– А, оборотни, – осторожно спросил Яр, боясь узнать еще более правдивую и горькую правду, чем ту, которую уже знает.
– А что оборотни? Ты бросился обнимать самого молодого из них, вернее новичка. Он появился здесь недавно. Говорит, пришел из Цедоса, из какой-то деревеньки, недалеко от города. Больше я ничего не знаю. Им запрещено поддаваться воспоминаниям. Воспоминания могут снова захватить их и погубить. Оборотень на то и оборотень, он должен менять свой облик, а память – она статична. Так что, возможно, ты и прав, возможно, ты знал его. Возможно, и он узнал тебя, только это не важно. Если он поддастся воспоминаниям, он погибнет. Они из тех, кто живут только настоящим, и это замечательные воины и исполнители. Их невозможно подкупить, ведь любой подкуп – это сделка с совестью, а совесть – это частное между настоящим и прошлым, а когда прошлое равняется нулю, то и совесть тоже, выходит, и сделку не с чем заключать, – Вир сполз спиной по стене и сел на землю напротив Яра.
– У них такие же перстни, – расхлябанно произнес Яр, придавленный неподъемным весом правды.
– Я не оборотень, нет. Нас с ними объединяет не это. Иначе я бы тебе просто не мог ничего рассказать или бы уже скончался тут. Не знаю, правда, как умирают оборотни.
– Так что же между вами общего? – в ответ Вир лишь покачал головой и уронил ее на грудь, пытаясь восстановить дыхание после монолога, сказанном на одном единственном вдохе.
Глава 71
Жить здесь и сейчас
– Безумец! Глупец! Дубина! – возмущался дед, шагая вокруг Линда. – Чего ты улыбаешься? Полный дурак, я тебе говорю! На кой черт ты вообще полез на эту скалу?!
– Я вас искал, – ответил умиротворенный и обессиленный Линд, на лице которого сначала расплылась улыбка, а затем и вовсе застыла.
– Меня он искал! Идиот, полнейший кретин! Это ж надо додуматься в такую погоду, в дождь, да где там! В самый настоящий ливень пойти в горы, да и ладно бы просто в горы. Нет! Вы только подумайте! Забираться в дождь по отвесной скале! Нет, он точно безнадежен! – причитал дед, как будто бы Линд приходился ему каким-нибудь родственником или вдруг оказался миссионером из пророчества.
– На кой черт, я тебя спрашиваю? – не успокаивался дед.
– Мне нужны ответы, я не знаю почему, но я уверен, что только вы сможете мне помочь.
– Ответы ему нужны. Ха! Ответы! Ответы они всем нужны, а сколько людей свернуло шею в бесславных поисках? Тьма! Несчетово! И ты, дурень, мог пойти по их стопам. И стало бы в этот дождливый день еще одной лужей под горой больше! – Линд улыбался, чувствуя себя победителем, и разогревал свой аппетит, подначивая деда все сильнее и сильнее ругаться. – Улыбается, поглядите! Дурак! – он постучал себя по голове, а следующим движением покрутил у виска начинающего скалолаза.
Стихия за окном маленькой землянки продолжала бушевать, что ж, такова доля Пандемии, которая раз за разом могла ощутить на себе всю силу природы, словно маленький корабль в сильный шторм. Линд продолжал сидеть, не двигаясь и развалившись, чувствуя себя победителем. Каждый порыв ветра, усиливающий стук косого дождя по маленькой деревянной дверце, ласкал и тешил его самолюбие. Превозмогая бури и шторма, он добрался до своей конечной цели, никто и ничто не смогло заставить свернуть его с пути, теперь он купался в лучах славы, а всем этим «природам» только и оставалось, что стучать в закрытую дверцу. Что ж, теперь оставалось самое приятное, оно же и самое сложное – докопаться до правды, если такая особа вообще существует. Но он верил, он надеялся. Человека можно лишить многого, но веры и надежды – никогда.
