Ну что ж, для начального по ходу дела выяснения чего-либо, до этого как будто бы неведомого, и, одновременно, улучшения в течении такого вот процесса самого себя, надежда есть использовать подобный, проявившийся по ходу дела способ. То есть, имеется в виду, что, если исходить из применяемых обычных правил правки текста, всё, что вначале смотрится как, так ли, иначе, а в процессе написания возникающие мысли, кстати, даже вначале эти мысли выглядят подсказкой в плане того, как написать самый толковый и полезный текст, и потому, нет ничего в подобном удивительного, что постепенно формируя и меняя сообразно правилам пред тем когда-либо написанное, можно, по ходу протекания подобного процесса, оформить всё в несущие толковый, надлежащий, должный смысл, вне всякого сомнения, полезные и правильные фразы, составленные из когда-то собранных в единстве, самых разных Слов. А эти предложения, мало того, что дарят несомненную возможность прочитать себя, и не один, несколько раз, и уже этим, никаких сомнений, пока идёт создание и правка, оказывают положительное, должное влияние на доводящего до некого толкового звучания всё эти, доводимые до совершенства части текста. Такие предложения, к тому же, позволяют, раз по факту появился результат, обогатить по ходу дела каждого читающего информацией, сплошь из разгадок тайн и истин, до того от всех, кто не читал, по сути, скрытых. Иначе говоря, подобное способно поднимать богатство в плане всех доступных и используемых в жизни знаний без сомнения у каждого, кто результат такого творчества прочёл.
Буквы! Для начала попытаемся проникнуться простейшего порядка пониманьем этой истины. И первое, на чём при подобном можно закрепиться в толковании – вся суть использованного и простого разъяснения для такого важного объекта речи в том, что Слово, кем-то как-либо когда-либо записанное, для прочитавшего сознания состоит из букв. Короче, обобщая, в целом, это некие какие-то придуманные кем-то знаки, такое признают и те, кто пишет таким образом оформленное Слово, и те, кто Слово буквами распознаёт, в последствии написанное кем-либо читая. Обычно всё устроено именно подобным образом – знакам таким даруется полифония некого особого, признаваемого разными людьми звучания, благодаря чему Слово, и притом любое Слово так запечатлённой речи, согласно своему, знакомому разным сознаниям звучанию, такими знаками теперь может записываться, и при прочтении, по сути, формируя речь озвучиваться. Присутствуют, конечно, и нюансы. Так, разумеется, составленный из звуков образ самого какого-нибудь Слова для сознания человеческого, такое Слово произнёсшего, всегда в своём звучании первичен. Обычно в детстве всё начинается как раз с возникновения умения создать благодаря дарованному от природы, целому набору разных средств, то, что, как было сказано в процессе обучения, будет пренепременно принято тем, кто столкнётся с чем-то вот таким по результату именно как Слово, то есть реально узнаваемый объект, обеспокоивший сознание, с таким ознакомившееся, и наделённый благодаря такому собственному свойству определённым, признаваемым другими смыслом. А это значит, в самую пору применять подобное такое нечто, в том числе записанное, если желание возникло что-либо кому-то сообщить. Способность передать и сохранить самые разные Слова при помощи самых различных букв живущие обретают несколько поздней того начального периода, когда только лишь учатся с помощью Слов общаться. Действительно, сначала надо научиться правильно и толком выговаривать Слова, потом научиться, формируя фразу, связывать одно сказанное Слово с другим сказанным Словом. По факту при таких стараниях необходимо, правильно озвучив, получить признаваемый другими результат общения и разговора. А это значит, сказанное для других должно в таком варианте зазвучать, чтобы такая постоянно создаваемая речь распознавалась и достойно принималась всеми, кто такого рода творчество услышит. Лучшим свидетельством результативности приложенных усилий, конечно же, становится в процессе зазвучавшее общение и разговор не с одним, а с несколькими собеседниками. Если присутствует возможность без труда обмениваться постоянно с разными людьми такими, узнаваемыми и понятными каждому говорящему и слушающему, самыми разными своего рода сборками из самых разных Слов, то, в сущности, всё это означает, что пройден самый первый уровень