– Иди, – просто и коротко сказала Ласса, сразу все поняв, – только будь осторожен, прошу тебя.
– Я вернусь с восходом солнца, на третий день, – сказал Линд и покинул королевские покои. Он спешил вниз по лестнице в импровизированную гардеробную комнату, там он переоделся в простые балахонистые одежды и черным ходом покинул дворец.
На улице шел дождь, весело солируя барабанной дробью по крышам домов, аккомпанируя себе грозой и раскатистым громом. В окне дворца скользнул чей-то лик. Герцог следил за человеком в неприметных одеждах, покидающим дворец через черный ход. Уйти незамеченным ему не удалось. Герцог улыбнулся стекающим по стеклу каплям дождя и спокойно направился в королевские покои. Тень забегала по винтовой лестнице. Ласса услышала шаги и открыла дверь, ожидая увидеть Линда. Но за дверью никого не было. Факелы погасли. Сверкнула молния в небе, озарив угловатый профиль герцога, стоявшего на лестнице, прямо напротив Лассы.
– Здравствуй, дорогуша, – он набросился на нее, затолкал обратно в комнату, закрыл на засов дверь. Она вырывалась, пыталась кричать. Он закрыл ее рот. Схватил за волосы, потянул за них так, чтобы Ласса откинула голову. Провел по шее уродливым пальцем и повторил тот же маршрут языком, отклонившись в финальной стадии пути.
Дождливая погода была на руку Линду, чем меньше случайных прохожих, тем лучше. Он бежал через весь город, не стесняясь наступать на лужи, несколько раз скользя по грязи в успешной попытке сохранить равновесие. Да, если бы их первое появление в Элесе пришлось в дождь, об этом славном городе можно было составить совсем другое впечатление – полностью противоположное. Но сослагательное наклонение не имеет никакого веса и опоры под собой, впрочем, как и маниакальное желание Линда скорее увидеться с тем дедом и вытащить из него всю мыслимую и немыслимую правду. Город остался позади. Теперь ему предстояло пройти через сухопутный торговый путь, который сейчас уже и не был таким сухопутным и абсолютно не был торговым. Ни одного экипажа на всем пути, только пустые деревянные стеллажи и лужи кругом. Тем лучше, только лучше. Вскоре он свернул с дороги и уперся в скалу. Отвесную скалу. «Так, ход, где ход? Где этот чертов лаз?», – пытался найти или вспомнить, как забраться в гору Линд. Тщетно. Тропинка, если и была, то здорово замаскирована, как раз от таких вот товарищей с маниакальными приступами. Делать было нечего. Нужно было карабкаться. Карабкаться вверх по отвесной скале. В дождь. По скользким камням и мху в размякших от воды и грязи башмаках. Мягко говоря, это была не лучшая идея, но все его естество требовало ответов. Он стал заложником своей одержимости.
Камни сыпались из-под его ног, еще немного и он доберется до верхушек деревьев. Руки начинали затекать, ноги дрожали от постоянного напряжения. Сомнения закрадывались в его голову. А что, если он не сможет, что если сорвется? «Я должен», – говорил он себе и продолжал карабкаться вверх, предусмотрительно очищая каменные выступы от мокрого мха. Сумка, висевшая через плечо, скатилась ему на живот и безумно мешала его продвижению вперед, каждый раз цепляясь за какой-нибудь каменный выступ. Шаг за шагом. Вот он уже поднялся выше деревьев и будь более искушен и менее одержим, безусловно оценил бы открывшийся вид, но было немножко не до этого. Намокший капюшон шорами повис на голове, за что был яростно скинут за спину, продолжив влачить свое мокрое существование, беспомощно болтаясь на галерке. Стало только хуже. Дождь заливал глаза плотным потоком воды – где-то неподалеку стекал маленький ручеек, неспособный отказать себе в удовольствии помочь старшему брату, дождю, в прямом смысле слова, замочить местного государя. «Вернись!», – хотел было закричать Линд капюшону, но остановился, осознав, насколько абсурдной была