«Такими темпами мы не управимся за пять минут. – Размышлял он, не переставая настороженно выписывать круги чужой лыжей. – Я-то думал, мы просто дойдём до детской площадки, никакие танцы с бубном я не предполагал».
Параллельно с этим ещё одна мысль билась у него в сознании, увы, слишком слабая для того, чтобы суметь ухватиться за неё. Она мелькнула в тот момент, когда Яков заговорил про движение невидимых линий, Георг не просто так нашёл глазами машину Марьяны – эта мысль была связана с автомобилем, происходила от него. Мысли подобные этой он именовал скользкими хвостами – как не хватай, всё равно не поймаешь… Придётся отложить до более спокойных рассуждений или ждать, пока она внезапно не всплывёт в его голове. И всё же…
Они добрались до угла корпуса, всего каких-то метров двадцать, но заняли они куда больше времени. Сейчас нужно было пройти вдоль короткой стороны здания, Георг уже видел поваленные деревья и участки верёвочного парка. Пространство перед ними было прозрачным и никоим образом не выглядело угрожающим. Пустота просто заманивала их, тая в себе опасность.
Во время очередного взмаха от палки в руках Якова отделился тимляк. Он не почувствовал никакого сопротивления, ему не пришлось прикладывать усилия, но в воздухе перед ними определённого находилось что-то, укоротившее алюминиевую палку.
– Стоять. – Скомандовал он. Георг замер у него за спиной на одной ноге и медленно опустил поднятый валенок на снег. – Они возле нас.
Мужчины остановились примерно посередине короткой стороны корпуса, не будь снега, они стояли бы на широкой заасфальтированной площадке, продолжающей парковку, это было открытое место, до ближайших деревьев оставалось метров тридцать.
Яков взмахнул, и в максимально удалённой от него точке воздух опять отсёк кончик палки. Он наблюдал за его коротким полётом и приземлением. Воздух? Ну нет, это были невидимые линии, те самые «консервные ножи», что вскрыли пса и ногу спасённого ими. Что бы сказал великий Шерлок по этому поводу, что именно он посчитал бы невозможным и решил оставить за пределами уравнения?
Яков тщательно проверил палкой воздух возле своих ног. Он стал медленно прижиматься к стене корпуса, по его мнению, острые линии исходили из леса, а значит не глупым было держаться от него на расстоянии. Эксперимента ради Георг тоже провёл лыжей в направлении деревьев, и от тонкого пластика в его руках отделился кусок. Насколько благословенной была идея прихватить с собой лыжи! Чтобы они делали без них? Наверное, уже делили бы участь Шмеля. С едва не замершим сердцем Георг заметил, что неровная цепочка его собственных следов, оставленная утром, проходит как раз там, где пролегала невидимая линия! То есть он находился в непосредственной близости от этой дряни! И лишь слепая случайность позволила ему обойти её по краю.
Яков тоже заметил следы. Они находились за тем местом, где нечто заставляло палки и лыжи разделяться на части.
– Тебе повезло. – Одними губами проговорил Яков, осторожно продвигая вперёд ноги. Его палка снова стала чуть короче, однозначно указывая на пролегание ещё одной невидимой линии.
Тот факт, что утром ему удалось пройти по тому месту, где сейчас находилась невидимая линия, говорил в пользу того, что они действительно двигались. Выходили из леса и… тянулись к корпусу? Но почему именно это направление? Скользкий хвост внутри его головы опять не дался в руки. Зато теперь, по крайней мере, объяснялась загадка падающих деревьев. Георг быстро посмотрел в сторону ближайших сосен, но те пока не спешили валиться на землю.
Яков успел сточить лыжную палку практически полностью, отшвырнул в сторону слишком короткий остаток и вооружился новой палкой. Подобно двум сапёрам, они продолжили опасное движение вперёд.
– Может, нам уже нет нужды доходить до собаки? – Очень запоздало Георг дошёл до того, что они могли не обнаружить пса потому, что на него успело повалиться дерево. К тому же идея двигаться дальше вселяла в него уже вполне осязаемый страх, теперь они доподлинно знали, чего конкретно боятся.
