Za darmo

Мир, который не вернуть. Том 3: Год Второй

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Он курил, молча ожидая вопросы. Я смотрел то на Пашу, то на Катрин, то на Никиту (который сидел расслабленно, рассматривая свои ногти на руках), то на Женю (которая тяжело навалилась на стол) – она о чём-то перешёптывалась с Пашей.

– Ну? – спросил мужчина в халате, перевалившись на левый локоть. Сигарета сгорела наполовину – учёный периодически сбрасывал пепел на пол. – Ни у кого нет вопросов?

– Кто вы? – я решил начать первый.

– Я? – переспросил учёный. – Так я же ответил уже.

– Я не это имел в виду. Не «вы» конкретно, а «вы» вообще… Где мы? Никогда ни о чём таком не слышал, а это сложно было бы удержать в тайне… Почему никто о вас не слышал? Полгода шерстил долбанный эфир на разных частотах и в разных частях страны, даже был в единственном уцелевшем городе – и нигде о вас ничего не слышно. Только в одной, долбанной, карте отметка стояла. Даже без подписи. Почему? Где вас носило, когда люди умирали на улицах? И сейчас, когда они продолжают умирать? – я начинал злиться, но ещё сдерживался. Мне хотелось задать массу вопросов долгое время, но до этого дня не знал кому.

Учёный пристально смотрел на меня, пока делал глубокую затяжку, а затем медленно выдохнул:

– Это исследовательский комплекс. Насчёт спасения – это к правительству, к военным, а не к нам. Их задача была строить военные базы, укрепления, проводить эвакуацию населения и прочее. Мы предупреждали, ещё с самого начала, что пассивные действия не будут иметь смысла, что нужно ужесточить контроль за людьми, и уйти под землю или в полный карантин – вирус распространялся очень быстро. Но есть вещи важнее жизней людей – наверное, так люди сверху и думали. Есть границы у наших возможностей – нельзя по желанию взять и внушить нужные мысли начальству. Они нам могут внушить, мы им – нет. А по поводу сейчас: думаешь, мы об этом не думали? Понимаю твою злобу. Должно быть, все вы сейчас злитесь. И понимаю как это выглядит: будто мы здесь отсиживались спокойно под землёй, пока наверху человечество гибнет – вот же какие эгоистичные, да? Подумай вот над чем: если мы начнём впускать всех – как долго продержимся? Вдруг кто-то будет заражён? А на сколько хватит запасов? Задавался ли ты такими вопросами? Мы ведь не простая группа выживающих, а исследовательский отдел. Возможно, что последний на всей чёртовой земле. И что тогда будет? Найдёт ли кто-нибудь лекарство? Наша работа слишком важна.

– Но наверху живые люди! – попытался возразить я, но Слава меня перебил.

– А здесь – нет? Мы, по-твоему, в шашки играем? Может, пьём вино и курицей закусываем, пока там инфицированные поедают здоровых? – он резко перешёл на серьёзный, даже угрожающий, тон: – Мой тебе совет, мальчик, повзрослей. Мир не так односторонен, как ты думаешь. Иногда нужно уметь жертвовать, как бы тяжёло это ни было. Мы не злодеи, но такова плата за работу.

– Тогда почему вы впустили нас? Почему?

– Мы тоже люди. У некоторых здесь даже есть семьи, – проговорил Слава, глядя пристально на меня и добавил: – Плюс, у вас могут быть сведения с поверхности, которые мы получить не можем. Как о том городе, который ты упоминал.

Мне нечего было ответить. Понимал, что он прав. С самого начала это понимал, но нужно было сказать, что вертелось в мыслях долгие недели. Хотелось обвинить кого-нибудь во всех бедах, чтобы сбросить давящий груз.

– Подождите, вы сказали, что возможно остались последними. А как же… где остальные? – неожиданно спросил Паша, поменяв тему разговора. – С кем есть связь? Какие страны остались?

Учёный достал пачку и затушил сигарету внутрь.