– Дед, – Линд вдруг стал серьезным и сел по-человечески на стуле, – кто я? Ты ведь знаешь. Скажи мне. Я знаю, что ты знаешь, не говори, что не знаешь, это не так, не обманывай. Мне это действительно важно знать.
– Кто ты? – дед выдохнул, присел напротив, его тяжелые веки опустились, густые и длинные ресницы наглухо закрыли глазницы, словно та маленькая дверь в землянку, защищавшая их от непогоды. Брови его нахмурились, а пальцы рук скрестились друг с другом. – Прошлое. Все это прошлое. К чему оно тебе? Ты всю жизнь живешь прошлым, жалеешь о случившемся, больше живешь там, нежели здесь. Нельзя быть прошлым. Нельзя… – дед снова закрыл глаза и замолчал, монотонно вдыхая и выдыхая свежий воздух после грозы.
– Мне важно знать.
– Важно? Почему важно?
– Мне любопытно.
– Любопытно. Любопытно – это просто каприз, прихоть. Любопытство – это хорошо, но какова цель, зачем? Нельзя быть любопытным просто так. Ничего в жизни не происходит просто так, из ничего, – погряз в философских рассуждениях дед.
– Я чувствую себя оторванным, неполноценным. Меня мучаю кошмары, я несчастлив, – на мгновение в комнате воцарилась полная тишина, и было слышно только уходящую вдаль грозу, с каждым мгновением становившеюся все менее опасной.
– Ты думаешь эти ответы принесут покой в твою душу? Если ты правда так считаешь, то ты еще больший глупец, чем я думал. Не становись заложником истории, твори ее! Узнав прошлое, ты не станешь счастливым.
– Мне правда важно это знать, – Линд и не собирался отступать, вновь и вновь давя деда своей решительностью.
– Глупо, очень глупо, молодой человек, – продолжал дед, не открывая глаз, – нельзя быть счастливым в прошлом и тем более нельзя быть счастливым в будущем, это состояние можно ощутить только в реальном времени, настоящем, но ты предпочитаешь скакать между прошлым и будущим, не взирая на то, что уже у тебя есть в руках, – дед снова протяжно выдохнул, взял в руки посох, который до этого момента лежал у него на коленях, обхватил его руками и прислонился к нему головой. – А что твоя спутница? Где она? Что с ней? Ты знаешь, что с ней сейчас? А, вижу по глазам, – сказал дед, который точно не мог ничего видеть сквозь густые опущенные ресницы, – вижу, ты ничего ей не сказал. Просто ушел, наплевав на нее, это ли поступок настоящего мужчины? Но не переживай, она все поняла, она не знает, в чем дело, но догадывается об этом, чувствует. Да, настоящая женщина. И такую женщину ты променял на бредни выжившего из ума старика и чуть не лишился жизни. Да. Очень, очень…
– Очень что? – не выдержал Линд, – Глупо?
– Да, глупо. И не надо повышать на меня голос, ты в моем доме, в гостях, вот и веди себя подобающе.
– Извините…
– Я прощаю тебя.
– … но меня это мучает, не дает покоя, я не могу спокойно жить, я не знаю кто я, откуда, зачем.
– Ты прекрасно это знаешь. Ты владыка Пандемии, у тебя красавица-жена – царица черных скал. Вы любите друг друга искренне и честно, а все, что рождается в такой любви, заведомо обречено на успех. Ты амбициозен, и, возможно, Пандемия покажется тебе маленькой, но здесь твой дом, твоя вотчина. Здесь твое место. Оживи, возроди этот край. Пусть снова пандемийские корабли бороздят моря в самых дальних и опасных плаваниях. Мы, отнюдь не только торговцы, мы первооткрыватели, а этот мир слишком давно прибывает в застое. Ему нужен новый толчок, – Линд было хотел перебить деда, но это было невозможно, оставалось дождаться, когда дед закончит. – Верни Пандемии ее былое величие, пусть горы перестанут быть опасными, перестанут подстерегать заблудившихся и отчаявшихся путников, готовя для них хитроумные ловушки, хотя, казалось бы, откуда у горы ум. А ведь ума-то и нет, есть только сердце, и если вдруг оно в червоточине или кровоточит, горы становятся слишком опасны, а я… я уже слишком стар… я уже не могу…
– Не можете? Что не можете?
