А это действительно, пусть на первый взгляд выглядит несколько неоднозначно, но, всё же, в сути своей всё-таки воспринимается довольно значимо. После распятия всем обычно называемым христианами навязывается в качестве образа для моления, по сути, изображение золотого жертвенного тельца! А иначе говоря, тело распятого в момент умерщвления на кресте! Ведь на кресте изображён, именно этот самый телец жертвенный, и уже, как можно понимать, умер, прибит гвоздями, с пробитым копьём боком, в сущности, умерщвлён и заколот, и от того всегда склонил голову на сторону. Уж точно не посмотришь такому висящему глаза в глаза, да у почти всех существующих распятий почти всегда, очи, как будто подтверждая, что изображённый уже скончался, демонстративно закрыты. И при таком раскладе осталось только попытаться предположить, подобное-оное, оно к чему такое всё? И зачем? Умертвить как какую-то, предназначенную для храма, особую жертву, если судить по событиям, сопровождающим что-либо в чём-то подобное-происходившее, именно таким образом, для последующего ритуала жертвоприношения и сожжения умертвить, потрудиться даже как положено с обычной жертвой поступить – постараться не давать именно на кресте, просто своей смертью скончаться, а попытаться до смерти копьём заколоть, после чего кровь, приложив надлежащих стараний довольно, собрать, не снимая тела с креста, в особого предназначения чашу, как будто намерение имеешь алтарь окропить и измазать такой-то кровью в храме, непосредственно перед ритуальным приношением-сожжением углы? То, что такого, приговорённого к смерти, перед распятием, а специально готовили, вырядив именно таким образом, как и тельца рядят жертвенного непосредственно перед закалыванием, во всё самое лучшее и особенно чем-то красивое, об этом даже, отнекиваться-рассуждать бесполезно, всё покажется попросту глупым. И, время минуло чуть, потом, когда тело пропало, а по-другому случиться, по всему судя, и не могло, коль, изначально, всё затевая, ставилась целью задача ночью в храме собраться и на алтаре того, кого перед этим распяли, в виде жертвы-приношения сжечь, всем прочим новым религиям из христианских в качестве образа для лобызания, воззваний, украшений для храмов и торжественного поклонения подсовывают образ этого самого, тогда распятого и умерщвлённого! Жертву, тельца, жертвенного тельца! При этом в большей части всех изображений и по большей части от поверхности сияет золотом! Что ж, получите и обрадуйтесь, один из доминирующих на планете символов веры – золотой жертвенный телец! (Нюансов много открывается, к примеру: исходит всё, здесь спорить трудно, от евреев, и это всё притом, что сами иудеи, такого рода образом никак своё вероучение не марают, и даже больше того, продолжают ночью, именно за гробом, в храме, с пятницы и на субботу, проводить по канонам древним ритуалы, после которых, пусть на другой день, но всё-таки довольно многие фиксируют, столь всем известный, пусть довольно трудно объяснимый, но именно чарующий, и нисходящий, ожидаемый огонь?)
И, всё-таки, зачем всё это? Что было тогда совершаемо с тем распинаемым Иисусом, и очень может быть, что и сейчас, до сих пор продолжает, пусть и методами тайного служения, производиться? Иисус ведь, как увидел, перед всем случившимся, как за представленного начал непосредственно взывать, в геенне огненной, вне всякого сомнения, горел! К чему же тогда это всё? По всей планете столько всяких храмов, самых-самых разных, увенчанных золотым жертвенным тельцом! И одновременно то моление-воззвание к властителю определённо высшему, ночью, именно за гробом в храме – как-то не верится, что всё такое, при такой организации и тогда творится только лишь для того, чтобы на следующий день ощутить себя осчастливленным тем, пусть трудно объяснимым, но таким желанным, поначалу даже и не обжигающим и радующим, и настолько важным для участвующих, удивительным воспламенением?
Кстати, о свете, пламени и наказании. А как ещё могли поступить с тем, кто, используя дарованное некогда от Господа, не побрезговал восхвалением имени своего, и назвал себя не больше и не меньше, а именно богом или сыном божьим, и ради воплощения чего-то подобного добровольно пошёл на собственное крайне жуткое по форме-виду умерщвление? Что ж. Ничего не скажешь, а картина видится в подобном ракурсе довольно удручающе! И, если присмотреться, то довольно страшненьким по результату получается оформившееся после всех трудов изображение! А если знаешь о таком, то, вроде бы, и прочим разным, полным интереса, о подобном рассказать необходимость есть, да только как можно о таком всем прочим верующим браться что-либо рассказывать? Одна радость, остался ещё дарованный евреям для молений через Тору образ Бога, именно Творца, Создателя, на который и указано всем где-либо рождающимся как-либо молиться. Минора, дарованная всем как образ для молений всё ещё осталась, и семь светильников Миноры можно обнаружить без особого труда в большинстве храмов православных (христианских).
