Рок или судьба?
Месяц прошел без вестей от Аристарха, кроме первого же ответа с обещанием разобраться с пропавшим оборудованием. Павел пытался привыкнуть к коллективу, работающему на реакторе, но это было сложно. Толпа разгильдяев – самый легкий эпитет, который можно было бы применить. Если бы сюда его десятку с полигона, можно было бы выгнать полсотни этих бездельников в ремонтные мастерские. Каждый тянул одеяло на себя, занимался чем ему хочется, а не тем, чем надо.
График работ постоянно сбивался, и он с Кариной часто оставались на вторую смену, чтобы хоть как-то выправить положение. Если реактор заработает, он обеспечит воздухом и водой намного больше колонистов. Сейчас все держалось на двух старых реакторах, не позволяющих базе масштабироваться. На Марсе с его пониженной гравитацией потенциальная яма для плазмы в термояде была устойчива, хоть и намного меньше, чем на орбите. Поэтому ребята продолжали работать.
Подходил к концу второй месяц его пребывания в колонии, когда все рухнуло. По плану работ он должен был выйти на поверхность и провести ремонт обшивки в труднодоступном для роботов месте. Его напарник, ленивый и нерасторопный увалень Михаил, не явился к шлюзу в начале смены. Как сеть тут еще не бьет тревогу и не шлет отчеты на Землю – Павлу было решительно неясно.
Он начал облачаться в скафандр, решив сделать работу и без этого тунеядца, но заметил странные засечки на воздуховоде скафандра.
Павел аккуратно вскрыл понижающий давление каскад и с удивлением увидел явно неисправный клапан, который повышал давление кислорода и вызвал бы у него острую гипероксию через несколько минут после выхода наружу. А ведь это был его личный скафандр, и он проверял его в прошлый раз после выхода.
Павел набрал номер сети Михаила. Тот не отвечал. Тогда он набрал Карину, она тоже молчала.
– Странно все это, – вслух сказал Павел и направился в сторону основного блока реактора.
Пройдя несколько переборок, он получил на коммутатор сообщение с наивысшим приоритетом для прочтения.
После сразу же завыла сирена тревоги. Павел бросился на свое место по боевому расписанию. Заняв рабочий терминал и запустив все мониторинговые алгоритмы, он первым делом еще раз попытался выйти на связь с Кариной. Она не отвечала, хотя в сети была.
Спустя 10 минут по блоку управления реактором прошел отбой тревоги и сообщение массовой рассылкой – «Дестабилизация плазмы при тестовом запуске, есть жертвы». Павел, захлебываясь от ужасного предчувствия, рванул в реакторную зону. Ее уже оцепили, и Карину, разорванную почти пополам, выносили на магнитных носилках.
Возвращение
Как так? Что произошло? За что? Павел был далеко от Земли, от друзей и близких. Его единственный друг и жена на этой планете умерла. Он сидел в шоке в их гостиной и перебирал ее ожерелье. Она оставила его дома сегодня утром. Сказала, что оно не подходит к этому наряду, слишком вульгарное…
Звякнул ИНТРОКОМ, пришли какие-то официальные письма из сети, Павел вспомнил про письмо с приоритетом и ткнул пальцем в красный восклицательный знак.
Сообщение открылось – это был Аристарх. Какой-то бледный, осунувшийся. С темными кругами под глазами, он быстро заговорил на камеру.
– Паша, тебе надо бежать. Улетай с Марса первым же рейсом, супругу бери с собой. После отправки сообщения я забронирую вам места. Я уже два месяца в составе специальной комиссии веду изыскания по делу, которое ты мне подкинул, – он грустно улыбнулся. – Марсианское дело. Сегодня на меня было совершено покушение. Я почти уверен, что это покушение. Транспортную капсулу зажевало в шестерню транспортной сети. Мы оба знаем, что это теоретически невозможно, – он еще раз грустно улыбнулся. – Я выжил. Не смогу полноценно трудиться пару месяцев, но это пустяки. Прилетайте скорее, жену оставь на орбите. Надо с этим разобраться окончательно. Возможно, замешано несколько профильных комитетов, так что будь бдителен.