– Юноша! Вы невыносимы, как же вы меня утомили со своими расспросами! – засуетился дед. – Вы хотели заглянуть в прошлое? Пожалуйста! Извольте за мной!
Линд резко подскочил и заторопился за стариком, который за пару шагов оказался в другом углу землянки, впрочем, ничего удивительного в этом нет, Линду для этого потребовалось вдвое меньше времени.
– А ну-ка, молодой и сильный, помоги мне сдвинуть этот сундук, – сундук податливо ушел с пути, а на его месте появился узкий и низкий для Линда ход, ему бы пришлось передвигаться гуськом или того хуже – на четвереньках, в то время как дедушке всего лишь немного нагнуться, правда, стоит заметить, что сундук был немаленького размера, изъясняясь на языке коневодов, в холке он был чуть выше пояса владыки Пандемии.
Старик направился в этот ход и буквально сразу пропал из виду. Освещения там, конечно же, не было. Линд немного помедлил, рассуждая и прикидывая, как лучше, ползти или шагать в приседе. «Чтобы государь и на коленках – не бывать этому!». Линд пошел гуськом и вскоре тоже затерялся где-то во мраке глотки этой пещеры. Частые повороты и все более низкий потолок заставили Линда пересмотреть свои убеждения. «Если такова цена правды, то я согласен». Государь встал на четвереньки и продолжил свое дальнейшее путешествие неведомо куда. Благо, что тоннель был один, по крайней мере по правой стороне хода, по которой Линд старался вести рукой, чтобы не потеряться в пространстве, никаких провалов и отворотов не было. Колени полосатых штанов изрядно промокли и уже успели частично стереться, руки сморщились, словно после долгого купания в ванне. В пещере было сыро и прохладно, но нет худа без добра. Ход постепенно расширялся, и вскоре Линд уже мог встать на свои две и продолжить дальнейший путь, согнувшись всего лишь пополам. Вскоре он выпрямился вовсе. Время здесь, казалось бы, остановилось, впрочем, это все неудивительно для пещер, если бы не одолевающее нашего владыку чувство, что он провел здесь уже целую вечность. Возможно, узкие неудобные ходы исказили его восприятие, а может он вел себя, как ребенок, которому было невтерпеж дождаться праздника, чтобы наконец получить новую игрушку. Линд уже мог идти в полный рост, вскоре он перестал доставать рукой до потолка, а спустя еще некоторое время проход расширился настолько, что, выставив руки в разные стороны, можно было коснуться только одной стены. Вдруг вдали показалось слабое свечение, такое мягкое, нежное, ранимое, неуверенное, словно мальчик на первом свидании. Не так себе представлял Линд свет в конце пути, но выбирать не приходилось, идти на свет или идти обратно. Он пошел к огоньку. Вскоре уже можно было различить форму этого огонька – это был шар.
– Ты не похож на человека, который жаждет увидеть свое прошлое, – раздался вдруг голос деда.
– Я… Там идти было неудобно.
– Бывает, бывает. Что ж. Ты хотел правды. Держи. Обхвати этот шар двумя ладонями, и он покажет тебе твое прошлое, ведь оно тебя интересует?
– Да, оно, – робко ответил Линд, засомневавшийся в самый последний момент. Нужно идти до конца.
Он подошел к шару и протянул к нему руки.
– Только знай, – резко сказал дедушка, Линд аж вздрогнул.
– Обязательно так делать?!
– Как? А. Да ты не бойся, ты же хотел узнать свое прошлое, так узнай.
– Именно это я и собираюсь сейчас сделать, – раздраженно ответил Линд.
– Только знай, – вновь повторил дедушка, а Линд закатил глаза, – то, где сейчас ты находишься, во времени я имею ввиду, это начало координат, прошлое будет показано отсюда и вплоть до твоего рождения.
