Если каждый из живущих в сути своей концентрация Света, пусть и Света достаточно слабого, но не иначе как сам этому Свету источник, что же тогда должно стать непреодолимой преградой и в результате помешать этому живущему этим собственным духовным, как надо понимать, чувственным Светом делиться? Сознание способно удостоить что-либо или кого-либо мыслью, вниманием, взглядом и это само по себе уже вызывает-порождает направленный всплеск, наполняющий каким-то там сиянием привлекающую к себе мысли и внимание образность, так получается. При этом, если взглянуть на всё это со стороны того взгляда, согласно которому тело уже исторгает в окружающий мир свой чувственный Свет хотя бы в границах распространения тела духовного, то, так получается, что некая часть от такого духовного восприятия, вследствие распространения такого внимания, превратится в определённое достояние, принимающее участие, пусть и в первичном, а всё же уже реализующимся формировании образного обличия того, так помянутого в памяти и сознании, в сторону которого внимание живущего обратилось. Ну, а если знаков внимания, направленных в сторону такого образа, не один и не два? Порождает ли нечто подобное повод пылать? Тепло духовное, Свет, которое распространяется телом живущего в окружающий мир, со всей определённостью можно сказать, достаточно невелико. Если исходить из того, что свойственно миру, в котором от рождения и жить рожденному некогда телу, это и не сверх много, и не избыточно мало, среди живого найдутся и те, кому впору отличиться и большим, так же есть места, как на поверхности, так и под поверхностью освещаемой Солнцем планеты, где и воздух, и то, что там под поверхностью планеты скопилось, может прогреваться в ещё больших масштабах. Вон как раскалённая лава из вулкана течёт! Хочешь-не хочешь, а почему-то начинаешь о тех вспоминать, кому приключилось по ходу случившегося существования жить и формироваться в окружающем мире, и сквозь материальную сущность которых, по ходу жизни становясь тела частью, могли проходить и такие частицы, что там так вот, ныне, пылают-кипят. Идея весома, и пока существует, порождая желание предполагать, что все эти, используемые при существовании жизни, частицы материи, даже уже, и по самым различным причинам, расставшись с той жизнью и телом, частью которого время какое-то были, там, в себе, сохраняют тот образ сознательного восприятия окружающего, только непонятно какого пространства, каким на тот момент окажется наделён тот живущий. Некоторым образом, с одной стороны, это выглядит как непрерывное сохранение памяти о том, что когда-то там, как-то там было-случалось когда-то, да ещё и с непрерывной фиксацией происходящего, но точно так же прощупываются варианты тешиться предположениями, что, находясь в какого-то рода контакте иль близости с тем, что способно отличиться значительным изобилием информации о таком, приключившемся некогда существовании, да ещё и обернувшись сознанием в сторону образа, порождённого подобным пребыванием в мире живых, можно, и заметно объёмней, и более полно попытаться вступить с тем, оставившим этот след от своей жизни, в контакт. Конечно, если исходить из такого рода основополагающих предположений, тут, сразу, несколько до некоторой степени не согласующихся взглядов разняться и вызывают с избытком немало вопросов. То, что становится частью того или другого тела на время, время может минуть притом совсем мало, так же способно стать частью ещё неких тел, а затем и ещё неких тел. Мало что растения, чаще всего и перерабатывающие всё то, что становится результатом телесных отбросов, всей своей жизнью формируют объект, приспособленный для съедения кем-то, те же представители животной среды воистину с редкостным постоянством демонстрируют желание питаться друг другом. Как результат, те частицы, всё то, что послужило строительным материалом для тел у одних, чуть ли не сразу становится строительным материалом других, потом третьих, и так, всё число тех, кому и впору было бы оставить свой след на таком, использованном когда-то и уж покинувшем тело может оказаться не просто