Дневники черного копателя. Часть I. Мои 6 сезонов. Эпизоды 2002—2005

Tekst
Przeczytaj fragment
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

И опять внезапно стало темнеть. А поскольку мы оказались на северо-восточной стороне оврага, то темнеть стало гораздо быстрее. Уже привычными действиями за короткое время поставили палатку и развели костер. Зяма, как заядлый грибник, весь день собирал все, что видел съедобного. К вечеру у него набрался целый пакет грибов. Поскольку на природе аппетит разыгрывается всегда, то мы решили сэкономить плановую еду и сварить грибной суп. Просто и со вкусом. Зяма взял шефство над приготовлением супа, и он получился очень вкусным. Надо отдать должное его опыту в приготовлении грибов. Если бы у нас была с собой картошка, то мы бы могли побаловать себя и печеной картошкой с жареными грибами. Но и суп тоже прошел на ура, и, пока мы его готовили, стемнело окончательно. Легли спать и заснули моментально.

Утром, пока Зяма спал, я проверил несколько ближайших ячеек и воронок. Везде было практически пусто, за исключением пары-тройки хвостовиков от советских минометных мин. Старые знакомые!

Вскоре проснулся Зяма, и еще спустя какое-то время мы уже ходили вокруг палатки с металлоискателем и лопатой. Результат – все те же хвостовики и ни одной гильзы. Абсолютно пусто, как будто этот лес лихорадочно забрасывали летучками в надежде кого-нибудь зацепить осколком. Мы бросили это дело и вернулись к палатке. Доели вчерашний грибной суп, свернули лагерь и пошли проверять овраги.

Ничего, ровным счетом ничего интересного! На середине гребней оврагов то там, то тут попадались ячейки, были немецкие гильзы, ржавые железные консервные банки и уже знакомые нам алюминиевые «Aluminium Improves Quality», хвостовики от мин и осколки. И больше ничего. Пока мы ныряли вверх-вниз это этим оврагам, силы постепенно покидали нас. Это было настолько изнуряющее занятие, что хотелось наткнуться хоть какое-нибудь мало-мальски интересное место с находками, чтобы спокойно поковыряться в земле, не отходя от одной ямы. Но нет, нашим мечтам в этот день не суждено было сбыться. До обеда мы вот так впустую тратили силы, а после обеда решил рвануть назад через лес в сторону Иклинского. Там-то хоть нам что-то попалось!

Уже знакомой дорогой, все время сверяясь с картой и с компасом, мы пошли на юго-запад. Вот знакомые уже вырубки, вот место от костра, где мы сушили носки, а вот земляничная поляна. Чтобы не ломиться через завалы в лесу, мы решили обогнуть это место по карте. Благо, что лесовозная дорога и так шла в ту сторону, куда нам было нужно. Протопав энное количество километров, мы, наконец, вышли из леса. Перед нами через поле была незнакомая деревня. Это точно не Иклинское – пейзаж не тот. Смотрим карту, оказывается, что это деревня Аристово, соседняя с Иклинским. Мы дали влево примерно с километр. Что ж, неплохая точность для людей, которые идут по компасу всего второй раз в жизни. Тогда я твердо поверил в возможности компаса и карты, и еще больше в собственные силы. Мы с Зямой совершенно смотрели на лес как на дом, на убежище и на собственную территорию. Фактически мы стали партизанами, и, если раньше я просто не мог себе представить, как выжить в лесу, и зачем вообще туда нужно идти, то сейчас я относился к лесу с почтением и признанием.

Итак, посмотрев на Аристово с опушки, мы повернули направо и пошли искать в лесу наши позавчерашние позиции. Вот те самые развороченные недавно конкурентами артиллерийские капониры, вот одиночные стрелковые ячейки. А это что такое? В прошлый раз я сюда не заходил. У самой кромки леса была выкопана большая прямоугольная яма, глубиной больше двух метров. С одной стороны у нее был приступочек – чтоб удобнее стоять. Рядом с ямой аккуратно сложена куча земли из нее.

