– Ты сейчас о Жене говоришь? Ты ей обещала? – спросил я. Хоть мы почти и не общались, но было такое ощущение, будто сейчас невозможно быть более близкими людьми.
– Да… – сорвалось с губ Кэт. Она закусила губу и отвернулась. И тихо добавила: – Подожди секунду…
Понял, что она вытирает слёзы. Когда Кэт повернулась обратно, не заметил никаких следов.
Наконец, она закончила омывать лицо.
– Доктор, буду я жить? – решил пошутить я.
– А? – переспросила Кэт. Она только через секунду поняла, что я сказал, и улыбнулась: – Конечно. Всё. Теперь ты уже более-менее выглядишь.
Кэт опустила тряпку в тазик, встала и отошла к кровати. В комнате значительно потемнело, и она, достав небольшую свечу из шкафа, зажгла её от карманной зажигалки, поставила на тумбочку. После этого сняла ботинки и залезла на кровать. Подложив ноги под себя, села лицом к окну. Наблюдал за этим молча, не зная, что делать.
– Ты чего там сидишь один в темноте? – спросила она, обернувшись. – Иди сюда.
Мне казалось, что в её голосе есть нотки плохо скрытой неуверенности, но, может, мне просто казалось.
Встал и прошёл к кровати. Сел рядом.
– Знаешь, теперь, когда этот дом опустел – ты понимаешь, о чём я, – начала Катрин, – как-то тяжело двигаться вперёд и надеяться, что завтра будет лучше. Впереди зима – холод, голод… Я ведь почти ни с кем не общаюсь. Мне всё кажется, что люди как-то неправильно меня поймут или что им будет просто скучно. Обычно долго обдумываю, пообщаться с человеком или нет. Взвешиваю все «за» и «против» этого действия. И почти всегда, даже если «за» значительно перешивают – всё равно не общаюсь… А с Женей такого не было. Когда мы с Пашей единственные выжили и нашли её – испуганную, но стойкую – жизнь сразу изменилась. Стало легче. У нас с твоим братом постоянно случались разногласия, и даже иногда доходило до того, что мне хотелось уйти, но Женя всегда ловко и как-то играючи всё исправляла. Все считают Пашу и Сергея лидерами, но мне кажется, что настоящим главным звеном, что сдерживало нас всех вместе, была она – Женя… – Кэт замолчала, но ненадолго. И после – продолжила с лёгкой улыбкой: – Знаешь, она всегда говорила, что ты – наш лидер. Что ты удерживаешь нас всех вместе и как-то помогаешь Паше. То тут, то там. «Мелочи, но из них рождаются великие решения» – говорила она. Ты ведь не знал об этом, да?
– Нет, – честно признался я. – Никогда раньше не слышал об этом.
– Я так и думала. Она бы тебе об этом никогда не сказала. Кажется, конечно, будто Женя была очень общительная, но, на самом деле, мало кто её знал по-настоящему. Мне даже кажется, что кроме меня, Паши, может Ани, она ни с кем и не делилась своими мыслями… Она… просто была рядом. Для всех.
Кэт замолчала, и я решил поделиться тем, что вспомнил:
– Однажды человек, которого считал самым сильным и волевым, расплакался и признался, как же она устала – тогда понял, что все люди равны в том, что всем бывает тяжело, что нужно разделить общий груз – так всем будет легче. У кого-то будет меньше груз, у кого-то – меньше стыда. Все мы, в конечном итоге – всего лишь люди. Мы не роботы, чтобы выносить любые тяжести в одиночку.
– О чём она тебя попросила? – вдруг спросила Кэт.
Мы говорили почти шёпотом. Спокойно, но с какой-то тоской.
– Чтобы остался и помогал Паше. И чтобы… помог ей.
– Я так и думала… Она… – вдруг Кэт прижалась ко мне, уткнувшись лицом в плечо – её тело периодически вздрагивало от всхлипов. Прижал её голову свободной рукой и погладил.
– Тише… – сказал с нежностью, а Катрин всё так же сильно плакала. Она не смогла сдержать всю эту грусть в себе и решила поделиться со мной.
«Почему?»
«Разве это имеет значение?»
Катрин недолго плакала. Когда она закончила, совсем уже стемнело.
– Можно тебя попросить кое о чём? – спросила Катрин очень тихо.
