Аккуратный молодой человек в очках в позолоченной оправе и ярко желтым платком в кармане клетчатого пиджака, долго крутит в руках титульный лист моего рассказа. Затем достает увеличительное стекло и, сдвинув очки на лоб, скрупулёзно всматривается в детали, почти вплотную нависая над листом.
– это шедевр, – в итоге заключает он – непременно выставим. Может даже быть одним из первых лотов.
Что? – изумился я, – шедевр?
– Безусловно.
– У меня еще рассказ есть, я принес его с собой, – сказал я, доставая из папки листы, – может быть вы можете и его выставить на аукцион?
– Нет, нет, нет – быстро проговорил молодой человек, даже не взглянув на мои листы – дело в том, что жук выразился целостно, лаконично, перед нами мощный арт объект. Рассказ тут абсолютно лишний.
– у меня тоже целостный арт объект! – возразил я, – литературное произведение! Уверен, оно хорошо написано! Оно, если хотите знать, душеспасительное!
– Вы уж извините, но это неформат. Это вы там у себя как-нибудь, в вашем писательском междусобойчике размещайте в самиздатах, душеспасительное. Аукцион современного искусства – это совершенно другое.
– Сколько это может стоить?
– Думаю мы выставим за пять тысяч, продадим может за двадцать – тридцать.
– Что? Тридцать тысяч рублей за мазню жука? Вы в своем уме? – вскрикнул я.
– Вероятно, это может стоить даже больше. Начальная стоимость лота будет завесить от оценки, которую проведут эксперты нашего Дома, а уж финальную стоимость никто предсказать не может. Наша страна богата ценителями подлинного искусства! К слову, – продолжил молодой человек – услуги нашего Дома стоят двадцать процентов от итоговой цены лота. Выставляем?
– Двадцать процентов – это чистой воды грабеж! – было вырвалось у меня, но тут же опомнился и прокричал, – Выставляем!