– Братская могила была, – догадался я.

– Такая глубокая? – недоверчиво спросил Зяма.

– Да, какая есть. Это «красные» следопыты сделали. Было неучтенное, или, наоборот, учтенное в местном военкомате захоронение, они его подняли и перенесли останки куда-нибудь в другое место, может, на большое воинское кладбище.

– А зачем переносить? Можно же ведь памятник сюда привезти, тут поставить его, ограду рядом и все.

– Да нет, если до конца неизвестно, кто там похоронен поименно и сколько вообще там лежит солдат, то такие могилы переносят. В любом случае, это их работа – искать медальоны и восстанавливать имена, искать потом родственников. В некоторых случаях находят. А в основном… Помнишь, как в прошлом году в Черленково нам местные показывали обелиск на братской могиле? Всего десять процентов от числа похороненных в табличке названы поименно. Остальные – неизвестные.

– Никак не пойму, ну как только такое могло произойти? Они же идут в атаку одним подразделением, все друг друга в лицо знают. Потом, документы же у них есть, красноармейские книжки, медальоны. Почему так? – все не успокаивался Зяма. Тогда мне нечего было ему ответить. А, действительно, почему так? Я войну не видел и не знал, почему все так.

Мы постояли возле ямы и двинулись к уже разведанным советским блиндажам. Снова наступал вечер, на этот раз солнце светило прямо в лицо нам, и заливало своими лучами лежащий перед нами в низине Иклинский пруд.

Выбрали место поглуше, специально недалеко от ручья, чтобы недалеко было ходить умываться и набирать воду. Поставили палатку, развели костер. Ужин традиционно прошел на ура, хотя к тушенке уже начало появляться отторжение.

На следующее утро мы стали ходить с металлоискателем вокруг тех самых блиндажей, на которые наткнулись в первый день. И здесь Зяма нашел штык от винтовки Мосина – недалеко от того места, где 3 дня назад нашел такой же. Мы еще немного походили, повыкапывали осколков, целых патронов и стреляных гильз, вынули из-под земли несколько ржавых ящиков непонятного назначения. И, может быть, еще поискали бы в этом квадрате, да на нас вышел местный грибник с плетеной корзинкой. Он не стал подходить к нам и общаться, лишь обошел стороной. Походил рядом, да и пошел вглубь леса. Отчего-то мы стали немного волноваться за сохранность нашего лагеря, оставили активные поиски на позициях и вернулись к палатке. А тут как назло стало накрапывать. Мы с Зямой спрятались в палатке и часа полтора пережидали мелкий дождь. Когда он закончился, мы решили завершить этот поход и потихоньку выбираться из леса. По мокрой траве ходить в лесу – не самое приятное занятие. К тому же, мы уже хоть что-то нашли. Каждый взял по штыку, и мы этим были довольны. К сожалению, первый раз на неизвестном месте всегда так: ходишь в поисках всегда больше времени, чем копаешь и находишь.

Мы собрали вещи, «похоронили» по заведенному обычаю закопченные пустые банки от тушенки, сожгли весь мусор и двинулись в обратную дорогу. У Зямы было с собой расписание электричек, и мы подсчитали, что, если будем идти в среднем темпе, то успеем прямо на электричку. Если же нет, то следующую придется ждать около часа. Мы взяли темп и потопали. В Иклинском, когда мы проходили по улице, местный мужик бросил нам с крыльца своего дома издевку:

– Ну что, походнички, нашли что-нибудь?

– Нет, – коротко огрызнулся я ему в ответ, и мы пошли дальше не останавливаясь.

Разговаривать по теме с ним не было времени, да и как-то побаивались мы тогда незапланированных знакомств и бесед. Мы тогда были только начинающими в «черной» археологии, и не знали еще очень многого. Я догадывался, что мы мало знаем о реальной жизни и о том, как правильно разводить местных жителей на разговор. Нам все это еще предстояло узнать. Точнее, мне одному.

