***********************
– Как было, говорите вы? Повторите, для протоколу-с, пожалуйста.
– Ну да, так вот, я и говорю же: иду я, значит, по мостовой, а тут этот вот, нищий наш, пьяный, как всегда. Мы все его знаем, приличный был господин, да семья его того, сгорела. Вот и пьёт. Так вот, я и говорю, иду и вижу, как он споткнулся, и лицом оземь. Кровь из носа, губа разбита. Ну, я к нему и говорю: «Матвей Ильич, ну вы чего? Выпили лишнего, бывает. Давайте помогу», ну так я ему руку то подаю, а он кричит, мол, что надо вам, и бранится, бьёт себя в грудь. Так вот, даю ему руку, а он так смотрит, как будто и не на меня, а как то сквозь меня, и протягивает руку, нерешительно так, и вдруг захрипит, последний вздох делает, и улыбнулся как будто бы, и повалился мёртвым. Вот и всё.
– Так вы говорите, Матвей Ильич?
– Он самый, я вам говорю. Мы все ему помогаем иногда, знаем его горе, чем можем, тем поможем. Его все знают в городе, и горе его все помнят. Жаль, конечно, но оно того, ему и лучше видимо, легче, прости Господи…
ЭПИЛОГ
За большим столом, в большом доме, сидит семейство, ужинают, общаются. Матвей Ильич сидит во главе стола, смотрит на всех и улыбается.
Он чист, выбрит, и новая шинель его висит на вешалке, при входе. За столом ещё кто-то сидит, в другом конце, напротив Матвея Ильича. Ах, да, это господин в чёрном плаще и шляпе с широкими полями. Лица по-прежнему не видно, но он знает наверняка, куда он смотрит.
Закончив ужин, господин в чёрном встаёт, кланяется, и собирается уходить. Все смотрят на него, и машут ему руками на прощание. Уже выходя из дверей, он вдруг останавливается, поворачивается к ним лицом, и на миг приподнимает шляпу в прощальном жесте.
– Смерть, значит. – Говорит Матвей Ильич, улыбаясь и шутя грозя указательным пальцем в сторону господина в чёрном. – Эх, Зубоскальский, ну…
Нищий наш, наконец обрёл покой. Простите, бывший нищий.
КОНЕЦ