И ещё. Ни в коем случае нельзя забывать про то основополагающее слово …теперь… в представленной надписи. Раз присутствует нечто подобное, то можно предположить, что, до свершённого, взывать к Богу в храме с сожжением жертвы было обыденной нормой. Шестиконечная звезда, состоящая из двух треугольников, позволяет разместиться при проведении ритуала представителям двенадцати колен. Указаний, что такое следует делать именно в пятницу, в ночь перед пасхой, в Торе что-то пока не приметил. И всё-таки. Пить кровь со времени Каина и Авеля и вовсе под полным запретом. Кровь, суть душа и потому возопит, взывая и жалуясь, к Господу Богу. Между тем Бог заключил с потомками Авраама много союзов и договоров. Важнейшее требование к таким потомкам – быть в обязательном порядке и от рождения обрезанными. И что же здесь за ритуал, если теперь собравшиеся, в обязательном порядке, если хотят, чтобы услышали, должны в призывах своих и молениях певуче – гармонично звучать? И к звукам ли каких-то исполняемых песен-молений все такие заявления относятся, или же к правильности исключительно телесных форм когда-либо и где-либо для молений собравшихся? Собравшихся вроде бы, может и мельком, но видел, пусть всё-таки стояли люди эти в темноте некой толпой, всё равно, на певцов из оперы скучившиеся тогда и за гробом как-то и что-то, это уж точно, не походили.
И, ещё, самое главное, почему настолько важно, чтобы пол мира поклонялось изображению умерщвлённого, или, в лучшем случае, умерщвляемого Иисуса? Не воскресшего, а именно такого, с закрытыми глазами, то есть или умерщвляемого, или уже умерщвлённого? (Можно еще отметить, часто именно золотого изображения, и называемого не иначе как изображением бога!) А эти люди потом могли в подобном храме, за гробом таким специфическим образом от случая к случаю собираться и проводить свои тайные, не очень ясной направленности, скрываемые от других ритуалы?
Что же за картинка формируется? Умерщвляется для принесения в жертву в храме городском ночью? Теми, что, как надо понимать, ради того в храме в ночь собрались, чтобы столь приметно выделявшийся среди иных член сообщества и после такого ритуала, стал перед очами Творца жертвенным даром, молящихся представляющим, или же, кем? Или чем? Что казнённый должен был после такого необычного ритуала потом представлять перед очами Создателя, и почему это было для всех, кто участвовал в совершаемом настолько существенно важно? Как Иисус сказал тогда потом ученикам – всё как и было указано – прямо перед лицом Бога сижу. (А ну-ка, рассмотри ещё раз ситуацию еда-жертвенность. Жизнью полное тело, при поедании, должно получить для ритуального действия то, что пока ещё полнится жизнью, иначе говоря, есть и энергетика, и материальное, и происхожденья растительного. То есть, от жившего не то, что не подойдёт, нежелательно. А разница только в таком, что на энергетике знак от жившего и умершего. И такое на чём-либо отразится? Это ведь поток информации? Желудок-кишечник, когда берётся, и, в том числе, и в ритуальном порядке что-либо съеденное переваривать, какая энергетика при этом без промедления может оказаться затронута? Молекулярного уровня, может и да, но выше-то, уровня погубленной твари, как что-то тронуть? (И вместе с тем если исходить из такого, что живущий – формирователь мира, в котором находится, и, прежде всего, тела, переверни всё в обратную сторону, после чего желудок это точка, из которой формирование всего телесного начинается, и, как результат, от того, что в желудок пришло, тянутся линиями задействованной энергетики использованное материальное, и здесь наверно важно, чтобы были не куцые обрубки оборванных жизней, а что-то вроде определённо долгого Солнечного (как при таком подходе будет выглядеть след от искусственного Света, вопрос большой.) При таком подходе вообще само ритуальное действие если и вертится, то вокруг именно того материального, что съедается, именно такому оформляться в воспринятое, то есть становиться таким тельцом жертвенным? Трупом, как раз таким, каким и выглядел на знаковый момент, как в жертву такое приносили, и участвующие в ритуале, потом, тело жертвенное, перед вознесением увидали? То есть, к ученикам приходит на встречу застывший образ жертвы из храма? Которая, по прозвучавшим словам, теперь перед Господом? И что же, такое обличие, таких евреев, что в виде жертвы подобное Всевышнему на алтаре в храме в этакий дар принесли таким довольно специфическим образом представляет? Что ж, для таких евреев приманка выглядит очень достойно, если обрисовать всё словами – смотрите, как раз это будет лучшая жертва для Бога! Такой, откровенно Богом любимый, станет лучшим посланцем от иудеев перед Всевышним! Тем более, что согласно тем же Святым источникам, для евреев с закланием даже собственного сына в виде жертвы для Бога никогда большой проблемы не возникало. И всё-таки, вопрос этот знаковый, почему вдруг настолько становится важно, чтобы как можно больше поверивших в воскрешение молиться в храмах начали на распинаемый образ? Образ-лицо, узнаваемый верующими, появляется где-то в веке пятнадцатом, а до обретения подобного дара если и браться наполнять духовным светом памяти, то разве что только распятие, одно только, что в результате проступит-проявится, если, когда думаешь о ком-то, а образ перед мысленным взором такой оформляется?) (Всё-таки тут основное что распятый это таким образом и непременно погибший-воскресший и веру распространять начнёшь как раз не в узнаваемое лицо, пока самой веры нет, а в то, что подобный к кресту прибитый потом после распятья воскрес.)
