Za darmo

Гармония преображения

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

К концу и напоследок ещё одарим себя этаким подталкиванием в сторону поездки в направлении Японии, с намёком в плане мотивации, мол, люди Солнцу покланялись в этой стране очень давно, а потому, при посещении, такие храмы поклонения Солнцу смогут одарить того, кто будет интересоваться, чем-либо особенным. И здесь что следует отметить. Пока пребывал, во время снов, в объятиях различных сновидений, все время ощущал, что, в принципе, не против чтобы нечто больше, чем именно похожее, подобное, в реальности, проснувшись, захотел осуществить. Но, если и уже по факту пробуждения и перехода в плане сколь-либо сознательной оценки некого осуществления чего-нибудь хоть сколь-либо подобного-похожего, здесь сразу все возможные проблемы, сопровождающие всякое такого рода поведение, повыбрались, притом без промедления, на первый план. И первым, что незамедлительно, и сразу в голову пришло, стало крайне печалящее должное напоминанье самому себе о визе. К тому же, в нынешнее время из-за вируса поехать хоть куда-нибудь, и чтобы сразу же не оказаться озабоченным вопросом доказательства, что именно привит, заразы не несёшь, и, значит, безопасен, печально, но нельзя не согласится, одно только такое станет крайне основательным для всей реализации такой затеи торможением. И это только малое начало! А много ли ну хоть чего-нибудь вообще когда-то слышал о таких, истинных, реальных и возможных поклонениях в Японии тому же Солнцу? То, что реально Солнцу поклоняются, такое отрицать было бы сложно. Япония страна, у которой флаг украшает алый круг на белом фоне. Но что, как, где, зачем, и почему? Почти что ничего про эти поклонения не знаю! Знаю, что такому Солнцу в храмах, судя по всему, реально молятся как образу божественному, но и не более того. По сути, и со всей определённостью пока понятно только, что в сторону светила если и склоняются, молясь каким-то образом, то лучше всякого иного будет при такого рода поклонениях-моленьях оказаться свежевымытым, полностью голым и босым. А при таком подходе самое простое и одновременно правильное, в плане надлежащего осуществленья подобного, если возьмёшься и осуществишь всё дома. Во всяком случае, здесь можно без проблем остаться при молении под Солнцем без одежды. Да и один только полёт туда-назад! Что-то не очень-то заметно, что необходимым для такого, и весьма внушительным количеством финансов был снабжён. Да и какое время для осуществления подобного, включая то же полученье визы, а словно в пустоту и в сторону уйдёт? Изрядное? А ведь довольно ясно, сразу намекнули, что здесь тянуть, вообще то, нежелательно, нельзя. А потому, пытаясь о такого рода указаниях не забывать, помолимся пока что строго как положено и дома. Чем дом на этом фронте хуже, чем всяческий-любой какой-нибудь из существующий, и от любой существующей веры храм? Зато здесь уж точно нет, по сути, никаких проблем с молением полностью раздевшись и босым. А потому, пока, помолимся нагим и босиком, на результаты поглядим, а после, сделав все полученные выводы по этим самым результатам, и начнём решать, что, для чего, как именно, к чему и почему.

