Архимагистр взял тяжелое железное кольцо, покрашенное черной краской, под цвет стен, и воспользовался им в качестве молотка. Тут же открылась задвижка и показались сонные глаза стражника.
– Кто вы?
– Друзья, – как можно более доброжелательно отвечал архимагистр.
– Куда идете?
– В Азмару.
– На кой черт?
– Хотим помочь.
– Помочь? Ха, ты слышал? – глаза отвернулись, стражник, видимо, обращался к своему напарнику, но судя по его дальнейшему поведению, тот спал богатырским сном.
– Помочь? – повторил стражник. – Никто сюда не приходит помочь. Здесь все только и делают, что ищут помощи.
– А мы пришли, чтобы помочь, – повторил архимагистр.
– Странно это, да, странно. Да и это, одежда у тебя какая-то не наша. Кто с тобой?
– Ревиан Ванрат, десятый полк королевской гвардии его Величества.
– Ярис Фелон, третий полк королевской гвардии его Величества.
– Олиц Дапочи, седьмой полк королевской гвардии его Величества.
Стражник вдруг покосил глаза, пытаясь увидеть физиономию последнего из представившихся незнакомцев.
– Олиц? Это действительно ты? – кажется, проснулся второй стражник, судя по недовольному ворчанию и грохоту от свалившегося во сне толстого борова. Засовы и механизмы заскрежетали.
Наконец ворота приоткрылись, и оттуда выскочил стражник. Совсем не такой, как можно было представить по грохоту и неловкому обращению с засовами. Статный, достаточно молодой мужчина, аккуратной внешности. Если бы он молчал, то мог бы сойти даже за дворянина, но стоило ему только открыть рот, сразу становилось понятно, что он простолюдин, один из немногих, кто смог пробиться в королевскую гвардию. Об этом можно было смело судить по изображению на нагруднике, поясе и рукавах. Точь-в-точь таких же, как у Олица, единственное, доспехи у последнего были сделаны не по последнему писку моды и нуждались в ремонте. Ну или хотя бы в более сухом и теплом месте, нежели подземный город. Олиц не сразу признал однополчанина, но после парочки его высказываний сразу узнал в нем своего.
– Это Сума, – сказал Олиц, хлопнув брата по оружию одной рукой и обращаясь к публике второй. – Мой однополчанин, мы с ним вместе прошли весь путь, а потом, кто куда. Я – скитаться, а он, видимо, избрал путь стражника, часового. Архимагистр и все остальные кивнули двум старым друзьям в знак приветствия.
Вновь раздался грохот, ворота открылись на этот раз шире, и из них вывалился типичный представитель класса стражников с алебардой на перевес.
– Кто здесь? Что ты? Ты что? Вот мужелюб, с кем ты там уже зажимаешсья?
– Закрой пасть! А ворота открой пошире! У нас еще беженцы.
– Не похожи те на беженцев-та. Разодетые, богатые.
– Выполнять! – толстый стражник неуклюже приступил к выполнению приказа.
– Я посмотрю, ты стал командиром, – усмехаясь над своим однополчанином, сказал Олиц.
– В детстве я командовал дюжиной свиней, а теперь у меня всего одна, – друзья шумно рассмеялись, чем заразили рядом стоящих. Смех был настолько искренним и громким, что заразил даже пару кустов в тени крепости.
– Ну рассказывай, какими судьбами, – обратился стражник к Олицу, когда они прошли за стены, а ворота вновь закрылись на засовы.
– Мы идем от Цедоса…
– Что там? Правду говорят? Что за сила такая смяла город?
– Ничего не знаю, сам не видел, но город пал. Там были сражения.
– Сражения говоришь? Откуда? Армии-то нет.
– Видимо, народ поднялся. Слушай, это уже не важно. Важно то, что Азмара под угрозой, а значит, и вся наша страна. Вспомни годы учебы. Мы здесь, чтобы защищать ее.
Стражник осмотрел гостей. Рваные одежды, старые доспехи. Не исключено, что мечи в ножнах и вовсе деревянные. Все странные. Половина и вовсе не Гренганцы.
