готов, так и должно было случиться. Рен уловил эту уверенность и невольно доверился капитану, еще ни разу не подводившему его. Залпом выпил все, что оставалось в кружке после первого глотка и вышел в центр пиршества.
– А ну ка, кто хочет посостязаться в метании ножей?
Толпа разочарована зашумела.
– Ты снова оберешь любого до нитки! – раздалось откуда-то.
– Да брось, меня можно победить! Ставлю половину своего жалования против всего лишь четверти вашего!
– Черт меня подери, да! Я сыграю с ним! Только он должен выпить еще три кружки! – толпа яростно поддержала этот план по спаиванию старпома в надежде на то, что он окосеет, а жажда отыграться после поражения только возрастет.
Рен выиграл три поединка, разделенные четырьмя кружками пойла, после чего команда торжественно послала его и его конкурсы и перешла на карточные игры, где Рен проиграл половину своего выигрыша.
Глава 93
Осада Азмары
Снова дождь. Странно. Все же это были настоящие тучи. Не те, что бросают тень на город по злой воле Темного Владыки, а те, что сезонны и гостят из года в год. Дождь барабанил по только что выкованным латам воинов, выстроившихся в несколько рядов на черных стенах. В их глазах было только смирение. Ни страха, ни азарта – безразличие. Люди слишком долго варились в этом котле эмоций, и уже лишились их полностью. В самый неподходящий момент, когда наоборот следует неистово броситься на врага, закрыть грудью товарища и погибнуть героями. А может напротив, холодные головы и расчет приведут цитадель к желаемому результату. Владыка Гренгана, пожалуй, был единственный, кто еще ощущал нервозность. Наверное, он до последнего момента не верил, что битва состоится и относился к волнениям простолюдинов свысока, как и подобает носителю королевской крови, но сейчас, перед ликом врага, чьи орды не знали числа, королевская кровь стыла в его королевских жилах. Он хотел бежать, но куда? Да и зачем? Он же Владыка. Зачем нужен Владыка, если некем будет править? Нет смысла, правильно. И он остался. Вокруг него все также кружила его супруга. В свободных, светло-голубых одеждах, она была словно вода в студеную пору, змея, призрак. Сами выбирайте понравившуюся метафору. Государь словно не замечал ее, а может, в этом была ее заслуга. Ее довольное выражение лица выдавало в ней заговорщицу и провокатора, словно это она столкнула лбами две силы, но едва ли она была причастна к этой битве, к этому уничтожению всего живого. С другой стороны, никто не знает истинных мотивов Темного Владыки, а войн, начинавшихся из-за женщин, история знает бесчисленное множество. Глупо предполагать, но вдруг восставший из мертвых пришел в этот час именно за ней, живой, но такой холодной – почти что мертвой. Из государева дворца было хорошо видно, как приближается враг. Широким фронтом теплых огней факелов. Однако весь уют рисующейся картины мерк и растворялся, словно дым, по мере приближения. Повстанцы архимагистра сидели в собственноручно выкопанных ямах, окопах, ловушках, в сенных домах, которые служили большой пороховой бочкой и ждали, несмотря на то, что шел дождь, пока стройные ряды противника прочно увязнут в бесчисленных кордонах.
Армия Владыки наступала медленно, словно морские волны, все сильнее и сильнее накатывающие на берег, по мере приближения от первой до девятой. Владыка гордо восседал на своем черном жеребце, немного расхлябанно держась в седле, это был его бенефис. Очередной и не последний, ведь еще была Комория, нетронутая им страна, жители которой сами загнали себя в ловушку, спрятавшись в своей горной крепости. Владыке это было на руку – прихлопнуть всех одним махом. Комория осталась вишенкой на торте и как ему казалось, самая тяжелая битва будет там, ведь именно в Комории до сих пор сохранилась Школа Магических Искусств, и именно там обучали магии. Ну не то, чтобы магии – пародии на нее. Жалкой пародии. Тем не менее, даже самое жалкое проявление магии было куда опаснее мечей и стрел. Пока еще ни разу Владыка не встретил на своем пути достойного сопротивления, только безудержный и бесславный героизм, который никогда не попадет в анналы истории, ведь не осталось никаких свидетелей, разве что птиц. И то это были черные вороны, верные слуги и разведчики Темного Господина. Владыка остановил коня у первой попавшейся на пути баррикады. Пешие воины продолжали плавное продвижение вперед, медленно обтекая все препятствия. До стен было еще далеко. Слишком далеко даже для требушетов и баллист, не говоря уже о луках, владению которыми с трудом получилось обучить армию вальдау.