Ну, что ж, походили-погуляли в городе, в одних трусах, босым, и в том числе по Невскому, в течении чего смотрели в городе на всё, по сути, параллельно этому процессу как-либо, где-либо происходившее, и, наконец, похоже, что настало самое время попытаться оценить-обдумать всякое и разное во время всех прогулок где-либо увиденное, но находясь уже в зависимости от фиксирования разумом самых различных, и в реальном понимании случившихся, самых последних перемен. С чего начнём? Одним из первых непосредственно в глаза при всех прогулках сразу бросилась, довольно трудная для описания, некоторая неустойчивость и искажение видимых образов. И здесь, уж таким образом всё это сразу подмечалось в озабоченном сознании, возможно, время на перемещение-хождение туда-сюда и взгляды между тем ушло достаточно немало, по ходу дела в теле и босых ногах уже поднакопилось ощущаемое утомление, но, и такое ну никак не удавалось не отметить из происходящего и видимого – фиксируемая образность и вид таких, кто, и в своём обличие, и внешности словно какие-то не лучшие воздействия со стороны претерпевали, теперь стали, пусть и не всегда, от случая до случая, а всё-таки меняться в плане перемен в сторону более приятную, или, уж во всяком случае, приемлемую. Как результат такого рода наблюдений, худо-бедно, но незамедлительно проклюнулись идеи, заставлявшие объединять такое, пусть и не самое глобальное наличие некоторых перемен в увиденном с предположением, настырно связывающим всё несколько нелепое в увиденном именно с тем, что само тело при каких-то именно таких, наполненных избытком странностей смотринах лишь в трусах – ходит-глядит на всё и вся, при этом оставаясь сколько только удаётся обнажённым и босым. А между тем, казалось бы, видящиеся несколько посимпатичней внешностью, разные возрастом персоны разного пола, действительно, отныне стали попадаться по дороге чаще, что, и без какого-либо промедленья, заставляет озадачиться значимым вопросом: такие встречные, увиденные истинно случайно, каким же образом могут оказаться связаны с тем, что именно собственные телеса, когда гляжу, в одних трусах, и ноги голой ступнёй попирают всё, на что задумал встать? Одновременно стали возникать весьма весомые предположения, что все, на ком хоть чуть где-либо задержался взгляд, теперь меняет несколько поменьше, чем до того, и, если что-то в ком-то как-то искажается, то результат подобного воздействия насколько только можно смотрится приемлемо. И что? Нагие телеса в одних трусах или босые ноги здесь всему виновник? Что ж, если в этом русле о подобном рассуждать, то, выглядит всё, словно ноги при босой ступне как будто некоторым образом обременились и дополнились прямою связью с тем, по чему идут, и, непосредственным последствием такого, то, что творится с теми, на кого посмотришь, и кого при всем подобном антураже видишь, пусть даже и немного, но улучшилось. И здесь уже само собою возникает нечто, словно насильно думать заставляющее, что это всё – ходить, смотреть нагим и босиком, способно позволять в основе оказаться именно подготовленным воспринимать то, что иначе попросту от пониманья ускользает! Такого рода получили результат – походил, без обуви ступнями то, что под ноги попало, потоптал, и этим положил начало, чтоб рождалось более приемлемое восприятие происходящего, чтобы сама схема сопровождающих существование ощущений самую чуточку, но более существенно настроилась. И, после непосредственно такого, как некий достижимый результат, реально видимое стало, если исходить из новых ощущений, несколько поменьше плыть. Чему, не скажешь даже, радоваться теперь надо или огорчаться? Ведь в данном случае, да если бы ну хоть чего-нибудь в такого рода переменах понимать! Имеется ввиду, хоть что-то понимать в таком, почему же видимое столь, от случая и к случаю решительно плывёт перед глазами! Хотя, и это объясненье пусть и для самого начала выглядит вполне приемлемым, во всяком случае, такое и не хуже, и не лучше прочих. Здесь, правда, соглашаясь с некой, именно такого рода объясняющей основой, всё время донимаешься вопросом: уж неужели от того, что шёл босым, ногами попирая грунт, асфальт, гранит, нечто, смотрящее на всё, воспринимающее, расположенное в голове словно настроилось? То, что в процессе разного происходящего, взгляд глаз словно бы сам собою с регулярностью и постоянством упирался-направлялся в сторону различной обуви, как на ногах других, и в магазинах, или в названьях-объявленьях магазинов, такое не заметить было попросту нельзя. Всё