– Хороший вопрос, а вот ответ на него – не очень: скорее всего, никто. По тем данным, что у нас есть, во всех континентальных странах вирус взорвался большой вспышкой, и за считанные недели разросся до таких масштабов, что уничтожил всю вертикаль власти. Мы были не единственными, кто недооценил угрозу… Ещё какое-то время мы поддерживали связь с другими странами, но пару месяцев назад французское подразделение – последнее, которое оставалось на связи – прекратило выходить. Конечно, может, упал спутник, или у них проблемы со связью, но вера в лучшее давно закончилась.

– А Китай? США? Англия?

– Я же сказал, – вздохнул Слава, – никто. Китай выбыл самым первым – хорошо, что вы не видели, что там за ад творился. Военные сначала полностью закрывали города на карантин, начались уже открытые зачистки, а потом… сотни тысяч инфицированных… Их было так много, что они забивали всю улицу… Они не просто охотились на людей – они уничтожали всё, что было на пути. Потом начались не просто зачистки, а полные уничтожения городов – сейчас там остались только руины… Мы даже регистрировали две волны от применения ядерного оружия – тяжело представить что там произошло. В США держались до лета прошлого года, но в июле связь оборвалась – у них часто случались перебои с энергией, но в этот раз окончательно. Возможно, они смогли мобилизовать все военные силы и организовать «чистый» город. Этот план – последнее, что они успели нам передать. Но они бы вышли на связь. С Англией примерно та же ситуация. С последними очень жаль, в последние дни они что-то обнаружили, но мы так и не дождались новой информации.

– И что? Лекарства нет? Вообще ничего? – спросил Паша с каким-то бессилием в голосе и отчаянной надеждой одновременно. – Откуда этот вирус вообще взялся?

– Не все вопросы сразу, – ответил Слава. – Насчёт лекарства – хотел бы я сказать «да», но не могу. Нам до сих пор не удалось стабилизировать вакцину.

«Вот видишь. Я тебе об этом и говорил. Спасения нет. И ты – самая главная опасность здесь сейчас».

Паша откинулся на стуле. У всех на лицо опустилась тень разочарования. Наверное, каждый из нас подсознательно хотел узнать, что есть ещё надежда, что есть лекарство. Но его не было. Женя спрятала лицо в руки. Только слышно было, как тихо гудела лампа на потолке.

– Как же так… – проговорил Паша в пустоту перед собой. – И… что? То есть, у вас есть план? Есть хоть какие-то наработки?

Слава достал пачку, наполовину вытянул сигарету, но засунул её обратно и спрятал пачку.

– Мы до сих пор работаем над изучением вируса. Чтобы сделать вакцину, надо стабилизировать иммунный ответ, а это очень долгий процесс из-за его строения. Есть, конечно, различные гипотезы, но подтвердить сложно – добровольцев нет. Пока успехов мало… В общем, мы подошли к моменту, который мне нужно с вами обсудить. Это насчёт нашего с вами отношения. Вот какие есть варианты: либо вы останетесь и поможете в нашем непростом деле изучения, либо можете уйти, но тогда мы больше никогда не увидимся, потому что во второй раз мы на такой риск не сможем пойти. Но я бы очень хотел, чтобы вы остались: мы испытываем сложности с добычей… м-м, так сказать, материала для изучения. Выбор за вами.

Около минуты все сидели молча, затем Паша повернулся к нам:

– Что думаете? – спросил он усталым тихим голосом.

Никто сразу не ответил.

– Не знаю, – первой молчание нарушила Женя. Она тоже была подавлена. – Я больше ничего не знаю… Выбирай сам – ты лидер, ты нас сюда тащил. Я, в любом случае, буду с тобой.

– А ты, Никита? – спросила Паша у Никиты, который смотрел в потолок. – Что думаешь?

– Что думаю… что думаю… – проговорил он задумчиво, не поворачиваясь. – А что тут думать? Мы и так уже достаточно мотались. Здесь хоть какой-то смысла. Может… может так было нужно, чтобы мы сюда пришли… – я удивился тому, что его ответ не оказался «решай сам». – Но, как и сказала Женя: выбор за тобой.

– А как же люди наверху?.. – спросил Паша.

– Это твой выбор, – повторил Никита. – Я решать ничего не хочу.

– А ты, Кэт? – Паша повернулся к ней.