формированья собственной личности, собственного, личного, индивидуального сознания. Достаточно ничтожный уровень животных, с рыком, визгом, хрюканьем и прочим, не несущим понимаемого смысла, и если и передающим, то всего лишь только примитивнейшие чувства, теперь остался позади. Нет, мир животных, в сущности, способен порождать целую радугу из самых разных чувств, недаром множество людей так любят слушать некоторых птиц. Там, у животных, очень часто пением необходимо именно очаровать партнёра, и люди, в большинстве своём, совсем не разучились, слыша, слышать столь обильный эмоциональный ряд. Больше того, люди и сами, начиная от момента появления на Свет, используя всё, в том числе, и выражение лица, и запах, источаемый по ходу жизни телом, и более всего иного данные от природы-матери голосовые связки, стремятся растолковать всем, кому выпало-случилось всё подобное услышать, видеть, да, возможно, даже просто нюхать-трогать, обуревающие устремления и пожеланья. Но человек не зверь. По воле Господа рождённый и живущий может понимать, себя, других. Обмениваться более обширной информацией. А потому в процессе жизни столь стремится поскорей осуществить эту возможность – научиться понимать кого-либо другого и, по результату именно такого, понимаемого, общего, единого общения с другими, самому оказаться этими другими понимаемым. И именно поэтому, несмотря на крайне примитивное развитие сознания новорождённого, такому крошечному интеллекту очень свойственно, радуя этим собственных родителей, без отлагательств начинать копировать, какие только получается, услышанные звуки прозвучавших при личном присутствии, самых различных Слов. Когда же, наконец, дела доходят и до надлежащего ознакомления с правилами буквенного оформления, накопленного до того, словарного запаса, речь у такого подрастающего поколения обычно выглядит живой, активной и понятной. И интерес, подталкивающий в направлении воплощения желания, как остальные прочие из общества уметь читать-писать оказывается точно уж достаточным, чтобы при первой же возможности обзавестись старанием осуществиться.
Звучание музыки, да, с этим всё заметно больше чем непросто! Здесь одним при звучании дана способность явного распространения-распознавания эмоций, что такие звуки словно бы в себе несут, другие при реальном восприятии комбинации из звуков этим качеством обделены. И на подобном направлении, ни в коем случае такое невозможно отрицать, в весьма немалой степени и весьма многое находится в зависимости от той самой степени достигнутого совершенства духа, через слух воспринимающего все подобные звучания!
Как результат вдруг вновь родишься сплошь среди таких же, как и прочие, но среди таких народов, где всякое образование, культура, быт, с точки зрения даже живущих в одном с ними мире попросту ничтожны?! И что? Такое может показаться наказанием, и, если видишь сам себя из таких, кому впору считать себя куда более возвышенным, при этом в самых различных областях, и образованным, и совершенным в личностном порядке, и вот, теперь, начать сначала там, где нет даже намёка на какой-то шанс возвыситься над самой примитивнейшей убогостью? Захочется начать сначала там, где даже если и всплывёт при предстоящем росте и развитии хоть что-то из минувшего былого, такому прошлому, по сути, будет просто не за что при именно таком подобном сверх убогом и обычном для таких народов жизненном существовании зацепиться?
Глаза в магазине похоже теперь как при правке текста – от случая до случая смотрят как раз туда, куда и надо посмотреть, если хочешь найти то, зачем пришёл. Напомни, как искал таким способом крем-брюле когда приспичило.
Меткость разлёта капель, меткость прыжка отбросов, в свете вопроса, что теперь словно бы выставились вроде как на первый план, на тему, почему все эти капли и отбросы с некоторых пор так экзотично точно, с правильностью, меткостью повсюду попадают сплошь туда-сюда, и всё это становится источником рождения вполне законного и обоснованного интереса.
Не забывай про воду! Помни, теперь продвинулся достаточно заметно в плане осмысления словесного потока, а там, вначале, ведь тогда совсем не просто так заботой сделали необходимость намочить штаны-трусы. Тогда, там, было сказано, что так из тела так же вышла информация. А это все организует более чем явно повод самым серьёзным образом о всём таком с серьёзностью подумать.