внушительным, неисчислимым. Стоит только взглянуть со стороны, всё начинает выглядеть некими линиями, от былого и в будущее, и одна из таких образных линий, представляет из себя словно бы наслоение образов от того, чем украсилось состояние после появленья на свет, и так вплоть до момента утраты жизнеспособности такого рода образованием, и всё это притом, что таких линий много и хранителем всей информации остаётся микрочастица материи, принимавшая при формировании пожившего тела, того или иного, участие, и, вот, как результат, обрисовывается такого вида картина всего, когда каждая из использовавшихся когда-то частичек материи может и имеет способность какую-то образность после покидания тела, того или иного хранить, да только, как не выкручивайся, а та образность смотрится на манер фотографии. Ну, а что ещё можно так сохранить о былом, если тело то с таким мало ясным объектом рассталось и тот объект, то, использовавшее такое вот тело живого покинул? Опять же, сама информация, связанная с чем-то подобным, что подобным заметного и отмечаемого происходит, такое вот как-то и чем-то там считывается, распространяется? Как на съевшего может повлиять то, что те частицы того, что тогда съел, когда-нибудь до того ещё кем-то, кому-то, как-то составляющими послужили? И, кстати, про соль, которую так полезно и важно добавлять в пищу, что и в Священной литературе записано, напомнить здесь не забудь, после чего, между прочим, какой-никакой, но достаточный повод подумать о чём-то похожем отыщется. Особенно если взглянуть на рассмотрение с точки зрения того, что материя есть носительница информации, сразу тут вспоминается и кислород с углеродом, так активно представленные в том числе в том же вздохе и выдохе. Пусть даже первым из интересного смотрится то, что, если не вспоминать всё ту же соль, что-либо хоть чего-либо иное, биологически перед тем не переработанное и не подготовленное специально так вроде даже просто и не едим. То, что порождения творчества человеческого, вроде того же пластика или резины, вот так, обуреваемые самым упоительным желанием что-нибудь пожевать, а в рот-то всё равно точно уж не засунем, это ни у кого никаких сомнений не вызывает. Вот воды минеральные, там скорее всё-таки химические некие соединения, да и объёмность такого рода потреблений внутрь не велика. Между тем, эту самую соль, такое ведь не только указали именно есть, те самые вкусовые приоритеты понуждают есть и солить практически почти в каждом потребляемом блюде и практически всё, а потому, попытаемся об этом подумать и разберём: с одной стороны хлорид натрия, то есть продукт как результат окисления достаточно специфического и, насколько понимаю, не встречающегося в природе в чистом виде металла, к тому же связь с протекающими в теле процессами осуществляется через поверхность перерабатывающего пищу желудка, с другой стороны, по всем признакам, результат окисления углерода, вдыхаемый и выдыхаемый, и при таком рассмотрении, первое, что в голову лезет, так это мысли о том, что этот, по всем признакам гораздо более необходимый и важный из составляющих вдыхаемого, кислород, начинает выглядеть посланцем извне, как будто бы специально направленным, чтобы этот самый углерод из тела с собой унести. Забрался через вздох-лёгкие внутрь, распространился там с кровью по телу, оформился в самых разных местах в соединения, превращая то, что так твёрдое, в газообразное, и, как надо понимать, достаточно просто вступающее в соединения с составляющими, организующими ту же кровь, после чего уже выбрался прочь, вынося с собой то, с чем сцепился. Тут, между прочим, сразу же мысли о том возникают, что если так важно те частицы углерода вынести прочь, то для чего и зачем, почему? Что, там, снаружи, то, извлечённое, кто-то, специально озаботившись, ждёт и, вот, так, по выходу, встретит? Или куда более важно, чтобы извлекаемое именно объёмы тела покидало? Тут, хочешь-не хочешь, а начинаешь рисовать в воображение тело объектом, полным чего-то вот такого, прочь и за грани воздействия которого и присутствует надобность так захваченное соединением с кислородом