Итак, новое откровение. И от подобного действительно становится страшно. Значит Иисус получил как раз то, что и хотел получить? Иисус захотел стать для людей этим богом. В ответ сказали, на что такой страждущий должен пойти, чтобы стать таким богом. Перед ритуалом Иисус уже знал, что произойдёт, и сказал ученикам, что необходимо выпить и съесть как замену ритуально-жертвенной плоти и крови. Иисус выдержал первое, начальное испытание искусом всей возможной власти земной, власти, по сути, придуманной всего лишь людьми. Потом никуда не убежал, хотя мог и не идти в город, зная, что ожидает, и вынес всё, что было необходимо вынести, становясь жертвенным тельцом для заклания. И, после всего, как результат, через три дня предстаёт перед учениками в виде полного света, не ожившего, а зашевелившегося, в дырках, мёртвого образа, возносящегося в Свете словно на небо. После чего уже больше двух тысяч лет такое изображение умерщвлённого в самых различных храмах именуют не иначе как бог. Иисус этого захотел, как результат это и получил, уже два тысячелетия люди перед Иисуса обликом кланяются. Но много ли счастья в таком? Люди, если разобраться, приходят приклониться перед изображением чудовищных предсмертных мучений! А раз в таком ракурсе люди эти мучения видят, мучения, хочешь-не хочешь, но отражаются в сознании всех смотрящих и посещающих храмы. Учитывая зеркальность взаимовоздействия, видящего и видимого, и наоборот, с трудом верится, что подобное дарит, что смотрящему, что и изображённому ну хоть какое-то, хоть малейшее счастье.
Любопытная фраза приходит на ум. С подобного сказанного тогда, давно всё начиналось. А сказано было – помни, кому будет больше дано, с того больше и спросится! Иисусу Христу точно было дано очень много. От Бога была дарована власть по слову, желанием вносить изменения в окружающее бытие. И что, прельщение показанным терновым венцом, венцом такого мертвеца в дырках и бога для поклонения многих это лишь искус? Очередной искус в нескончаемой череде искусов? А чем воздастся, если вдруг позарился на такое? Среди прочего показали, как спасаю полыхающие в огне души. И занятие, как и зрелище страшные, и настолько, насколько только себе представить возможно. Христос известен всем как Спаситель. Уж не оттуда ли такой полыхает огонь, если собравшиеся за гробом перед тем, притом ночью, взывают к Христу, при этом взывают как к жертвенному тельцу? И почему же столь важно, чтобы все остальные, обычно называемые христианами, ничего об этих тайных ритуалах не знали, и на изображения Иисуса мучений молились?
Шестигранник евреев, по сути, состоит из двух треугольников. Именно такие треугольники с глазом, источающим свет, обычно изображают как знак-образ Бога. Нарисуй два таких совмещённых треугольника, дав каждому глаз, и подобные глаза, скорей всего, совпадут. То есть, в шестиконечной звезде глаз, источающий Свет, окажется всё же один, и разместится в центре такого изображения. Как раз, где и разместится на дровах сжигаемая ритуальная жертва?
И что, собравшиеся в городе-храме образ для глаз Бога своего таким способом решили оформить? И столь важный подсказчик, что в Иисуса пальцем потыкал, сказав, что этот лучше всех подойдёт, что такой непререкаемый авторитет таким иудеям сказал? Что обычный бычок жертвенный в виде образа Богу не нравится, а как раз этот понравится? Действительно, по меньшей мере очень странная мысль – да и Иисусу как такое объяснить-толковать – если хоть немного хоть в чём-нибудь понимаешь, уж должен был бы сообразить, что Господу нужен для воплощения задуманного не труп после жертвоприношения-умерщвления, а именно живой человек, способный в самом обычном общении жить среди самых разных людей.
Обжигается, мучается душа? Но в показанном пекле, горели именно души. Страшно горели. Но если это адская бездна, то среди такого и кислорода-то нет, только полыхающий жар! Вместе с тем, и на поверхности звезды тоже горение иного порядка. И причём же здесь ритуал с кровью, как образом некой души, и сожжением? Кстати, кровь и вино, по сути, такое может объединять только вода, как составляющая, и разве что ещё цвет у вина тоже чаще всего именно красный.