– Конечно, – ответил я.
– Останься сегодня со мной, – сказала Кэт. – Хотя бы на эту ночь. Останься. Не хочу оставаться одна…
Поддавшись внутреннему импульсу, даже сам не понял, как это сделал, но я поцеловал её. Быстро, неловко, легко в губы. Она не отпрянула.
– Я… конечно. Столько, сколько захочешь, – сказал я.
Катрин неожиданно обняла меня очень сильно, а затем впилась в мои губы, и мы повалились на кровать.
Кровь начала быстрее бегать по телу. Вся усталость будто испарилась. Весь мир отошёл на второй план, и сейчас были только мы вдвоём. Пламя, которое разгоралось вокруг нас, набирало силу с чудовищной скоростью, и мы оказались поглощены им. Каждая клетка наших тел была брошена в этот огонь, и теперь оно было внутри каждого из нас. Мы впивались в губы друг друга, как будто мир в следующую секунду перестанет существовать и нужно именно сейчас ловить момент. Хотелось раствориться в ней. Не отдавал отчёт своим действиям – тело как будто само двигалось, но я был не против.
Постепенно одежда начала пропадать с наших тел.
– Ты точно этого хочешь? Со мной? – спросила Катрин.
– Всегда хотел, – ответил я, окончательно растворяясь.
После этого мы перебрались под одеяло, сняв всю одежду с себя и представ в первозданном виде перед друг другом. С интересом изучал каждый сантиметр её кожи, рельеф тела. На некоторые прикосновения Катрин отвечала более сильной реакцией, и я старался запомнить это.
– Эй, – засмеялась она, когда начал щекотать. – Так нечестно!
– Правил никаких нет, – улыбнулся я.
Уставился на неё, находясь над её миниатюрным и, казалось, хрупким телом. Катрин внимательно смотрела на меня в ответ и, как бы отвечая на мой немой вопрос, сказала:
– Да. Я хочу.
После этого с силой выдохнул и решился перейти последний рубеж, о котором давно перестал даже думать.
* * *
Проснулся рано утром. Кэт тихо спала рядом, немного свернувшись. Её ровное спокойное дыхание легко касалось моего плеча.
За окном только начало светать. Небо ещё было тёмным, но предметы в комнате уже имели чёткое очертание.
«Неужели в твоей жизни произошло что-то хорошее? Или ты совсем потерял осторожность и хочешь убить эту девушку?».
Мне не хотелось будить Кэт и прерывать её сон. Мне казалось, что, если разбужу её, то она, будто хрустальная, треснет и рассыплется – вся магия ночи исчезнет.
Аккуратно стянул с себя одеяло, чтобы случайно не потревожить её подобным образом, а затем медленно перевернулся и встал. Пол подо мной скрипнул, но Катрин не проснулась.
Мне хотелось немного обдумать это, поэтому взял свои вещи и осторожно выбрался в коридор, где начал их надевать.
В этот ранний час, когда все ещё спали, дом казался пустым. Только какая-никакая чистота его и небольшой уют, который мы успели создать, не давал почувствовать ощущение заброшенности. Каждый старался сделать что-то хорошее. И мы все вместе старались просто не допустить ситуации, где пришлось бы хоронить кого-то ещё. Но не всё в нашей власти – жизнь всегда вносит свои коррективы.
Когда подошёл к лестнице, то услышал тихие шаги внизу. Кто-то стоял у самой двери. Притаился и вгляделся в полутьму дома – за спиной у этого человека был рюкзак. Он дёрнул за ручку, и уличный свет выхватил фигуру Паши. Он быстро юркнул за дверь.
«Иди за ним», – сказал Голос, но я и сам понимал, что мне нужно это сделать. Совсем не нравилось это – особенно когда вспомнил, что вчера произошло.
«Нет, он не мог помешаться. Нет. Это сильное горе так подействовало», – должен был предостеречь его от ещё большей ошибки.
Быстро сбежал по лестнице и вышел вслед на улицу. Паша уже спустился по веранде и быстро шёл в сторону от ворот – хотел, наверное, чтобы его никто не заметил. Было видно, что Сергей наверху заснул.
Побежал за ним и догнал у самого амбара.
– Стой, – крикнул я. Паша остановился, но не оборачивался и молчал. – Куда ты?
– Не твоё дело, – буркнул он.