бы эта ситуация. Он уже был на высоте двух деревьев. Только не смотреть вниз. Если оглянется, посмотрит на пройденный путь, значит, все, больше не боец, сдался, проиграл. Но только не Линд и только не этой ночью. Выступов становилось все меньше, а расстояние между ними все больше. На высоте гулял порывистый ветер, который приходилось пережидать, прижавшись плотнее к скале и застыв с раскинутыми ногами и руками, словно морская звезда в стеклянном аквариуме. Капюшон, видимо, затаил обиду и не упускал возможности отомстить – при каждом сильном порыве, раздуваясь словно парус. «Лучше бы голышом я пошел!», – думал про себя Линд, а иногда и вслух, только выражаясь несколько более конкретно. Быстрее, выше, сильнее. Половина пути уже точно позади. Вот, что делает с человеком желание узнать правду. Еще немного и оно погубит Линда, но как же прекрасен огонь костра в конце тяжелого пути. Только не сдаваться. Руки устали. Окончательно выдохлись и разжимались сами по себе. Пару раз Линд уже чуть не сорвался, вопреки своей воле. «Да уж, чем выше нос, тем больнее упадешь». Все. Все кончилось. Неминуемая гибель. Уйти, спуститься нельзя – неминуемое падение. Идти дальше – невозможно. Очередной выступ был в трех шагах от Линда, но за ним, боги, виднелись деревья в долине, он добрался, почти добрался последний рубеж. Последний бросок. Усталость, сговорившись с дождевой водой, застилала глаза. Ноги плясали, словно на празднике Солнца, отплясывая в такт народной музыке. Столько сил потрачено. Он не мог оступиться. Мир должен быть справедлив. Эй, Мир, ты ведь справедлив? Он перенес вес на одну ногу, чтобы толчковая могла немножко отдохнуть и не подвести в самый важный момент. С руками было сложнее. Он попытался подставить под одну из них голову. «Что за вздор!», – крикнул он в себя и прыгнул к последнему выступу. Опорная нога предательски поехала на мокром мху, который руки уже отказывались сдирать. Прыжок вышел вялым. Очень вялым. Линд вытянулся в струнку, пытаясь дотянуться отдохнувшей рукой до выступа. Схватился и тут же сорвался, не сумев зацепиться за скользкий, гладкий камень. Все пропало. После таких падений не выживают. Ласса, она лучшее, что было в его жизни. Как же он ее любил и как редко говорил ей об этом. Вдруг что-то или кто-то схватило Линда за уходящее с линии выступа запястье. Линд сильно ударился о скалу и победно засмеялся.
***
– Это точно было какое-то чудище с гор! – заговорил мальчик. – Он поймал его за руку, а потом отволок к себе в логово и съел его там! – пугал он ребят помладше, показывая руками челюсти.
– Ты что? Ты правда не понял? – вступил в дебаты мальчик постарше, подросток. – Этот был тот самый дед, живущий в горах, и он точно его не съел… – подросток задумался, – хотя и был странным, но я уверен, что он помог Линду и ответил ему на все-все вопросы.
– А мне больше интересно, что там дальше было с Ребым, с этим как его? Архы… – девочка тянула гласную, вспоминая это ничего не значащее для нее слово, – Архамаистер, вот! – торжественно заявила она и поглубже спряталась в теплый плед.
– А что там с Яром? Он так и останется ходить, как заводной солдатик? Расскажите, расскажите!
Дедушка, рассказывавший историю в эту чудную августовскую ночь, в очередной раз воспользовался своим излюбленным приемом и главным преимуществом густой растительности на лице, спрятав широчайшую улыбку. Надо сказать, хоть его кресло, целый трон, был не меньше, чем шикарным, но за такой долгий рассказ все ноги, спина и даже локоть, на который он опирался, безумно затекли и требовали мало-мальской разминки. Дедушка встал и прошелся вдоль импровизированного амфитеатра, который собрался вокруг него. Потрепал светлые волосы девочки, спрятавшейся в теплом пледе, она ему улыбнулась, и глаза дедушки улыбнулись ей в ответ.