– Я хочу посмотреть на упавшее дерево. – Яков внимательно следил за поведением дальнего конца лыжной палки, он был сосредоточен, как хирург во время сложной операции на сердце. – А потом сразу вернёмся, ты прав, нет нужды идти до…
Палку отсекло буквально в сорока сантиметрах от его пальцев. Слишком близко. Яков сразу же заменил её на чью-то лыжу и с её помощью принялся сканировать воздух. Он уже примерно представлял, что именно увидит у упавшего дерева, но должен был в этом убедиться. Его предположения относительно невидимых линий оказались истинными, и с этой точки зрения их вылазка за пределы корпуса превращалась в опасный аттракцион, лишённый смысла. Решение высунуться на улицу было в корне неправильным, он отлично понимал это, уже стоя на улице, но, чтобы оно не стало совершенно бессмысленным, ему нужно было увидеть деревья, а конкретно их нижние части.
Да, до собаки они вряд ли сумеют добраться, упавшие деревья превращали задний двор в непроходимый лабиринт, в переплетенье ветвей которого скрывалась незаметная угроза. Они достигли поваленной кроны ближайшей сосны, но Якову не терпелось посмотреть на её комлевую часть. Картинка в его голове приобретала всё новые детали.
Как он и ожидал, срез дерева оказался идеальным, на ум сразу приходила ассоциация с обрезанной ногой лыжника, та же прямота линий, та же чистота поверхности, не оставалось сомнений в том, что в обоих случаях участие принимала одна и та же сила. Сосна оказалась не подрубленной, а именно скошенной, Яков видел торчащую из земли часть, обращённую к нему рассечённой сердцевиной, он отчётливо различал годовые круги на свежем разрезе. Но существовала неувязка, которую он пока не мог разрешить. Теперь стало понятным, что заставляло деревья падать, а вот почему они падали именно тогда, когда падали – это было следующим вопросом.
Чёрт, если бы он своими глазами видел, что случилось на детской площадке, если бы мог положиться не на рассказы дворника, а на собственные ощущения! Определённо линии двигались, в этом они успели убедиться, но крылась ли за этим причина или то было спонтанное явление?
– Ещё раз, – обратился он к застывшему Георгу, не прекращающему нащупывать вокруг них безопасное пространство. – Расскажи мне про девочку. Если собака уже была мертва, когда она её обнаружила, то почему деревья стали падать лишь потом? Что произошло между этими двумя событиями?
– Я прибежал сюда, подхватил Агату и понёсся в корпус. Мне было не до разглядывания подробностей! – Георгу хотелось как можно скорее убраться с улицы. Спиной он прижимался к кирпичной стене и лихорадочно озирался по сторонам. В трясущихся ногах практически не осталось сил стоять.
– И всё-таки было что-то ещё! – Яков положил руку на плечо дворнику и почувствовал, как тот весь дрожит. Сам он был напуган не меньше парня и буквально спиной чувствовал коварные линии, выходящие из леса. Он начинал раздражаться, но не мог позволить эмоциям перевесить рассудок.
– Я не знаю! Не знаю! – Подчинившись вспыхнувшему порыву, Георг швырнул перед собой лыжу, и та, ударившись о воздух, разделилась на две неравных части всего в полутораметрах от них. – Она хоть и немая, но кричала довольно громко, и я сам был напуган и думал лишь о том, как поскорее унести ноги!
Яков сообразил намного быстрее, цепочка в его голове логическим образом замкнулась. И как раньше он не дошёл до столь очевидного ответа?
– Вы что-то… – Георг, заметивший изменение в лице своего партнёра, хотел было спросить, но Яков широкой ладонью обхватил его рот.
– Молчи! – Зашипел он в самое ухо дворнику, а мысли его неслись вперёд навстречу ещё одному неприятному открытию.
Собака, девочка, лыжник, машина… Все случаи развивались по идентичному сценарию, линии не приходили в движение и не приносили вреда, пока рядом с ними не оказывался кто-нибудь посторонний. Сначала пришла очередь пса, неудивительно, что утром никто не слышал его лая, к тому же последнее своё прибежище он сыскал на границе леса. Потом линии добрались до лыжника, который скатывался по склону, расположенному по самой кромке леса, видимо, одна из них дотянулась прямо до лыжни. А что с машиной? А возле машины находились они сами, когда решили устроить небольшой перекур в своей спасательной миссии. Постоянно кто-нибудь из них оказывался поблизости и начинал «притягивать» медленное движение невидимых лезвий. Поэтому и падали деревья, выступавшие в роли своеобразного индикатора. Очевидно, что на парковке никаких деревьев поблизости не наблюдалось, там было нечему падать, поэтому только случайность позволила им вовремя обнаружить приближающиеся линии.