Я подошёл ближе.
– А мне кажется, что моё, – твёрдо ответил я и подошёл ещё ближе. Паша был всего в шаге от меня.
– Костя, пожалуйста, – тихо сказал Паша, – всем от этого будет только лучше. Особенно после того, что было вчера.
– От чего нам будет лучше? – спросил я, но уже знал ответ.
– Если я уйду, – подтвердил мои мысли Паша.
– Почему? Думаешь, все обрадуются тому, что за два дня мы потеряли двух людей?
– А разве они будут рады меня видеть после вчерашнего? – Паша, наконец, обернулся. На его лице были следы засохшей крови – той раны, что я ему нанёс. – Посмотри на себя. Что я с тобой сделал. Почему ты уговариваешь меня остаться? Я ведь… мог убить тебя вчера. И убил бы, скорее всего. Понимаешь? Я даже сам не понимал, что делаю… – в его голосе было отчаяние. Понимал, что он хочет остаться, но боится самого себя. – Почему ты сейчас меня уговариваешь остаться? Почему ты?
– Потому что ты мой брат. И ты нам нужен, – я легко коснулся его плеча. – Пойдём обратно. Домой. Не страдай ерундой.
– Нет, – Паша вырвался. – Нельзя. Я… не могу. Костя, пожалуйста, только не ты. Я смотрю на твоё разбитое лицо, на рассечённую скулу, на разбитую губу, на синяк – это я сделал. Нет… – Паша отшатнулся. В его кармане на секунду блеснул металл.
– Что у тебя в кармане? – спросил я, собираясь подойти ближе, но Паша сделал шаг назад.
– Неважно, – сказал он.
– Паша, – с силой сказал я, – что у тебя там?
– Костя, просто иди в дом. Утром скажешь, что я ушёл и больше меня никто никогда не увидит – это я обещаю.
Только сейчас понял, что он хотел. Он не просто хотел уйти. Но также видел, что он сомневается.
– Паша, пожалуйста, идём в дом. Тебе не нужно уходить. Я тебя прощаю, хорошо? Пойдём.
– Нет, – сказал он, собираясь развернуться.
Я понял, что у меня не осталось выбора.
– Раз по-другому тебя не заставить, – сказал я, занося кулак, а затем с силой ударил его – от удара Паша потерял равновесие и упал, сев на землю. Он ошеломлённо смотрел на меня. – Значит так, слушай меня. Сейчас ты выбросишь эту хрень из своей головы, и мы пойдём в дом. В дом, где тебя ждут. Вспомни про свои планы насчёт других людей. Вспомни про то, как сам хотел превратить эту ферму в безопасное место. Понимаю, что тебе вчера было больно. Все это чувствовали. Да, ты перегнул палку, но я понимаю «почему». И я не обижаюсь. Не виню тебя. А теперь вставай, пойдём. Запомни: ты мой брат, и я буду следить за тобой всегда, чтобы ты не натворил херни вроде того, что хочешь сейчас. И мой кулак всегда поможет тебе прийти в себя.
Подал ему руку. Паша смотрел на меня без злобы – удивлённо, а затем он взялся за руку и встал.
– Они точно смогут меня простить? И ты? – спросил он.
– Я же сказал: я тебя уже простил. А остальные… Одно знаю точно: никто не хотел бы потерять ещё и тебя, – ответил я.
Паша, молча, с силой обнял меня.
– Спасибо… – сказал дрогнувшим он, сжимая меня. – И прости меня, пожалуйста.
– Я знаю, Паша. Я знаю.
Когда он отпустил меня, мы развернулись и пошли к дому.
– Спасибо тебе, Костя… за всё. Она всегда боялась, что может стать одной из них. Спасибо, что сделал это.
Ничего не ответил. Мы шли обратно в дом, и что-то мне подсказывало, что будущее и дальше будет смешивать цвета, но надеялся, что всё же белая краска станет встречаться чаще.
День 750
Размеренный стук колёс. Напротив меня разговаривали двое мужчин. Вагон освещался мерцающим светом.
–… он ещё не понял даже, представь, – усмехнулся один, глядя на меня.
– М-да, жесть. Я бы такого не хотел, – сказал другой.