– Превосходно, – равнодушно сказал владыка, не отрывавший взгляд от шара, словно ожидая какого-то сюрприза.
Ничего нет. Пора. Можно и нужно сделать то, зачем он сюда пришел. Линд коснулся шара. Руки мгновенно напряглись, мышцы то растягивало, то их сводили судороги. «Понятно, надо терпеть». Закрутились воспоминания, в обратном порядке. Глаза затянуло какой-то дымкой. Вот он сидит и улыбается в землянке старика, сейчас он чуть не сорвался со скалы, теперь бежит по лесу, то перепрыгивая через лужи, то наступая в их самую глубокую часть. Ласса. Что? Откуда она здесь. Герцог. Что он делает в их покоях? Почему она плачет. Его пульс участился. Туман в глазах забегал, словно в глазном яблоке поднялся ураган. Лежит на полу. Он ворвался к ней, как только Линд покинул дворец. «Я вернусь на третий день с востока».
– Сука! – Линд отшатнулся, выронил шар из рук, тот аккуратно скатился по волнистой скале на пол пещеры. Туман в глазах рассеялся. Линд восстановил связь с реальностью и, не раздумывая, побежал прочь от своего прошлого.
– Слава богам, – облегченно выдохнул дед.
Старик поднял шар с пола, что-то нашептал, появился огонек, белый светлячок.
– Иди, помоги ему, а то разобьется парень. Жалко такого. Он все сделал правильно.
Тоннель снова сужался. Стоя, полусогнутым, на четвереньках, гуськом, все в обратной последовательности, как будто Линд еще смотрит свою жизнь задом наперед, выскочил на улицу. Ночь. Темно, хоть глаз коли, звезд не видно. Побежал вперед, туда, откуда ему казалось, он пришел. Чуть не сорвался – отвесная скала. Его догнал светлячок, закружился, завертелся вокруг него и повел в сторону. «Спасибо, дед» – Линд сразу все понял и с удовольствием принял помощь. Светлячок вывел его на незаметную тропу, с земли ее точно было не заметить, особенно у подножья скалы. Владыка Пандемии заторопился по ней спуститься, только его нога ступила на территорию холмистого леса, светлячок сразу же погас. Дальше Линд дорогу знал, все-таки все детство провел в этих лесах, бегая и играя в солдатиков и войнушки, где он, разумеется, был королем. Лес. Сухопутный торговый путь. Черная слобода. Крестьянский рынок. Белая слобода. Купеческий рынок. Дворец. Покои.
Глава 72
История Пандемийских гор и строительство хода подгорного
«О горах тех, что в Пандемии растут и носят имя… «Запись обрывается»
Величественные государи земель обширных, что Пандемией и Моссадором зовутся, союз заключили преважный. Одни обязуются от времени этого товары свои, самые лучшие, поставлять на землю Большую по ценам удобным. Вторые же, что гостями будут на малой земле, поклялись торжественно Вильгию оживить, для этого сделают они ход подземный прямо под горой, что свяжет сей город забытый со столицей богатой, а путь тот станет зваться Сухопутным торговым трактом. Богатства, что будут лежать на его прилавках, затмят самые главные купеческие рынки Элеса, ведь станут возить туда и торговать самыми лучшими яствами с большой земли и делаться это все будет через Вильгию, где плата за пристань крайне низка. И расцвести должна будет Вильгия забытая, так думалось государям великим. Для строительства хода подземного государем, что с Большой земли, был выделен самый лучший отряд работников, кои опыт имеют и при том лишь успешный. Со всеми почестями и помпезностью доставлены они были на Пандемию и не вплавь, и на суденышке безымянном, а на судне, что «Матерь Богов» называют. Королевском судне, которое уже ни одно поколение правящей семьи возило по морю. Встретили их в Вильгии пышно, празднично, словно вовсе в столицу – Элес – попали они. Пир был огромный закатан, столам и скатертям кружевным конца не было видно, а уж съестного всякого было столько, что столы в прямом смысле слова ломились. Никто не остался в стороне, приглашены были все на этот праздник: и нищие, и короли. Праздник Возрождения Вильгии! Даже разговоры ходили, чтобы этот день сделать новым днем города, но это лишь разговоры были, хоть и не беспочвенные. Гулял народ целую неделю, ни о чем не заботясь, мастера дела горного уже даже заскучать успели по киркам, да по молоткам. Работы требовали сердца и умы их. И это правильно, это