Единственным исключением из ладной теории выступал случай с девочкой, ведь она находилась в непосредственной близости от собаки, но её линии почему-то не тронули вплоть до того момента…
Случайно брошенная фраза дворника внесла окончательную ясность, Якову показалось, что в какой-то степени ему удалось проникнуть в загадочную природу невидимых линий. Невероятно, но именно врождённый дефект спас маленькую девочку от очень страшной участи!
– Молчи! – Прошептал Яков, извлекая из чехла очередную палку. – Они слышат голос. Они реагируют на него.
На протяжении нескольких секунд, в течении которых до Георга доходил смысл сказанных слов, Яков не убирал ладони от его рта, они и так слишком много шумели, не осознавая полного риска. В голове дворника мысли прошли примерно тем же маршрутом, что только что проделал Яков, и в самом конце мыслительного процесса Георг указал пальцем на порез и кровоточащую царапину, проступившую на плече Якова. Тот силился вспомнить, когда конкретно обнаружил дырку на рукаве олимпийки, и всё больше убеждался в том, что заработал её вовсе не у поваленного дерева. Не исключено, что коварные линии поджидали их на парковке уже в тот момент, когда они только направлялись на помощь лыжнику.
Каждый из них успел пройтись в опасной близости от смерти, и только сейчас осознание этого раскрывалось в полной мере. Раньше они воспринимали события с позиций наблюдателей, но на деле являлись самыми непосредственными участниками.
На площадке им делать было нечего, нужно было срочно возвращаться в корпус. Яков подбородком указал в ту сторону, откуда они пришли, Георг кивнул, им не требовались слова, чтобы понять друг друга, оба мужчины стремились убраться с заднего двора.
Как хорошо, что Яков додумался прихватить сразу несколько комплектов лыж, отдельные куски спортивного инвентаря служили им хлебными крошками, ограничивали круг возможного перемещения, а теперь нужно было повторить всё те же операции на обратном пути. Далеко отходить от стены они не рисковали, просто развернулись, и на месте проводника оказался Георг. Мог бы он предположить, что однажды дорога вдоль короткой стены корпуса потребует от него столько храбрости?
Первый же взмах палкой обнаружил режущий выступ линии, он заметно приблизился, оставив им зазор всего в половину метра. Через три шага палка полностью исчерпала себя, и ей на смену пришла новая, Яков к тому моменту успел выкинуть лыжи, в его распоряжении осталась последняя пара.
Они прощупывали воздух перед собой, водили палками прямо по земле и над головой, Яков постоянно проверял спину. Иногда ничего не происходило, иногда тонкий алюминий отлетал в сторону, обрезанный невидимой силой. Глупость и непредусмотрительность завели их в сложную ловушку, выбираться из которой становилось всё труднее. Глупость заключалась в самой идее высовываться на улицу и пытаться исследовать детскую площадку, неосмотрительность – в том, что на протяжении всего дня они шумели и сейчас находились в плотном окружении, где любой неверный шаг вёл к самым роковым последствиям.
Они достигли угла здания, когда Георгу показалось, что возле его шеи обнаруживается движение. Глаза в данном случае не могли ему помочь, в дело вступали более глубокие чувства, о существовании которых мы имеем лишь смутные представления. Положение складывалось в пользу того, чтобы доверять даже таким фантомам ощущений.
Как неудобна была его поза, дворнику всё же пришлось замереть, скорость у них была маленькая оставалось надеяться, что идущий следом Яков не толкнёт его в спину. Зафиксировав взгляд в одной точке и не поворачивая головы, Георг заскользил по снегу, пытаясь ещё сильнее прильнуть к стене, они и так практически вплотную к ней прижимались. Сквозь флис кофты Георг чувствовал холод кирпичей.