– Серьезно? – стражник громко рассмеялся под аккомпанемент своего ручного хряка.
– Соберись, – не разжимая зубы и руку на плече стражника, процедил Олиц. – Я серьезно.
– Серьезно он. Вас здесь не более двух десятков. Что вы можете-то?
– Позволь мне лук и стрелу сигнальную, и ты увидишь, сколько нас здесь на самом деле, – протянул руку Олиц, стражник удовлетворил его просьбу.
Олиц мастерски натянул лук, поджег стрелу от рядом стоящего факела, и пустил ее высоко в небо, почти параллельно стене. Все молча наблюдали за движением этой свечи, и, как только стрела вонзилась, Олиц обратился к своему однополчанину.
– Посмотри за ворота.
Тот недоверчиво косясь, словно ожидая какого-то розыгрыша или шутки пошел к воротам, но с каждым шагом его вера в дружескую причуду делалась все слабее, в то время как лицо Олица почти не изменилось. Стражник отодвинул створку. Сразу за догоравшей стрелой стояла армия. Самая разношерстная из тех немногочисленных, что ему приходилось когда-либо видеть. Там были и вальдау, и люди с Комории, Пандемии, гренганцы в доспехах уже не существующих хоругвей, простолюдины, люди более знатного происхождения и оттого более манерные, и статные. Стражник оглянулся, немного ошеломленный.
– Да, мы пришли защищать Азмару, – не дожидаясь какой-либо реакции от стражника, заговорил Олиц.
Они бодро шагали по каменным улицам Азмары, поднимаясь все выше и выше к королевскому дворцу. Олиц и его отряд, вместе с архимагистром и двумя другими служивыми в королевской гвардии, шли впереди. За ними шагали все остальные. Стражник вихрем кружил вокруг авангарда, не скрывая свой восторг и радость, крича и иногда даже срываясь, выдавал петуха. Свет в окнах домов занимался, словно лесной пожар после засухи. Люди открывали окна, кто-то был дико недоволен новыми возмутителями спокойствия, особенно чужаками, а кто-то благодарил всех высших сущностей в алфавитном порядке за эту благодать, за шанс на спасение. Люди выходили из домов. Встречали подземную армию, словно освободителей, словно они уже их спасли, но они пока всего лишь укрепили людскую надежду. Бывало даже, что солдаты выбегали из строя и бежали в сторону домов и падали на колени в объятия близких. Здесь когда-то был их дом, но после гонений на армию и представителей военного цеха они должны были покинуть свой родной дом и пуститься в бега. Либо осесть в какой-нибудь глухой деревне под видом обычного землепашца. А теперь они были дома. Армия шагала по центральной улице. Их шаг был строен и четок. Из открытых окон домов выпадали цветочные горшки, а иногда даже и опрометчиво забытые горшки с испражнениями. Город вспыхнул, словно молния в ночи. Его стены, здания, весь остов содрогались. Город ожил. Каждый ритмичный шаг казался биением сердца. Город вышел из комы, в нем вновь появилась жизнь и страсть, которую принесли воины, некогда отвергнутые, но сохранившие верность самим себе и своему Владыке. Владыке, у входа во дворец которого они стояли. И, раз! Мгновенно город вновь замер. Затаил дыхание в ожидании появления Государя.
Мгновения шли. Ничего не происходило. Люди замерли. Все ждали дальнейшего развития событий. Но балкон королевского дворца по-прежнему оставался пуст и в этом серебряном сиянии очень холоден. Светильники, керосиновые лампы, факелы стали потихонечку опускаться, будто дублируя и показывая настроение толпы. Народ разуверовал, и покатился неодобрительный шепот, который в тот же миг был прерван гулким и монотонным эхом, доносившимся из дворца. Эхо становилось все громче, факелы поднимались все выше. Вдруг эхо стихло, и стали раздаваться едва слышные цоканья стальной трости о каменный пол балкона. Люди одобрительно заохали, признав в вышедшем человеке своего государя. Статный, мужественный, с немного грубоватым лицом, но добрыми глазами. Волосы его вились и спадали до плеч, чуть закрывая узор королевской мантии.