– А ты меня услышишь? Ай… Ты прекрасно знаешь, что я думаю, – недовольно бросила она. – Решай сам.

Наконец, Паша посмотрел на меня:

– Костя?

Я вздохнул.

«Скажи ему, что тебе хочется уйти. Отсюда уже не сбежишь – тебе это надо? Скажи ему, что думаешь».

– Паша, решай сам, – сказал я. – Кто бы что ни говорил – как видишь, мы примем твоё решение. Все вместе. Ты наш лидер – реши, как будет правильнее. Мне лично больше некуда идти… и незачем.

Брат отвернулся, задумавшись.

– У меня есть время подумать? – спросил он у Славы. – И что насчёт наших вещей?

– Вещи вернут – не волнуйся. Мы забрали их на обработку. Но, возможно, не все. Изношенную одежду выбросят и дадут другую, на замену. А вот насчёт подумать – можно, если недолго. Но подумай хорошо. Пару дней у тебя есть, – Слава несколько секунд подождал, но ответа не последовало, и он добавил: – Интересная у вас катана – экзотика. Но дико непрактичная.

– Хорошо, – сказал рассеянно Паша, встав с места и пропустив последние слова. – Тогда можно нам отдохнуть? Насколько я понимаю, мы в камеры не вернёмся?

– Нет, не вернётесь. Это была временная мера, – улыбнулся учёный. – А насчёт отдохнуть – да, вы свободны. Но я бы попросил тебя и твоего брата остаться.

– Откуда вы знаете, что мы братья? – спросил Паша.

– Так и думал, – снова улыбнулся учёный. – Это насчёт вашего отца.

Мы с братом удивлённо переглянулись и сели обратно на места. Женя окинула нас волнующим взглядом.

– Не волнуйся, я скоро приду, – успокоил её Паша, но он и сам выглядел взволнованным.

– Точно? – она посмотрела на меня.

– Не волнуйся, я пригляжу за ним, – ответил я, натянув улыбку.

Женя на секунду улыбнулась в ответ, но потом рассеянно ответила:

– Хорошо… – и пошла к выходу и остальным, где их ждал охранник. Через несколько секунд дверь за ними закрылась.

– Что вы знаете об отце? – спросил Паша.

– Ваш отец – Олег Рудвенов, да? А вас зовут, – Слава на секунду задумался, будто что-то вспоминал. – Костя и Саша?.. Нет, Паша. Да, Паша.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

– Так и думал. У вас его глаза. У обоих, – улыбнулся на секунду учёный. – Мы вместе работали… А о вас узнал в ваших вещах – там лежал твой, – он посмотрел на Пашу, – паспорт. О Косте больше догадался. Вас-то я видел ещё совсем маленькими… Вы, наверное, и не помните: я на похоронах вашего отца был. Давно это было… А где ваша мама?.. Умерла?

 

Паша кивнул.

– Очень жаль. Очень красивая женщина была. И сильная, – Слава сделал небольшую паузу, а затем продолжил: – Но я не об этом хотел поговорить. Как бы начать… Вот вы спрашивали, откуда взялся вирус, да?

– Нет, не спрашивали… – ответил Паша. – А вы знаете?

– Да. Мы с вашим отцом работали над ним. Мы его создали.

Я сидел и не мог поверить.

«Нет, он врёт. Точно врёт… Но зачем?»

«Снова это чувство… Бей! Накажи его за грязную ложь!»

– Вы врёте! – крикнул я. Тело двигалось само по себе. Я медленно подошёл к нему: – Вы ничего не знаете о нём! Ничего! И не можете! Он – никогда! – я взял учёного за халат и приподнял уголки – в его глазах не было ни капли страха, а в моих – стояли слёзы. – Папа никогда бы такое не сделал!

– Послушай, – тихо произнёс он, с жалостью глядя на меня, – я и сам не поверил, если бы был на вашем месте. Дай мне сказать – потом можешь выплёскивать свою ярость.

– Нет… – тихо сказал я, но кто-то положил руку мне на плечо. – Это всё заговор… Ошибка…

– Костя, не надо. Успокойся, – сказал Паша.