Земля разъезжалась под весом закованных в броню бородачей, дождь усиливался, видимость ухудшалась. Нужно было продвинуться к черным стенам как можно ближе, и все бы ничего, если бы было возможно различить их в этой кромешной темноте. Вальдау остановились. Владыка спрыгнул с коня, по щиколотку провалившись в грязевую жижу, обошел стоявшее спереди препятствие и резко бросил ладонь вперед. Яркий луч вырвался из нее, пронесся над головами вальдау и разбился о черные стены. Было еще достаточно далеко. Можно продолжать движение.
– Встать за теми домами, – сказал он Феанору, возвращаясь в седло. – Расчистить завалы для подхода осадных орудий.
Тысячи сапог вновь заставили дрожать землю, осыпая пыль и песок на головы схоронившихся диверсантов. Архимагистр нутром чуял, как начинают паниковать некоторые его люди, как не терпится броситься в бой другим, как гложет это предвкушение момента начала боя третьих. Но архимагистр слышал, что произошло в Моссадоре. За считанные дни и без того хрупкое равновесие в стране было нарушено, погиб названный государь Моссадора, пал Крокатун, а вернувшиеся из разведки оборотни доложили о бесчисленной армии вальдау, движущейся на восток. Он был уверен, что это невозможно, но увидев сейчас марширующих бородачей, разубедился в своей правоте. Он чувствовал, что они прошли весь этот путь и унесли жизни стольких людей не по своей воле, что они всего лишь заложники, что нельзя их крушить так, как любого другого неприятеля. Итогом этой битвы станет исчезновение с лица земли одного из народов: вальдау или гренганцев. Архимагистр оценивал, как можно сократить потери и выиграть битву, не запачкав руки в крови, но это была утопия. Оборотни донесли о черном всаднике. Архимагистр предполагал, что именно он подчинил себе вальдау, а увидев разбившийся о стены Азмары луч, лишился всяких в этом сомнений. Архимагистр пытался считать шаги, время, чтобы понять, сидя в яме, как глубоко они оказались в стане врага и когда их выход.
– Архимагистр, пора? – нетерпеливо донимал сидевшей рядом с ним в засаде Олиц. – Отрицательный ответ. Сидевшие рядом повстанцы приняли ответ.
– А теперь пора! Вперед! – из ямы вырвался Яркий огненный шар, пронесшийся над головами солдат, параллельно стене, словно солнце, озарив их лики, и погас, упав где-то в тени деревьев.
Началась суматоха. Отовсюду появлялись гренганцы, делали точный выстрел из лука и вновь скрывались. Появлялись потом уже в другом месте, вновь точно выпустив стрелу. Из-под земли выбежали около сотни человек с мечами и копьями, внося неразбериху в стройные ряды противника. Они бежали вдоль длинного окопа, чтобы рубить мечом, ожидая ответа только с одной стороны. Вальдау никак не реагировали на атаки. Владыка не предвидел такой поворот событий. Его застали врасплох, оставалось только выдержать этот удар и надеяться, что он будет не слишком болезненным. Тем не менее, вальдау оказали сопротивление, тупо давя числом, валя на землю и забивая на смерть диверсантов. Ход хорош неожиданностью, но эффект неожиданности подошел к концу. Архимагистр выпустил второй огненный шар. Люди на стенах засуетились, но Владыка не придал этому должного внимания, он хотел, как можно скорее передавить всех выскочек, всех гадов, которые, если и не смешали ему, карты, так точно лишили привилегии ходить первым. Владыка терпеть не мог играть по чужим правилам. Но он уже играл по ним и пропускал второй ход подряд. Ворота Азмары открылись. Диверсанты, прикрываемые лучниками со стен и архимагистром с земли, налево и направо сорящим огненными лучами, бежали в крепость. Как только добежал последний диверсант ворота с грохотом закрылись, заскрежетали засовы, упали балки и опоры, опустилась герса.
– Сейчас что-то будет, – безумно радостно проговорил Олиц.
Лучники на стенах, владеющие самыми дальнобойными луками, подожгли стрелы и расстреляли три соломенных дома, в которые предусмотрительно схоронили самые крепкие напитки и кучу камней. Дома по очереди взлетали на воздух.
– Бум! – захохотал Олиц, словив на себе улыбку и некое опасение товарищей.