Во-первых, из нового, и только что открывшегося: волосы покидают внешнюю поверхность обжитой телесной оболочки далеко не просто так, и уж во всяком случае далеко не просто некоей забавы ради. И потому если как-то там по ходу жизни, а тревожите себя какой-то эпиляцией, всё это и со стороны смотрится далеко не как подарок собственным несчастным телесам. Теперь было бы неплохо разобраться с тем, что именно волосы уносят из живого тела, чему, являясь на живущем теле, по ходу дела служат при процессах жизни, и что, такие вне сомнения особенные, могут и умеют. Здесь, кстати, было бы неплохо, и притом в самом начале всякого такого рода выяснений, обратить своё внимание на то, что с цветом всяческих волос весьма немало всякого и разного способно при рождении, и по причине самых разных жизненных процессов приключиться. Действительно, рождаемся обычно либо вовсе без волос, либо с крайне ничтожнейшим количеством коротеньких, тщедушных волосков. При этом, от рождения способны быть наделены волосяным покрытием расцветки самой разной. Какой же именно? Здесь уж как повезёт. Пройдёт совсем немного времени, волосяной покров начнет проклёвываться и расти на голове и теле. При этом очень может таким образом случиться, что, если при самом рождении на голове топорщилось совсем немного самых первых волосков, по ходу появленья первого покрова из волос на теле, те, что можно было заприметить и на голове при самом рождении, как будто бы повылезут. И в этом наблюдается весьма весомый повод с основанием подумать, что случается такое далеко не просто так. А также в этом можно попытаться высмотреть сам смысл существования волос. Но это всё, будем надеяться, раскроется в своей глобальной истине по ходу дела. Ногти вон тоже, раз уж растут на теле человеческом, то точно появляются таким своего рода продолжением пальца далеко не просто и пустого ради. А это значит, с этим тоже впору попытаться разобраться, однако если будешь каждый раз метаться от одной темы к другой, в вопросах продвиженья к результату скорей всего столкнёшься только с сложностями. А потому, уж если всё-таки занялся волосами, занимайся волосами. Что до волос, если на вот такую поросль обращать достаточно внимания при взгляде, прежде всего, активно украшая голову, при этом каждого родившегося, и уже этим отличают своим различным цветом. У таких, кто обзавёлся собственным волосяным покровом, такие волоски на теле могут, подрастая, получиться светлыми, с весьма заметной разницей оттенков, от русых, пепельных, до желтовато белых, и словно бы ну совершенно белых, пусть всё такое всё же, несомненно, редкость, и тёмными, при этом разница тёмных расцветок тоже может выглядеть различной, вплоть до угольно чёрных вариантов, пусть всё такое тоже из разряда проявлений далеко не частых. Существуют люди с рыжими, так называемыми огненными волосами, такие тоже всё-таки довольно редко появляются среди иных людей, к тому же, как можно подметить, рыжие волосы часто курчавятся, уже вот только этим отличаясь от иных волосяных покровов. Хотя к заметно более важным из явлений, связанных с часто подмечающимся взглядом, цветом человеческих волос, впору было бы сразу отнести, при этом выставив на первый план то, что, пусть и довольно рано или, может, поздно, а окрасит голову у каждого живущего. Тут, разумеется, весь разговор идёт о седине. Какой бы не была расцветка у растущих волосков на теле поначалу, минует время, и, у каждого свой срок, но вот, наступит некая пора, когда такие волоски начнут, теряя цвет, светлеть, белеть и словно выгорать. Кстати, любопытно выглядит такое описание подобного процесса – выгорать. Первое, что просится в качестве повода задать самому себе вопрос, а почему именно вот такие тут Слова возникли, что заставляет сразу же напомнить, не откладывая, самому себе, откуда именно такое описание берётся. Те ли, иные разные объекты, находясь с постоянством под лучами Солнца, да и не только Солнца, просто яркого и постоянного источника не меркнущего света, спустя определённое, но несомненно длительное время начинают блёкнуть, с откровенностью смещаясь в сторону белёсости в расцветке. О том, что вот такого рода изменения в цветах случаются именно из-за избыточной и постоянной освещённости