– Ты ему веришь? – спросил я, резко обернувшись. – Папа не мог сделать… такое! Он… он хороший. Не мог, – в голове всё смешалось.

Мой папа был героем – он никогда не сделал чего-то такого, что уничтожило бы людей.

«Не верь им. Они все врут».

– Успокой своего брата, иначе он сам вам повредит, – эти слова Слава направлял не на меня, а куда-то позади.

– Костя, послушай, – сказал Паша, подойдя и усаживая меня обратно за стол. – Давай не будем делать поспешных действий, ладно? Этим ты точно ничего не изменишь. Пожалуйста. Ради меня. Отпусти его и дай сказать.

– Паша, они пытаются нас запутать… Нас всех. Им всё известно. Всё. Или… нет… точнее, ничего… Они ничего не могут знать… Я запутался…

Паша сел рядом и посмотрел на меня с улыбкой. Я отпустил воротник Славы.

– Костя, я на твоей стороне. Всегда. Но мы не можем сейчас выкидывать такие фокусы, да и незачем. Подумай сам: зачем им это делать? Давай будем умнее и будем думать, перед тем как что-то делать, хорошо? Тем более, что мы даже не дослушали, – Паша говорил со мной как с маленьким, но так его слова сейчас влияли на меня сильнее. Я кивнул в ответ. – Вот и замечательно. Давай послушаем – тем более, что нас никто не трогает, – после этого он повернулся к Славе: – Продолжайте.

Учёный успел достать ещё одну сигарету, пока мы говорили.

– Бойкий у тебя брат. Боевой… – он выпустил язычок огня из кончика зажигалки и сигарета начала медленно уменьшаться, забирая вместе со своим дымом и здоровье курильщика. Учёный продолжил, выдохнув табачный дым: – В общем, как и сказал ранее, мы с вашим отцом работали вместе над этим вирусом. Тебе, – он посмотрел на меня, – тогда ещё и года не было, да… Ладно, не об этом сейчас… Вы думаете, что мы создавали оружие, но мы не собирались этого делать – наоборот: мы создавали вирус, который бы увеличил физический предел возможностей тела человека. Вы же знаете, что есть отдел в нашем мозге, который блокирует часть возможностей тела? Например, ограничивает силу мышц, чтобы мы не навредили себе? Или чтобы не умерли от иммунного ответа? Наша задача была в том, чтобы эти границы не просто открыть, а расширить, и при этом без вреда для носителя.

– Но… зачем? – спросил Паша. – Люди и так довольно удачный вид – зачем что-то менять? Тем более, что перспективы технического развития были очень близки… И как вообще получилось, что он теперь превращает людей в монстров?

– Технический прогресс может отторгаться организмом как чужеродные элементы. Вирусы и бактерии же внутри нас – привычное состояние. А вот насчёт процесса инфицирования – тут-то и кроется загвоздка, – он выдохнул дым. – Конечно, по уставу я не имею права вам этого рассказывать, но вы, наверное, единственные кто точно имеют право знать. По крайней мере, на вашем месте я бы точно хотел получить ответ… – я только сейчас заметил, насколько Слава выглядел старым и уставшим, хотя сначала выглядел энергичным и живым. По виду – за пятьдесят. Он сидел, смотря на зажигалку, которую сам же крутил в руках. – Не буду вдаваться в детали, расскажу кратко: мы хотели, чтобы у субъекта, пассивно заражённого альфа-вирусом, существенно увеличивалась скорость регенерации тканей, повышался иммунитет и реакция. Когда мы смогли добиться того, что вирус удачно вступает в симбиоз с организмом и начинает паразитировать с нужным эффектом без ухудшения общего состояния – это был настоящий успех. До сих пор помню тот день, когда Олег принёс кролика из лаборатории, прямо сюда, и говорит: «Этот кролик – наше будущее!», – Слава грустно усмехнулся. Его слова напоминали текст какой-то фантастической книги. Но если это всё правда, а мне теперь очень хотелось в это верить, папа всё-таки помогал людям. – Никто не знал, что этот кролик станет началом конца. Но тогда нам казалось это победой. Огромной. Мы вынашивали эту идею ещё с университетских времён, и, вот, тот кролик был удачным её воплощением… Мы даже надеялись получить нобелевку… Позже спецслужбы засекретили разработку и перевели её на военные рельсы. А через несколько лет испытаний и доработок, когда вирус стал достаточно стабильным, дали приказ провести испытание на нескольких заключённых, которым всё равно была объявлена смертная казнь – результаты оказались выше всех ожиданий. Проект вышел в теневой сектор и даже были привлечены сторонние инвесторы…