хорошо. Коли к делу своему ты относишься всем сердцем, и результат будет на загляденье, и ждать себя не заставит. Протрезвевшие государи наконец вспомнили по какому поводу состоялась эта… этот пир и наказали рабочим приглашенным скорее за работу приступать, а люду местному ликвидировать последствия после пира роскошного, да такие последствия, что смело можно предположить было о бедствии стихийном, случившемся здесь недавно. Сами же государи великие укрылись на корабле том прославленном, с земли Большой «Матерь Богов» называемым. В каютах шикарных вели они беседы важные и думали думу нелегкую, но ответственную, а, может, и просто лентяйничали, об этом история умалчивает. Рабочие были не местные, к ним знающего пандемийца приставили, лесником он был здешним, все знал о лесах и горах он о тутошних. Заблаговременно до приезда и пира великого, поручено ему было разведкой заняться да выяснить, где что лучше, где хуже, где болота, да топи встать смогут на пути, где густой лес помешать сможет действию и чтоб так, чтоб как можно меньше сквозь гору пробивать приходилось бы. Скрупулёзно, на совесть, лесник тот все выполнил, да отчет государю представил, государь все одобрил и выслал подтверждение на землю бескрайнюю, что ждут с нетерпением визита важного. Так вот, теперь знающий этот вел бригаду рабочую к месту свершения, подготовить дорогу до горы проблемою малою было, да и справятся с этим и местные, а чтоб гору насквозь преодолеть, здесь могут справиться лишь те горняки королевские, но и им нужно было осмотреться да понять, что к чему и как лучше. Показал им лесничий ту гору и отправился с проверкой к местным, что дорогу вели от Вильгии, ведь было нужно вывозить породу горную, чтобы рядом еще гор не выросло.
Вскоре дорога от Вильгии до горной дружины была проложена, и спорилось дело, и ладилось, и все шло по плану государей великих, что вершили судьбы мира сего в каютах нам судна известного. Горняки работали с запалом, весело, с каждым днем продвигались все глубже и глубже в гору, устанавливая за собой через каждые два-три шага упоры деревянные для свода каменного. Столкнулись вскоре с проблемою первой, ведь не может быть так, чтобы дело великое без сучка, без задоринки складывалось. И сейчас не случилось исключения. Ход был прямой, чтобы меньше плутать под горой, но в это раз было лучше свернуть чуть в сторону и обойти образование горное из материала невиданного. Твердость его была просто безумною. Ни металл, ни скала самая прочная не могли бы тягаться вот с этим вот, но не стали они разбираться, что это, и приказ с корабля был прямой: «Идти прямо». И шли они прямо, а кирок требовалось все больше. Дело стопорилось. Гора не давалась, за дюжину дней сдвинулись лишь на пару ладоней, но государи великие непреклонными были и велели продолжать работу и не искать оправданий. Горняки продолжали, а люди, вывозившие породу горную прочь из леса – скучать стали, работы не было и подкашиваться стала дисциплинка поселка рабочего. А лесник, что за главного был там, не справлялся с умами теми буйными, хоть и недалекими. Говорил, что места здесь еще дикие и опасные, ни животные, ни деревья не привыкли еще к людям и могут причинить последним вред значимый. Не пускал он их из лагеря, ибо знал, чем закончится это может все, но кто его слушать будет. Скука была сильнее. Работы становилось все меньше, свободного времени – все больше, добросовестные работники, семьянины порядочные ходили по лесу и собирали грибы да ягоды, чтобы семьи свои прокормить, ведь не платит никто в мире нашем за работу, которой нет. Разгильдяи же устраивали бои кулачные и игры азартные на то небольшое жалование, которое имели или могли когда-нибудь заиметь. Лесничий был против всех этих телодвижений, особенно против кулачных боев и азартных игр. С помощью королевской гвардии он смог запретить эти игры в лагере, чтобы хоть как-то обезопасить грибников и просто смирных лежебок, которые ждали, когда появится работа. Так драчуны стали собираться за лагерем, на опушках, и уходили все дальше в лес, ибо компания становилась все больше, и шумели они все сильнее. Тогда впервые и случилось это.