выглядело именно таким особым образом, словно кому-то просто с явной ясностью хотелось, чтобы сознание склонилось в сторону возврата к обувному облачению. И здесь, учитывая до того уже не раз случавшиеся-приключавшиеся, самые разные, достаточно активные и регулярные попытки этаким путём подстраивания самых различных всяческих событий и случайностей, оказывать воздействие, подпихивая таким образом, то к одному, а то к другому действию, как раз наоборот, по результату этакой настойчивости, возникло собственное внутреннее убежденье-мнение, что именно таким образом, без обуви и пребывая по возможности насколько это только допустимо голым пожить и дальше будет с явной несомненностью благоразумней. Действительно, по сути, если разбираться с этим самым, более чем значимым изгнанием Адама прочь из Рая, здесь многое, при рассмотрении вопроса подетально, начинает выглядеть, говоря со всею откровенностью, как-то не слишком ясно. При этом списывать всё сплошь на приключившееся с Евою пред тем совокупление даже нелепо как-то. Зачем тогда и Еву перед тем создали? Лишь только для того, чтоб постоянно где-то рядом находилась? А если рассмотреть вопрос покрытия на теле, на ногах, здесь, если присмотреться повнимательней, всё в целом может оказаться многократно более значительным. И ноги через обнажённые подошвы могут оказаться фактором своего рода связи, постоянной, важной, организующей и значимой с тем, почему идёшь, на чём стоишь. С планетою, через плоть с материальным. И тело может оказаться тем, что, словно листья у деревьев, находится в контакте с изливающимся Свыше Светом, и в том числе и светом от того же Солнца, и потому, когда произойдёт смена направленности истечения Света, наличие-отсутствие, не то, что как раз той же, в чём-то, что-то, где-то, как-то прикрывающей одежды, даже малейшей грязи на поверхности того же тела, и то окажется способно обернуться чем-то, о чём, и потом, тогда, когда, и именно такое приключится, придётся очень-очень сильно пожалеть. Здесь многое пока не очень ясно, или же толком ну никак и ничего не объясняется. Ну, например, кому, зачем, и почему столь значимо обуть-одеть, последствием чего настолько важно и столь хочется эту одежду, как и обувь навязать? Пред подобным и с заметной регулярность, то есть, по сути, постоянно подмечалось непрестанное стороннее стремление, что навязать какие-то очки, по сути, в принципе, любые, одновременно с пожеланием, по поводу ли, или же без повода, но через взгляд, направленный на надлежащие названия и объявления, родить позывы как-нибудь зайти лечиться хоть к какому-никакому стоматологу. Правда, здесь если самое ничтожное хоть что-то в форме объяснения и выдвигается на первый план, это именно то, что зубы в надлежащих текстах и неоднократно объявляются объектом, воистину незаменимым и особо, крайне важным для наличия достойного контакта с миром, расположенным вокруг. А стоматолог это человек, который сверлит в зубах дырки, который зубы напрочь вырывает. А между тем, оспаривать нельзя, зубы во рту, зубами ешь. Уж сколь неоднократно, если почитать, описывают в Торе всякое такое, вроде бы обычное и постоянное желание-стремленье съесть всё, что Богу в храме жертвой объявляют и в форме жертвоприношения приносят, ещё и подетально указания оставив, чего, какому из участников, когда съедать, и как – да этот инструктаж один уже немало при подобных толкованиях стоит. Но чтобы здесь не оказалось самым истинным, при столь настырном существующем желании пихнуть-толкнуть сознание живущего сплошь в направлении лечения зубов и вставки в качестве желательного наполнения рта хоть каких-нибудь протезов, пожалуй, самым правильным-благоразумным будет с постоянством поминать себе, что зубы, все без исключения зубы, по определению созданы таким особым образом, чтобы расти и обладать способностью, пусть восстанавливаясь непомерно медленно, в процессе жизни тела человека, во рту, целенаправленно и с пользою существовать. А потому-то зубы, все без исключения зубы правильней всего беречь, то есть, не порываться, даже если заболели, просверлить, разрушить, вырвать, заменить протезом. Как раз наоборот, после еды по мере существующей возможности оставшиеся именно дееспособные объекты следует почистить и стараться радовать себя существованием во рту такого украшенья в целости. Тем более, что если исходить из собственного, и в немалой степени печального, по жизни скопленного опыта, то можно заключить, что, похоже, оказался прав, когда, после всех приключившихся перипетий, когда