– Подождите, – прервал его Паша. – Как так получилось, что наша секретная разработка оказалась по всему миру? Как же длительные тесты? Это же не какая-то мелкая технология, а, получается, биологическое оружие…

– Во-первых, я не говорил, что она по всему миру. Я говорил, что вспышки были на континентальных странах, с которыми у нас сохранялась связь. Насчёт других регионов – неизвестно. Во-вторых, не перебивай меня, пожалуйста. Я всё расскажу, как придёт время. Так, на чём я остановился?.. Да, точно, инвесторы… За три года до вспышки нескольким работникам удалось сбежать за границу, под видом политических беженцев – так разработка оказалась в других странах. Это, конечно, не точная информация, но мы придерживаемся этой версии. А где военные перспективы – там и деньги на исследования… Так или иначе, но в других странах тоже начались исследования с альфа-вирусом. Видимо, результаты были превосходными, как и у нас. Заражённые солдаты – это было лишь делом времени, мы все это знали, но думали, что потом можно будет перевести разработку на гражданские рельсы и помогать людям. Никто не знал, что первые «модифицированные» солдаты появятся так скоро. Первыми были США – они провели испытания в Чечне. Группа из десяти человек могла превзойти аналогичную по оснащению из пятидесяти – феноменально… Мы тоже не отставали и… Ладно, опустим это. Уже неважно кто там дальше шёл и как развивалось. Мы все одинаково виноваты в этом… Потом одна случайная мутация, и… Какое-то время пытались замолчать, взять под контроль, но чтобы без экономических потерь… Итог вы видели.

Повисло молчание. Я пытался принять информацию, которую только что услышал, но это было невозможно. Это было что-то за гранью реального: секретные разработки, заговоры, гибель всего мира – слишком много для одного дня.

Напряжённо ждал, когда он продолжит, но этого не происходило.

– Уф… тогда последний вопрос: почему после смерти люди превращаются? Это же бессмыслица. Мозг и сердце перестают работать – и всё, конец, – по виду, у Паши было такое же состояние, как и у меня.

– Мы добились результатов в пассивной фазе: когда вирус не старается уничтожить организм, а вступает с ним в симбиоз, изменяя генетическую структуру. По расчётам такого не должно было быть, но в мутированной версии вируса у людей, в момент смерти, падает уровень иммунитета и вирус переходит в активную фазу. Если такой вирус попадает в организм незаражённый или заражённый пассивно – там начинается агрессивная активная фаза. Думаю, симптомы вам знакомы: организм пытается сопротивляться вирусу, вместо того чтобы вступать в симбиоз – как в пассивном режиме – и в результате по телу появляются пигменты синего цвета. По мере того, как вирус размножается, эти пятна занимают всё большую площадь, пока иммунитет не сдаётся – в этот момент организм умирает. Но не совсем. Тогда начинают работать скрытые в изменённом вирусом геноме механизмы регенерации. Для этого необходимо много питательных веществ – поэтому инфицированные люди всегда сначала медлительные, неуклюжие… и голодные. В этом состоянии мозг не работает так, как при жизни, полностью, а только на необходимом минимуме, чтобы поддерживать тело… Но это продолжается недолго. Со временем, из-за нехватки питательных веществ, организм переходит в стадию анабиоза, а затем умирает, – Слава затушил сигарету в пачку и спрятал её. – Вспомнил: в активной фазе, когда организм регенерирует повреждённые клетки, своеобразно улучшаются показатели тела. Обычно это что-то одно. Если у вас при жизни были хорошие физические показатели, бегали быстро – вирус это улучшит. Или, если вы имели вокальные способности.