Оба они были какие-то… нечёткие. То есть, я не смог бы выделить в их образах что-то значимое, отличительное: тёмная куртка, светло-синие джинсы и белые, но уже испачканные, кроссовки. Хотел бы смотреть в окно, чтобы хоть как-то отвлечься, но там было пусто. Совершенная тьма, потому что мы въехали в какой-то длинный туннель, и сейчас увидеть что-либо не представлялось возможным.
– А помнишь, как мы в начале того года двоих забрали? – спросил второй.
– А то! Конечно, помню. Столько потом полегло – вот умора! – и оба принялись смеяться.
На секунду свет в вагоне пропал, но затем появился. Я решил выпить чаю.
– Проводник! – позвал я и стал ждать. Двое напротив умолкли – они внимательно смотрели на меня, как будто я был каким-то цирковым зверьком.
Прошло несколько минут, никто не появился.
– Он думает, что тут кто-то есть – вот идиот, – хихикнул первый.
– Полнейший, – отозвался второй. Они заговорщицки переглянулись и прыснули смехом с новой силой.
Решил больше не терпеть.
– Почему вы надо мной смеётесь? – не выдержал я. Они прекратили смеяться.
– А кто сказал, что мы над тобой смеёмся? – спросил первый.
– Да! – подхватил второй. – Кто сказал?
Встал и посмотрел на них сверху вниз.
«Нет. Лучше оставить их», – вид у них был нездоровый.
Решил найти проводника и вышел из купе – снаружи стояло гробовое молчание. Как будто в других купе никого не было.
– Он ещё не понял, – хихикнул первый за моей спиной.
– Да, не понял, – ответил второй.
Пошёл к купе проводника.
– Проводник! Проводник! – звал я. Металлические защитные корпуса слегка позвякивали от вибрации. Тишину нарушал лишь этот звук и размеренный стук колёс – сигнал того, что мы всё ещё в пути.
Дошёл до купе проводника и раскрыл дверь – внутри оказалось пусто. Сидение выглядело так, будто им никто не пользовался долгое время. Никаких следов человека.
– Что за ерунда, – вырвалось у меня. Посмотрел на верхней полке, под сидением – никаких вещей не было.
Вышел и начал открывать по очереди двери всех купе. Каждая новая дверь нагоняла всё больше жути, ведь внутри никого не было. Даже эти двое куда-то испарились из моего купе. Весь вагон оказался пуст.
– Не может быть такого, – говорил себе я, пытаясь просто не допустить мысли, что сошёл с ума.
Решил проверить остальные вагоны и пошёл в сторону головы состава – туда, где должен быть хотя бы машинист.
Следующий вагон оказался пуст, после него – тоже. Так было и потом, и снова, и так оказалось, что все вагоны пусты. Впереди был только локомотив. Раскрыл дверь и вошёл. Внутри горел тусклый свет. Стенки узкого прохода были все в приборах и датчиках, где стрелка моталась туда-сюда, но не доходила до красной отметки.
– Здесь кто-нибудь есть? – спросил я. – Я пассажир одного из вагонов… Там везде никого…
Прошёл вперёд и оказался перед приборной панелью. Какие-то цветные кнопки горели, какие-то – нет. Но было пусто. Никого.
– Что за ерунда, – сказал я сам себе полушёпотом и сел на одно из сидений.
Скользнул взглядом по приборной панели ещё раз: кнопки то загорались, то гасли. Автоматически.
И я только сейчас понял, что впереди нет просвета. Конца туннеля не видно. Я бы даже подумал, что мы прекратили движение, но стук колёс продолжался. Вгляделся в лобовое стекло, но впереди не было даже малейшей светлой точки: сплошная тьма.
Вдруг какое-то неприятное ощущение возникло. Ощущение, что это конец и впереди больше ничего не будет. Но мне почему-то не было грустно…
* * *
Медленно открыл глаза и вгляделся в потолок, пытаясь понять: утро сейчас или ещё ночь – как это бывает часто. Было раннее, холодное, пасмурное утро.
В углу стоял небольшой металлический обогреватель, но он не работал.
– Проснулся? – тихим мягким голосом спросила меня Кэт. Она не открывала глаза и просто лежала. В этот момент её лицо выглядело спокойным и даже безмятежным. В тени под одеялом можно было рассмотреть очертания её небольшой, но выразительной груди.