Августовские ночи были очень скоротечны, и нужно было продолжать рассказ, но мы же живем в двадцать втором веке, и технологии позволили нам продлить эту ночь на столько, на сколько это будет необходимо, да, против природы не попрешь, но есть знаковые события, одно из которых происходило сегодня, ради такого стоило оказать небольшое сопротивление солнечным лучам, знаменующим начало нового дня. Город, несмотря на всю суровость своего географического положения, очень теплый, и имеется ввиду не душевная теплота, которая, разумеется, здесь во главе угла, а именно та самая теплота, в градусах Цельсия, ну или Кельвина, Фаренгейта. А всему виной или напротив – панацеей, был купол, который прятал под собой все дома, дороги, людей. Здесь находился своего рода оазис посреди северной арктической пустыни. Купол был не простой, а особенный. Вернее, физика процесса была очень проста, а решение гениально. Каким-то непостижимым образом инженеры могут менять толщину этого купола, в свою очередь купол изготовлен из стекла с диоптриями, словно очки. Причем эта линза собирающая и используется только в период десятимесячной зимы, когда морозы достигают совсем уж не пристойных температур. Ну, а дальше все как в детстве, когда поджигаешь муравейник, исключая последнюю стадию – стадию воспламенения и горения. Как-то так. Дальше тепло аккумулируется и согревает ночью все и всех вокруг, поддерживая минимальную температуру не ниже десяти градусов. Такая вот осень в декабре и параллельно с этим рекурсия – домик в домике. И теперь вопрос «какая там температура за бортом?» был провокационным, а ответ на него неоднозначным. Конечно, никто не запрещал выходить из-под купола, пытаться лепить из рассыпчатого снега снеговиков и вкушать прочие прелести зимы. Хорошо, когда есть альтернатива, и ты можешь выбрать. Можешь оставаться в летнем тепле своего маленького дома, можешь наслаждаться свежей прохладой ранней весны или осени или же покорять бесчисленные волны белого океана. Думаю, теперь не сложно догадаться, как собирались бороться с ранним восходом солнца. На купол просто ставилась непроницаемая заставка звездного неба с движением звезд и полярным сиянием в зависимости от реального расположения звезд на небосводе и активности солнца соответственно. Иными словами, умная заставка, которая сохраняет, точнее симулирует природные явления и движения небесных тел с их реальным положением в пространстве и времени. Соответственно, когда поднималось солнце оптическая сила купола снижалось до нуля, то есть до единицы, и температура под куполом и вне его была одинаковой. Вкратце как-то так, если, конечно же, объяснять простыми словами сложные вещи.
Пора продолжать историю. Да, можно притвориться и поверить, что ночь может длиться вечно, но организм не обманешь и совсем скоро все – и взрослые, и дети – начнут зевать, захотят спать, и ценность рассказанной дедушкой истории упадет до нуля.
Костровые снова подбросили дров в костры, располагающиеся в специальной последовательности на полянке, чтобы никто в эту ночь не был в тени. Искры вновь взмыли до небес. Дедушка вернулся на свое место, поглаживая седую бороду большими и все еще сильными руками. Слушатели были готовы к продолжению, на удивление никто еще не поймал дремоту, даже дети, которые, напротив, с глазами по пять рублей, ожидали продолжения истории о любимом герое, которого выбрали каждый сам для себя.
– Ты правда думаешь, что это могло быть какое-то чудище? – спросил вдруг дедушка у того мальчика.
– Да! Почему нет? Это было бы интересно!
– И в чем же заключается интерес?
– Линд настоящий герой! Хоть и немножко боится этого своего червя. Он бы из последних сил сражался с чудищем и победил его!
– Но ты же сказал, что чудище его слопает на ужин, разве нет?
– Нууу, – мальчик почесал затылок, – я так сказал, чтобы напугать девочек, они же все трусихи…
– Ничего мы не трусихи! – ответила юная поклонница архамаистера.
– В общем, я уверен, что он победил бы его и вот.
Дедушка вновь спрятал улыбку в бороду.
– Ну ладно. Продолжим наше путешествие. Вы еще не устали?
– Нет! – хором ответили детские голоса, подкрепленные одобрительным взглядом взрослых.