Опять очередная подсказка. Столько мучил себя мыслями, как соединить кровь и ритуал. То, что пришло на ум, подобное очередной раз выглядит не очень-то весело. Даже по-своему жутко.
Итак, что есть горение? Прежде всего это соединение различных частиц праха земного, из которого созданы и сами живущие, с кислородом, порождаемый растительностью и содержащимся в воздухе. А теперь, что такое самый элементарный, с обычной точки зрения, вздох? По сути, это тоже самое соединение праха телесного внутри лёгкого с кислородом! Может быть, сам процесс выглядит не таким активным и обжигающе ярким, но, по сути, представляет из себя тоже самое ну почти что горение. И прервать такое действие практически невозможно. Остановить дыхание допустимо на минуту-другую, да и то если для такого серьёзно готов-тренирован. Далее, отсутствие дыхания – смерть. Плоть теряет способность поддерживать жизнь. То есть, столь привлекающая своею ценностью жизнь, по сути своей, это такой же огонь! Может и не столь яркий и полыхающий, жаркий, но это огонь!
Теперь кровь, без передвижения крови по человеческому телу во всех направлениях и из конца в конец огня-дыхания тоже попросту нет. Сам на собственном опыте убедился – стоит прерваться сердцебиению, и всё, ни вздоха, ни выдоха. Кровь разносит плоды огня-дыхания (горения) по всему организму. Как результат напрашивающихся и сделанных выводов получается, остаётся только согласиться – кровь, по сути своей, та же душа. Или носитель души.
Энергетика через кровь и дыхание всё тело охватывает – прервал сердцебиение, всё остановилось. А как же при операциях? Там и с сердцем много чего может происходить, и с лёгкими, подобное, насколько можно понять, может прекращать действия до завершения, но, как можно понимать, оперируемый всё-таки не умирает в результате?
Основываясь на этой точке зрения, попытаемся по-новому взглянуть на ритуал, где, во славу и для восхваления Бога, жертву обязательно закалывают для последующего всесожжения, при этом кровь, вытекающую из раны, собирают, чтобы потом использовать при нанесении на углы алтаря в храме, что просто необходимо проделать во время всех следующих, предполагающихся, обязательных ритуальных молений и действий.
Получается, остаётся только предположить, что люди действительно созданы по образу и подобию Божьему? А Бог – источник всеобъемлющего Света Жизни, Огонь, с которым, кажется, ничто невозможно сравнить, и люди, жалкие подобия столь пламенного горения, даже неспособные догадаться, что Огонь, пусть и в весьма экзотической форме, существует и в каждом живущем? Что такой, особого рода Огонь, пламенеет после рождения в каждом начиная с первого вздоха? А пока неродившийся всё ещё лишь в утробе у матери? Пока ещё не отрезали пуповину? Кровь матери, суть душа этой матери, именно подобная среда питает нерождённого таким, столь необходимым для жизни Огнём? Или кровь, по сути своей, просто смешение воды и телесного праха, то есть то, что способно разнести по телу результаты протекающего горения, а само горение представляет из себя прежде всего именно Свет, такой удивительный Свет, изначально способный дать горению вспыхнуть? И без подобного Света, как организующей точки любой формы горения, такому горению жизни, что появится позже, просто не быть? Но, что ж тогда получается? Тогда собравшиеся в храме должны призывать сойти в храм не какое-то, не обжигающее поначалу, вполне обычное пламя. Участвующие в ритуале должны призывать этот самый, первоначально созданный, и, несомненно, во всех отношениях особенный Свет. И от такого и вспыхивает всё, что, по мнению собравшихся, способно гореть. Или то, что происходит в храме, это только отблеск того, что свершается во время самого ритуала, проводимого ночью?
Одно точно. С Иисусом что-то сделали в храме во время подобного ритуала. Но в ситуации использовалась лишь кровь и плоть. Прах и вода. Свет души если и задержался, то очень недолго. Через три дня участвовавший в ритуале предстал перед теми, кто мог подобное повреждённое тело увидеть. Может в храме во время организации действия попытались повторить происходящее в человеческом теле? Но это лишь ритуал, пламя дров не Свет во всех отношениях духовный, плоть, по сути своей, разлагающийся прах, подобное, даже политое кровью и после сожжённое, ненадолго задержит чистую душу. Если вспоминать Будду и всяких, такому учителю в вере подобных, такого рода путешественники тоже поначалу попадали туда, где в пламени мучились замаранные своим злом. И только потом, спустя несколько дней, переходили из места чудовищных всеобщих мучений в царство Света и Благодати.