своим единственным протезом обзавёлся, (уже тогда, прежде, едва ли не все зубы просверлили), по результату оных процедур, себе сказал, что зубы именно во рту, как раз подобным образом растут! И потому, если быть надлежащим образом внимательным и самым регулярным образом те зубы чистить, то, скорей всего, следует лишь только чистить и никак иначе не тревожить – и поступать подобным образом окажется, пожалуй, правильней всего! Как результат эта существующая явная возможность роста у зубов проявится, и потому те зубы, в меру своего функционирования именно во рту, себя же, сами, и поправят. Именно что сами! Учитывая, сколько лет с тех пор прошло, похоже, всё именно таким образом с процессом и сложилось. То, что внушительные дыры непосредственно в самих зубах присутствуют, сомнений никаких. Некоторые из последствий разрушений столь внушительны и велики, что кончик языка туда свободно проникает. Но, раз от всяческих остатков пищи после любой еды всё с регулярностью почищено, то каждый зуб во рту, любой, из всё ещё живых, растёт в заботах, и, уж немалые года, пусть времени уже действительно немало миновало, идут, но эти труженики перемалывания пищи, как до того, функционируют, раз уж никто и никого не сверлит, и целенаправленно не разрушает пакостным гниеньем. А потому, сомнений никаких, гораздо правильней существовать подобным образом, без стоматолога. И, раз, и с регулярностью, просматривается такого рода странное стремление такую помощь-разрушенье навязать, то, значит, это точно, и кому-то очень-очень надо. И некоторым из живущих всё такое истинно во вред. Здесь, кстати, было бы немаловажно по возможности напомнить людям, что плотью подкреплённые тела, всем хитроумием устройства своего, в первооснове есть объект, об этом говорит без исключенья всё, чрезвычайно важный-сложный. При этом, как показывает многое, когда-либо и где-либо, и с кем-либо случавшееся, важна как раз сохранность, целостность подобной, от рождения дарованной живущему, телесной формы. Конечно, не признать нельзя, устроено всё человеческое пребывание среди иных родившихся таким печальным образом, что уж какие-никакие нарушения целостности, как и весьма серьёзной формы разрушения телесного вместилища духовного начала, а это ведь, в сути своей, основа жизни, обычно всё-таки имеют место приключаться. Во всяком случае, пока. И, всё-таки, об этом всё свидетельствует-намекает, таких глобальных отклонений от того, что можно было бы назвать своего рода первородным идеалом, любому из живущих лучше было бы по ходу жизни со стараньем избегать. Лишь обрезанье, о котором в своё время всем евреям рассказали, пожалуй, представляет из себя то, вне сомнения, единственное, что было бы довольно правильно и прочим из живущих своевременно проделывать. Что же касается чего-то остального, дырки в ушах, в носу, и рисование по телу, не говоря уже о том, что появляется после травмирования тела нежелательны. Возможно, духом всё-таки удастся надлежащим образом улучшиться, наступит срок в возможной полноте по смерти ощутить, а каково это, быть-оказаться именно таким, из кого исходит-истекает этот самый индивидуальный, и личный Свет, и именно тогда все повреждения, уж точно, вряд ли станут чем-то, вне сомнения способным породить возникновение чувства хоть какой-то радости, а не печали. Скорей наоборот. Пожалуй, впору будет переполниться надеждами на оказание помощи со стороны таких, которые окажутся способны на подобном поприще помочь. Что же касается таких, способных помогать, спасать? Что ж, здесь, как такое надо понимать, всё впереди. Такие, кто, продемонстрировав способность воплотить в себе и чистоту духовную, и чистоту телесную ещё, наступит срок, появятся среди живущих непременно. Иначе говоря, среди живущих, среди всех иных родившихся появится такой, и может даже не один, а несколько таких, кому удастся, после достиженья должного порядка собственного внутреннего само совершенствования, стать истинно достойным почитаться среди прочих в виде идеала. Этот рождённый, знаменуя результат, не только душу сохранит объектом идеальной чистоты, ещё окажется способен на момент, когда наступит срок отслеживать последствия любого сотворённого по жизни, и тело сохранить в достойной целостности, и в истинно достойной восхищенья чистоте как идеал. (Раз у Адама с чем-то непосредственно таким и ничего, в конце концов, не получилось.) И именно тогда, ну наконец, появится среди родившихся такой, кто сможет перенять всю должную заботу о возвысившемся духе человеческом и