– Кто вы, пришлый люд? – обратился государь к толпе, стоявшей без ламп и факелов.
– Мы – армия Гренгана, – ответил архимагистр, сделав шаг из толпы.
– Гренгану не нужна армия, от нее только беды и бесконечные войны.
– Государь, Цедос уничтожен. Враг идет сюда. Враг силен. Он не пощадит никого. Нам нужно дать отпор!
От парирования таких неоспоримых фактов Государя спасла его супруга, неожиданно появившись на балконе. Вся в белых одеяниях, словно только что спустилась по лунной дорожке. Она что-то прошептала Повелителю на ухо.
– Накормите гостей, впустите их в свои дома, даруйте им ночлег! Это друзья и, возможно, наши спасители, – народ ликовал и тотчас принялся исполнять указ Государя.
Все забегали по площади. Остался стоять только архимагистр, словно ожидая продолжения речи его Величества и не желая разрывать с ни зрительный контакт. И оказался прав. Государь едва заметным жестом пригласил архимагистра во дворец и вскоре вместе с супругой удалился с балкона и площади, на которой сегодня будет праздник.
Архимагистра встретили у входа и быстрым шагом проводили до тронного зала, в котором его ждал Государь. Слуга шел так быстро и так сильно призывал архимагистра поторопиться, что последний даже не успел толком разглядеть дворец, через который он почти полностью прошел. И вот он стоял в двух шагах от Государя Гренгана, и имей архимагистр темный умысел, он смог бы его осуществить легким движением руки – в зале они были одни.
– Расскажи мне, что ты видел? Что в Цедосе?
– Темная сила, Государь. Темная и безумно сильная. Цедос сражался. На улицах города велись бои, но… все погибли.
– Цедос – неприступная крепость.
– Да, Государь, но неприятель открыл все четыре входа в нее и просто задавил числом. Мы не стали вмешиваться. Столица важнее.
– Важнее люди, а не столица, – стал рассуждать Государь.
– Милый, это уже не важно. Важно сделать все возможное, чтобы не допустить подобного исхода здесь, в Азмаре, – вновь откуда ни возьмись, появилась супруга Государя.
– Да. Ты права. Мы рассчитываем на твою помощь и помощь твоих людей, – обратился Государь к архимагистру.
– Это ваши люди, Государь, они остались верны вам. Многие из них служили в королевской гвардии вашего Величества, – государь кивнул.
– Как можно к вам обращаться? – вновь заговорила супруга Государя, скользя по полу вокруг гостя, едва касаясь пола.
– Меня называют архимагистром, Госпожа.
– Архимагистр? Магия?
– Да. Я из Комории, из Корвиды. Меня обучали в Школе Магических Искусств, а потом я сам стал преподавать и практиковать.
– Архимагистр. Это редкий чин среди магов. Что ж, возможно, еще не все предрешено.
Глава 90
Добро пожаловать
– Именем его Величества, всемилостивейшего Владыки Гренгана, в Азмаре объявляется чрезвычайное положение! Враг близко! – вещал глашатай на главной площади. – Приказываю мобилизовать все боевые единицы! Всем кузнецам приступить к выполнению заказов его Величества по изготовлению оружия и стрел! Не препятствовать конфискации имущества, а именно: горючих смесей, провианта, оружия и так далее, представителями королевской гвардии! – И так далее и тому подобное. Послание Владыки Гренгана было очень велико, но и очень конкретно. Если коротко, то государь распорядился, говоря морским языком, свистать всех наверх и сделать общие, большие склады с оружием, провизией. Ограничить доступ к колодцам. Государь ожидал долгую осаду и счел такой централизованный доступ к вещам первой необходимости единственным верным решением. Также государь приказал распечатать все осадные мастерские, казармы и прочие строения, так или иначе связанные с войной и убийствами. Разумеется, в послании формулировка была иной, но смысл, в общем и целом, такой. Город был словно улей, и каждая пчела в нем жужжала на свой лад. Кто-то с воодушевлением отреагировал на королевский указ, преимущественно это были бедняки, а кто-то наоборот, это, разумеется, зажиточные горожане. Ведь теперь им придется отдать все, ну почти все, кровно нажитое. Тайники еще никто не отменял. Так или иначе, сейчас в Азмаре активно размывались социальные слои и классовое неравенство. Для кого-то это был шанс изменить свою жизнь, прославиться, стать героем войны. Однако так считали только самые юные жители с присущим им юношеским максимализмом. Они не знали того ужаса бойни, который неминуемо захватит их в разгар битвы. Не знали какого это, когда рука устанет колоть врагов. Впрочем, не знали этого и граждане постарше, но хотя бы понимали это.