Теперь многое стало ясным, но был и ещё главный вопрос. Паша опередил меня:

– А где именно началась вспышка? – спросил он, спустя минуту молчания. – Вы же сказали, что сначала пытались держать под контролем. Сказали, что правительства знали о разработках.

– Скорее всего, не все правительства и знали. Где-то это, наверняка, ушло в частные руки… Да и много чего старались замолчать… Не знаю. Хотел бы я знать где было начало… – тихо проговорил Слава. – Одно точно могу сказать: никто не ожидал такого. Никто… А когда поняли – уже было поздно, – Слава посмотрел на часы. – Я тут с вами засиделся. Да и вам, наверное, нужно всё обдумать, обсудить…

Учёный встал и пошёл к двери:

– Буду ждать вашего решения.

– Я хочу уйти, – сказал Паша нерешительно. Видимо, последняя информация подбила его.

– Жаль… Но лучше подумай ещё. Обсудите вместе. Время есть, – сказал Слава и вышел в коридор.

Через несколько секунд к нам подошёл один из охранников:

– Пойдём. Я проведу вас в жилой отсек, – сказал высокий мужчина в тёмной защитной одежде. – Там можно будет помыться.

Мы встали и побрели за охранником к выходу из комнаты.

– У вас есть вода? – спросил Паша.

– С перебоями, но да, – спокойно ответил охранник. Он закрыл за нами дверь и пошёл вперёд: – Сюда.

Мы прошли дальше по коридору, вдоль бетонных светлых стен – он неожиданно кончился за поворотом винтовой лестницей, которая уходила вверх и вниз. Охранник о чём-то болтал всю дорогу с Пашей, но я не слышал их – в голове всё ещё вертелась информация, которую сказал Слава.

«Странно, что он ничего не спросил о нас. Сказал же, что хотел… Видимо, это не имеет значения. Но зачем же тогда он нас с Пашей оставил? Зачем всё рассказал? Он едва нас знает… Или он потом спросит?..»

Через несколько десятков ступенек, поворотов и минут, мы оказались за невысокой аркой, где вдоль стен были металлические двери с номерками.

– Ваш блок – 236А и Б. Это дальше по коридору, в самом конце. Приятно было познакомиться, – охранник протянул огромную пятерню. – У нас давно не было новых лиц.

– И нам, – ответил Паша с улыбкой, которая исчезла, как только мы развернулись и пошли вдоль коридора. Он спросил у меня: – Что думаешь?

Я устало вздохнул. Мне совсем не хотел сейчас разговаривать. На часах был полдень. Здесь же казалось, что глубокая ночь.

– Хочу отдохнуть. Просто упасть в кровать и спать, – ответил я.

– Понимаю… – кивнул Паша. – Сейчас придём.

Я кивнул. Дальше мы шли молча. Через минуту зашли в наш блок: внутри он делился на ещё четыре комнаты и душ с туалетом. Паша пошёл к остальным, рассказывать им, что мы узнали, а я – в самую крайнюю комнату, которая казалась свободной.

В свете из коридора увидел, что на кровати уже лежали, аккуратно сложенные, светлые спортивные штаны и чёрная майка. Взял их в охапку и пошёл в душ – там было тепло и влажно – кто-то совсем недавно мылся.

Наверное, душ и все блага цивилизации, которые здесь были, должны были меня обрадовать, но сейчас было абсолютно всё равно. Всё это, конечно, уже успело стать непривычно чужим, но сейчас будто не мог этого понять.

Закрыл за собой дверь и начал снимать одежду. Было такое ощущение, будто по телу проехал каток, а в голове неприятно гудело.

«Будь аккуратнее. Мне здесь не нравится».

– Тебе всё не нравится, – сказал я.

«Я серьёзно. Как-то всё очень складно… Не может быть такого».

Оставив всю одежду на полу, вступил в душевую кабинку – кафель на полу был неприятно влажным и уже успел остыть.

 

– Посмотрим. Пусть Паша решает.

«Тебе всё равно?»

Я слегка покрутил кран, из шлейки потекла сначала прохладная вода, но она с каждой секундой становилась всё теплее, растекаясь по всему телу, проникая в каждую измученную клетку.