водрузить на свои плечи всю воистину благую эстафету по усовершенствованию духа и возможностей рождённых среди сообщества людей. Но вот когда всё это приключится? В ком именно такое воплощение найдёт отображение-обличие того, кто всё такое сможет? Здесь, и чём-либо таком пока, похоже, даже рассуждать, да и гадать, и предугадывать, и то немножечко нелепо. Что же касается писавшего сей текст, то, сообразно сказанному, когда всё только-только начиналось (именно высказанному в отношении автора), сможет продвинуться, идя такой дорогой постижения чего-то, до того момента от людей как будто скрытого, заметно дальше прочих. И потому, уже признать возможно, что способен рассуждать-судить о том, о чём иные из живущих даже малого намёка не имеют. Как далеко зайдём, идя такой дорогою? Что ж, именно по результату поглядим. Пока понятно – удалось проникнуться в достаточно достойной форме пониманьем несомненной важности по мере жизни достиженья чистоты, что тела, что и духа. Когда начнёшь сиять, даруя-создавая для всего и всех вокруг столь вожделенный каждым из живущих Свет, важней всего в сознании живущих воплощаться, представляясь чем-то идеальным. Удастся столь нелёгкою дорогой должным образом дальше иных продвинуться, нет, всё это исключительно по результату, будет видно. Раз надо именно таким путём идти, надо идти. Что же касается телесной целостности, чистоты, той самой целостности-чистоты, известной со времён Адама, здесь в понимании годности до сих пор присутствуют проблемы, до конца которые решить по меньшей мере несколько проблематично. Апендицита нет, на теле после операций, травм, всяческих болячек, всяких-разных шрамов-повреждений в изобилие, тромбофлебит всю ногу изукрасил, так что, пусть обрезание, как и положено, даровано-организовано, и в том числе не без врачебной помощи, проникнуться уверенностью, что, время наступит и, как обещано, удастся стать источником для Истинного Света, достаточно проблематично-трудно. Действительно, пусть о подобном сказано неоднократно, с великим трудом верится, что, раз столь исковеркали, а всё равно в такую ситуацию удастся полностью встроиться как надо. С другой стороны, что ж, раз уж сказали-указали на подобное, значит такому и положено случиться быть! Стараться будем, ну, а это главное, что же до всякого иного-остального, на это уж по ходу дела поглядим. Раз обещал не отступать, ни при каких условиях не будем отступать. Дальше посмотрим, когда что-то до того неведомое видно будет. (А ведь с тех пор, как Посвящение случилось, продвинулся уже настолько сильно, что у любого из обычных и живущих от всех возможностей, что вроде бы теперь доступны и влекут, впору реально голове кружиться! И здесь в очередной раз впору искренне поблагодарить Создателя за столь достойное и правильное дарование! Не удивлён, что именно благодаря подобному, даже намёка не присутствует в виде сомнения, как следует именно правильно в подобной ситуации себя вести!)

 

Попыток высказаться как-либо, но пеняя исключительно на то, что где-то и в одних трусах увидели, со стороны различных встречных прозвучало несколько. Ясно, что в своей первооснове здесь имело место этого кого-то, почему-то пребывающего средь людей в одних трусах, как-то пронять чем-либо, либо всё-таки обременить какой-нибудь заботой, при этом, правда, выглядело несколько неясным, ну, и зачем, с чего, к чему и почему такого рода словеса и жесты должны были хоть как-то породить какие-то заботы у того, кто просто пребывает среди прочих всяких и иных-других и потревоженных увиденным в трусах. К тому же некоторые из таких, сказавших своё слово осуждая-порицая, по всем первичным признакам определённо пребывали в некой явно не совсем простой сторонней озабоченности. Охранник из Казанского собора и эта прозвучавшая забавнейшая фраза про Адама, который, как сей человек исхитрился высказаться? В Раю сплошь прыгал по деревьям? Довольно любопытнейший нюанс, и сразу заставляет вспомнить и о том, что, с точки зрения некоторых из таких, кому от Бога дар следить-заботиться о правильной организации жизни и существовании людей, по сути, люди существа предельно примитивные, ничтожные, и очень мало и недалеко ушли от тех же самых обезьян. И здесь подумать впору, всё-таки откуда те, такие экзотические мысли, взялись у того болтливого охранника, и кто такой довольно специфический типаж столь откровенно и марая Рай, Адама, а, по сути, веру, при этом за язык и в храме, и настолько необычно потянул, чтобы такое столь решительно сказать, вопрос большой.