– Бдителен, – как автомат повторил Павел. Поздно быть. Но навыки военной дисциплины и привычка подчиняться логичным приказам делали свое. Он автоматически побросал вещи в багажную сумку, которую еще не успел убрать далеко. Из вещей Карины он взял только ее ожерелье. И убитый горем, все еще в состоянии аффекта, зашагал в сторону космопорта. Радостный гул вахты сигнализировал о прибытии новой смены и отбытии старой. Павел пробыл на Марсе ровно одну вахту, самую счастливую и самую несчастную вахту в его жизни.
Земля
При подлете к планете временной лаг при общении почти пропал, и на связь вышел отец.
– Соболезную, – сказал он на проекции.
Павел-младший отошел от оцепенения и своих мыслей. Весь экипаж гудел, подготавливаясь к пересадкам на челноки, он же давно был готов.
– Принимаю, – ответил Павел-младший.
Помолчали.
– Разобрался с происшедшим? Может, мне подключить моих знакомых? – спросил Нефедов-старший.
– Нет, не трогай. Возможно, это опасно. Аристарх уже копает, запроси в своем ведомстве охрану для дома.
– Даже так?! – удивился отец. – Хорошо, сейчас же сделаю. У меня еще есть разговор, относительно Ли. Но это не к спеху, могу связаться с тобой позже.
– Ли? – удивился младший. – А что с ней? Говори и не откладывай.
– С ней все нормально. Насколько это возможно. Понимаешь… Еще при ее «рождении» были допущены некоторые огрехи…
– Я все прекрасно помню. Что-то случилось с Ли? – продолжал беспокоиться он.
– Нет. Ты дослушай. Ли уникальна в своем роде. Все ИИ активируются, уже имея взрослое сознание с эффектом амнезии о своем детстве. Ли была активирована подростком и взрослела с тобой вместе. Сейчас вся ее активная деятельность очень напоминает человеческую. Она находится в промежуточном состоянии между ИИ и людьми, можно сказать, соединяет нарождающееся общество ИИ и людей.
– Только она кому хочешь даст фору в сознательности среди ИИ, – вставил младший.
– Верно. Воспитываясь с людьми, она гармонично восприняла все наши традиции и атавизмы, так неприемлемые взрослыми ИИ. При этом в идейном плане она чужда мелкобуржуазной сути своих соплеменников. Они слишком уникальны и ценны, чтобы уподобиться человеческому коллективу. Я даже встречал в сети стихотворение без автора, где люди сравниваются с пчелами. Почерк явно ИИ.
– Не факт, возможна и провокация, – возразил сын.
– Возможна, – согласился отец. Это было ему несвойственно. – Так или иначе, профильный комитет решил воспроизвести Аэлиту как следующий этап развития расы ИИ. Как более человечный и гуманный вариант.
– Это же не стыкуется с уже принятыми законами по ИИ, – сказал Павел-младший.
– Правильно. Поэтому проект засекречен, и наш разговор идет не по общему каналу, а по лазерному лучу с Гималаев.
– Нда, – только и сказал сын. – От меня-то что надо? Плохую подложку ты и сам сделаешь, – не удержался и съерничал он.
– Аэлита была помечена как неудавшийся эксперимент. Все данные в лаборатории были удалены по сроку давности, – Нефедов-старший помолчал. – Тебя я тоже просил все удалить.
– Просил, – согласился Павел. Дурацкая пауза затянулась, и отец продолжил:
– Мне не удается повторить проект Аэлиты. Все модели, работающие в эмуляторе, на практике дают нестабильные личности, подверженные психическому распаду в короткий срок.
– Ладно, – сказал сын. Отец признался в собственной беспомощности, слишком много для одного разговора. – Я пришлю хэш, который распакует все данные на моем домашнем терминале. Возьми только папку Ли, остальное личное.
– Спасибо, – лицо отца просветлело. – Ты когда домой?
– Не сразу. Сначала хочу со всем разобраться.
– Хорошо. Мы тебя ждем.
КАЭСКОР
Начиная падать в атмосферу голубой планеты, Павел был погружен в свои мысли. Михаил летел с ним с Марса. И первое, что он сделал после старта – это прижал его к переборке и потребовал отчета о произошедшем перед аварией. Выяснить ничего не удалось, так как у Михаила было железное алиби и четкий приказ в разнарядке сети быть в другом месте на других работах.