той ли, иной поверхности впору уверенно судить как раз когда поверхность там, перед глазами, вроде бы одна и та же, но, с одной стороны, как будто постоянно скрыта тенью. А тень, ей впору быть естественным последствием того, что нечто, прикрывая, принимало с постоянством свет от причины освещенности, скорее Солнца, или мощной лампы на себя, и результатом этого, спустя какой-то срок, становится именно то, что освещавшаяся область в яркости расцветок по сравнению с той поверхностью, которая под свет не попадала, со временем теряет, блёкнет и, заметно посветлев, тускнеет. Подметив взглядом вот такое, впору попытаться как-нибудь нащупать аналогию между такими переменами в расцветке освещённого всё теми же лучами Солнца, и появленьем седины среди волос. Возможно, тут окажется полезно сразу же напомнить самому себе, что седина обычно заставляет блёкнуть волосы не одновременно все, а словно выборочно, в большинстве случаев одни волоски белеют меж другими, подольше прочих сохраняющими цвет. При этом важно обратить внимание на то, что, если волоски такие побелели, то весь такой нюанс ещё не значит, что вот такие выпадать и осыпаться будут раньше тех, которые столь откровенно в цвете потерять не захотели, и, на первый взгляд, как демонстрировали раньше, так и продолжают демонстрировать всю гамму прежде отличавшей волосы раскраски. А это выглядит не меньше, как прямое указание на то, что первой из причин возникновения такого рода блёклости волос при седине становится не возраст, или, правильней сказать, не столько возраст, сколь нечто, связанное с Светом в жизни. На это также намекает и иная характерная причина-повод раньше срока поседеть. О всём таком известно многим, это сильный стресс. И возраст может быть на тот момент ещё довольно молодым, однако в жизни вдруг случается достаточно внушительный испуг, и вот, как результат, заметно появление чего-то светлого и блёклого среди иных волос. У некоторых шевелюра словно пепельной становится. Так что, волосяной покров, действительно, как будто выгорает? Тогда, что тут за Свет первопричина для такого? Что тут становится первопричиной и мотивом вот такого освещения, да и ещё таким источником, по результату действия которого одни из волосков в виде последствий начинают вдруг белеть-светлеть и выгорать? Первопричина эта на другие волоски на первый взгляд влияния как будто не оказывает. Представим для начала, что общего может связать возникновение такого рода волосков после имевшей место вспышки, скажем, страха, и появлением такой вот белизны волос, раз старость в жизни заглянула и фактически нагрянула?
Вернись-ка к фразе – выгорать, и рассмотри вопрос в плане образности, и сразу обрати внимание, что такое, седина, приходит к человеку именно когда и возраст уже далеко не столь уж мал становится. Так от какого света и имеем это выгорание волос – от воздействия Света внешнего, но тогда, раз поседение определяется возрастом, а возраст человека никак не влияет на сам внешний Свет, только может повлиять на составляющие самих волос, тут, получается, в пострадавших должен оказаться состав волос. Вот только верится в такое с некоторым трудом, так как волосяной покров на голове светлеет заметно раньше волосяного покрова всё на том же теле. И всё-таки приписывать подобное внутреннему Свету, Свету жизни тоже как-то не получится в том числе потому, что на теле волосы если светлеют, то заметно позже головы. А может здесь, как раз, продукт совместного воздействия, и выгорание на голове выгорают столь заметно более интенсивно, потому, что здесь воздействует сразу же и внешний Свет, и внутренний – здесь именно на волосах таким образом проступает след слияния накопленной по возрасту духовности и внешнего Света, и всё это таким образом убеляет образ?
Волоски на теле, это общение, полученного благодаря рождению, космического корабля достаточно активно действующего человеческого тела с как будто окружающим со всех сторон космическим миром? И вот, когда при сверх избыточно обширном восприятии живущим пусть вот того или какого-то иного стресса через такие волоски проходит слишком много чувств, избыточная энергетика подобных чувств и заставляет волоски седеть? Что ж, смотрится нелепо, но оставь как вариант.