Зяма отчаливает

После похода в Иклинское Зяма взял большой тайм-аут. Он, как человек настроения, нуждался в смене впечатлений, и после нашего похода вскоре отправился вместе с Юлькой к своему дяде Игорю на дачу. Отдыхать, ходить на рыбалку, пьянствовать. Зная его, я был уверен, что он теперь всем друзьям и знакомым будет подолгу рассказывать о наших с ним похождениях в лесу. Наверное, ради этой самой возможности потом кому-то рассказать что-то эксклюзивное он и пошел в журналистику как в профессию. Так он очень быстро нашел себя в этом ремесле, и было непонятно, где заканчивается журналист и начинается просто Зяма. Он по своей натуре не мог хранить информацию, он везде ею делился со всеми. То есть, ему по натуре была ближе скандальная журналистика.

Я же всегда старался смотреть вглубь вещей, прикладывать усилия для познания скрытых смыслов. И интуитивно я чувствовал, что склоняюсь к серьезной исследовательской работе в области истории и обществознания. Так что, когда я неделями просиживал в библиотеке и поглощал из книжек информацию о боях под Москвой, – это тоже была журналистика, точнее, исследовательская работа.

Между тем, после нашего похода в Иклинское мой собственный интерес к копанию только усилился. Уже дома я стал спокойно анализировать весь наш поход, оценивать достигнутый успех и выявлять неудачи.

За эти 4 дня я научился очень многому, в какой-то мере свой прошлый туристический опыт мне передал Зяма. Самым важным результатом для себя определил то, что я больше не боялся леса, природы, отсутствия людей. Пустынность, столь характерная для малообжитых мест, стала моим союзником. Там, где нет людей, для путешественника нет опасностей, кроме тех, что он может создать для себя сам. И, если человек верит в свои силы, на всем протяжении похода совершает лишь обдуманные поступки и не делает ничего во вред природе, он может спокойно выжить без привычных всем нам городских удобств и развлечений. На природе жизнь проста, она вся находится в твоих руках.

Но, поскольку Зяма отчалил, как мне показалось, надолго, то я решил свободное время провести в поиске единомышленников в Интернете. Практически сразу мне попался на глаза сайт поискового отряда из Санкт-Петербурга под названием «Нейтральная полоса». Ребята выкладывали отчеты о поездках, рассказывали об интересных местах, об истории родных мест. И, конечно же, они выкладывали на сайт фотографии находок. Вот это было действительно завораживающее зрелище: свежевыкопанные немецкие каски с орлами и свастикой, алюминиевые пряжки ремней солдат вермахта с надписью «Gott Mit Uns», ржавые детали оружия, элементы амуниции и снаряжения обеих противоборствующих сторон. На сайте было очень подробное описание опасных находок с указанием, что именно не рекомендуется с ними делать во избежание несчастных случаев. Оно и понятно – в Ленинградской области почвы с большим содержанием глины, торфа. Там все гораздо лучше сохраняется, в том числе и взрывоопасные предметы. На сайте был также раздел поисковой лирики, где копатели публиковали свои песни, стихотворения и художественные рассказы.

 

Все это вдохновляло меня на новые поиски, на новые свершения. Я написал в гостевой книге сайта несколько строчек, в которых выразил авторам сайта признательность за их работу. И, в свою очередь, вкратце рассказал о нашем недавнем походе в районе Наро-Фоминска. Очень скоро мне ответили, что принимают благодарность и желают всяческих успехов. Как сейчас помню, было очень отрадно понимать, что где-то далеко есть люди, у которых представления о мире сходны с твоими и которые живут теми же интересами, что и ты.

Прошло чуть больше месяца, лето подходило к концу. Поскольку на Зяму уже надежды не было, я решил на один день съездить один в район Нарских прудов, проверить фактическую информацию из двухтомника «Битва под Москвой» и разведать новое место для копания. И вот в один обычный день мне на электронную почту пришло письмо примерно такого содержания: «Даров! Увидел твою запись в гостевой книге сайта „Нейтральная полоса“. Мне тоже интересна тема копа, я тоже из Москвы. Может, как-нибудь съездим покопать? Пиши. Стас».