Искры костров высоко поднимались в небо, где их подхватывал северный ветер. Стреляющие поленья и потрескивающие деревяшки подыгрывали и служили аккомпанементом дедушки в его рассказе, создавая нужную атмосферу. Тем временем, незаметно начинало светать, но как мы уже знаем, это не было проблемой. Рассказ должен был закончиться. История должна увидеть свет, а герои найти свою публику. Ведь не только врага нужно знать в лицо. Должно чтить предков, помнить ушедших. Да, мы можем не разделять их точку зрения или пути решения той или иной проблемы, но если в конечном счете все кончилось так, как нужно, не все ли равно? Согласен, тут можно вступить в долгую и опасную дискуссию, но нам сейчас, сидя у костра, легко рассуждать, что хорошо, а что плохо, что было сделано правильно, а какой поступок был абсолютно не верным, но ведь герои рассказа почти всегда находились в критической ситуации, на волосок от смерти, и несмотря на это умудрялись принимать в общем и целом, правильные решения, да, без потерь не обойтись, но ведь и время было неспокойное. Они много сделали для нас, а единственное, что можем сделать для них мы – это помнить, не предать забвению ни их, ни их дело. Привилегия великих королей в том, что еще при жизни они успели покрыть себя славой и умирая, они могли быть уверены в том, что их не забудут. Правители послабее осознают это только при виде женщины с косой и стараются запрыгнуть в уходящий поезд. Они всего лишь, как и все мы, ищут признания, которого не сумели получить при жизни.
Заработали хитроумные механизмы купола, продлевая ночь настолько, насколько это потребуется. Дедушка продолжал свою историю, покручивая на пальце перстень с инициалами «ЗФ».
Глава 67
На поиски подземного города
Архимагистр еще неоднократно повторил свой обряд, называемый «пойти в библиотеку и попытаться узнать все», но раз за разом все заканчивалось фразой «в книгах об этом ничего не сказано» или «у меня нет ответа на этот вопрос», а иногда «у меня недостаточно информации». Так или иначе, а все эти высказывания по своей сути синонимы и общему делу явно никак не помогали, но с настойчивостью осла и твердолобостью барана, хотя, наверно, наоборот, впрочем, не важно, архимагистр вновь и вновь приходил в библиотеку и допрашивал библиотекаря. Должно сказать, что у последнего уже потихонечку заканчивались силы. Возраст давал о себе знать, а та энергия, которая копилась в нем все эти годы забвения, со скоростью стрелы, пущенной вниз с высочайшей горы, заканчивалась. Пару раз дедушка даже уснул на лестнице в поисках очередной рукописи, которая вновь не давала исчерпывающего ответа, и никак не получалось нарисовать полноценную картину событий, собрать пазл. Не хватало связующего звена, которое бы наладило мосты между всеми островками информации. Библиотекарь утверждал, что если чего-то нет в его библиотеке, то либо этого не существует в принципе, либо оно давно утрачено, следовательно, тоже не существует.
– Все отрывисто, – говорил себе под нос архимагистр, – но каждый островок описан красочно и подробно, не хватает такого сухого, прямого, как палка и лаконичного стержня, который бы соединил все воедино, как шашлык. – живот немного заурчал.
– Молодой человек, – да, дедушка мог так назвать архимагистра, хотя тот был уже далеко не мальчишка, но если подумать, в возрасте библиотекаря для него все на этом свете «молодые люди». Сколько лет он уже живет? И, постойте-ка, как он столько прожил? Вопрос не праздный, но из нашей рубрики. Вопрос, на который нет ответа, – не пытайтесь все свести к общему знаменателю, совсем не обязательно, что он будет, а вы только лишний раз будете истязать себя.
– В мире происходит что-то неладное, но все отказываются это заметить.
– О, мир, мир мне не интересен, по крайней мере таким, каким он будет, но что с ним было – это уже другое дело, – дедушка вновь поправил свои толстенные очки.
– Но ведь все, что произойдет сейчас, оно тоже рано или поздно станет прошлым и попадет к вам в архивы, выходит, что вы тоже связаны настоящим.
– О нет, здесь вы ошибаетесь, архимагистр. В чем прелесть истории? Её прелесть в том, что уже ничего нельзя изменить, все уже произошло. Все так, как оно и есть, и остается это только принять.