Теперь еще немного о рыжеволосых. Опять же, трудно здесь и сразу не отметить, что для иных народов это явление сверх редкое. Действительно, у каких-то из народов, чаще всего это народы, наделённые расцветкой кожи тёмной либо чёрной, либо народы, проживающие в северных краях, рожденье отличающихся рыжим спектром волосяного облаченья тела и вовсе не случается почти что никогда. И здесь просматриваются любопытные особенности, на которые впору обратить достойное внимание. И так, как стало известно благодаря рыжеволосому двоюродному братику с сестричкой, рыжие волосы не только завитушками курчавятся, но и избыточной длинной обычно всё-таки не отличаются. Родители, насколько помню, сами какой-либо особой склонностью в сторону избыточно рыжего спектра собственных волос не отличались. У матери, носившей постоянно жёлтую косу, при некоторых признаках курчавости, волосы скорее впору было бы назвать именно светлыми, и всё же то, что там росло на теле, можно было бы хотя бы попытаться посчитать пригодным для рождения таких рыжеволосых, ну, как те, какими получились в результате дети. Отец отличался волосками редкими, чуть-чуть курчавившимися, а также тем, что был еврей, и явно и открыто это признавал. И вот, такое продолженье рода! Волосы огненные, у сестры почти что красные и чуть волнистые, и тоже, сколько помню, косу заплетала. А между тем у брата огненный волосяной покров на голове курчавился по ходу жизни так, что эти волоски, закручивающиеся в настоящие спирали, насколько понимаю, с точки зрения сторонних наблюдателей, по жизни отличавшихся обычной прямотой волос, даже смотрелись как-то неестественно. И кожа отличалась редкой белизной, а так как и сестра, и брат, на Солнце сразу же сгорали, скорее отличалась красными оттенками и с постоянством облезала. Присутствовала так же и своего рода точечная разница в расцветке в целом всех волосяных покровов, и на руках, и на плечах, и на других участках тела. Одни участки кожного покрова проступали красноватыми пятнышками на более жёлтом, были и пятнышки, выглядевшие жёлтой россыпью на красноватом.
Здесь что ещё можно добавить из того, что происходит ныне. В процессе постоянного и каждодневного мытья с головы до ног что отмечается с завидным постоянством – так это сколько скапливается в сливе всяческих волос. То есть, пока что лысины в прямом подобном украшении обличия не появилось, возможно волосы немного поредели, но и только-то, но при таком частом мытье оволосения облезает прямо скажем много. С чего бы это, просится вопрос? Зачем, и почему? То, что сама поверхность тела при таком мытье изо дня в день меняется заметно более активно, вот это-то сомнения не вызывает. Тело как будто обновляется. Но волосы, от этого зачем с такой активностью, меняя, так серьёзно избавляться?
Следует быть как можно более внимательным к самым различным мелочам. С постоянством опираться на то, что просто так что-либо, как-то, где-то и вокруг ни в коем случае не приключается – всегда у приключившегося существует некий веский повод почему-либо произойти, и если в следствие каких-то там причин пока не видишь, почему, то просто, уж во всяком случае пока, всё ещё недостаточно поднялся здесь в вопросах понимания случающегося, и вот поэтому всё так происходящее для глаз с постоянством выглядит набором из случайно приключившихся событий. Всегда старайся преуспеть в вопросах осмысления первопричины некого последствия, особенно если подметил повторяемость такого рода приключающихся следствий, и это, и практически всегда, окажется лишь исключительно на пользу, и для такого вот теченья жизни, строящейся от события к событию, и для самого смотрящего при качественном улучшении личности.
Всё это писанина специфическая, очень специфическая, вот это несомненно точно, очень точно. Так что, если продвинетесь, ну, хоть немного, и в вопросах увеличения своего внимания к прочитанным Словам, как и глобализации чарующего понимания того какого-никакого смысла, что те Слова в себе несут, и, в результате, вдруг поймёте так хоть что-нибудь по факту нового прочтения, переработки текста, вот и хорошо! Так как после такого столь внушительного подвига любой окажется за вас искренне рад и счастлив. И даже трудно описать, какими искренне радующимися и счастливыми, сплошь за самих себя, окажетесь после такого сами, все любопытные, читавшие написанные здесь Слова!
А это, кстати, выглядит, по-своему, чем-то из разряда перечня забот. Теперь, когда возможность появилась оглянуться и представить, в чём будет заключаться то или иное испытание, заботой донимающее, чем надо самого себя не ублажить при прохождении таких духовных тонкостей, чтобы потом именно преуспеть в конечном результате, и вот, когда вот так на всё посмотришь, всё-таки, а как-то ну почти не получается не согласиться, что среднестатистическому человеку в такие игры поиграть почти никогда не захочется, или если в такое играть, то точно не по полной и не до конца.
ГАРМОНИЯ, (специально создаваемое начало).