и переместить. Там, внутри, главенствует нечто одно, снаружи, надо понимать, чего-то другое. И вот, вытащили прочь то, что связано состоявшимся соединением, и теперь то, что побывало так внутри, вступило там в контакт с составляющими и поработало телом при жизни, и теперь, соответственно ситуации, извлечено и вновь доступно. Только, было бы понятно, так для чего? Тут первое, что просится в качестве предположения, предлагает обернуться лицом в сторону того, что вот такого рода результат окисления ожидается как вид переработки. Сначала поглощение через зелень под лучами Солнца, что-то, как догадаться можно, и через почву-корни внутрь растения попадает, после чего, согласно общей схеме, случается переработка материального свойства и с первичным созиданием того, что потом и станет как-то и когда-то для кого-то этой едой. То, что в виде кислорода освобождается при фотосинтезе, сам извлечённый углерод, тут остаётся и участвует в строительстве тела растения, в то время, как кислород снова отправился в качестве искомой и необходимой важной составляющей процесса предполагаемого в будущем окисления. И, здесь, сразу, начинает несколько по-особенному выглядеть общее предназначение кислорода. Что есть такое, случающееся с помощью такого участника окисление? Результат поиска и нахождения того, на кого было бы можно, как-то так, иногда меняя свою изначальную сущность, словно вцепиться и закрепиться? В данном случае в том числе и на воду, как на важнейшую из составляющих мироустройства, можно взглянуть немного с иной точки зрения. Всё-таки тут в сути представлено соединение кислорода с водородом, и, вот, тут сразу же и много разных вопросов без промедления как будто сами из ничего просятся – связанный соединением водород здесь сам успокаивает стремление кислорода вступить с тем, с кем можно было бы, в некий контакт, или тут именно водород кислородом словно бы связан, как такое имеет место в замечаемых случаях выноса углерода и из тела? То, что кислород по меньшей мере очень активен, известно, достаточно взглянуть на то, как при окислении что-нибудь, притом что угодно, начинает, с выделением тепла, температуры, по сути, гореть. Взгляд на складывающуюся при подобного рода процессах, иногда довольно отличающуюся ситуацию может выглядеть, самое малое, своеобразным. Например, к чему обычно по большей части привыкли? Прежде всего, когда вот так, разрушаясь, после вступая в самого экзотического свойства соединения, что-нибудь, что-то, не так важно что, но, соединяясь с тем, пусть даже испущенным под Солнцем зеленью, присутствующем в воздухе кислородом, горит, обычно с полной уверенностью ожидаем, как выделение какого-никакого тепла, так и возникновение света, то есть, наличие у такого приключающегося процесса ну хоть какого-нибудь ощутимо-видимого тепла и освещённости. То, что цвет горящего пламени может быть специфическим, красным, жёлтым, а то так даже и голубым, тоже давно уже воспринимается как видимое и привычно примелькавшееся. Из всего, сразу занимающего, тут только одно просится, чтобы оказаться зачисленным в разряд любопытного – зелёного цвета пламени нельзя утверждать, что такого нет совсем, но то, что такая расцветка по сути своей изрядная редкость, это сомнения не вызывает. Что, кстати, только больше подталкивает в сторону размышлений по поводу причин такого отличия цветовой гаммы, а это заставляет вспомнить, что всему причина тот горящий материал и частотность вибрации при организации процессов горения. Горящий материал нагревается, как и тело, пока вздыхает-выдыхает, нагревается, так что уже находились такие, что утверждали, что и тело тоже горит. Огонь изначально предполагает, что то, что завязано в подобном процессе, нагревается до довольно заметной температуры, между тем тело, ну-ка, как сопоставить горение с повышением-понижением телесной температуры? Да и вздохи-выдохи, частота и озабоченная избыточность чего-то подобного, если организм в тех или иных вариантах донимают какие-то там перегрузки? Между прочим, из побочного и сразу всплывающего, тут только одно сразу же просится на первый план – вспоминается, что учащение дыхания тоже наступает обычно без каких-то задержек и достаточно быстро, что, в свою очередь, опять отсылает к степени важности, как самих, окислительного свойства, процессов, на которых, вроде, всё и стоит, быстро протекающими такое-то точно трудновато назвать, так и неких, по всем признакам, совершенно иного свойства воздействиям-взаимодействиям, главной базой для осуществления которых продолжает выглядеть некий из элементов воздушной среды, поступающий или же исторгаемый с вздохом. Здесь, вот опять присутствует нюанс – будет не лишено интереса задать при такого рода рассужденьях вопрос: а с той самой солью что, там, внутри тела после состоявшегося этого съедания там всё-таки, по сути, а происходит? Ну, а с прочего вида пищей тоже что? Ведь то, что живущие среди людей так отрицательно относятся даже к возможности того, что в съеденном может присутствовать нечто, относящееся к чему-то от какой-то химии, уже показательно. Те кровососы, между прочим, когда ту гадость и отравой погнали, даже приближаться к книгам, содержащим в покрытии-организации какой-то пластик, попросту не захотели. Казалось бы, таким-то поселенцам что? Но там тогда словно ощущали что-то, не допускающее перемещение туда, и там последующее обитание в близости с чем-то вот таким. То, что пластиковые порождения не гниют, перерабатываясь в то, что сможет потребить уже растительная, созданная для такого вот среда, такое, это точно, уж давно не тайна. Гниение процесс биологический, бактериям, как надо понимать, питаться вот такого рода порождениями химии несколько не с руки. Только, что тут может зафиксироваться среди первостепенных из помех? Невозможность организовать надлежащего качества соединения? (Если присмотреться, то вперёд, и даже рождая некое своего рода любопытство начинает проступать вопрос, кто-что в сути своей становится источником происхождения – в первооснове вроде всё базируется на элементах из природы, нефть и газ. Всё это вроде бы несёт на себе весомый след от Света при создании, как именно источника, энергоносителя. Но после происходит не обычно свойственное разрушение на составляющие с выделением энергии, света, сгоранием, а формирование гораздо более сложных в строении структур, которые как раз и начинают отличаться явной не стыкуемостью с разрушающими именно биологическими схемами из обычной природной среды, которым кушать-разрушать подобное радости не возникает. Такое разрушать-перерабатывать свойственно тем, кто создал? Или концом всему становится первичное горение – всплеск с воскрешением памяти о том самом процессе базовой организации, начальной, благодаря которой даже алмаз в жидком кислороде всё-таки горит?)
Обдумай степень важности какой-то отдалённости перемещения используемого тела. Такое может оказаться важно, нужно и полезно. И, между прочим, первое, что сразу просится в копилку ценного для обсуждения – а какова вообще на тот или иной момент вся степень удалённости того, куда вообще способен телом путешествовать-перемещаться? И как такие, что когда-то появлялись раньше, да, что когда-то жили-были-приходили до того, оказывались чем-то из такого же набора действий не обделены? Ногами далеко уж точно не уйдёшь. К тому же, что тут может больше повлиять? Насколько там в течение того-другого дня от дома исхитриться можно хоть куда-то отдалиться? А если дома нет как вот такого фактора отсчёта, то вот тогда-то что? К тому же, как считать-оценивать такую удалённость путешествий? Количеством шагов всё мерить? Или расстоянием в течении дня пройденного? А может сложности рельефа тут важны? Вот только, что же тут в приоритете, почему и, всё опять же тоже – как учитывать, считать? Реки, мосты, возвышенности, это хоть какое-то значение имеет? А если и имеет, то какое, и, вновь опять к нюансу – как отсчитывать, учёт вести? Два лучше чем один? Если длиннее, больше, шире, это, такое, тоже лучше? Но, в отношении чего такой приоритет, и от кого отсчёт резонно начинать, мол, этот вот уже годится для того, чтобы учитываться, а вот этот мал, или же внешностью не очень-то такой, как надо, ну, и