Под взглядом Солнца образ всякого всего. И в том числе живого-неживого. Живое, сохраняя телеса и Свет в единстве, и по смерти воплощения из плоти, способно сохранить возможность проступить-оформиться, сформировавшимся за время своего существования, духовным образом, дарующим, благодаря разным возможным проявленьям Света, отголосок некого того, пред этим жившего, но здесь немалое значение имеет, достигшая по мере жизни некого рождённого, того либо иного совершенства, сама способность этого духовного начала, подобный Свет принять-распространять, чтобы других иметь возможность чем-либо подобным одарить. А неживое? Прежде всего, такое всякое из окружающего, и не наделённое процессом жизненным, по сути своей представляет из себя образ, порождение и восприятие фиксируемого, видимого неким всё ещё живым сознанием, а потому всё это может выглядеть своего рода этакой границей тверди, очередного уровня преградой, вариантом разделения доступности и недоступности, за которой, если обо всём судить исходя из ощущений, на первый взгляд, вроде бы, в сущности, и Света нет, есть Тьма скреплённого первичной энергетикой материального. Духовное начало, как-либо сформировавшееся-организовавшееся по теченью жизни, уж если всякое такое, и оказывается как-то и по ходу дела неспособно проступить, и видится где Свет главенствует над всем, как надо понимать, о том свидетельствует всё, способно в этой Тьме до срока затаиться. По мере уровня, сложившегося в разуме у некоторых из живущих, целенаправленно-случайно посмотревших на такой, определённо неживой объект, и привязавших взглядом образ до того ушедшего и жившего и это материальное неживое нечто, такой ушедший-затаившийся способен повлиять на организовывающееся оформление функционирования чего-то неживого, именно материального, которому и выпало, благодаря каким-то мыслям, мнению живых, стать местом хоть чего-либо такого исключительно материального напоминания о ком-то, до того ушедшем в мир иной. Между тем Свет, если оказался именно такой душой, оставшейся без тела, и по факту прожитого удостаиваешься признанья права с этим Светом в некоем возможном варианте слиться, реально может одарить такую, вроде бы без тела остающуюся душу, потоком из способных осчастливить, радуя, самых приятных, разных ощущений, чувств и чаяний. Но это только если образ сам реально духом светел, чист. Иначе всё, чему отпущено в свете свершённого марать, станет тем самым, для чего подобное влиянье Света обернётся перечнем самых различных ощущений, чувств, которых и врагу не пожелаешь. А потому-то и захочется сбежать туда, где Мрак и Тьма над всем и вся, и где, цепляясь за надежду ну хоть как-нибудь, а всё же проявиться в памяти живых, возникнет надежда проступить, оформившись, где сплошь одна лишь Темнота, каким-то бледненьким изображением своим за спасающей от Света, выбранной в качестве укрытия, границе неживого, но материального предмета. Такое, пусть до срока, надо понимать, спасёт, однако только исключительно до срока. После чего, всё преходяще, минет время и момент настанет, когда придётся полностью в сиянье чувственного Света окунуться, способное всем спектром всех возможных ощущений одарить, и здесь, что породил, то получи. Какими чувствами наполнил существование иных-других, такое станет собственным уделом. И если уж вредил и творил зло, то и уделом, и последствием прожитого станет подобного характера вред и словно отразившееся-наложившееся обратным отпечатком зло. И потому, по смерти оказавшаяся неспособной радовать себя потоком из рождающихся чувств, такая сторона, наступит-ощутит отныне неспособность далее оттягивать, прикрываясь абы где существованием, заслуженного наказания, покоя себя прятками до срока, и, по сути, при этом всё равно предполагая обязательное и далеко не лучшее в последствии развитие событий. Правда, всё это после наступления неизбежного конца. Пока же всякий из живых всё ещё жив, любому из таких в самую пору слушать, и внимательно, благоразумные советы. При этом нет ничего проще понимать, что пока то, что называют этой самой жизнью, не рассталось с телом, самым благоразумным было бы стараться стать таким и тем, кому такой сияющий и радующий чувственный поток, рождаемый чужими мыслями о именно таком живущем, насколько только можно, а становился только лишь чем-то радующим и приятным.