Дело к ночи было уже. Возвращаются в лагерь двое с лесничим. Все в крови, у одного бок был покусан тварью неведомой, второму повезло меньше, и руки он лишился, хоть левой, но обидно от этого меньше не было. Всполошился тогда лагерь рабочий. Рассказали спавшиеся о буйстве том проклятом, как ушли они вшестером, чтобы картами перекинуться, выпить напитков градусных да покричать, что есть мочи – энергию выплеснуть. Ушли днем, а как стало смеркаться, кусты вокруг задрожали, задергались. Стали они вдаль глядеть да присматриваться. Самый смелый пошел на разведку. Вдруг свалился, заорал словно резанный, рык раздался неистовый – зверя, и потом все опять резко стихло. И ни руки, ни крика пронзительного. Стала быстро пятерка собираться, да поссорилась, деля деньги умершего, так заспорили они яростно, что спор вырос в драку и забыли они напрочь о смертельной опасности, за кустами их поджидающей. Становилось темнее и темнее. Полдюжины шагов – и разглядеть что-либо было крайне проблематично. Повалились на земь бушующие, покатились, что бочка по пристани. Один начал прикладываться кулаком да по роже второго, и совсем потеряли они бдительность. Первый от боли, а второй от ярости. Вдруг спустилось с деревьев что-то черное и похитило победителя драки той. Снова крики, рык и молчание. Вдруг на избитого падает голова нападавшего с гримасою страха и ужаса. Так и замер избитый, держа в руках голову ту. Вновь из кустов что-то выпало и добило избитого. А оставшейся той троицы и след простыл. Бежали они по кочкам, да болотам прочь от казни ужасной, толкались, спотыкались и хватались друг за друга, никому не давая убежать вперед. Поперек их пути что-то прыгнуло и с собой унесло одного. Снова крики, маты забористые, рык того зверя невиданного и тишина в темноте беспробудной. Побежала оставшаяся пара счастливчиков, не оглядываясь и молиться не переставая. Вновь налетело чудище жуткое, сверкнули его зубы опасные, ухватило оно одного того за бок и вновь за кусты потащило. Вскочил на ноги второй поваленный, схватил ветку покрепче и бросился на помощь товарищу, ведь товарищ ему братом являлся. Да как саданет по тому чудищу черному и промазал, как будто по облаку вдарил, исчезло чудище, растворилось. Поднял брата он, обхватил за плечо и повел прочь, как можно быстрее. Вновь свист, летит что-то в них, что-то снова невидимое. Раз и отсекает руку у брата, что целым был, вновь летит черный сгусток на них, светя зубами белесыми, но в последний момент поворачивает и уносится прочь. Вот тогда за спиной братьев тот лесничий и появляется.