Преодолев опасный промежуток, он обернулся, с педантичной дотошностью Яков проверял то место, где он только что проскочил. Как Георг и думал, одна из линий проходила примерно на уровне их голов, Яков трижды порезал палку, пытаясь определить безопасную высоту, в итоге ему пришлось присесть и сделать несколько «гусиных» шагов. В иных обстоятельствах увиденное Георгом могло показаться забавным, но только не сегодняшним утром. Он протянул ладонь и помог подняться своему возрастному спутнику. Никто из них не обратил внимания на кирпичи, на которых появилась длинная царапина.
Угол здания, меньшая часть пути была пройдена. По правую руку от них располагалась парковка, большое открытое пространство, лишённое каких-либо индикаторов, кроме стоявшей в отдалении машины. Эта сторона здания была чиста, когда они только выходили на безумную разведку, насколько сильно это успело измениться?
Как часто им везло с самого утра? Если подумать, то только везением им и удалось протянуть так долго. Везением и абсолютным незнанием, они танцевали на тонком льду и не думали о его хрупкой толщине. Георг очень надеялся, что в случае необходимости сумеет ещё раз почувствовать приближении линии, потому как у него осталась последняя лыжная палка.
Взмах на уровне шеи, проверка над головой, несколько тычков прямо перед собой, затем он проводил палкой полукруг по снегу и делал шаг, с минимальным отставанием за ним шёл Яков. Маленькие сапёры в большом лесу, превратившимся в минное поле.
Двадцать метров до крыльца, возле которого Георг чуть не поскользнулся, когда услышал мычание Агаты, когда она спровоцировала линии и приманила их, заставив выйти из леса. Алюминиевый стержень отлетел прочь. Проклятье! Эта дрянь снова у них на дороге. Георг изводил последнюю палку, оценивая границы выступания линии, когда Яков неожиданно споткнулся. Один из стильных лыжных ботинок зацепился за другой, вынуждая человека терять равновесие. Палка выпала из разжавшихся пальцев, освобождая ладони, выставленные вперёд и упёршиеся в кирпичную стену.
– Ай! – Непроизвольно вырвалось у Якова, и он поспешил прикусить губу, вот только механизм оказался запущенным.
Прямо к ним ползла дорожка, вычерчивающая в снегу ровный отрезок. Глядя за его приближением, Георг с трудом подавил в себе желание броситься прочь и длинными прыжками закончить долгий маршрут возле дверей административного корпуса. Он готов был довериться случаю и ринуться вдоль стены без прикрытия палки, но заставил себя удержаться на месте. Может быть, им ещё немного повезёт? Может, эта линия не дойдёт до них?
Линия пересекла оброненную Яковом палку и замерла всего в десятке сантиметров от носка лыжного ботинка. Яков, не отрываясь, смотрел на обозначившуюся траекторию. Судя по всему, ему вскрик оказался слабым и не позволил линии приблизиться окончательно.
Двадцать метров и на двоих у них половинка палки. По-прежнему не отводя глаз от снега, Яков стал пальцами цепляться за кирпичную кладку и медленно уходить с направления траектории линии. Ему пришлось изогнуть ноги в первой позиции, чтобы ненароком не задеть незаметное лезвие.
Проход сузился, палка Георга регулярно укорачивалась, ещё несколько дорожек, пробежали по снегу в направлении корпуса. Почему они движутся? Они же больше не издают звуков! Или предположения Якова не верны и звуки здесь не при чём, или… линии реагировали совершенно не на них! За чередой открытий Георг напрочь выбросил из головы женщин, которые даже не подозревали об окружающей их опасности. Женщин, которые совершенно спокойно могли разговаривать в данный момент.
Палка закончилась в трёх шагах от входного крыльца, Яков стянул с себя куртку и стал пользоваться ей. На втором шаге она лишилась рукава, и ещё один порез протянулся через всю спину. Георг уже стоял на ступенях и тянулся к двери, чуть в стороне от него бетонная мусорка разъехалась на несколько частей, верхняя из которых с грохотом разбилась о крыльцо, явив в своих обломках кучу сигаретных окурков, фантиков и чеков из столовой. Яков бросил растерзанную куртку в направлении мусорки, а сам прыгнул за открытую Георгом дверь. Как и в прошлый раз, он повернул задвижку.