– Отстань, – я сделал напор сильнее, пытаясь смыть с себя всё, что накопилось не только внешне, но и внутри, и не заметил, как начал плакать. Слёзы смешивались с водой, и я перестал замечать всё вокруг, с каждой секундой всё больше выплёскивая накопившуюся боли наружу.

Через какое-то время вышел из душа и надел чистую одежду. Я не знал куда убирать грязную, а разбираться сейчас не хотелось – поэтому оставил её на полу, и просто пошёл в комнату, выключив свет. В коридоре, к счастью, было пусто, и я проскользнул незамеченным. За одной из дверей раздался Женин смех – звучный, полный жизни.

Зашёл в неосвещённую комнату и, даже не включая свет, просто забрался под одеяло. Хотелось, чтобы этот день просто поскорее кончился.

* * *

На следующее утро меня разбудил один из охранников – он отвёл нас всех в небольшой, но длинный зал, где с одной стороны была конвейерная лента с едой, а с другой – с отходами и грязной посудой. Посередине были длинные пластиковые столы. Охранник сказал подойти к нему, после того как мы закончим есть.

Давали небольшую порцию бледно-жёлтого пюре с консервированными овощами.

«Питательно, насколько позволяет запас», – сказала с улыбкой светловолосая женщина средних лет – одна из поваров.

На вкус оказалось лучше, чем на вид.

Паша спорил с Катрин, стоит ли оставаться. Только теперь всё упёрлось в то, что она хотела остаться, а брат не хотел оставлять людей. Говорил он уже не так уверенно, и даже в последние минуты почти сдался – по его виду было ясно, что он не спал почти всю ночь. Женя выглядела заметно лучше. Никита был всё так же молчалив и мрачен, как и всегда – он быстро расправился с едой и потом просто сидел.

«Мы с ним были не такие уж и разные, если подумать – у него тоже есть глубокая рана, которая никогда не заживёт».

После небольшого завтрака мы вышли в коридор, где наш охранник разговаривал ещё с одним:

–… да они так и сказали, – проговорил он тихо, а затем заметил нас: – Кто у вас главный?

– В смысле? – спросила Катрин.

– В коромысле, – грубо ответил охранник. – Мне сказали, привести вашего главного – что неясного?

– Наверное, это я, – сказал Паша. – Я за них отвечаю.

– Тогда пойдём за мной, – охранник пошёл вперёд.

Я стоял, не понимая, что ему нужно. Никто не понимал. Всё вышло быстро, без объяснений.

– А остальные? – спросил Паша.

– Они могут делать, что хотят, – ответил охранник, и они скрылись за поворотом бетонной кишки-коридора. – Только выходить за пределы жилого блока нельзя.

Посмотрел на остальных – никто не знал, что ему делать сейчас. Там, наверху, ты редко находишься без дела: выживание забирает почти всё время – иногда даже не остаётся времени просто передохнуть. Конечно, если станет скучно, можно начать убирать убежище, или, к примеру, заняться сортировкой, но этого почти никогда не случается. Здесь же снова чувствовались те невидимые социальные верёвки, что связывали не просто действия, а сами побуждения. Встречающиеся везде камеры тоже добавляли напряжения.

Первым решил уйти Никита – он просто молча развернулся и ушёл в сторону жилых отсеков. Через несколько секунд за ним последовала Катрин.

– Только мы с тобой остались? – спросила Женя. Без Паши её лицо снова лишилось улыбки. Её ярко-зелёные глаза устало выглядывали из-под небольшой светлой чёлки – в них читалась скрытая тоска.

– Что такое? – я всё же решил задать вопрос. Мы отошли в сторону и сели на мягкие сидения у стены.

– Не обращай внимания, – она посмотрела в ту сторону, куда ушли Паша с охранником. – Месячные, наверное.

Она врала, но я не стал уточнять. Если хочет скрывать – значит, есть причина.

Я встал, собираясь уйти:

– Пойду обратно в кровать. Не очень хочется что-либо делать, – и пошёл по коридору, куда ушли Никита и Катрин ранее. Женя ничего не ответила.

Прошёл мимо помещения, где в десятках клетках сидели изнеможённые животные. В нескольких комнатах дальше было всего по паре учёных, которые обсуждали что-то своё, а на досках были записаны понятные только им формулы и обрывки мыслей.