потому по факту не учтён? Такой подход? К тому же, если ехал на машине из автомобилей, автобусе, грузовике, повозке, или взял и полетел на самолёте? Тут как учитывать, отсчитывать, решать, предполагая некую необходимость или важность всех таких перемещений? И на кого, или на что будет меняться вот такое вот, оказываемое вследствие такого удаления воздействие? Тут что, там, где заснул, там центр охвата всех пространств, что захватить так путешествуя успеешь, а вот насколько за день от такого места удалился, то тут и радиус охвата? Забавно смотрится, да только, вот беда, от вот такого пахнет вздором за версту. Уж если от какого-то там места отдалился, то тут, насколько не уйди, одно тут однозначно – так вот уходишь в мир, ну, а раз так, то тут в приоритете будет не какое-никакое расстояние, а то, что видел, и к чему окажешься причастен, и, потому важней всего, насколько всё это понравится, а может, и наоборот, окажется предельно неприятно. То есть, опять же, поворот всего в сторону чувств и мнения, решений, выводов, раздумий, попытка посчитать шаги, решая, хватит тех шагов или пока что не хватает уж точно будет полной глупостью смотреться. Действительно, раз в этот мир пришёл рождаясь, вырос, и теперь, всё так устроено, в любой из дней способен, приложив усилия, от каждой точки мира удалиться очень сильно, по результату оказавшись где-то очень далеко, к тому же при таких активных переменах положения в пространстве строительство какого-то приоритета к слову день при некоторой степени разумности оценки ситуации и то зазвучит в основе своей сущности нелепо. Раз Солнце не заходит, что, с некоторых пор, сплошь по часам отсчитывать, тот день? От вот того момента, как проснулся, обременять себя заботой всякому ставить в основу для определения чего-либо, фиксации, и сколько ж там часов прошло? Но от такого точно вздором потянуло! Нет, всё пока просматривается как-то так: кто бы там ни был, в мир пришёл и в мире том присутствуешь! Где, как, когда, чем занят, это всё по обстоятельствам определяется-определится. В приоритете тут наличие живущего в самом пространстве и некая особая приоритетность для живущего происходящих самых разных действий. Важней всего как именно отнёсся к этому происходящему, что вызывало чувства радующие, а что при этом огорчало, что, вне сомнения, влекло, что отторгало, или же, говоря проще, как жил, и как живёшь, какой, по сути, есть? Ведь это жизнь, именно жизнь со всеми приключающимися приключениями-переменами, и не количеством шагов какой-то удалённости от, тут ещё впору решить, чего же именно такое впору измерять, зачем-то чем-то там сознание заботя. Да, тут если тот самый, значимый вопрос о хоть каких-то переменах если возникает, то точно, среди главного в приоритете качество такого рода перемен. Количественно если здесь и может что-то захотеть претендовать на первенство, то только в форме, образе и в виде фактора, которым то или иное действие по ходу жизни приукрашено. Куда там при таком отойдёшь, насколько, как? И что подменит или не подменит при подобном ноги, которыми уж точно далеко за день от некой точки отдалиться невозможно, всё это при разумном осмыслении всей ситуации в самой основе смотрится как обстоятельства, возможные и разные, но и не более того. А потому, все признаки на то указывают, сейчас важнее качественно улучшаться. Что же до прочего, дверь на замок не заперта, что уже выглядит не менее, как знак единства мира, что вокруг, с пространствами, что в комнатах квартиры. Пытаться за день укатить куда-нибудь, как можно дальше? Что ж, если судить по ощущениям, не против, а зачем, если такому сразу, сходу цели не найти? Как не крути, в приоритетах, всё-таки, не то, насколько вот так взялся и куда-то от чего-то отдалился, а что возникла цель, какая-то, и выглядит необходимой, важной, и на осуществление чего-то вот такого вот отмеченного какие-то усилия по ходу жизни израсходованы, что и по результату позволяет с той, либо, очень такое может быть, иной какой задачей разобраться.
УМЕРШИЙ – УБИТЫЙ перечень критериев чтобы сравнить-оценить (Выше в тексте такое есть.)