– Что это? Это все? – обращался Олиц к архимагистру, который наконец покончил с аудиенцией Владыки и присоединился к своим военачальникам.
– Мы не в праве осуждать государя. Он желает блага своему народу, – холодно ответил архимагистр.
– Блага? Все это скверно пахнет. Похоже на то, что его милейшество решил обобрать честной люд и праздно погибнуть от переедания, нежели от стрелы или меча, – не успокаивался Олиц.
– Тебе-то вообще что? – вмешался Ярис. – Ты – оборванец, каких свет не видывал. И за душой ни гроша, ха!
– Я вообще-то служил в королевской гвардии его Величества и был в весьма привилегированном положении!
– Ха! – вновь расхохотался Ярис. – Будешь рассказывать эти сказки шлюхам в борделе, мы тебя знаем, как облупленного!
– Хватит. Собрались, – прервал балаган архимагистр. – Покуда государь действует в Азмаре, мы должны подготовить теплый прием нашим гостям за крепостными стенами. Владыка этих земель понятия не имеет как ведутся битвы, поэтому оставим ему на откуп роль кладовщика, пусть играет в свои склады. Мне нужно по две дюжины человек с каждого. Встречаемся за крепостными стенами. Остальные пусть сидят и не высовываются. Мы здесь гости и наше присутствие должно оставаться не зримым. До поры, до времени. И еще отправьте оборотней на разведку. Нам нужно знать хоть что-то.
– То есть мы действуем по своему плану? – уточнил Олиц.
– Вернее, нарушаем распоряжение государя, – подхватил Ревиан.
– Все верно, – улыбнулся архимагистр. – Все, как всегда. За дело!
Архимагистр оказался первым на месте и уже стоял за крепостными воротами, задумчиво глядя вдаль, в сторону Цедоса, древней крепости и свежих руин. Облако сковавшее город поднялось выше, чем было, и будь у архимагистра зрение орла, он наверняка бы увидел разрушенные стены и горы трупов, но архимагистр был всего лишь человек и мог похвастаться только своим разумом, благо что его сознание и ум были действительно изощренными. Он обернулся. Перед ним стояли пять оборотней, один из которых был Костет. Самый молодой оборотень, еще не уставший от постоянных перевоплощений и нейтрального отношения ко всему, но уже успевший пережить и пройти через большее, чем кто-либо из оставшегося квартета.
– Вы знаете, что делать. Ищите все, все разнюхайте. Но помните, враг может вас почуять. Он не простой смертный, если вообще смертный… – архимагистр на мгновение задумался. – В путь!
Прямо под крепостными стенами Азмары у главных ворот пять мужчин синхронно и непохоже одновременно упали на колени, схватились за голову и стали рвать волосы и кожу на лице. Они словно горели изнутри, кричали, пытались сдерживать, но он все равно вырывался и вскоре превратился в волчий вой. Волки оскалились и устремились в сторону леса. Согласитесь, было бы странно видеть волков, бегущих по бескрайним полям, словно табун диких лошадей.
Совсем скоро к воротам подоспели и четверо военачальников вместе с дюжиной своих лучших людей.
– Архимагистр, мы тут подумали…
– Так сказать, взяли инициативу на себя, – поддержал Олиц Ревиана Ванрата.
– И взяли с собой топоры и пилы.
– Ну не то, чтобы взяли… Одолжили, – продолжали петь дуэтом Олиц и Ревиан.