– Спи ещё, – шепнул я и выбрался из-под одеяла. Свесил ноги и сел. Во рту пересохло – взял и отпил из бутылки, которая стояла возле кровати.
Сегодня не моё дежурство – поэтому можно было расслабиться.
«Что делать?.. Целый день впереди, а я уже хочу, чтобы он закончился.»
– Сколько времени? – спросила Кэт тонким жалобным голосом. Посмотрел на часы: «09:22».
– Столько, что тебе можно ещё вздремнуть. Давай, – укрыл её одеялом – она улыбалась.
– А куда ты? Давай ко мне… – спросила Кэт, ещё не уснув. Встал с кровати, натянул штаны, затем ещё одни, чтобы было теплее, водолазку, свитер. Обулся.
– Да так, пойду погуляю, – ответил я, отвернул одеяло и быстро поцеловал Кэт в лоб, а затем снова накрыл. – Всё равно не спиться уже. Я ненадолго.
– Хорошо…
Надел куртку, посмотрел ещё раз на уже спящую Катрин (до сих пор не могу понять, как ей удаётся там безмятежно спать). И только после этого вышел из комнаты.
В коридоре было тихо. Очень тихо. Хотя, мало кто ещё оправился после смерти Жени, чтобы просто так брать и веселиться. Прошло несколько недель, но, казалось, это было только вчера.
–… и тогда он взял и укатился… – услышал я, проходя мимо одной из дверей. Это говорила Алеся. Видимо, Кристина попросила почитать сказку.
Спустился по лестнице. Напротив входа, на стуле, сидел человек – не помнил его имени. Он читал журнал с машинами на обложке.
– Доброе утро, – поприветствовал он.
– Доброе, – отозвался я и вышел из дома.
На улице был свежий, холодный воздух. Ветер тихонько гнал его из стороны в сторону. Чуть вдали можно было заметить дежурившего Пашу. Я сел на ступеньках.
Уже неделю мне снится этот сон. Точнее, не совсем точь-в-точь, но одно там одинаково: всегда остаюсь один, а затем – пустота.
«Не думай об этом. У вас здесь серьёзнее проблемы назревают – скоро зима. С каждым днём всё холоднее.»
– Это не так страшно. Завтра Сергей с ещё несколькими пареньками должен съездить и демонтировать, наконец, до конца те солнечные панели, что остались на взорванной исследовательской базе. А с электричеством можно будет… да много чего можно будет.
«Почему вы так уверены, что там не взорвалось всё тогда?»
– Потому что Сергей сказал, что подстанция находилась в отдалении. У них там даже целый склад есть с запасными деталями. Так что что-нибудь, да найдут.
«Посмотри в небо. Какие солнечные батареи? Солнце раз в неделю вылезает – и то, не тёплое. Лучше другим займитесь.»
– «Другого» нет – это во-первых, – начал я. – Во-вторых, этой энергии хватит, хотя бы, на то, чтобы поддерживать обогреватели. Никита сказал, что с печкой идея плохая – нужно отвод делать, сварка нужна. Для сварки, опять же, нужно электричество, а ещё инструменты и обученные люди. У нас со всем этим дефицит.
«Тогда найдите другое место – разве это такая проблема?»
– Мне кажется, ты потупел за последнее время. Такие детские вопросы задаёшь, – усмехнулся я. – Нельзя уезжать. У нас нет шанса ошибиться. Я уже достаточно ошибался, чтобы понять, что нужно оборонять и развивать одно место, а не скитаться по всей стране, пока не сдохнешь от пули, голода или укуса. Тут у нас есть земля, есть защита, есть кров – там у нас есть непонятно что.
«А как же Кристина? Кэт? Ты о них подумал?»
– Этим я и занимаюсь. Это ты только думаешь о себе.
Голос больше ничего не сказал.
Встал, потянулся и решил прогуляться по территории. Всё-таки хорошо, что можно просто так, особо не боясь, просто взять и погулять. Как раньше. Как до всего этого безумия.
Вдруг с горечью подумал, что Кристине – другой Кристине – здесь бы понравилось. Она бы подружилась с той маленькой её тёской – они были бы как две сестрички. И Света смогла бы найти здесь покой. Мне кажется, она хотела его найти. И Павлов…
Поднял голову и посмотрел на небо.
«Интересно, где она сейчас? Надеюсь, она жива.»