Отличие мёртвого от умерщвлённого – есть мертвечину, то есть, остатки того, что скончалось собственной смертью, обычным живущим, об этом известно любому, нельзя, вместе с тем, по завершении всех ритуалов заклания, то, что получится, будет годиться не только в еду, но, если верить написанному в той же Торе, и как жертва в том же храме у Бога? Тут будет полезно и сразу напомнить, что довольно многие твари в природе едят мертвечину! Да и загрызенный, ставший жертвой нападения хищника, чем такое вкуснее, приятней, достойней при съеденье того, что погибло, не пережив самых разных сторонних причин, да вот хотя бы от тех же болезни? Есть ли вообще временной интервал, как-либо определяющий – этому впору уже начинать почитать себя трупом из мёртвых, ну, а вот этот пока-что из тех, что убит, что и делает вот такое вот всё ещё в пищу пригодным? Или тут главный критерий – начало того разложения? Что о таком говорят? Начинает вонять? Но сама вонь суть гниение, ну, а гниение это процесс, при котором одно демонстрирует некую слабость отныне скрепляться с другим и защищаться от внешних атак, и когда всё другое из внешнего мира, вроде бактерий и плесени, начинает всем этим в активном режиме питаться.
Подумай о грязи, как о том, что может хранить в себе информацию о тех некогда живших, частью-составляющей тела которых эти частицы окружающего мира могли когда-то там в сути своей и являться.
ГРЯЗЬ, КАК НА ТЕЛЕ, ТАК И НА ДУШЕ, И КАК ВАЖНО БЫВАЕТ ОМЫТЬ, И ОДНО, И ДРУГОЕ (смотрится очень простеньким и очень ранним)
Грязь, как частица материи, может, пребывая на теле и в теле, так, пока рядом сияние жизни, и воспринять, и хранить память о том, что свершалось, храня в себе эту память о том. Именно этому, освобождению от этой памяти прошлого, гадкого, служит вода выпиваемая и вода поливаемая, так, в том числе с потом, с мочой, та вода, через тело пройдя, эту память уносит. Там, оказавшись вдали от телесного пламени, всё, что копилось как память, способно угаснуть – поддерживать нечему! Ну, а когда к вот такому из образов, и обратились с мыслями люди живущие, да и ещё при таком обращении мысли тех обратившихся и вдруг окажутся разными? Что же тогда? Что же за образ способен возникнуть, наполниться Светом, основываясь на тех неких частицах, что такому, тогда как-то жившему где-то служили? Пусть тела нет, да и жизни, казалось бы, нет, только направленность мыслей живых даст возможность опять проявиться, возникнуть (так получается?). И, что за Свет или Пламя охватит тот образ, оставшийся после прожившего жизнь свою так ли, иначе? Тут чистота, незапятнанность духа важна несомненно! Так получается, что тому, тёмному тут лишь пламенем неким пылать. Но, тут опять направления может похожи, но разные в корне. Тело меняется, всё и постоянно в течение жизни. Некое наносное, несущее память о прошлом, прошедшем, уходит. Тем омовеньем благим, и выпивая ту воду, помогаешь такому процессу. В сущности, становишься новым, другим. Если к благому стремишься, то это такому на благо, после такого становишься лучшим, чем прежде. Пусть и стареешь, заметно меняясь не в лучшую сторону, а почему? Тут надо бы как-то подумать. Но когда разговоры о теле, тут процедуры такие предельно важны, как мытьё от макушки до пяток и как можно почаще, заливание в горло воды, когда сплошь уверенностью переполнен, что с водою той всё хорошо, так же и потребление правильной пищи за чистым столом очень