– Иными словами, обокрали нашего Владыку, – закончил архимагистр.
– Да.
– Да, именно так, – подхватил Олиц.
– Что ж, инициатива наказуема. Лес теперь по вашей части, – желавшие откосить от тяжелой работы военачальники померкли, а Ярис вновь заржал и не удержался от издевательского похлопывания по плечу своих братьев по оружию.
– Наша задача превратить это зеркально ровное поле в непроходимый бурелом и как можно быстрее, – говорил архимагистр, – Колья, окопы, водяные и огненные рвы. Мы должны максимально затруднить подступ врага к Азмаре. Его осадные оружия должны быть уничтожены или оказаться на безопасном для крепости расстоянии. Оставленные крестьянские дома предместья в нашем распоряжении. Там вы найдете все: лопаты, вилы, косы, плуг, быть может, где-то в стойле еще остался какой-нибудь мул или кляча, также там есть топоры и пилы, – архимагистр вновь бросил взгляд на своих вороватых военачальников, а Ярис вновь захохотал. На этот раз до слез.
Началось. Люди рассредоточились вокруг крепости и просто уничтожали землю. Нашли коня, запрягли его и коверкали земную твердь. Выносили все внутреннее убранство крестьянских домов наружу, сваливали в огромные кучи. Кто-то пошел на сенокос, кто-то уже занимался транспортировкой стогов сена в крестьянские дома. Предполагалось, что они станут огненными ловушками, огромными кострами. Лесорубы рубили толстые ветви деревьев, затачивали их с двух сторон и втыкали в землю. Цветущее и богатое, по меркам страны, предместье щетинилось и с каждым часом становилось все больше похоже на место, где война уже прошла. Архимагистр тоже не стоял в стороне и пускал в ход запрещенные приемы, за что потом и получил шуточный упрек от одного из своих военачальников. Архимагистр бил землю своим оружием – магией, огненные потоки вырывались из его ладоней и оставляли глубокие шрамы в плодородной почве Гренгана. Владыка забрался повыше, он не хотел тратить силы на левитацию и продолжал абсолютно хаотично резать землю, случайно чуть не воспламенив один из домов до краев наполненный сеном, раньше срока. Рядом с поселением текла речушка, скорее даже ручеек. Едва ли местные брали из нее воду или стирали белье, скорее она была нужна только для того, чтобы детям было, где играть и пускать свои кораблики, впрочем, и с этой задачей ручеек, наверняка, справлялся не всегда. Солдаты вырыли длинный и глубокий ров, архимагистр под конец даже сжалился и приложил свою руку к этому чудному творению, спалив землю вокруг. Изменили русло этого ручейка, и постепенно ров стал заполняться водой. Солдаты, да и архимагистр тоже, словно дети стояли и смотрели как бежит ручеек, как он смачивает землю, перемешивается с ней и превращается в грязь, но продвигается вперед. Вдруг раздался звонкий стук, выдернувший благородных мужей из такого неловкого забвения. Это был Ярис, он собственноручно ломал колодец, пытаясь сделать своеобразную волчью яму, на дне которой были не копья, а вода, единственное что в такой яме, пожалуй, можно было только застрять, но не как утонуть. Впрочем, архимагистр вместе с солдатами решили не принимать участие в создании этой ловушки и полностью отдали ее проектирование своему военачальнику. Надо сказать, были сделаны и традиционные волчьи ямы, спрятанные под хрупкой плетенкой, присыпанной сверху соломой и землей. Солнце садилось. Дело было сделано. Местность была изуродована до безобразия. Казалось, что здесь действительно хозяйничает смерть, ходит по полю битвы, забирает души умерших и добивает еще живых. Не хватало только пары десятков виселиц с раскачивающимися на ветру трупами, чьи глаза склевали птицы, и нескольких медленно поднимающихся вверх столбов дыма то ли от сгоревших домов, то ли от сгоревших трупов. Все это могло стать реальностью, вероятно, так оно и произойдет. Только одно знамя будет гордо реять после судного дня. Именно за этим изгнанники и вернулись в столицу.