Что же получается, сама замаранная и не отчистившаяся душа и горит? А всё потому, что сама, по сути своей, есть то, что порождает огонь? И если чист духом, то и Свет источаемый, разумеется, чист! А если есть чему вспыхнуть пороками зла, первый, кто об этом всём лучше всех знает, это сам грешник! Потому-то и отпущено жечь сплошь себя самого невозможностью несмываемую вину искупить. Память, знание о свершённом, всё это первый и, как можно предположить, главный источник мук того чудовищного недоразвитого горения. Скорее всего, деградировав и расставшись со всем, прежде накопленным, можно заслужить возможность вновь попытаться пройти весь путь от ничтожества до подобия Божьего. Но точного ответа на этот вопрос пока нет.
Теперь. Первое, что ещё постоянно и назойливо вспоминается, та достаточно неожиданно прозвучавшая фраза – неправильный Свет (Огонь). Это, скорее всего, о таком, что дарит свет техногенными методами. А главное отличие современных ламп – ничего не горит, температура относительно низка, хотя на яркость горения, вроде бы, жаловаться несколько странно. В лучшем случае используется нагрев (накаливание) материала, но может использоваться результат направленного движения электрического тока.
Ещё, та постоянно повторяющаяся надпись о упокоении трудящихся, страждущих. Покой суть забвение? Также неплохо подумать о том, что ритуалы ночные. Да и рождество предшествуется-сопровождается всенощным бдением. Кому же тогда приносят жертву?
Ещё несколько слов о запахах, чаще всего именно горения. Сжигание чего-либо ароматного на алтаре в религиозной практике встречается часто. Зачем Свету, или горению как заменителю Света, столь необходим обязательно приятный, сопровождающий ритуал аромат?
Призыв к гармонии звучания тоже совсем не обязательно взывает исключительно к гармоничному воспеванию только молитвенного текста. Хотя гармоничное моление всеми всегда воспринимается как самое радующее и правильное. Какой должна быть молитва, о таком Христом ученикам уже давно и всё сказано. В храме Молитвы текст каждому, желающему радовать себя изо дня в день правильным прочтением уж точно без труда и достаточно быстро найдётся. Но, никаких сомнений, и саму молитву всегда лучше произносить, себя хоть немного радуя в результате получившимся гармоничным звучанием, и некая певучесть при подобном точно уж никак не помешает, а будет только исключительно и на пользу.
Ещё одно пугающее откровение. Откровение, после которого точно ничего и никому не расскажешь. Итак, важно, соотносясь по дням, в Торе от начала всё внимательно прочесть, особенно заостряя всё своё внимание на таком, как описывается сам процесс творения. А потом сопоставить начало творения с тем, какими испытаниями и последующими наградами сопровождается процесс человеческого совершенства духовного. БОГ, СОЗДАТЕЛЬ, ВСЮДУ, ВСЕГДА, ВЕЗДЕ И ВО ВСЁМ. Тьма, Вода, Свет, Всемогущий Взгляд, это лишь формы Божественного обличия. Предвестники начала творения, то, без чего само творение не начать. Именно поэтому, наделённый могуществом творить, Всемогущий начинает с того, что говорит о необходимости сотворить Свет, как образ Божественного Облика, без чего просто невозможно сотворить из Воды и Тьмы нечто более совершенное. Солнце, луна, звёзды, подобные участники действия лишь отражают изначальный Божественный Свет, который по определению своему и Светел, и Чист. Далее, раз есть Свет, впору начать меняться окружающему пространству. Свет как источник движения, действия, позволяет Воде и Тверди словно вскипать в бурлении нарастающих перемен. Ну, а перемены эти просто не могут не нести на себе отблеск, порождающего подобное, Божественного Начала. Вода естественным образом расступается под напором того, что выступает из глубины. Растения изначально созданы таким образом, чтобы, впитывая оживляющий и размножающий Свет, иметь возможность наполнить создаваемый мир тем, что поможет распространиться жизни иной. Рыбы и птицы появляются раньше животных. Животные и люди, если не считать человека особого, поселившегося в Райском саду, творенья одного дня. Что же касается людей, всех людей, каждый из таких суть результат Божественного творения, потому несёт на облике своём отражение того Света, без которого появление самого человека просто немыслимо. Другое дело, насколько всякий-иной человек сам заботиться о таком, чтобы духовный облик живущего действительно оказался светел и чист. Жизнь в человеческом обществе обычно целиком покрыта соблазнами, по сути своей, испытаниями. Чтобы не замараться духовно, надо найти в себе силы через всё, что будет предложено как испытание, переступить. При этом соблазны могут оказаться такими, что большинство людей себе нечто подобное даже представить не смогут, даже если подобным особенным и о таком рассказать. Одно то, что рост таких соблазнов по нарастающей, по сути, можно представить, взглянув на описанное в Торе начало творения, но наоборот, начав от Солнца с Луной, и двинувшись к тому, с чего всё начиналось, мало что кому объяснит. А если кто и окажется достоин того, чтобы проникнуться пониманием, то здесь всё, и, в первую очередь взгляд на саму жизнь, меняется таким образом, что, действительно, не знаешь, чего и ждать. И становится жутковато от одной только мысли, каково это будет, справиться со всем и оказаться в объятьях возможной награды. Награды, которая скорей выглядит как ещё одно, неописуемое по сложности испытание.