Сеть на Марсе вытворяла странные вещи. Все сигналы о проблемах от самого Павла, как и от других случайных инициаторов, просто исчезали в недрах планетарного информационного узла, а сетевой отдел на планете разводил руками. Все зависело от синхронизации с центром планирования на Земле, говорили они. А синхронизация имела временной лаг. Но спецы на Земле должны были видеть все эти проблемы…
Турбулентность напомнила, что они вообще-то падают из космоса на поверхность планеты.
Когда перегрузки исчезли и они уже плавно подлетали к посадочной полосе космодрома, Павел вспомнил про марсианскую походку. Она настигала всех людей, которые побывали на Марсе и еще не привыкли к земному тяготению. Несколько часов придется снова учиться ходить на тренажере, а потом минимум неделя адаптации без сильных нагрузок. Его это не устраивало, он тут же хотел отправиться к Аристарху.
Их вывезли из челнока вместе с креслами и отослали в здание терминала, где его спесь быстро сбили, вывалив из кресла на пол. Пол был мягкий, видимо специально, и после трех минут постоянных падений Павел смирился.
– Программа адаптации, – горько сказал он вслух, и его быстро поволокло на другой этаж.
Аристарх все еще лежал на постели и был бледен. Но поприветствовал друга, пожав руку.
– Что случилось? – Павел показал на ноги товарища, опоясанные медицинскими шнурами и фиксаторами.
– Раздробило кости, – отмахнулся тот. – Врачи хотели меня усыпить, чтобы запустить процесс быстрой регенерации. Но за меня вступился начальник, мне надо было консультировать оперативную группу и дождаться тебя.
– Можешь рассказать, что ты нашел?
– Не все, но главное могу. Я как раз тебя и ждал, чтобы ввести в курс дела. И встать на пути необдуманных действий. Смотри.
Аристарх взмахом руки активировал привычную схему локального участка сети. Она была привычна во всем, кроме редких вспышек и мерцаний красного света. Ну и меню доступа было намного длиннее обычного. Даже у отца Павла не было столько возможностей в сети.
Аристарх изменил масштаб, и на проекции появился город, затем вся страна. Широкая сеть информационных потоков, энергетические магистрали – все отображалось своим цветом и медленно пульсировало. Транспортные сети, промышленные объекты, рекреационные зоны – все жило своей жизнью и составляло единое целое их общества.
Павел видел нечто похожее много раз, правда без таких подробностей. Схема научного инженера была чуть более подробной, чем схемы обычного рабочего, и отражала только самые крупные магистрали и объекты, без особых мелочей. У научного работника были в доступе все НИИ и подробные схемы места работы и ее окрестностей. Такого великолепия и динамики Павел еще не видел.
– Впечатляет? – спросил Аристарх, улыбнувшись реакции друга.
– А что это за красные вспышки? – спросил Павел, оторвавшись от созерцания схемы.
– Все задают этот вопрос первый раз. Это поступки людей, которые сеть посчитала мелкобуржуазными. Обычно их помечают черным, а поступки коммунистические – красным. Но для сотрудника КАЭСКОР это слишком контрастно, вся страна тогда светится как красная лампа. И темных пятен не видно. Поэтому есть инверсия.
– Так много людей думают о себе и не принимают во внимание интересы общества? – удивился Павел. Он смотрел на частые вспышки проекции, а города и вовсе были красными точками.
– Ну, во-первых – не много. Положительного гораздо больше. Во-вторых – важен относительный показатель, характеризующий движение общества к коммунизму. В-третьих – сеть видит не все плохое, но ей показывают все хорошее. Наш случай как раз в области незримого.
Аристарх приблизил в проекции город в Южной Африке недалеко от горной цепи Витватерсранде.
– Город называется Кристиан Де Вет. Тут работал горный комбинат. Алмазы перестали добывать давно, но другие полезные ископаемые он поставляет.
– Это из недавно присоединенных территорий, – вспомнил Павел.
– Да, там произошла революция. И мы помогли построить промышленность.
– Но почему на схеме этот город такой темный? В новых республиках обычно хватает стяжательства и прочего по списку? – удивился Павел.
– Верно. Если убрать фильтр, который наложили наши технари, – город выглядит вот так. Кто-то блокирует сигналы в сеть и генерирует белый шум мелких проступков.
– Кто на такое способен?
– ИИ. Ну не только они или он. Нужны и люди, – Аристарх тяжело вздохнул. – Все по порядку.