важно, особенно если при этом не забывать, что от высших указующих сил людям указано питаться исключительно и только растительным. Старое с этим уходит, унося след от былого и гадостей, новое с тем, что так съел, внутрь через рот попадает и, вместе с прочим достойным, становится телом очередным, новым и радующим! В результате чего обновляешься. Как следствие питаешь надежду так избавиться от памяти прошлого, от которой не ведаешь радости. Память же явно иного порядка, от которой рождаются чувства иные, тут есть желание всё сохранить и себя этим радовать, теша сознание радугой чувств из разряда приятных и притягательных, только вот как? Душу от грязи того, что марает, мешая светиться как надо, если уж взялся стараться отмыться, приветствовать надо делами благими. Тут и не только дела, мысли, полные Светлого, очень важны. Как раз такому вот тем, что и отчистит от всего, здесь становится! Сомнений нет, должен постараться воссиять, стать для себя и других образом, честно увидевшим, что надо сделать, и сделавшим! И без сомнения знающим, что за содеянное нечем себя упрекнуть-попрекнуть. Ну, а раз такого добиться не просто немыслимо трудно – почти невозможно, ясно, что всюду, всегда, а найдётся какой-то там повод уж в чём-то то там, в том числе и самому себе попенять, надо просто стараться достичь результата самого лучшего из тех возможных, какие предоставляются. Надо стараться вот этой дорогой идти. И когда до чего-то дойдёшь, просто радоваться, что и другим от такого случится лишь счастье! Может такое тут тоже не лучший критерий, люди, и часто, способны увидеть в таком, побуждающем исключительно своё счастье, нечто, чему только вредом и злом для других становиться. Но, есть, существуют критерии подобных оценок, и знают о таком все, давно, так что тут надо только самого себя научить ставить ликом к тому, чем желаемое после воплощения обернётся для других, чтобы в полноте прочувствовать всю возможную глубину нежелательности всех подобных пожеланий, если только вот такое здесь, а присутствует. А потому, тем, кто желает от грязи омыть свою душу, надо лишь только с постоянством напоминать самим себе, что тут первым и главным, что будет способствовать делу, станут не только дела, но и мысли благие, что будут толкать каждого в сторону тех совершаемых значимых дел. Радуй себя пониманием, что, раз возможность была, старался всё сделать, как надо, как понимал в тот момент, что так будет лучше идти, чем идти по-другому, и потому, если захочется даже потом в чём-то всё же себя попрекнуть, этот попрёк и раскаянием, если возникнет необходимость, омоешь с духовного облика, так и не делая сплошь несмываемой грязью.
Здесь, кстати, было бы важно напомнить о раскаянии и покаянии, как о форме такого раскаяния. Люди обычно не очень-то склонны к такому. Пусть покаяние в сути своей процедура известная, но, прибегая к подобному, многие только стараются выполнить некие процедуры исключительно религиозного толка, и только. Искренность здесь, если время приходит, может как-нибудь после, потом и появляется, только и тут, рассмотреть в этом искреннем повествовании о нежелательном что-то, способное с тем, что карябает душу, помочь могут очень немногие. То, что прощение надо просить, честно каясь в таком, что способно стать поводом для обвинения и попрёка достойного, это понять тем, кто жив, очень сложно, но, всё-таки, и невозможного в чём-то таком не отыскать.