Разделённые
Долгое замужество за Яковом научило её простой истине – она всегда говорила в пустоту. Вечно занятой Яков кивал её словам и иногда изображал заинтересованность, но Марьяне было прекрасно известно, что его голова занята другим и что параллельно с выслушиванием её он занимается подсчётом котировок или составлением плана завтрашнего заседания совета директоров. Если это и травмировало Марьяну, то только первое время, постепенно она свыклась с этим и даже пришла к выводу, что платит весьма малую цену за жизнь в достатке и без нужды. Кошелёк Якова в их отношениях играл роль главного примирителя.
Марьяне не могло прийти в голову помогать Кассандре с уборкой посуды, и с чего бы вдруг она стала заниматься подобным? У них в доме для этой цели существовали специальные люди, получающие довольно щедрые деньги, конечно, ей самой не было нужда пачкать руки или утруждать себя переносом стаканов. Однако наблюдая за действиями поварихи, Марьяна не прекращала говорить. Нервное напряжение немного спало, она как будто очнулась от грёз лёгких наркотиков, в скором времени вернётся Яков, а переживания Кассандры её совершенно не касались. Мир Марьяны вновь возвращался на привычные круги.
– На самом деле он очень заботливый, просто, наверное, не умеет этого показывать на людях. – Марьяна не знала, что такое «стокгольмский синдром», но несмотря на многочисленные ссоры и повышенные тона, ставшие привычными в их домашнем обходе, она не переставала возносить мужа. Как никак а именно его заслугами она могла позволить себе вести расслабленную жизнь, не обременённую никакими обязанностями. – Тяжёлая работа, да именно так. Он работает сутками напролёт, постоянно мотается по командировкам, ходит на выставки, принимает приглашения уважаемых клиентов. Конечно, он от этого устаёт. – На самом деле она не имела ни малейшего представления о том, чем, собственно, занимается Яков. У него не было привычки обсуждать с ней свою работу, по большей части Марьяна черпала информацию из модных сериалов про успешных бизнесменов, а некоторые моменты додумывала сама. – Он часто не ложится спать, ночь напролёт может сидеть в своём кабинете с какими-то бумагами, а под утро надеть один из своих лучших костюмов и поехать в аэропорт. Наверное, он даже не помнит, что такое выходные. Мне с большим трудом удалось уговорить его выбраться в лес.
Марьяна украдкой огляделась, но Кассандра не проявляла ни малейшего интереса к её словам. Та выглядела затравленной и постоянно озиралась по сторонам и очень часто смотрела в сторону двери, ведущей в холл. Прислушивалась к стонам того страшного человека, что лежал на скамейке? Или ждала возвращения мужчин? К тому же она не отпускала от себя девочку.
За проведённые года Марьяна успела перенять от Якова его привычку к брезгливости, вот только если он с пренебрежением относился к обслуге и неудачникам, то она терпеть не могла детей. Маленькие человечки неизменно ассоциировались у неё с грязным бельём и неприятным запахом. Она всегда была слишком чистоплотной для такого рода занятий.
Ещё больше её отвращение усилилось в тот момент, когда она узнала, что девочка не умеет говорить. Наверное, на её лице это отразилось слишком явно, потому как Кассандра, подносящая ей в кофе, бросила на неё презрительный взгляд, про который Марьяна практически сразу забыла. Для неё немота была сродни какому-нибудь обезображивающему недугу, не способный говорить – не может быть полноценным, в её глазах это выглядело уродством.
И надо же было так случиться, что она оказалась в одной комнате с некрасивой женщиной, работающей на кухне за хлебные крохи, и её дочерью – худой, щуплой девочкой без голоса. Об этой части истории она предпочтёт умолчать, когда будет рассказывать своим подругам о том, как прошла их поездка в заснеженный лес. В том, что такая возможность ей ещё представится, она не сомневалась.
Кассандра не обратила внимания на её душевные излияния, да и насколько Марьяна отчаялась, что решила раскрывать душу перед противными ей людьми? Яков всегда ставил себя выше прочих, так почему бы и ей не поступить таким же образом? Пусть занимаются своими делами, в скором времени вернётся её муж, и тогда возникшая неопределённая ситуация решится. Так бывало всегда.
В столовой было достаточно тепло, поэтому после завтрака Марьяна сняла куртку и повесила её на спинку стула, тем более она была испачкана пролитым кофе, а показываться в таком виде было дурным тоном. Не хватало, чтоб её увидели в грязной одежде, хотя кто в такой глуши мог увидеть её, кроме Кассандры, её дочери-уродки и того парня, которого Яков чуть не придушил за перевёрнутые лыжи?