Отсюда что? Любое пламенеющее полыхание в сути своей есть отблеск Истинного Великого Света? Чем больше духовной грязи, тем более глубоким, далеким от прекращения и более жарким получается пламя? Но что же тогда с прекращением такого горения? Древние чаще всего описывают, либо как воззвание через ритуал и частицу праха мертвеца к тому, кто жил и умер, либо, тоже через ритуал, как воззвание к духу покойного с принесением жертв и начертанием неких магических знаков, дабы подобный, к кому таким образом взывают, вышел из праха земного. Есть даже описание узкого змеящегося прохода, уводящего в огненное чрево земное, откуда те, к кому столь кардинальным образом взывали, и появляются. Есть описание и иного порядка, когда всё представляется как появление бледных обликов ныне покойных при воззвании к таким в местах приключившихся захоронений. Очень часто при подобных воззваниях важным считается перечислить дела, которыми эти покойные при жизни в хоть каких-нибудь заботах перед живущими отличились. Но и в таком, и в другом случае, нет достойной памяти о ком-либо, к кому таким образом с напором воззвали, не будет и облика. То есть, не возникнет воплощения даже в существующем образе, такое получается? Каково отношение к таким, кто ушёл, какие мысли подобные покинувшие когорту живущих порождают, особенно когда таких и таким образом поминают, с таким такие помянутые и столкнутся, когда потревоживших память среди вспомнивших уже нет? Но образов, разных, перед глазами пока ещё жив мелькает очень и очень немало, особенно ныне, когда информационный поток целый день. Мысли при взгляде на то, что выставлено и повсюду сплошь напоказ, и с чем можно взглядом столкнуться и здесь, и где-то ещё, могут рождаться самые разные. Кому-нибудь может захотеться на то или иное изображение даже молиться, хотя большинство людей воспринимают увиденное достаточно поверхностно-легкомысленно. Последствием чего что получаем? Важны именно чувства, которые те или иные изображения порождают, и более ничего?
Расстанешься с телом, после чего собравшиеся воззовут к всяким-разным таким, кто ушёл, уничтожив останки, но дух, благодаря чистоте, пройдёт через пламя, страданиями донимающих, духовных метаний, обязательно вознесётся над несовершенными твердью и прахом.
(полезно пониманием трогать сознание, что в Свете оформляющегося понимания стать таким источником ожидаемого и желаемого для необычайно многих, следует постараться как можно более полномасштабно улучшиться, насколько получится в подобном продвинуться.)
Источник движенья и действия Свет. Благодаря тверди и праху эта энергетика и информация воплощается в первоначальное подобие жизни. То, что появляется из тверди, благодаря Свету вспучивается словно пузырь в расплавленной массе. Подымаясь от малого к высшему, такие пузыри словно растут, набухают, наступает момент, и такому надо по месту формирования оторваться от того, в чём столь активные начинались. Не оторвёшься, сформировавшись чувственно и духовно, что, неужели вновь вернуться к такому сверхничтожному из состояний, с которого всё и началось пред тем? После чего всё по месту протекания процесса выглядит, словно несостоявшееся выяснение истин начнётся сначала, таким образом начнётся, как будто перед тем, собственно, и не было ничего. А то всё смотрится в таком ракурсе, словно и до ещё более ничтожного чувственного состояния деградировать в результате придётся. Выше достигнутого перед таким уж точно не прыгнешь. Зато будут присутствовать постоянные всплески в стремлении достигнуть чего-то хоть чуточку большего, нежели то, с чего всё перед тем начиналось. И пусть плоть от рожденья к рожденью хоть чуть-чуть, а совершенствуется, всё равно, духовный рост, с одной стороны, такое словно и есть, и вместе с тем, такой прогресс настолько удручающе ничтожен и невелик, что, оглянись, и разницу в чувственном восприятии происходящего от столетия к столетию заметить практически не получается.
000 ДЕТАЛИЗИРОВАННОЕ ОПИСАНИЕ ТОГО, НАСКОЛЬКО ЛЮДИ НЕ СКЛОННЫ БЕЗКОНФЛИКТНО ПРИНИМАТЬ НОВЫЕ ПОУЧЕНИЯ. (ТЕКСТ возможно найти аналог?)
Сразу предупреждаю – эта глава достаточно важна. Но и в прочтении, и в осмыслении очень сложна и как-либо поможет в освоении чего-либо нового только лишь тем, кто уже начал в подобного рода каше вариться. Поэтому всем, кто пока не начал ощущать на практике, каково это, когда в состоянии чувствовать, что ото дня ко дню читаемые молитвы начали приносить свои с трудом воспринимаемые результаты, лучше данную главу пока оставить в стороне и начинать с какой-нибудь следующей.