Я очень удивился такому посланию и долго думал – что же это такое? Я спросил себя: стал был я сам писать такое письмо другому человеку? Вряд ли. «Черное копательство» подразумевает подпольное занятие археологией, пусть и не обязательно с составом преступления. Но, тем не менее, все, что неформально, в нашей стране всегда может оказаться нелегальным. Может такое быть, что это письмо мне написал какой-нибудь сотрудник органов внутренних дел, чтобы «раскрутить» меня на предмет хранения оружия и боеприпасов? Вполне может быть. Я снова зашел на сайт, нашел свой пост в гостевой книге и несколько раз внимательно перечитал. Там не было ничего такого, что могло бы послужить поводом заподозрить меня в совершении противоправных деяний. Да, собственно, никаких законов мы не нарушали – все было очень культурно и вполне безобидно.

Поэтому решил вступить в переписку с этим Стасом, чтобы в дальнейшем выяснить его мотивы и устремления. Мы с ним несколько дней переписывались по электронной почте и стало ясно, что Стас – вполне вменяемый грамотный человек, которому интересна военная история и тема раскопок. Он довольно долго читал в Интернете отчеты различных поисковых отрядов и групп, даже хотел было попроситься в отряд к «красным следопытам», но всякий раз его что-то останавливало. И вот, когда он увидел мой небольшой отчет о походе в Иклинское, решил сразу написать мне. Я предложил Стасу созвониться, и мы очень быстро нашли по телефону общий язык. Оказалось, что Стас имел очень большой опыт обычных туристических походов, причем совершенно разных категорий сложности. У него была палатка и все необходимое снаряжение для пешего туризма. Но у него не было металлоискателя.

Немного подумав и взвесив все за и против, я предложил Стасу поехать на два дня в район Нарских прудов с ночевкой. Он немедленно согласился. Решили ехать в ближайшие выходные.

Стас и первая каска

Со Стасом мы договорились встретиться на станции метро «Белорусская-кольцевая» незадолго до отхода электрички. Я все гадал, как же выглядит этот человек. Судя по телефонному разговору, у него интеллигентный голос, он быстро и хорошо соображает. Так и оказалось в действительности. Мы быстро друг друга узнали в толпе, не в последнюю очередь благодаря огромным рюкзакам, которые были у нас. Поздоровались, и сразу же наше общение пошло очень легко и непринужденно. Стас – худощавый, чуть ниже среднего роста, выглядит весьма молодо. Как потом выяснилось, ему на момент нашего знакомства было уже 29 лет. Я был младше него на 8 лет, но мы как-то сразу стали общаться на равных.

Оказалось, что у нас много общих тем для разговоров. Я рассказывал Стасу о том, как мы начинали копать, как ходили по Наре, что интересного видели. Он в свою очередь делился наблюдениями из своих прошлых карельских и уральских походов. Мы вышли на станции Кубинка и стали ждать другой электрички, которая должна была нас подбросить до остановочного пункта недалеко от Чупряково, который на карте даже никак не отмечен. Можно было это расстояние пройти и пешком, но, на удачу, электричку нам пришлось ждать недолго. От Кубинки до этого полустанка мы ехали всего-то минут десять на медленной скорости.

Вышли из вагона, точнее, выпрыгнули, потому что платформа здесь была короткая и ее хватало не для всех вагонов. Спустились с высокой крутой насыпи вниз и сразу натолкнулись на границы дачных участков. На грядках мирно копошились их хозяева, по лесу бегали и играли дети. Мы прошли мимо дач и стали вглядываться в местность. Везде, где только можно было увидеть, были заметны остатки траншей и блиндажей. Многие из них были завалены мусором самых разных габаритов, поэтому мы даже не стали рассматривать возможность поисков вблизи дач. Вскоре наш путь пересекла дорога, на обочине которой был установлен столб с красной табличкой следующего содержания: «Внимание! Подводные стрельбы, вход в лес запрещен». Мы постояли возле таблички, Стас ее сфотографировал. В это время по дороге с той стороны, куда по идее вход должен быть запрещен, выехал дорогой джип, который медленно проехал мимо нас и скрылся в чаще. Мы внимательно пригляделись и заметили, что эта дорога ведет к огороженной высоким забором территории, где стоят элитные дачи. Хорошо устроились, поставили дачи прямо на берегу Нарских прудов. Еще и устрашающую табличку повесили. Все понятно, там нам делать нечего.