Она подошла к окну, в пальцах появился телефон, проку от которого до сих пор не было. «Нет сигнала сети». От полнейшего безделья она стала беспорядочно перелистывать вкладки, расположенные на рабочем столе.
Лёгкий ветерок, коснувшийся её пальцев, заставил Марьяну отвлечься. Окно было закрыто, откуда же тогда взялся сквознячок? Она раскрыла ладонь и поднесла её поближе к окну. Да, сомнений не было – свежий, морозный воздух облизывал её руку. Приглядевшись повнимательнее, она сумела различить несколько едва заметных трещин, расползающихся по оконному стеклу. Лыжная база изначально не тянула на пятизвёздочный курорт, но благодаря дырявым окнам общее впечатление упало ещё на несколько пунктов.
В холле громко хлопнула дверь, и послышались быстрые шаги. Мужчины вернулись, сейчас Яков ей всё расскажет.
– Яков? Ну как прошла ваша вылазка? – Она пыталась изобразить бодрый голос. – Нам всем не терпится узнать, что вы обнаружили…
Лицо, появившегося в дверях столовой Якова, было бледным и… испуганным? Неужели это был тот самый человек, который всего несколько минут назад сидел с ней за одним столом? Тот человек, за которым она была замужем уже много лет? Никогда за время их совместной жизни ей не доводилось видеть на его лице подобного выражения. Ей сразу стало не по себе. Неизъяснимая тревога дрожью пробежала по её телу.
Он спешил к ней, махал руками в сторону, но ничего не произносил. Немая сцена ещё больше напугала Марьяну.
– Яков? Что случи…
А потом за её спиной окно взорвалось градом стеклянных осколков.
***
Яков, оставшийся без куртки, повернул замок и моментально отскочил от двери. Через стеклянную вставку он видел обрывки своей ветровки и кусок бетонной мусорки. Его собственные следы оставили на крыльце бредовый, пляшущий рисунок.
Со стороны столовой доносился голос Марьяны. Проклятье! Они только что побывали на улице, они видели подрезанные деревья и линии, ползущие по снегу, но как всё это объяснить женщинам?
Лыжные ботинки были не созданы для бега по кафельной плитке, Яков скользил и вынужден был ухватиться за колонну, чтобы не вмазаться носом в пол. Он спешил, сквозь открытую дверь была видна часть столовой и Марьяна, стоявшая у окна. И почему ей вдумалось стоять именно там?
Он не мог кричать, хоть ему и хотелось этого. Он не мог кричать, а она не прекращала говорить. Один крик мог её спасти. Один крик мог её убить.
– Яков? Ну как прошла ваша вылазка? Нам всем не терпится узнать, что вы обнаружили…
Прикушенный до крови язык, отчаянные жесты, призывающие её отойти от окна, натуральная мольба, написанная на его лице. Не мог, не мог он раскрыть рта…
– Яков? Что случи…
Громкий звон заставил вскрикнуть Кассандру, от испуга он перевернула поднос, который держала в руках. Удар пришёлся Марьяне в лопатку и прошил её насквозь, выбитый из ладони телефон разбился о стену. На глазах Якова его жену сильно толкнуло вперёд на стол, и она падала в окружении капель собственной крови.
Ножки стола подломились под её весом, кафельный пол больно принял её, Марьяна заходилась диким криком, напоминающим визг свиней на бойне. Одновременно с её криком лопнули все остальные окна, разом стеклопакеты под действием нахлынувшей силы ввалились внутрь. Морозный воздух из леса наполнил столовую, а вместе с ним пришли и невидимые линии. Они проникали через стены, разрезая кирпичи. Она скользили через пустые окна, тянулись к источникам звуков. Они двигались и уже не могли остановиться.
За спиной Якова кричала Кассандра, но она его совершенно не заботила. Он видел, что стало с его женой, и старался обогнать проклятые линии, подбирающиеся к Марьяне быстрее него. Яков перевернул оказавшие на пути столики, коварная кафельная плитка всё-таки сыграла с ним злую шутку, заставив потерять равновесие. Он рухнул на колени, внутри них неприятно захрустело, но его боль не была определяющей. Погружая руки в кровь собственной жены и волоча за собой болящие ноги, Яков приближался к Марьяне.