Пока ясно следующее. Носитель интеллекта на планете размножается телесно и парно. Живет при этом в большинстве случаев очень неспешно. Как можно понять из потоков накопленной информации, передаваемой от поколения к поколению, (такая информация изливается по большей части благодаря книгам), живет довольно недолго, но, самое главное, из-за ничтожного уровня всех видов знаний, что передаются от одного рождения к другому, в целом в происходящем вокруг живущего на планете не понимает практически ничего. При этом, (а это особенно важно отметить), даже если озаботится желанием сделать таких, кому отпущено жить среди всего обитающего, ну хоть немного умней, истину о необходимости действий такого порядка до всех живущих пред таким надо ещё исхитриться как-нибудь донести. Очень может быть, что носители разума, из таких, что обитают на довольно обширно заселённых пространствах, создавались специально предрасположенными, чтобы иметь возможность более быстро и ярко умнеть, да только, одна беда, и эта беда демонстрирует своё присутствие едва ли не на каждом шагу – принятие в качестве базового чего-либо ранее до того совершенно неведомого происходит у живущих и наделённых интеллектом с превеликим трудом. На данном направлении, видимо, присутствует какая-то особая, трудно преодолимая сложность. Между тем обычные, то есть ничем особым не выделяющиеся члены, самого обычного, возникающего и формирующегося человеческого сообщества, (того ли, или иного, по сути, не столь уж и важно какого), с удручающим постоянством демонстрируют, что способны ответить пониманием на услышанные поучающие заявления только если то, с чем по тому или иному поводу обратились, находится в русле чего-либо общепринятого и общепризнанного. Нет, нельзя не согласиться, прогресс в постижении самого окружающего мира, как и процессов, сопровождающих течение жизни, от рождения к рождению есть. Да только всё, что отличается новизной, прорывается к такому, что можно было бы назвать доброкачественным признанием, воистину с превеликим трудом. Простейший вопрос – как ново возникшее знание обзаводится правом претендовать на звание истины, достойной передаваться с книгами от одного рождения к другому рождению? Особенно если формирующийся в результате появления подобного нового знания образ, с образом, существовавшим и общепринятым ранее как-то сразу начинает вступать в противоречивый конфликт? То, чему живущие ответят признанием, заслуженным признанием, прежде всего должно во всём, в чём только возможно, доказать свою полновесную, не вызывающую сомнения правоту. А это крайне непросто, особенно если разговор начинает вестись о чём-то по определению новом и ранее совершенно неизвестном-неведомом. И что же тогда удивляться, что поучения, исходящие от высших разумом и благоразумием, и направляемые тем, кому и положено было бы в течение жизни и должным образом поумнеть, а таких поучений происходило немало, почти всегда и раньше сталкивались, и, время идёт, продолжают по-прежнему сталкиваться с чем-то, по определению конфликтным, буквально переполненным нежеланием с подобного рода поучениями миролюбиво и прогрессируя соглашаться. Знания, ниспосылаемые от высших разумом обычным живущим, обычно такие именно учат, указывают на необходимые и обязательные действия и требуют в жизни всех полученных указаний придерживаться, то есть требуют все эти указания на зубок знать. Одно только, и о таком написано действительно достаточно много, реально соглашаться с услышанным все, к кому с чем-то подобным обращаются, обычно начинают, когда с момента, когда те поучения прозвучали, минуло уже не менее одного поколения. Достучаться до сознания таких, кому те правильные слова говорят, здесь спорить трудно, крайне непросто. От всех, кто столкнулся с чем-либо новым, зачастую первоначально требуется именно вера. Подобные, таким образом всё получается, сначала и по определению должны именно верить, верить всему, что на некоем новом поприще и направлении говорят, как бы нелепо сказанное с точки зрения ранее признанных взглядов и не звучало. Пусть в таком, что скажут, в чём-то и будет присутствовать возможно крайне ничтожное несовпадение с тем, что чаще всего принято называть общественным мнением, логикой, ныне и впредь от каких-то таких, услышавших и всё-таки услышанному поверивших, по определению требуется отмести от своего сознания ну хоть какие-нибудь сомнения, как-либо мешающие следовать таким путём. Разумеется, на такое способны очень-очень немногие. Остальные, живущие и варящиеся в горниле обыденной общественной жизни, обычно начинают соглашаться с чем-то особенным и новоявленным, только когда и большинство прочих живущих благосклонно посмотрит в сторону такого нового и удивительного. А это случается только тогда, когда то, перед тем ниспосланное и, какими-нибудь особыми методами между людьми распространяемое, смогло собственную значимость для таких, кто следовал вслед тем полученным указаниям, хоть как-нибудь, хоть чем-нибудь, но подтвердить. Живут те, от кого