– Вы просто боитесь ответственности, уважаемый архивариус.
– Не судите меня, архимагистр, я маленький человек. Безумно маленький и старый, чтобы миру было до меня дело.
– Тем не менее, вы в одиночку храните наше наследие, – Ребой проделал рукой полукруг над головой, – раньше я считал себя и прочих магистров хранителями древних знаний, совсем недавно убедился в глупости последних и мнил себя чуть ли не единственным хранителем, но придя сюда, – архимагистр запнулся, вспоминая свое первое впечатление, – я вдруг понял, что всю жизнь копался в песочнице и делал куличики, – дедушка рассмеялся в ответ, но не высокомерно, нет, он так не умел – по-доброму, он же все таки дедушка. – Вижу, я здорово вас повеселил.
– Да, лучше и не скажешь, но в твоих мыслях есть здравое зерно. Наверное, я скажу тебе сейчас немыслимую вещь, но я не всегда был здешним архивариусом и, как Школа обзаводилась новыми зданиями, я тоже не знаю, но есть история, которая написана лишь единожды. В очерках из истории Школы, – архимагистр насторожился, – там говорится, что Школа была разрушена, но не говорится, кем и при каких обстоятельствах. Это было после тех самых событий, да это и не важно по существу, – собеседник терпеливо ждал, когда дедушка закончит свою мысль. Тешить себя догадками – гиблое дело, хоть это так и по-людски.
– Прости старика, я уже не могу так быстро думать и копаться в своей памяти, как делал это раньше. В общем, не исключено, что что-то могло пропасть из библиотеки, как и пропал тогда предыдущий архивариус.
– А могли пропасть и вместе.
– Могли. Видишь ли, единственный недостаток всего того, что уже стало историей – это то, что ее можно переписать, и мы об этом никогда не узнаем. Но клянусь тебе, я таким никогда не занимался! – Ребой улыбнулся в ответ, показав тем самым, что ни в чем не подозревает старика.
– Спасибо вам.
– За что? Ты ведь так и не нашел здесь ответа.
– Я нашел здесь больше, чем ответ. Я нашел здесь надежду.
– О, – задумался дедушка.
– Помните мы с вами говорили о пещерах и каком-то металле, спрятанном в его недрах, из которого якобы изготавливаются посохи, которые служат проводником между мирами? Скажите, ведь это не просто байки для детей? Где может находиться эта пещера или пещеры?
– О нет, это отнюдь не россказни. Пещера существует. Там целый город! Огромный город! Но боюсь, он утерян навечно.
– Скажите мне, где его искать?
– В мире много пещер, и есть несколько подгорных городов, но все они хорошо спрятаны и защищены.
– Я справлюсь.
– Я это знаю и не сомневаюсь в вас ни на миг, иначе бы вы не были архимагистром! Но я не могу указать вам путь, этот город описан призраком на страницах моих книг, он периодически появляется в самых неожиданных местах, и никогда не удается составить полный образ. Всегда описывается что-то новое, но всегда есть и то, что связывает эти отрывки.
– А что, если их выписать и соединить?
– Ничего не выйдет. Зачастую они противоречат друг другу. Я не могу указать вам путь, в книгах об этом ничего не сказано. Следуйте за своим сердцем.
«Ну вот, снова эта фраза, всегда все этим и заканчивается», – подумал про себя Ребой.
– Еще раз благодарю вас за все, – архимагистр поклонился и, не дожидаясь любезности в ответ, направился к выходу.
– Не за что, молодой человек, не за что, – дверь скрипнула и захлопнулась, вновь оставив старика один на один со своими рукописями.