Оборотни передвигались быстрее ветра, за один день они преодолели половину пути. Шли без устали, без жажды. Да, они все еще были в волчьем обличии, окружающий мир не замечал их. Волк в лесу – обычное дело. Белые шкуры, сияющие в холодном свете Луны неслись сквозь спящий лес, ненароком заставляя чаще биться сердце какого-нибудь внезапно проснувшегося зайца, увидевшего как на него несутся пятеро скалящихся хищников. Еще больше было его удивление, когда волки пробегали мимо, не оставляя на его застывших глазах даже тени. У оборотней ее не было. Обычно говорят, обратная сторона, у монеты всегда две стороны, у медали – тоже. И у человека. Но не у оборотня. Тень – обратная сторона. Они были лишены этой роскоши и существовали только ради того, чтобы просто быть. Их существование было незаметным, равным нулю. Абсурдно, верно? Но они становились покорными слугами тех, кто когда-то их приручил, вернее, принял такими, какие они есть. Частицами этого мира, не имеющими заряда. Не плохими и не хорошими – никакими. Пожалуй, этот человек был единственным, что объединяло волков в стаю – общий хозяин. И они слепо выполняли его приказы, ибо были заложниками его воли, но это нисколько их не тревожило. С таким же успехом они могли бы ничего не делать и просто стоять на месте, стоять на полке, в шкафу, стоять и пылиться, словно заводные игрушки. Поэтому огромное значение имеет, в чьих руках они окажутся, ведь в противном случае они смогут стать свирепыми убийцами, лишающими жизни по щелчку пальцев.
Волки остановились на опушке. Странно. Цедос был еще далеко, и черное облако висело над ним, но армия уже маршировала. Повсюду доносился грохот стальных сапог, в унисон марширующих по этой славной земле. Армия неприятеля вытянулась, словно река, словно змея, готовящая укусить и уже показывающая свои зубы. Это был обманный маневр, и он сработал. Покуда люди завороженно смотрели за огромным черным облаком, поглотившим Цедос, и за его медленными передвижениями в сторону Азмары, солдаты вовсю маршировали и уже прошли половину пути. Их было бесчисленное множество. Казалось, что с каждой взятой крепостью их становилось все больше, что люди сдавались и примыкали к черной армии, но это было не так. Темный Владыка никого не оставлял в живых, кроме одного. Костета. Волки рванули вниз, чтобы увидеть все наверняка, быть может это очередная уловка Темного Владыки, а если нет, нужно было знать, с чем предстоит сразиться жителям Азмары и беженцам, до краев наполнивших столицу. Очень быстро они оказались у тракта, прячась в густой, придорожной траве. Вальдау, бесчисленная армия вальдау, чье королевство кануло в лету. Осадная техника. Какие-то повозки, мулы. Огромный конь, исполинского размера. Вальдау, конечно, не были гигантами, но они бы запросто смогли пройти под конем. Всадник был одет в черные одеяния, мантия закрывала все его тело, оставляя только кисти рук, державшие поводья. Капюшон закрывал лицо, а бесконечно глубокие тени создавали впечатление, что всадник был без головы.
Вдруг Костет что-то почувствовал, то, что не чувствовала очень давно. Ему стали являться воспоминания, смертельные для любого оборотня. У оборотней не должно быть прошлого. Любое действие, любой содеянный поступок имеет какую-то оценку, окраску. Память о них и заочный счет добрых и злых деяний выводили оборотня из состояния равновесия, из нуля. Чем больше и яснее были эти волнения, тем ближе была кончина. К Костету возвращались воспоминания. Он вспоминал о своих друзьях, с которыми бежал с Глокты, об их скорой кончине, о чудесном спасении, об обретении новых друзей, о зле, что подчинило его, о девушке, что смогла очистить его душу и сохранить жизнь, и пускай эта жизнь была всего лишь жизнью оборотня. Всадник замедлил коня. Повернул голову в ту сторону, где скрывались разведчики. Он тоже что-то почувствовал. Появилась какая-то связь, родственная. Может быть и не родственная, но очень близкая ему по духу. Волчьи лапы Костета стали меняться. Шерсти становилось меньше, появлялись очертания человеческих рук. Он стиснул зубы, поочередно сменявшиеся с клыков на жевательные и обычные резцы. «Надо бежать!». Костет рванул прочь, качаясь и спотыкаясь о землю. Оставшиеся четыре волка бросились врассыпную, тем самым смутив всадника, рассеивая его внимание от ослабшего, раненого волка. Что это было? Всадник не отправился в погоню, а только замер на месте и смотрел вслед убегающим волкам. Да, это был Темный Владыка, и он вновь столкнулся с тем на что у него не было ответа, или был, но он его забыл, за то время, что прозябал в Могильных землях. Но это была минутная слабость. Темный Владыка провел пальцами по корешку летописи, которую всегда носил с собой, нежно, ласково и жестко схватился за переплет. Книга была ключом ко всему, в ней хранились все тайны мироздания. Не было никаких сомнений, книга даст ответ и на эту загадку.