И было сказано, чтоб взял и написал вот эту книгу. Но здесь утверждать возможности нет, что книга написана для таких, у кого достанет интереса сей текст прочесть после того, как написанное претерпит все отпущенные правки, которые всему подобному и по определению пристали. И главная причина по данному поводу испытывать неуверенность прежде всего заключается в том, что, как выяснилось по ходу самого написания, создание книги не предполагает никакого резюмирующего и завершающего общего конца. Написать всё после чего упокоиться в некоем виде всепоглощающего с радостью полной блаженства в данном случае невозможно. Даже если и не создаёшь чего-либо особенного-нового, ранее написанное необходимо снова, снова, снова перечитывать, с изрядным постоянством занимаясь качественным улучшением до этого когда-то написанного. И улучшение, во всех возможных направлениях, при всём подобном перечитывании и переписывании происходит. Кстати, именно поэтому настолько важно, если возникло желание прочитать книгу, всегда иметь для надлежащего ознакомления самый последний сообразно времени фиксации-записи возможный вариант вот таким образом когда-то переписанного. Теперь скажем несколько слов о том, что это там за книга, и о чём написана, и почему было предельно важно, чтобы, столь основательно и много потрудившись, такое всё-таки по ходу дела написали. Что ж, в отношении последнего ответ напрашивается поразительно элементарный – всё дело в том, что эта книга в содержании дарует некие ответы на вопросы, ответы на которые до сих пор дарованы обычным людям небыли. Опять необходима оговорка – возможно что среди читающих найдутся и такие, которых утверждения, дарованные книгой, задевают и, может быть, даже заставят возмутиться, вот всем таким и сразу первый помогающий совет – прежде чем в крик вдаваться, оглянитесь и окиньте взглядом то, что было, после чего попытайтесь, видя всё случившееся раньше прошлое, прикинуть, а когда в последний раз живущих попытались одарить подобным вот таким очередным написанным? Давно? Ответ простой, такое приключилось удивительно давно. С тех пор, как Мухаммад принёс всем свой Коран прошло заметно больше половины целого тысячелетия! Да и до Корана такого рода появления каких-то новых толкований с наставлениями если случались, то случались крайне редко. Такие интервалы, отмеряемые временем, между подобными событиями выглядят воистину чудовищно огромными! К тому же, главный вопрос здесь, что же в результате удавалось привнести в столь озабоченно клокочущий, бурлящий, и вместе с тем такой неповоротливый в плане развития, человеческий, полный религий мир, даруя людям все подобные, наполненные наставленьями трактаты? Уж целые тысячелетия в процессе столь активной жизни миновали, однако, что живущие имеют в качестве полученного результата после такого длительного обладания таким количеством Священных текстов и поучающих священным истинам вероучений? Если взглянуть на ситуацию серьёзно, то на редкость мало чего именно. Книги Священные, конечно, сохранились, но у разных народов книги разные, и представители народов, в лучшем случае с оружием в руках между собою не враждуют, а так сплошь перессорились, и потому подобное написанное и читаемое у одних народов восхваляется, а у других охаивается, и то, что на подобном поприще взаимной неприязни способно проявиться некое согласие, да на такое даже и намёка нет. То, что Творец, Создатель у живущих всех, всегда один, довольно многими из воспевающих свои молитвы признаётся истиной незыблемой, но, между тем, задуматься о самых примитивных выводах, которые, и в обязательном порядке, сразу же напрашиваются при такого рода утверждениях, увы, такое никому и в голову обычно не приходит. Все, кто по ходу некого моления вот так озаботил себя исполнением какого-либо ритуала в храме, обычно, и с упорством склочника, твердят друг другу свои редкостные глупости и смотрят на любого представителя другой религиозной школы как на замаскировавшегося злобного врага. То, что Творец для всех действительно ОДИН, и варианты правильности обращения к Создателю определяются не хитроумностью каких-то ритуалов и разницей в надетых облачениях, что в данном случае важнее кое-что иное, об этом в этих самых, некогда дарованных подвижниками, признанных Священными, записанных и благодаря тому до нынешних времён читаемых сооружениях из Слов тоже достаточно немало разного всем людям сказано, но достучаться мыслями такими до сознанья тех, кто эти тексты прочитал, похоже, если всё-таки и получалось, то с результатом, прямо скажем, далеко не очень грандиозным. По сути, именно поэтому на данный момент вырисовывается картина, почему понадобилось эту книгу написать. Присутствует надежда, что текст книги позволит хоть кому-нибудь из таких, кого затронет должное желание написанное всё-таки прочесть, по ходу дела отличиться больше чем заметными успехами, что и позволит заглянуть так далеко, как до читающего не заглядывал ещё никто. Заметим сразу, речь идёт о книге, через свой текст повествующей о самом разном. Что же касается того, насколько всё приятно для прочтения, здесь каждому свое отпущено, и подтвердить можно лишь то, что раз прочёл, то всё пойдёт и исключительно на пользу. Вот если всё-таки не захотите ознакомиться с написанным, то, что уж в данном случае сказать – не миновать тут прежнего незнания того, о чем в тексте рассказано, что будет исключительно во вред, и вред этот такой, что только и останется, что всех таких и с состраданием искренним жалеть.