В последний раз архимагистр слишком долго гостил в библиотеке. Яркий солнечный свет чуть не сжег сетчатку с непривычки, а ноги успели ослабеть от длительного пребывания в сидячем положении, и теперь архимагистра немного штормило. Однако слабость быстро ушла, а глаза привыкли к свету. Он направлялся в главный корпус, а по пути обдумывал план своих дальнейших действий. Да, библиотекарь не дал ему каких-то исчерпывающих ответов, будь всегда все просто, никогда бы не было на свете великих королей, полководцев, мудрецов. Сложные ситуации всегда требуют решения, и только человек с изощренным умом, способный принимать решения и действовать, может добиться успеха и спасти или изменить судьбы многих. По всем пунктам и показателям, мир требовал первого. Что ж, ответов нет, но есть надежда. Она, как известно, штука живучая, и вероятность того, что что-то могло утечь из этого хранилища грело сердце и душу. Сердце, следуй за сердцем. Какая банальная и тупая фраза, которая на первый взгляд вообще ничего не значит и не несет никакой смысловой нагрузки. Предполагает, что нужно просто ждать какого-то случая, тебя просто осенит и поведет туда, куда нужно. Ага. Фиг с маслом. Ничего подобного. Ты должен делать все от тебя зависящее, отдаваться этому целиком, как говорится «всем сердцем», и тогда будешь вознагражден. Фаталисты утверждают, что каждый получает столько, сколько сможет выдержать, но ведь мир справедлив, и каждый получает ровно столько, сколько он заслужил. И если ты малодушен, то и счастье твое будет скоротечным и неосязаемым. Итак, утечка, подземный город, металл-проводник. Мозг требовал объяснений. Надежда номер один – о том, что в темные времена Школы из нее была вынесена та самая книга, которая могла бы все связать воедино, давала мало-мальский ответ и не располагала к каким-либо действиям. Здесь, как говорится, оставалось только ждать дальнейшего развития событий. Надежда номер два говорила о том, что есть какой-то подземный город, в котором есть нечто, что давно было утеряно и что может пролить свет на всю эту неразбериху. Что ж, пожалуй, надежда номер два просто кричала о том, что нужно было что-то делать. Отправляться на поиски в горы, прочесывая каждую скалу и долину, искать какие-то подсказки в Школе, магистрате, еще где-нибудь. Да, здесь есть ниточка, за которую можно тянуть, вернее, их столько, что и за всю жизнь не перебрать. Нужно было как-то сузить круг.
Загруженный своими мыслями и рассуждениями архимагистр не заметил, как подошел к магистрату. Все бегали. Что-то случилось. На улице была куча вещей и с каждой минутой становилось все больше. Послушники бегали, словно заведенные, и выносили все, что могли. Выглядело, как неумелое ограбление, когда воришки просто задавили числом.
– Что случилось? – спросил архимагистр, поймав за руку пробегавшего мимо послушника.
– В горы, пора в горы, надо бежать! – да уж, взгляд полный безумия, бесполезно.
Архимагистр искал кого-нибудь постарше и выше в чине, кого-то того, кто еще не потерял рассудок. Такой нашелся. Магистр из Совета.
– Магистр, что происходит?
– А, это вы, где вас носило? Ну и запах от вас!
– Прекрасный ответ. Главное, что по существу.
– А, простите, вы правда ничего не знаете?
– Если бы я знал, я бы не спрашивал, не так ли? – если честно, архимагистра уже начинало подбешивать.
– А, мы уходим в горы, в цитадель, уходим туда, где безопасно, – магистр «А» вновь не попал своим ответом в вопрос. Ребой уже начал думать, что это его жизненное кредо – никогда не получать ответы на вопросы. – Моссадор уничтожен и разграблен, – собрался магистр «А», – Намаз и Таллесай атакованы. Нужно укрыться в горах.
– Кем атакованы?
– Неизвестно. Выживших нет, но моряки говорят, что все крупные города Моссадора сгорели. Песчаные маги сообщили о том, что Тах атакован и уничтожен какой-то неведомой силой. Наш представитель в Махариусе успел сообщить почтой, что город сдан, его вот-вот оккупирует армия вальдау.
– Армия вальдау?
– Именно так.
– И вас это ничуть не смущает?
– Это не наше дело.
– Вы безжалостно и бесповоротно ошибаетесь. Если вы думаете, что сможете укрыться от армии теней, которая сейчас уничтожает пустынников или от армии вальдау, которая марширует по степям Намаза, то вы полнейший кретин! Нужно выйти на бой, уничтожить угрозу!