Это стало первым предупреждением, но осталось оно неуслышанным. Люди с лагеря пропадать продолжали, кого мог, лесник защищал, но один он со всеми не справится. Начался отток резкий из лагеря, не хотели здесь больше работать люди. Боялись зверя невидимого и к семьям спешили скорее. А тем временем горняки смогли преодолеть эту пробку невиданную, много времени прошло, отросли уже бороды длинные, но процесс в мирное русло вернулся, были наняты новые работники, а все старые распущены и под страхом карой смертной обещание с них взято государями было, о прошедшем забыть и помалкивать. Вскоре горняки закончили свое дело. Прошли сквозь гору. Тоннель получился на славу, прямой, словно кишка, надежный, столько подпорок стояло, а красоту навести могли и сами пандемийцы. В воздухе витала опасность, и лесничий, и горняки это чуяли, очень быстро последние с государем своим великим, покинули остров сей странный. За удачно проделанную работу лесничего того повысили, стал он теперь наместником этих земель и должен был следить за исправностью пути этого. Но не суждено было ожиданиям государя пандемийского сбыться. Очень скоро начались вещи странные. Люди в окрестностях гор пропадать стали часто, а те, что возвращались, впадали в безумство отчаянное. Не сложилось, не вышло с путем торговым, сухопутным, но купцы все же ставили лавки свои там обширные, считая все это глупостью дикой и хитростью конкурентов смекалистых. Ошибались они – оказалось все правдой. Ничего не мог поделать лесничий. Как ему одному спасать жизни и лечить от безумства вернувшихся, постоянно твердивших о каких-то иллюзиях и том, чего нет, и не может быть. Говорили они о руинах загадочных, о двойниках своих, о муках и пытках жестоких, о зверях, что след никогда не оставят. Ничего не мог понять лесничий, знал места он эти прекрасные, ничего на них не было подобного, если только руины бегать умели. Вскоре он навестил государя великого с просьбой о перекрытии пути этого странного, рассказал ему о событиях ужасных и надеялся на правильность владыки пандемийского. Лишь усмехнулся владыка, решил, что усомнился лесничий в королевских решениях и навечно сослал его в горы, изгнал. А когда лесничий стал пытаться объяснить государю, доказать, что он прав, тот взорвался, насытился яростью и издал указ, по которому каждый при виде лесничего мог бросать в него камни, а кто не бросал, сам становился мишенью для этого. Так лесничий был изгнан из общества и ушел в отшельничество в горы, в которых родился и вырос, и которые знал лучше Элеса и Вильдии.
Люди продолжали исчезать, безумцы возвращались еще более безумными, лес полнился всякими сущностями и чудищами, люди шептались, что видели, как огромный червяк прополз через рощицы и скрылся в море соленом, а после того, как отпрыска королевского постигла та же участь, наконец был закрыт этот путь и заброшен, но…»
Запись вновь обрывается, размытая моссадорским вином.
Глава 73
Рен и Дикие Северные Земли
Капитан вновь был очень доволен. Рен был снова крайне недоволен и прибывал в каком-то смятении. Богатый улов, который они вытащили из "Матери", был тогда богатым только на количество, а отбыв из главного порта Пандемии, стал весомым еще и в денежном эквиваленте. Моряки тоже были довольны, местные чистенькие путаны им особенно приглянулись, поэтому они не жалели жалования и веселились напропалую, заливаясь различным пойлом, начиная от того, чем начищают ботинки, до того, что разливается по бокалам на королевских приемах. Рен же понятия не имел, как распорядиться со своими деньгами, которых оказалось в несколько раз больше, чем у любого матроса, и уныло побрел к своему «Венцу», где сменил дежурного на его посту, тот был счастлив до безумия и был готов расцеловать своего старпома на месте, но в итоге, спустя время, целовал лишь обвисшую грудь местной потаскухи. Но пир и веселье снова позади, «Беглец» снова вернул себе свое доблестное имя, и они снова в пути. Корабль идет своим ходом, куда-то за горизонт, не обремененный никакой целью или обязательствами. Наверное, так выглядит свобода. Целый мир твой, и ты в нем путешественник. Идешь, куда глаза глядят, лишь бы не кончался запас пресной воды. Простая мысль, простое утверждение, но, видимо, Рен пока еще не был готов сделать ее своим достоянием. Эта неопределенность и неизвестность его пугали, впрочем, в мире много людей, которых эти два слова приводят в ужас, ведь на то они и люди. Всю свою жизнь Рен жил ради чего-то, с самых ранних лет. Да, пускай эти цели отнюдь не были главными добродетелями, но они придавали смысл его жизни и делали все сложное простым и понятным, а сейчас… сейчас, его любимым занятием стало наблюдать, как волны разбиваются в брызги о борт «Беглеца», а брызги, в свою очередь, превращаются в пыль. Он полюбил море, но, пожалуй, это единственное положительно изменение. Ему казалось, что он прошел очередной круг и вернулся в начало, хотя ни он, ни кто-либо на свете не мог бы ответить, где начинается и где заканчивается тот самый воображаемый круг. Цель, нужна цель, чтобы двигаться, чтобы жить, всегда нужна цель, в противном случае будешь болтаться, как говно в проруби, и много чести тебе это не сделает. Да, можно сказать, мол, зато все предопределено и нет неизвестности, которая так сильно многих пугает, это так, верно, но ведь согласитесь, риск – дело благородное, а неизвестность тесно с ним связана, и только человек смелый и достойный сможет выбраться из своего омута с чертями и попытаться достать звезду. Казалось бы, Рен все именно так и сделал. Покинул свой родной край, отказался от первобытной мести, которая вырастила и воспитала его, впервые крепко влюбился, обжегся на этом, в корне поменял свой образ жизни и в итоге вернулся все в ту же самую прорубь, где теперь и продолжает болтаться, только уже не в метафоричном смысле, а вполне себе прямом.