Жалеть, потому, как, с тех пор, как открылось столь немало из до того неведомого, здесь с болью в душе сожалею, вспоминая об отце. Несчастному отцу с раннего детства в разум вдалбливали просто примитивное неверие, и хотя та женщина родившая, мать, для меня бабка Степанида, женщина душой очень простая, тайно крестила своего сыночка когда ещё тот пребывал в раннем младенчестве, но, следуя логике слов, которые использовал родитель, желая высказаться о тогда случившемся событии, можно понять, что этого, тогда с ребёнком против воли приключившегося, со всей искренностью коммуниста честно стыдился. Вот в результате и добрался, после за спиной оставшейся, прожитой жизни, до крайне удручающей, печальной ситуации, когда естественная слабость тела-разума ходить, как раньше, на работу, гордясь результатом своего труда, уже не позволяет, в процессе некого существования из внушительной дыры в груди, из лёгкого при каждом вздохе-выдохе выходит сизоватый дым от постоянного курения, при этом сил не хватает в принципе даже на то, чтобы без помощи рук с унитаза в туалете подниматься. А потому смерть замаячила совсем недалеко, там, впереди, активно, ярко намекая на готовность, в сущности, в любое из оставшихся мгновений вот так, окончательно-бесповоротно успокоить, да только уж куда уж тут с готовностью и не оглядываясь двигаться навстречу столь печальным перспективам, когда всю жизнь себя, толи так пестовал и тешил, толи ну совершенно откровенно вроде как обманывал неимоверной по наивности идеей, что вот придёт то самое отпущенное время, оставив всё на свете, помирать, и будет как и у всех прочих и других – раз, вдруг как будто щёлкнет выключатель и словно бы погасло всё. То есть, осознанное восприятие происходящего, по аналогии с обычной лампочкой, вот тут же, попросту, и выключится-отключится. И нет с того момента больше ничего, ну, а раз так, то уж какой тут, спрашиваем, повод, в процессе до того текущей жизни заранее тревожить самого себя хотя бы крошечными мыслями о именно такого рода удручающем событии? А между тем, когда и самому пришла пора реально очутиться на самом краю, то тут и выяснилось, что, оказывается, умирать далеко не так демонстративно просто. Что жизни свойственно зачем-то напоследок усмехнуться и не без ехидства, вытворяя будто специально нечто пакостное. Да и потом, когда и сама смерть, вроде бы, уже заботится реально обнимать, и что-то там, когда лежишь в больнице на кровати, уж замаячило как будто перед взором, похоже, обрисовывая что-то там такое, чему в сознании и описания не подобрать. Только куда тут в собственных раздумьях побежишь, после столь откровенного и яркого, демонстративного неверия? Так что тут только и осталось, как мать рассказывала о происходившем, спросить не очень-то понятно у кого – а это ещё что? И то, о чём всю жизнь обычно рассуждал с усмешкой на устах, пришло, после чего пришла пора вот этой вот духовной сути, сформировавшейся в процессе жизни, расставаться с телом, ну, а в качестве последствия подобного теперь только и остаётся, что о несчастном искренне жалеть. Что тут сказать? Может, вот этот, несомненно важный для всех тех, кто прочитает, текст в трудах – в заботах, постоянно поправляя, напишу, те, у кого возникнет интерес, конечный результат такого творчества себе во благо прочитают, и всё такое и отцу, во благо станет. Проститься пусть, несмотря на всё столь откровенное неверие, такое неразумие отцовское, и да представится родителю для улучшения своего внутреннего совершенства ну хоть какой-нибудь повторный шанс.