– А, нет. В последний раз, когда маги вступили в бой появились Могильные земли, с тех пор все конфликты улаживались либо дипломатией, либо вооруженными столкновениями, но никак не магами, маги с тех пор поклялись только охранять мудрость и знания. Мы хранители, а не воины.
– Вы хранители?! – не вытерпел архимагистр. – Вы трусы и бежите в горы! Нужно прийти на помощь!
– А ваше мнение никого не интересует, бывший глава Совета. Совет принял решение, и вся страна будет эвакуирована в горы, нравится вам это или нет, – парировал магистр «А». – Вы уже не раз проявили неосмотрительность, дав выкрасть свой посох и отправившись в авантюрный поход за духом. Я уже не говорю про паранойю о темных силах!
– Паранойю?! – все, это была последняя капля, – Если бы вы тогда поверили мне, мы могли предотвратить эту угрозу и спасти Моссадор, от которого не осталась камня на камне, а скоро его участь повторят и Намаз с Таллесаем. Вы – непроходимый тупица! Как таких, как вы, вообще пускают в Совет?!
– Я буду ходатайствовать о вашем исключении из ордена, – магистр «А» отвернулся и продолжил командовать эвакуацией.
Немыслимо. Сначала отрицание угрозы, а потом побег от нее. Да, орден решительно ничего не хотел с этим делать. Либо смирились, либо просто не могли. Трусы. Слабаки. Крысы. Бегите в горы, бегите. Вас зажмут там в углу и истребят всех до единого. Нужно собраться с мыслями и хорошо бы уже что-нибудь придумать. Все началось. Точнее, идет уже давно, но он так заигрался в историка, что совсем ослеп и не видел дальше письменного стола, а в мире творилось такое. Если бы архимагситр не проводил столько времени в полуразрушенной башне, он бы наверняка почувствовал это движение. Не время себя корить. Настало время решительных действий. Все уходят в горы, казалось бы, даже лучше, по пути, возможно, где-то в этих горах спрятан тот самый город, но нет, не логично. Комория была выбрана хранилищем магии намного позже. Да, Школа здесь с незапамятных времен, но Школы раньше были повсюду, это не аргумент. Магия родилась не здесь, магия сюда пришла. Магия, где она могла зародиться? Что есть магия? Все всегда начинается с простого, с низов, и потом обрастает и становится чем-то высоким, искусством. Как в простонародье называют магию? Не иначе, как волшебство, чудо. Чудо, чудо. Что есть чудо? Чудо – это небосвод, усеянный бесчисленным количеством звезд, это рассвет и закат, это смена времен года, когда белые, зеленые, золотые одеяния земли сменяются, словно в калейдоскопе. Жизнь рождается и умирает, чтобы потом вновь возродиться. Жизнь – это чудо. Рождение жизни – волшебство. Но не каждое рождение несет свет, добро. Что определяет направление этого волшебства? Что задает знак? Почему в одном случае в мир приходят великие архитекторы, творцы, а в другом случае насильники и убийцы? Да, определенно, это любовь, любовь, которая живет в сердце и от него исходит. «Старый прохвост, неужели он все знал и решил проверить, догадаюсь ли я?», – думал про себя архимагистр, на половину изгнанный из ордена. Любовь – это основа всего. Она, словно магия, способна творить чудеса, настоящее волшебство, она рождает жизнь. Только там, где царит любовь могут происходить необъяснимые вещи – чудеса, нет силы сильнее ее и нет ничего более уязвимого, чем она. Мир гармоничен, чтобы была гармония, должны быть противоречия: зайцы и волки, зима и лето. Так и любовь. Ее легко обрести, но еще легче утратить, но если удастся с ней совладать – это приведет к катарсису. Для появления чего угодно всегда нужна любовь, и магия – не исключение. Да, край солнца, доброты, любви. Место на карте, про которое говорят, что зимы и дожди разбегаются прочь, только увидев ее границы.
– А ты не так и плох, архимагистр, – похвалил он сам себя, – да, воистину хорош. Гренган. Пояс Гренгана, – он смотрел сверху на Корвиду, наблюдая, как ее покидают жители, образуя длинную цепочку, тянущуюся до самых гор.