«Не надейся. Она умерла ещё тогда», – не мог согласиться с Голосом, потому что не видел этого своими глазами. Света сильная – она могла справиться.
Обошёл дом и подошёл к небольшой могилке и самодельному, немного кривому, деревянному кресту. Сергей не смог отговорить Никиту и тот поставил его на могилу – как напоминание и прощание. Никита сказал, что так будет правильно, «по-людски».
Пару дней назад, когда он ставил этот крест, я спросил его:
«Почему ты до сих пор веришь? Бог забрал у тебя столько всего. Если он существует – он допустил это. Почему ты до сих пор ему так верен?»
Никита ответил, что это допустили люди и что Бог точно так же огорчён всем. Но что самое главное – это смысл. Именно осознание какого-то Божьего замысла даёт ему силы идти дальше.
Тогда я понял, насколько важным для человека является вера. Мне даже захотелось что-то такое же, но не мог после всего этого поверить… просто не мог.
После своей небольшой прогулки зашёл в дом. Погода не располагала на то, чтобы гулять или что-то делать – в такой пасмурный день хотелось просто завалиться и весь день спать. Но я не мог спать.
Свернул влево и пошёл на кухню. Нужно было позавтракать. Кэт постоянно говорит, что пропускать завтрак – нельзя. Конечно, сейчас нет таких возможностей, которые были до апокалипсиса, но какая-никакая еда есть – и то хорошо.
Зашёл в небольшую кухню. Внутри горела одинокая горелка, которая давала немного света вокруг себя и позволяла выхватывать силуэты. За столами сидело несколько человек.
– Что на завтрак? – спросил я, заходя за шторки, которые мы недавно повесили. Никого не было. Это было очень странно. Подошёл и сам взял банку тушёнки. Вполне неплохое блюдо.
Взял с полки металлическую открывашку и вскрыл консервы прямо на кухне. Мне не хотелось сидеть со всеми, поэтому тут же и поел, достав вилку и прикончив банку в считанные секунды.
Когда выкинул металлическую банку в ведро, услышал звуки гитары. Сергей снова играл. С тех пор, как Женя умерла, он привёз гитару и каждый день играл по нескольку раз.
Вышел из кухни и пошёл на звуки музыки.
«… звёзды нас зовут, мы сможем прийти…» – пел он. Вокруг собрались почти все. Сергей играл всего несколько песен в день, но всегда разных. Он так и не рассказал о том, откуда же он это знает и умеет.
«… пронесётся свет, ударит гром, и мир проснётся незаметно…».
Это всё-таки позволяло отвлечься. Тем более, что Голос у Сергея был плавным, приятным, тёплым… Каждое его слово ласкало слух, заставляло улыбнуться.
Кто-то подошёл незаметно ко мне и слегка ущипнул за правый бок.
– Ай, – сказал я, потирая его. Позади стояла Катрин.
– Чего грустный такой? – она слегка обняла меня, прижавшись – так, чтобы заметил только я. Не стоило показывать чувства на всех.
– Просто заслушался, – шепнул я. – У Сергея голос красивый.
– Он молодец, что старается дух поддержать и сам не унывает, – Кэт потянула меня в сторону. – Пойдём. Пора сделать то, что давно было необходимо.
– Что? – удивился я, но Катрин не ответила.
Мы поднялись по лестнице, в мою бывшую комнату. Здесь ничего не изменилось с того самого дня, как я стал жить с Катрин – больше не заходил в эту комнату. Единственное, что поменялось: посреди комнаты теперь стоял стул.
– Присаживайся, – улыбнулась Катрин.
– Зачем? – прошёл внутрь и сел. Кэт укрыла меня простынёй и аккуратно завязала сзади. – Будешь меня стричь?
– Попробуем убрать твои дебри. На следующей неделе вы ведь начнёте ездить за едой в город к зиме – лучше тебя обезопасить немного, – Кэт взяла ножницы на тумбочке и подошла ко мне. – Тебе подлиннее или покороче?
Не ответил. Катрин засмеялась.
– Значит, покороче.
Она принялась поднимать участки волос и обрезать их. Методично, раз за разом, она срезала длинные локоны, увеличивая их количество на полу.
Через десяток минут Катрин сказала:
– Готово. Принимайте работу! – она быстро отошла и вернулась с зеркалом. – Блин, а тебя реально уже не узнать.