 

Что же касается какого-либо всё ещё живого человека, под Светом, на планете существующего, во всяком случае по мере проступающего и своеобразного во многом понимания, сейчас всякое-разное, худо-бедно, но осознаваемое-понимаемое примерно таким образом выглядит. Такой, рождённый и живущий, по своей сути единение материального, того, что формирует плоть, используя всё то, что наполняет мир, и того, что ниспосылается благодаря присутствию Света и необходимо в виде энергетики для организации жизни непосредственно в телесной плоти в принципе. Как результат, имеет место оформление духовного образа, дарующего, и в немалой степени согласно уровню развития материальной оболочки, возможность воплощения-развития сознания и образа-обличия в том или же ином живущем. Вода звено важнейшее, организующее и связующее, и на воде основано, по сути, очень многое в подобном оживающем построении-объединении духовного с материальным. А сформировавшаяся по теченью жизни личность, индивидуальность, способны отразиться образом на том духовном наполнении, существовавшем до момента смерти в материально обозначенных границах, организовывавшего такую жизнь, телесного и плотского. Однако, судя по потоку из самой различной информации, если живущий хочет двинуться чуть дальше простенькой, элементарнейшей возможности от случая до случая, но, словно вспыхивая образом, и словно бы как будто проступая на безликом фоне прошлого чужим воспоминанием, необходимо постараться, и ещё при жизни, дать возможность своему духовному началу улучшаться качественно, при этом улучшаться правильнее и не только всей духовной сути, но и телу. Как это сделать? Что ж, пока понятно, что, когда стоишь босым и на поверхности планеты, то словно бы как-то особо связан с тем, на чём стоишь, то есть, как раз именно с тем, на чём стоишь, в каком-то единении, в контакте. И обнажённость тела тоже значима, здесь словно бы, насколько только можно максимально полно существуешь в том, дарованном, сияющим вокруг, столь важном Свете. Желанность наготы и босых стоп, особенно когда обременён желанием молиться, как можно понимать, чрезвычайно велика. Но, вследствие сложившихся в сознании людей, самых, казалось бы, естественных проблем, по ходу дела связанных с конфликтным восприятием такого, без одежды и босого человеческого облика, особенно молящегося, всё подобное, пусть и желательное, а по жизни, ну, почти что неосуществимо. Люди воспринимают всё увиденное именно с конфликтом и довольно-таки жёстко, пусть даже всё подобное противодействие, как можно понимать, коверкает сложившуюся ситуацию, это уж точно, неспроста. Поэтому, до времени, когда наступит срок, любому, кому выпало идти такой дорогой, полезно о подобном помнить, но совсем не обязательно конфликтовать – мгновение наступит, каждый таким образом старающийся, поймёт, что теперь время пришло и настал момент, после которого благоразумней впредь будет молиться босиком и голым. Что же касается своих экспериментов, посмотрим-ка до некоторых пор на то, как, непосредственно под взглядом, будут изменяться те, кого, когда выходишь, как-либо на улице увидишь. Ведь одно то, что у живых такого рода изменения смотрятся и выглядят куда более заметными и более серьёзным, чем перемены в чём-то материально-неживом, когда на это что-то, пусть и пристально, и задержав свой взгляд с настойчивостью взглянешь, уже по-своему и в чём-то показательно. Теперь бы в этом попытаться толком разобраться. А между тем, здесь только чуть копнись, и, сразу же, для самых разных мыслей есть возможность в самой разной форме проявиться. Живой в своей телесной форме-облике суть именно такое повторенье образа смотрящего, и здесь, и для того, чтобы увиденное и под взглядом обрело способность к неким искаженьям-переменам этот, направивший свой взгляд на кого-то, именно такой, от Бога избранный, смотрящий, должен перед тем, по мере сил, но обрести гораздо более высокую возможность, когда со стороны посмотрит в чью-то сторону, увидеть что-либо, как будто образующее оного живущего. Печально, но нельзя не согласиться, пока такое толкованье-объяснение скорее порождает большей частью путаницу в голове. Тем более, что штатно-материально-неживое, действительно, под взглядом, сразу видится, куда как более стабильно, и почему всё именно таким образом, во всяком случае, пока, толковых объяснений что-то нет.

Забавно, но, пожалуй, впору было бы напомнить, что, когда, и в одних трусах, босым под солнышком ходил, потела большей частью именно правая из двух сторон нагого тела. И здесь нельзя по ходу дела не отметить, что температура воздуха уж точно не была по факту запредельной, и потому такое выделенье пота замечающим сознанием скорее связывалась именно с такими взглядами, направленными в сторону встречающихся лиц и тел людей, которые под взглядом словно бы претерпевали перемены.