ждут прогресса, в том числе и прогресса в таком, подобного рода понимании, жизнью очень неспешной и крайне недолго. И всё, что способно ну хотя бы попытаться побороться за право быть, в конце концов, признанным, такие люди примеряют прежде всего именно к самим себе и самым примитивнейшим образом. Но вместе с тем, нельзя не признать, что именно благодаря такому существованию, в постоянном противодействии и борьбе, зачастую и появляется та самая, столь необходимая для общего прогресса и развития, достойная память о чём-то достойном, содеянном предками в минувшем и прошлом. На этой, возможно, слишком избыточно оберегаемой от любого стороннего воздействия памяти и зиждется, пусть очень слабая, в некотором смысле истинно детская, первооснова всего, исключительно благодаря наличию которой следующие рождающиеся поколения уже способны располагать тем, что и способны потом, без избыточных колебаний используя, повторить в качестве базовой первоосновы. Да, спорить трудно, это важно – добиться права сохранить о себе упоминание, произносимое с должного уровня пиететом, передаваемое из поколения в поколение, и, возможно, не лишено смысла, когда такого рода потуги для таких, кто привносит по ходу течения жизни некое новое, не лишены некой оценивающей-определяющей сложности. И всё-таки, когда практически каждый, говорящий о чём-то, требующем признания и согласия, сначала оказывается жертвой противоречивого неприятия по ходу жизни озвученного, вследствие коего, увы, разные всячески отворачиваются, нельзя не согласиться, что такое отношение прогресса в развитии общества, это уж точно, не ускоряет. Конечно, здесь различные могут сформироваться взгляды на то, что в виде результата, особенно таким образом поучающего чем-то новым и одновременно знаменующего некие противоречия, может по факту наградить. Не столь уж редкость – очень часто то, что восхвалялось ну совсем недавно, год-другой минет, и приплыли, всё, раньше столь хвалимое, а может оказаться самым нелицеприятным образом для улюлюканья-забавы некою толпой охаяно. Но, в любом случае, не возникает ни малейших сверх избыточных сомнений, до того восхваляемое, а начнёт подвергаться этому обругиванию только лишь тогда, когда на смену всякому такому, раньше хвалимому, опять придёт такое нечто новое, для того направленно хвалившееся, и теперь полностью реально заменяющее, и, что самое главное, не просто новое, а ещё и способное достаточно быстро, но добиться общего признания своей новоявленной и по всем направлениям радующей некой значимостью и не вызывающей сомнения особой правотой. Что в очередной раз возвращает мысль к вопросу именно о таком, как же, а всё-таки, это непросто, пропихнуть нечто, и при этом что угодно, но определённо новоявленное, даровав такому право быть реально признанным, когда те, от кого и ждут согласия с тем, что говорят, согласятся, а такие соглашаться с чем-либо до того определённо незнакомым чаще всего не желают просто ни в какую и категорически. В Евангелиях Иисус довольно часто о чём-то подобном говорит, и неоднократно в своих поучениях упоминает, что таких, с чьих слов учиться и умнеть было бы даже более чем дальновидно и благоразумно, и до Иисуса появления на свет рождалось, никаких сомнений, что немало. И практически каждый из подобных, поощряемых Божественным Началом, приходивших до Христа появления, одаренных знанием учителей каждый раз сталкивался с открыто демонстрируемым со стороны слушавших, категорическим нежеланием пребывать с услышанным должным образом в согласии и понимании. Конечно. Жизнь формируется довольно сложно. Один уровень жизни, пусть обычно всё у таких утроено, минует время, поколения, начинает постепенно заменять другой. И если всякому творящемуся и положено сложиться таким образом, чтобы сначала чем-то доминирующим у живых в ушах звучало поучаемое от предков нечто далеко не самое особо умное и лишь только потом на первый план проступало такое новое наставление, полное благоразумия, истинное и достойное, которому и будет после такого даровано право суметь наполнить разум заинтересованного слушателя куда более ценным смыслом, такому быть. Здесь главное всегда отдавать себе отчёт – такой, что захочет радоваться собственному росту и прогрессу, изо всех сил должен стремиться на данном поприще особенном и по возможности как можно более значимо стараться преуспеть, а это, в первую очередь, значит всегда и во всём постараться как можно тщательнее исполнять ВСЕ поучения и наставления, ниспосылаемые от Бога Творца, Отца Всех и Организатора Всего. Все, поучения и наставления, какими бы подобные указания не выглядели в сути своей. То есть, не встречать то, на что будет при таком указано тем-иным очередным Божьим посланником, исключительно и сплошь с одним сомнением, а то и в штыки. Человеку, слушающему просвещающего всех учителя, следует радоваться, обременяя себя размышлением и пониманием, после чего стараться во всём довести исполнение того, о чём на этот раз поведали и рассказали, до истинного совершенства.