Глава 68
И снова здравствуйте
Смерть шла за ними по пятам, бежала впереди них, шла под руку справа и за руку слева. К чему бы ни прикасалась армия Темного Владыки, где бы ни проходила, все вокруг умирало. Костет все никак не мог стереть воспоминания о бойне в Мохариусе. Армия Владыки уже успела разорить несколько мелких городов, растоптать кучу небольших селений, несколько раз успешно отбить налеты кочевников, но события в Мохариусе стояли особняком. Костет убивал и раньше, убивал раненых, молящих о помощи и пощаде, убивал и после тех событий, но все это казалось происходило где-то в параллельном мире, на который ему было также параллельно. На привале, в ночи, в седле, за трапезой – всегда он вспоминал лица женщин и детей, которые встречали их с цветами и искренне радовались вторжению, по крайней мере ему хотелось в это верить. Так было сложнее. Он истязал себя вновь и вновь муками совести, как тысячи беззащитных женщин и детей по воле одного безумца в одночасье были обезглавлены. Костет ненавидел Владыку всем сердцем. Тот его приказ был не верным. Так нельзя было поступать. Но боялся он его намного больше. Впервые страх возник после увиденного при осаде Крокатуна, познакомившись со способностями Владыки, и теперь уже на постоянной основе после резни в столице Намаза, там Костет убедился в безумии своего господина, который считал, что имеет на это безумство особенное право. Это не так, но кому теперь это интересно? Уж точно не тем трупам без голов, что остались на радость падальщикам. Владыка не делил поступки на правильные и неправильные или еще на какие категории. Он вообще их не делил. Делал только то, что должен или хочет, а хочет он уничтожить все живое. В одну из ночевок, когда звездное небо давило на Костета своим авторитетом и величием, он вдруг понял. А что потом? Что потом, когда Владыка добьется своего? Встать на сторону победителя, жить, ни о чем не думая, и просто убивать, заливая свою обиду – это, конечно, хорошо, но что потом, когда все подойдет к концу? Жизнь в этом мире исчезнет навсегда, да и бог с ней, с жизнью. Что будет с ним самим? Владыка многолик и лицемерен, он найдет пути и решения, не знаю как, но переберется в другой мир и сделает там тоже самое, если он уже не занимается этим, и этот мир лишь пополнит его коллекцию. Он постоянно что-то вычитывает из своей этой книги, которую когда-то давно Костет со своими спутниками нашел в провалившейся башне. Едва ли Владыка станет милостивым и предложит Костету путешествовать вместе с ним. Он убьет его, не задумываясь, просто потому, что так надо, так хочется, что он уже неоднократно доказывал. И тут Костетом завладел другой страх, куда более могущественный – страх смерти. Почему-то он не хотел умирать, а ведь он не знает ни кто он, ни откуда. Эти вопросы больше не мучили его. Все свелось к настоящему моменту и жизни, существованию в нем. Уже давно он не думал и не рассуждал о былом или, напротив, о прошлом. И, пожалуй, этот осуждающий взгляд ночного неба подействовал на него, ему даже стало стыдно. Нет, не стало, стало просто не по себе, сделанного не воротишь. Он повернулся на бок и закрыл глаза, не в силах больше играть в гляделки с ночным небом, сохранив при этом всю морщинистость лба. Что ему оставалось делать? Он разочаровался в мире, в людях, но больше не мог бесчувственно убивать всех на своем пути. Да, сердце и душа его насквозь прошиты черными нитями, но они еще живы. Это просто болезнь, и болезнь излечимая. Нужно бороться. Бороться до последнего. Бороться, как сражаются кочевники, совершая каждую ночь свои бесполезные налеты. Они чувствовали или знали, что гибель их неизбежна, и каждый хотел унести с собой как можно больше неприятелей, бились они насмерть, бились неистово. У них не было сил, чтобы сокрушить врага, но они верили, что всегда найдется рыба крупнее, что если не справятся они, то обязательно справится кто-то другой, но очень хотели внести свой вклад в общую победу, ночь за ночью нанося царапину за царапиной.