Глава 91
Исповедь Линда
Пламя нервно подергивалось на ветру, перепрыгивая с одного грубого холодного камня на другой. Дед сидел напротив и молча наблюдал за своим собеседником. Должен сказать, это было отнюдь не самое веселое зрелище, но прискорбность ситуации обязывала его быть терпеливым и тактичным. Он угостил гостя специальным чаем из каких-то корешков, якобы отпугивающих грусть и печаль, предложил всяких съестных угощений, но гость согласился только на стакан неизвестного напитка, из которого до сих пор не сделал и глотка, а только лишь перекатывал его из ладони в ладонь и сжимал до тех пор, пока стакан не начинал скрипеть.
– Выпей. Тебе полегчает, – очень ненавязчиво посоветовал дедушка.
Стакан в руках гостя замер, а тот, не поднимая глаз, заговорил.
– Ты думаешь, что какой-то чай сможет утолить горечь потери? – говорил гость, уже почти переходя на крик. – Это всего лишь чертов чай! – стакан полетел в каменную стену жилища, растеряв по пути все содержимое и звонко ударившись о стену.
– Если ты думаешь, что твое горе дает право буйствовать в моем доме, то ты сильно ошибаешься! Сядь и делай, что тебе говорят! – Дед неторопливо налил снадобье в стакан, уже другой, и протянул гостю. – Пей, – на этот раз гость повиновался и залпом осушил стакан, словно был заправским пьяницей, а в стакане была горячая вода.
– Я потерял все, – вдруг гость жалобно заговорил. – У меня было все, и я все потерял.
– Не верно. У тебя ничего не было раньше, ничего нет и сейчас, вспомни Глокту. Ты же сам рассказывал.
– Да, но тогда я не знал, тогда я еще не встретил… – гость снова осекся и попросил деда налить еще, походу действительно уверовав в целебную силу напитка.
– Ты проделал большой путь, сделал многое…
– Почему, – перебил его гость. – Почему ты меня не предупредил, ты ведь наверняка знал! Тогда, когда я коснулся шара, когда замелькали картинки. И ведь после этого, да, именно после этого моя жизнь рухнула…
– Я… – дед, словно оправдывался, – я думал… думал, что еще не поздно, что ты успеешь вовремя вернуться, но…
– Что «но», старик? Договаривай.
– Но ты сам уничтожил свою жизнь. Уничтожил ее в тот момент, когда покинул королевские покои, оставив свою прекрасную и напуганную возлюбленную одну. В чужом мире. В мире, в котором она была таким же гостем, каким сейчас являешься ты у меня дома. Тебе не понятен смысл моего здесь пребывания, но, что более важно, ты не знаешь, зачем здесь ты. Нет, конечно же, ты знаешь, да, безусловно, ты знаешь, почему ты здесь, но вот зачем… Она была точно в такой же ситуации. Ей было безопасно с тобой, она чувствовала себя на своем месте, но ты оставил ее одну, и мир поглотил ее, породив еще одну легенду о мысе Одиночества.