С поверхности зеркала на меня смотрел взрослый парень, у которого были чётко видны твёрдые скулы, немного впалые щёки и шрамы, щедро разбросанные по всему лицу – маленькие, едва заметные, но есть всё же. Синяк вокруг одного глаза и подбитая губа. Так же только сейчас заметил, что у меня скосился нос.
– Да красавчик ты, красавчик. Хватит так глазеть, – сказала Кэт, убирая зеркало. – Теперь намного безопаснее. Мы ведь не хотим, чтобы тебя схватили. Я ещё не одну ночь с тобой хочу провести.
Она погладила меня по голове и развязала простыню. Хотел помочь, но она рукой меня остановила:
– Иди. Я сама здесь уберу. Обмой голову лучше или сходи на улицу и отряхнись там.
– Хорошо. Спасибо, – подошёл к ней и поцеловал в щёку. За это Кэт ловко поцеловала меня в губы.
– Всё, иди, – улыбнулась она.
Кивнул и пошёл к выходу. Последовал её совету и отряхнул голову на улице – мыться под холодной водой совсем не хотелось. Нужно было как-то развеяться – пошёл в амбар и начал рубить дрова. После этого сходил ещё за водой к реке и немного прогулялся по территории.
С приближением зимы начинало рано темнеть. В пять часов вечера уже было темно – только «на стене» горел небольшой огонёк горелки. Есть совсем не хотелось. Решил пойти к Паше.
На улице заметно похолодало. С другой стороны от главного места подъёма были заделки ещё одного, который мы недавно начали делать. Хотелось ещё улучшить этот подъём – только пока не получилось застеклить или как-то закрыть подъём, чтобы можно было тут зимой сидеть. Сергей предлагал отменить дежурство на улице и перенести его в дом, но Паша не соглашался. Он вообще стал не сговорчивый после смерти Жени.
– Привет, – сказал я, поднявшись по лестнице. За стеной были видны силуэты голых деревьев и укрытая мёртвыми листьями земля.
– Ага, – вздохнул Паша.
– Как обстановка? Всё нормально?
– Как видишь: ничего.
– Слава Богу, – вырвалось у меня.
– Какому Богу? И за что? – тихо спросил Паша как бы сам себе, даже не смотря на меня. – Он ничего не сделал. Он всегда лишь бездействует или наказывает – за это ему слава? Бред.
– Это просто выражение такое. Не цепляйся к словам, – спокойно ответил я. – Тем более, я не думаю, что он всегда лишь наказывает. Просто хорошее тяжелее заметить, да и зачем? Совсем другое дело – замечать плохое. Ты его заметишь, как ни старайся закрывать глаза и убегать. Оно настигнет тебя, сядет на плечи и будет висеть тяжким грузом, не спрашивая разрешения или мнения. Да, Бог наказывает, но следует помнить, что не всегда всё плохо.
– Твоя правда, – согласился Паша.
Мы замолчали. Справа, на ящике, тихо плясал огонёк в горелке. Ветер слегка поддувал, но ещё не критически. Однако мне становилось холодно. Паше должно было быть намного холоднее.
– Сходи домой, поешь. Я тебя подменю, – предложил я.
– Нет, я тут побуду.
– Почему? Может, тогда, тебе сюда принести?
– Не хочется есть. Ты иди, а то холодно, наверное. Всё нормально – не волнуйся.
Я постоял ещё немного, а затем пошёл домой. Почему-то резко навалилась усталость. Захотелось полежать, отдохнуть.
В доме, напротив входа, сидела Аня. Она читала роман – какой-то один из последних, которые вышли до апокалипсиса.
– Интересно? – бросил я, проходя мимо.
– Неплохой автор. У него всегда сюжет подаётся немного несвязно, но интересно. Правда, он никогда до конца не доводит книгу: любит обрывать. Странная фишка, но за это его многие полюбили, – ответила девушка, не переводя взгляда с книги. – Там все наверху в какую-то настольную игру играют. Хотя, стой. Ты же не ел, вроде. Возьми что-нибудь на кухне.
– Не, – отмахнулся я. – Я в комнату. Отдохнуть хочу. Доброй ночи.
– Так ещё не ночь, – усмехнулась Аня.
– Да какая разница, – ответил я с улыбкой и поднялся по лестнице.