Надо питаться исключительно и только растительным, омывать не меньше раза в день всё тело водой и в рот воду вливая, и с этим полнясь надеждой, что так избавишься полностью от тех частиц, что пришли с телом тех, кто погиб, для того, чтобы тело таких смогли съесть. Время на всё такое уйдёт, сразу видно, немало, только каков тут возможен в целом достижимый вообще результат? Плоть? Да, с тем, что там, на костях, перемены заметные, тут процедура уж точно к чему-то приводит. Но есть и кости, и зубы, и ногти, и волосы. Если последние из перечисленных, ногти и волосы, могут меняться довольно решительно, раз жизнь всё меняет по ходу роста и изменений у тела. То, что с зубами? Ведь тут перемены медлительны просто чудовищно! Кости из тех, кто тоже, возможно, способен меняться, но, всё-таки, трудно такое и не признавать – быстро такое, уж точно, никак не течёт, тут вот такому, как минимум, для быстроты изменений, необходимо хоть чем-то помочь. Вот, как и тогда, с головой, путём внесения изменений в претерпевшем пертурбации черепе помогали. А, кстати, снова вопрос, и вот для такого как раз и необходимо было всё время молиться? То есть, тем молением правильным запускаешь всю ту процедуру таких перемен, правильной пищей взамен неприемлемому и недостойному с должным усердием и постоянством предлагаешь замену достойную, ну, а водой, той, что в рот и на тело, всему тому, чему впору оставить меняющиеся телеса, помогаешь уйти. Так получается? Что ж, любопытно, толково, и даже побольше, чем просто приемлемо. Но, люди любят съедать тех убитых животных. Да и животные те, таких размножилось просто немыслимо много как раз потому, что таких повсеместно и всюду те люди едят. Не было бы этих изобильных смертей для съедания, не было бы и существования в столь изобильном количестве. И, тут, вот, опять мысль проклюнулась, что же теряем с такой плотью земной, что в процессе всей жизни из тела обычного вот так активно уходит? Груз памяти прошлого? Что-то не верится. Ясно, что чем-то подобным частицы материи могут так радовать или печалить, когда рядом та жизнь и сияние Света от подобного-происходящего. Уровень низкий, но вроде хватает, для того, чтобы в границах, по ходу существования освоенных тем, с тем, кто живёт, нечто такое могло приключаться. Тут, снова, опять повод вспомнить о двойственности. Плоть на планете и всё остальное это материя Матери-Жизни. Где же ещё, как не в тёмных пространствах такого вот именно материального оказаться тому, кто не смог воспылать должным Светом своим, пока жил. Это выглядит словно копилка из всех, кто не смог. Только память людская способна к какому-то образу из тех, ушедших, когда-то там, и с мыслями разными где-то, когда-то, потом обратиться. Ну, и что же за степень безликости будет тогда, и насколько помянутый сможет тогда проявиться? Тем более, что как-то хотел взвесить важность оставшихся в теле частиц от животных в момент, когда после всего вот такого, и, вот, помираешь? Что же за память такие частицы там в себе так несут, что избавиться от вот такого и так очень важно? Память о смерти и жизни убитого ради кормления? Но, мир построен на том – те, что слабых съедают, тем ускоряют процесс продвиженья прогресса во всём, всё становится лучше. Если рядом с растительным выросло, явно не просто так, то, что живёт, то значит надо этой дорогой идти, если хочет куда-то добраться. Видеть в таком поедании нечто вообще нетерпимое, как и причину для обязательного, всех, потом наказания больше чем странно. Страх тут понятен, любое живое, кому наступила пора умирать, встретить такое без страха не может, такая реакция где-то на уровне передаваемой с генами памяти в теле заложена, и потому, чтобы возвыситься над вот таким, необходимо достаточно сильно возвыситься духом и разумом. Страх, одним своим присутствием, в первооснове предполагает не лучшие чувства. Да и к тому же не лучшие чувства и мысли, которыми тот омываем, кто вот такой дикий страх вызывает. Но, какова же тогда степень весомости, важности всех этих чувств? Некие чувства, влекущие к жизни, несёт в себе та же бактерия вируса, и таракан. Что же, наказывать только за то, что такие не лучшие из повседневных соседей погибли, когда с чем-то подобным и взялись по жизни бороться? Нет, в приоритетах тут снова просматривается только лишь чистота помыслов, что же до тех пожеланий, благих, полных зла, надо чтоб это имело в своей порождающей базе причин ну хоть что-то, отличное от нежелания смерти, которая, всё-таки в силу каких-то причин, а случилась. Ждать, ну, когда же там поумнеют растения странно, да и растения тоже из тех, кому свойственно тело другого использовать в пищу. Нет, для того, чтобы повод возник ну хоть как-то наказывать, необходимо присутствие некого выбора делать-не делать, и возникновенье направленного и своего пожелания совершить зло, после того воплотившееся во всё то, что свершилось. Надо чтоб это стремление делать не лучшее оказалось сознательным.