Гость молчал. Он уже не был агрессивен, не пенял на жизнь, на судьбу, а просто слушал. Казалось, он нашел баланс, вернее ноль, абсолютный ноль, начало координат. Состояние, в котором он не испытывал никаких чувств и не сильно отличался от каменного выступа, на котором сидел. Дед захватил контроль над беседой, которая стремительно превращалась в монолог, притом достаточно философский.
– Ее жизнь была полностью в твоей власти, она жила тобой, а ты жил другими страстями. Страстями, которым нет места в настоящем мире. Тебя слишком волновало то, что было, и то, что будет. Ты потерял связь с реальностью, я тебе об этом уже говорил. Это место не прощает таких ошибок, поверь моему опыту.
– Опыту, – вдруг оживился Линд. – о чем это вы?
– Да, опыту. Я тоже был молод и делал ошибки. Давно это было, – Линд с надеждой в глазах смотрел на деда, надеясь услышать его историю, и найти в ней ответ.
– Давно это было, – повторил дед и повернулся к столу, чтобы налить снадобья, но уже для себя. – Я был молод, полон сил и решимости, но меня постигла неудача. История, которую ты хочешь услышать абсолютно не похожа на твою, ты не найдешь в ней спасенья, – Линд все понимал, но не хотел быть одинок в своем несчастье. – Что ж, хорошо. Давно это было, – вновь повторил дед, – я родился в Вильгии и прожил все свое детство и юность там. Каждый день я убегал из города, чтобы бегать по лесу, протаптывать тропинки для путников, предостерегать их о беде или помогать с ней справиться. И с каждым днем я все сильнее и сильнее привязывался к этому месту, этот лес становился моим, весь лес от Эллеса до Вильгии. Он стал мне домом. Когда умерли родители, я навсегда покинул Вильгию. Жил в лесу, молился колесу, – дед засмеялся, вспоминая какие-то события, имевшие цену только для него одного. – В общем, не мудрено, что я стал лесником. Однажды государи Пандемии и Моссадора решили строить ход через горы и послали за мной. Ведь никто лучше меня не знал этот лес. Началось строительство. А потом начались смерти. Животные одичали, нападали на рабочих. Несколько раз тоннель рушился. Стали происходить необъяснимые события. Лес был против строительства этого хода, а люди боялись иметь с ним дело. Вскоре все пересели на корабли и перестали добираться в Эллес по суше. Про лес забыли, оградились от него, предпочли не замечать, и от этого он стал только опаснее. Знаешь, как говорят, мы в ответе за тех, кого приручили. И я остался здесь, чтобы успокоить лес, чтобы защищать случайных путников от верной смерти, коими были вы в том лабиринте. Кто знал, что все настолько затянется. Лес был мне домом и стал тюрьмой. Я единственный, кто может его успокоить.
Последовала неловкая пауза.
– Так и знал, что было бессмысленно тебе рассказывать. Ты все равно ничего не понял.
– Да все я понял.
– И что ты понял?
– Ты сказал, что наши истории не похожи, и это действительно так.
– О, надо же, – ворчливо-язвительно встрял дед.
– Но мы оба потеряли времяощущение. Я потерял связь с реальностью, гоняясь за воспоминаниями и пытаясь удостовериться в своем будущем величии. Ты – наоборот. Слишком погряз в рутине и решении насущных дел, что остался здесь навсегда, так и не разглядев хоть что-то дальше собственного носа. Мы – как две стороны медали, только не противоположные, а одинаково уродливые и несчастные.
Вновь воцарилась давящая тишина. Дед ничего не хотел добавить к вышесказанному. Линд правильно его понял, но…
– Но, ты не одинок.
– Как же, все, кого я любил, или кем я дорожил, погибли.
– Это не так, идем. Я покажу.
Линд отправился вслед за дедом, резко устремившимся вниз по узким темным коридорам. Линд уже бывал здесь. Уже шел здесь на четвереньках, на коленях, ползком. Прошлый его визит был крайне неудачен, но сейчас ему было нечего терять, и он молча шел следом, дожидаясь развития событий. Знакомые мокрые камни, мох, падающие капли с потолка и каменный стол посреди небольшой залы.