В самом деле, с комнаты, которая была за моей прошлой, доносились голоса, а слабая полоска света свечи из-под двери прочерчивала неровный прямоугольник. Я пошёл в другую сторону. Слегка подташнивало и кружилась голова. Наверное, из-за голода, но решил, что не пойду есть.
В комнате была Кэт. Она сидела напротив окна и смотрела куда-то вдаль. На звуки открывающейся двери она даже не обратила внимание.
– А если бы я был восставшим? – спросил я, подходя к кровати.
– Тогда я бы умерла, – спокойно ответила Кэт.
– Ты бы даже не стала сопротивляться?
– А зачем?
Снял ботинки, куртку, штаны и залез под одеяло.
– Не знаю. Может, чтобы выжить?
– Если сюда придёт восставший – значит, все мертвы. Тогда мне и выживать нет смысла.
– Разумно, – согласился я. – А если серьёзно, почему ты не обернулась? Неужели тебе всё равно?
– Нет, не всё равно. Просто знаю, что сюда никто не придёт, кроме тебя. Раньше так точно никто не приходил, кроме Жени. А сейчас вот ты. Я никому не нужна, – она усмехнулась.
Приобнял её хрупкое тело.
– Что за ерунду ты говоришь. Ты всем нам нужна.
– Брось, Костя. Так всегда было, что я остаюсь как бы в стороне. Есть другие, а есть я.
– Неправда! В школе ты всегда была… – я резко умолк. Память резким клином врезалась в голову, заставляя меня усомниться в своих же словах.
–… одна, – закончила за мной Катрин. – Даже ты был в компаниях с другими людьми. А я лишь наблюдала. Конечно, у меня тоже были компании, но они были не в школе – да и те потом кончились, гнилая компания. Знаешь, – улыбнулась она, – ты мне ещё тогда нравился. С младших классов, как мы с родителями переехали, и я пришла в вашу школу. Тогда ещё плохо знала русский. В мой первый день тебя попросили показать мне школу и помочь научиться говорить общие фразы правильно. Я была вне себя от радости, – Кэт на несколько секунд замолчала, а потом продолжила: – Ты как-то выделялся среди остальных. Не знаю, как это объяснить, но ты всегда был сам по себе – думал сам, делал сам. И поэтому ты мне понравился. Но я не решалась подойти к тебе. Тем более, когда у тебя в пятом классе случился нервный срыв и ты две недели лежал в больнице – не делай такое лицо, это все знали – потом вернулся необщительным, закрытыми… И я вообще потеряла надежду, что ты меня заметишь. Потому что только ты меня и замечал. К остальным меня не тянуло и, видимо, это было обоюдным. Поэтому я и была всё время одна в школе. Да и после – скорее всего, тоже. У меня даже настоящих подруг, кроме Жени, никогда не было. Только ты – всегда молчаливый, слушающий музыку на уроках, парень-одиночка. И я, типа бунтарка, которая даже не знала, о чём с тобой заговорить. Представь, как я радовалась, когда ты пришёл на нашу базу. Я думала, что всё изменится, но всё оставалось по-прежнему: ты и я – одновременно такие похожие, но такие далёкие… И на базе. Мне показалось, что ты видел меня, но всё равно также был далёк…
– Я видел, – перебил её я. – Тоже хотел, но мне казалось, что ты не хочешь.
– Знаю, – усмехнулась Кэт. – Мы оба вели себя как идиоты. Женя мне то же самое говорила, но я не могла решиться. Вот, знаешь, это же нужно перешагнуть через многолетние убеждения – я не могла. Вот Женя и попросила меня признаться наконец, когда она умрёт. Это, наверное, очень плохо, но я даже ждала. Мы обе знали, что она скоро умрёт и поэтому Женя не обижалась. Знаешь, её последними словами было: «Не исчезни снова».
Катрин замолчала. Пока она говорила, я гулял по просторам памяти, и ко мне всё больше приходило осознание того, что я действительно её не замечал. Точнее, не замечал её одиночества. Мне всегда казалось, что она-то как раз дальше всех от меня. А на деле, оказалось, что мы были очень близки.
– Вот я идиот! – вырвалось у меня.
– И я. Мы оба, – Катрин повернулась с улыбкой. – Зато сейчас ты здесь, рядом, со мной. И это главное.