– Заткнись! Заткнись! Прекрати это! Ты только подзываешь их ближе! – О чём он думал, когда сам кричал её эти слова? Или он тешил себя надеждой, что ему удастся заставить её замолчать?
Невидимая линия по касательной задела бедро брыкающейся Марьяны, она бултыхалась в крови, пытаясь встать на четвереньки и не осознавая того факта, что лишилась руки. Яков схватил её за кофту и потащил за собой, потащил прочь от окна и стен, из которых продолжали выходить жадные лезвия, неразличимые глазом.
Со всех сторон крик. Куда ему ползти? Как вытащить её из ловушки? Где холл? Стоя на коленях, Яков видел перевёрнутые столы и мерзкие, чудовищные линии, бегущие по направлению к нему. Он попытался подняться, Марьяна невозможно оттягивала руку, лишая сил и последней возможности к бегству, его колени отказывали, а дверь в холл была так далеко.
Он разжал руку. Его жене помочь уже было нельзя, а он не хочет умирать как та собака, труп которой он даже не увидел. Ему нужно сохранять тишину, всего лишь прикусить язык и не издавать звуков. А ещё нужно добраться до лыжных палок, и тогда всё станет просто замечательно.
***
Он приходил в сознание скачками. Отчего-то ему не хотелось пробуждаться, ему казалось, что тягостный сон, в котором пребывает его сознание – это благодать, по другую сторону которой его поджидает что-то страшное. Давид отдалённо чувствовал боль, его правая нога не давала ему покоя, как будто кто-то постоянно обливал её кипятком и сыпал солью. Чесалось. Зудело. Но слишком далеко, чтобы он мог дотянуться. Ему не хватало длины рук добраться до ступни, а назойливое жжение всё активнее проникало в его сновидение, грозя вывести его из него в реальный мир.
Ему не хотелось. Давид помнил холод и сырость, но сейчас ему было тепло. Хорошо. Пусть так и будет, пусть его сновидения продолжаются. Однако даже в бессознательном состоянии мозг продолжал посылать ему тревожные сигналы. Что с ним стало? Почему в правой ступне такие неприятные ощущения? Откуда взялся этот сон, так не похожий на обычное забвение? Он помнил зимний лес и лыжную трассу – это было приятно. Он знал, что на пассажирском сидении его автомобиля лежит сумка с сухими вещами и небольшой термос с бадьяновым чаем – это было чудесно. Но были и десять километров, которые Давид собирался проехать… Было воспоминание о большой скорости, игривом ветре и маленьком корпусе лыжной базе, к которому он спускался… Дальше воспоминания словно блокировались. И ему абсолютно в равных пропорциях хотелось и не хотелось узнать, что приключилось во время злополучного спуска.
Хлопнула дверь. Звук реального мира вплёлся в туман беспокойной дремоты. Нет! Ещё слишком рано! Он не хочет просыпаться! Ему здесь нравится, и он не хочет возвращаться к боли!
И он бы снова заснул, ушёл бы на прежнюю глубину и забыл про внешний мир, но следом закричала женщина, не оставив ему никаких шансов остаться по ту сторону реальности. Глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к яркому освещению – солнечные лучи из широкого окна падали ему прямо на лицо. Потолок над ним не был незнакомым, он оказался непривычным, да и само место его пробуждения вызывало достаточно знакомые ощущения. Давид понял, что лежит на скамейке в холле лыжной базы. Он успел заметить, как один незнакомый ему мужчина вбегает в столовую, откуда и доносились женские крики, второй мужчина собирался последовать в том же направлении, но, увидев пробуждение Давида, замер в нерешительности возле него.
А вот это лицо было ему знакомым. Давид хоть и не знал Георга, не мог не замечать его на лыжной базе, они имели привычку здороваться друг с другом в тех случаях, когда пересекались. Дворник сразу вернул ему память, и на Давида нахлынули воспоминания, от которых он старался спрятаться. Десятикилометровый круг, последний спуск, резкое падение и боль, которая сразу же обнаружила себя. Она никуда не уходила, она терпеливо дожидалась его, когда он, наконец, выйдет из обморока и вновь сможет её чувствовать.