Вошёл в блок. Был слышен шум воды – кто-то в душе. Прошёл в свою комнату, и просто лёг на кровать.

В голове начали всплывать обломки вчерашней информации, которые постепенно складывались в пока ещё смутную картинку.

«Получается, папа был учёным… Мама старалась о нём ничего не рассказывать. Почему? Может, её заставили из-за секретности? Всё детство думал, что он дальнобойщик… или вроде того. Я помнил, что он был очень умным, но никогда не думал, что он может быть учёным… А Паша? Почему он не знал? Или он знал? Тогда почему не сказал мне?.. Бред… И, получается, он и начал создавать то, что уничтожило весь мир?.. Но это же не из-за того, что он плохой… Он хотел помочь людям. Сделать их лучше, совершеннее… А, получается, что он их уничтожил… Как же всё это сложно и запутанно…»

Я ворочался с места на место.

«Лекарства нет, как я тебе и говорил. Разве я не был прав? Прав. Напомни хоть раз, когда я оказывался неправ?»

– Отстань, сейчас не до тебя, – я спрятал голову под подушкой, прекрасно понимая, что это не имеет никакого смысла.

«Конечно, можешь меня не слушать – делай себе хуже. Ты меня никогда не слушаешь, и получается только хуже. Но, несмотря на твоё поведение, помни: я всегда на твоей стороне.»

– А потом заставляешь меня покончить с собой, да? Хороший друг – врагу не пожелаешь.

«Я не могу дать тебе больше, чем ты сам себе желаешь. Я – это ты. Просто люди часто не знают, что им действительно известно и чего они на самом деле хотят.»

Я покрепче прижал подушку, закрыв глаза, как ребёнок.

Тьма окутывала не только саму комнату, но и проникала в голову, в мысли, в воспоминания, вытягивая всё это наружу своими мерзкими щупальцами.

Увидел, как умирают десятки маленьких детей, которых уже невозможно было спасти. Как я простреливаю голову своему единственному другу и защитнику, который стоял стеной между мной и опасным миром. Увидел, как восставшие заживо растерзывают молодого парня, который предал своих друзей. В голове пронёсся образ двух маленьких детей, в светлых пуховиках, которые лежали замертво на холодной земле, залитой кровью тех, кому они верили больше всего. Увидел и маленькое синеватое лицо, с застывшим навсегда отпечатком ужаса на лице. Девушка, которая научила меня жизни… и девочка, которая уже никогда не вырастет…

Были и другие образы, которые так же никогда не покидают, и все они сопровождали меня везде, словно безмолвные призраки. И от них не избавиться…

«Наверное, это моя ноша до конца жизни за всё то зло, что я сделал.»

* * *

На следующее утро проснулся от стука в дверь. В комнату кто-то тихо зашёл и прикрыл за собой дверь, окончательно вырвав меня из липкого неприятного сна.

– Кость, мне нужно поговорить, – в этом тихом голосе узнал Пашу.

– Ладно, – вздохнул я, но не стал вставать, оставшись так же лежать. Паша не стал включать свет, и просто подошёл к кровати в темноте, сев рядом.

– Как думаешь, стоит нам отсюда уезжать? – спросил он. – Только скажи, что сам думаешь, пожалуйста. Мне важно это знать.

– Разве это имеет значение? Мне казалось, ты уже принял решение, – проговорил я в подушку.

– Да, но, – начал Паша, – вчера я не смог уснуть и, знаешь, отчасти Кэт права: мы все устали, нужен отдых. Я вчера долго разговаривал с Женей. Мы пришли к тому, что, если наверху действительно почти не осталось жизни, возможно, мы все тут последние люди. Может, это объединение – и есть то, что я хотел? Может, хватит бегать, пытаясь спасти больше людей? Потому что… потому что больше некого. Может, здесь мы окажемся более полезными?..

– Я бы остался, но… Прошло уже больше года, как всё началось, а остатков прошлого мира уже не хватает. Здесь может быть спокойнее… Но здесь тоже что-то не так, не знаю… Зачем тебя вчера вызывали?