– Ты уже закончил? – вдруг откуда ни возьмись, появился капитан и нарушил старпомовское забвение.
– Что закончил? – рассеяно спросил Рен.
– Барашков морских считать! Идем. – Рен, краснея и тупя глаза в пол, отправился за капитаном, словно маленький мальчик, пойманный за подглядыванием соседской девочки.
Они прошли в капитанскую каюту. Капитан приказал Рену закрыть дверь на засов и пригласил за круглый стол, ломившийся от обилия диковинных островных фруктов. Оказывается, капитан был куда более высоко морально развит и не сношался в закоулках, с кем попало, ища вместо этого связи куда более полезные, нежели просто для обмена половыми жидкостями. Вот, пожалуйста, судя из рассказа капитана, это была одна зажиточная барышня, не настолько старая и безобразная, чтобы не разделить с ней ложе, но одна из самых крупных землевладелиц Пандемии, имеющая в своем ведомстве бескрайние фруктовые поля. Помимо этого, она была вдова, что лишало каких-либо возможных угроз и преследований. Невероятно, но почему-то в это верилось или хотелось верить. Чего уж тут душой кривить, капитан-то рожей не вышел, но его обаяние, его манеры, которые вдруг откуда-то ни было появляются, его харизма. Этого более, чем хватало, чтобы добраться до парка развлечений практически любой особы, невзирая на ее классовые предпочтения, оставляя за собой сладкий аромат разврата. Вот же лицемер, но ведь и упрекнуть его было не в чем, женщины сами звали его за собой, он их ни к чему не принуждал, ничего не заставлял делать насильно. Воистину, вежливость города берет. Да и гостинцы, должно признать, были самого высокого качества и изысканного вкуса. Капитан выждал паузу между и сменил тему.
– Теперь ты. Поехали. Бартер. Хочу знать о тебе.
– Обо мне?
– Да, о тебе, черт возьми, и не надо мне тут прикидываться дурочкой, я не конченый осел, чтобы не отличить Ча-Чака от тебя. Я признал тебя своим старпомом, а, значит, и команда признает. А теперь отвечай, что с ним и где он? Одежда на тебе точно его.
Юлить и отнекиваться было бессмысленно, помимо того, что капитан был лицемер, он еще и всегда откуда-то знал правду, поэтому самым правильное, что сейчас можно было сделать – это рассказать правду, собственно, так Рен и поступил.
– Я не знал твоего Ча-Чака, я только нашел его бездыханное тело на берегу и стащил с него одежду.
– Ах ты сука! – воскликнул капитан. – Нет, не сука – чайка. Я надеюсь, ты его похоронил, как подобает?
– Нет, – коротко ответил Рен.
– Нет. Все-таки ты сука, – резюмировал капитан и на этом закончил допрос Рена о его прошлом. Возможно, остальное он знал и так, а, может быть, его правда волновала жизнь друга, коим и являлся тот самый Ча-Чак и, получив ответ на свой вопрос, он исчерпал тему для себя.