Солома загорелась, бочки с пойлом взрывались, камни на безумной скорости разлетались во все стороны, раня и убивая зазевавшихся вальдау. На мгновение поле боя озарилось светом. Все кишело, кипело. Четкие порядки были сбиты, и от того зрелище стало еще более жутким. Сплошной хаос и ор. Кто валялся в грязи, пытаясь сбить перебравшееся на него пламя, кто – смятый от удара шлем, кто просто был оглушен от взрыва и шатался из стороны в сторону, пытаясь руками соединить тело и вырывающуюся из него душу. Начало битвы осталось за гренганцами, но нельзя сказать, что увиденное и сотворенное ими зрелище вселяло дополнительную уверенность, надежду в то, что они переживут эту ночь. Напротив, они выглядели, словно нашкодничавшие дети в неприятном ожидании наказания за свою глупую шалость. Они боялись Владыку, боялись, что теперь он будет еще более жесток, чем прежде. Никому не уйти. В город вновь вернулись эмоции, город дрожал, кто-то даже предпочел прыгнуть со стены и насмерть разбиться. Этот поступок даже снискал поклонников, а затем и единомышленников. Дезертиры падали с черных стен Азмары, словно спелые яблоки, пронзая темноту отчаянными криками, срывающимися на фальцет. К сожалению, Владыка не мог позволить себе пропустить третий удар подряд. Он видел это и расплылся в улыбке, как в былые осады, видя, как трепещут перед ним враги. Пусть он потерял много воинов, пусть его застали врасплох, пусть по его самолюбию был совершен сильный удар, но город был слаб духом и в него вновь вернулся страх. Ни один потерянный солдат Владыки не погиб зря. Среди защитников крепости воцарился ужас и страх.
Видел это и архимагистр. Точно так же, как было выиграно начало битвы – быстро, легко, молниеносно, также вслед за триумфом пришел провал, впрочем, он случился бы в любом случае. Глупо было надеяться на то, что люди, видевшие войну лишь на картинках, вдруг смогут противостоять всем ее ужасам. Вздор. Поэтому архимагистр тоже счел гибель каждого своего солдата полностью оправданной. Парадокс, правда? Две враждующие стороны сочли начало битвы успешным и оправданным. Что дальше? Архимагистр забрался на стену, тревожно вглядываясь в ночь, пытаясь предугадать ответный ход Влыдыки. Пламя, спровоцированное поджогом соломенных домов под стенами, утихло. Вновь воцарилась ночь и кровожадная тишина. Все, кто был на стенах с надеждой смотрели в пустоту, пытаясь разглядеть хоть что-то, хоть какое-то движение, а Владыка ждал. Просто ждал, не давая никакого повода для тревоги, и это давило только сильнее.
Тем временем, вальдау уже успели разложить осадные орудия, и поле битвы вновь озарилось пламенем от уже знакомых огненных шаров, пущенных из требушетов. Ожидаемый ход. Владыка просто забрасывал город огненными шарами, словно угри лицо подростка, поджигая дома, как спички. Азмара полыхала. В кромешной темноте, когда не видно очертаний далеких гор, и ты теряешься в пространстве, ее можно было спутать со свечой. Владыка отдал команду. Гуськом, ползком, вальдау текли со всех сторон к огромным черным стенам. Второй эшелон нес лестницы. Несложно связать два этих факта, чтобы догадаться о дальнейших действиях наступавших. «Странно,» – думал архимагистр, покуда лучники на стенах что есть мочи поливали стрелами скопившихся под стенами бородачей, – «это очень просто». Да, это действительно было просто и даже несколько обидно. История Азмары знает множество имен, кто возжелал обладать этой жемчужиной, но так и не смог преодолеть даже первый рубеж обороны. Видимо, Владыка к их числу себя не относил. Вот, наконец, заговорили арбалетные болты, призванные поставить лестницу в нужное положение. Основание лестницы резко вонзилось в земную твердь. Вальдау, работая четко и синхронно, в два счета подняли лестницу, снизу до верху увешанную своими собратьями, словно виноградная лоза. Металлические лестницы звонко ударялись о вековой камень. На стенах становилось все теснее. Вальдау выжимали числом. Лестниц было так много, что солдаты на стенах не успевали перерубать заброшенные тросы. Металл крушил металл. Лязг, звон, скрежет. Кровь, плоть, крики. Но на свирепой войне было место и юмору. На некоторых участках стен вальдау становилось так много, что они просто выталкивали солдат со стен, и те падали во внутренний двор, разбиваясь при этом на смерть. Да, черному юмору. Вальдау прорывали первый круг обороны. Гренганцы отступали. Их наспех выкованные копья и мечи проигрывали закаленным в боях топорами вальдау. Шаг за шагом, который делали назад гренганцы, приближал падение столицы. Бои плавно, словно обмелевшие водопады, перетекали со стен на внутренний двор первого кольца.