Мы по карте сверились с местностью, и я объяснил Стасу, что в этом достаточно обширном лесном массиве как раз и проходила линия обороны в декабре 1941 года.

Стас попросил меня рассказать, как надо работать с металлоискателем и как вообще строится теория поиска. Мы сделали привал, сняли рюкзаки, и я, собрав металлоискатель, с помощью мелких монет и ключей, разбросанных по земле, стал раскрывать ему секреты работы с прибором.

– Мне интересна мелкая бытовуха, типа фляжек, столовых ложек люфтваффе, армейских немецких котелков, – сказал Стас, – а всякие там мины, гранаты и оружие – ну его на фиг. Не хватало еще за какую-то ржавую железку в тюрьму попасть.

– Хорошо, если ты хочешь найти вещь, сделанную из цветного металла, то тогда переключаешь тумблер в как минимум в положение «фольга», можно и еще дальше. Тогда металлоискатель не будет «замечать» стальные и железные предметы мелкого и среднего размера, вроде осколков и стальных гильз. Он будет реагировать только на цветные металлы, даже если они очень маленького размера. Но даже при режиме самой сильной дискриминации металлоискатель среагирует на большую стальную, железную или чугунную вещь. Все эти моменты надо понять и запомнить. Тогда тебе будет проще работать, не будешь отвлекаться на выкапывание осколков и хвостовиков от мин, не будешь тратить силы попусту.

– А ты на каком режиме обычно работаешь?

– Когда очень много осколков в земле, то я так и поступаю, переключаясь на «фольгу», а когда находок нет вообще, то ставлю тумблер в положение «все металлы», чтобы по найденным фрагментам железяк можно было восстановить хоть какую-то картину происходившего здесь. Ну и приготовься, что будет очень много современного хлама. Работа вблизи от дач всегда накладывает отпечаток, будто копаешься в помойке.

Первые часа два я показывал Стасу на примере выкопанных находок, как надо водить металлоискателем над землей, чтобы не пропускать непроверенные участки по траектории движения.

Наконец, я вручил ему металлоискатель, и решил понаблюдать, как же Стас поведет себя в деле. Мой новый знакомый без тени смущения взял в руки прибор и очень бодро пошел прозванивать ближайшую поляну. Он не оглядывался, не пытался задавать наводящих вопросов, а сам старался молча разобраться во всем по ходу дела. Вот ему стали попадаться латунные гильзы, которые он старательно выкапывал до тех пор, пока педантично не извлек с этой точки все «звонившие» предметы. Потом пошел дальше и на ровном месте выкопал несколько гильз от советского противотанкового ружья.

– Ух ты, а я таких раньше не находил! – вырвалось у меня, – поздравляю!

– Они что, очень редкие? – недоумевал Стас.

– Нет, не редкие, просто я таких раньше никогда не видел, хотя и год с лишним копаю.

Он остался ковыряться с гильзами, а я, взяв металлоискатель, перехватил инициативу и пошел дальше. Побродив вот так по очереди на этом месте, мы решили углубиться в лес.

Вышли на широкую просеку с хоженой тропинкой и пошли прямо по ней. Со Стасом было интересно разговаривать, он с легкостью мог подхватить любую тему. С ним было не скучно, он живо интересовался спецификой копания, не чурался испачкать руки в земле, не ленился. Как резок был этот контраст между поведением и привычками моего старого друга Зямы и этого нового знакомого Стаса. Если Зяму мне приходилось как-то мотивировать, иной раз даже заставлять копать или идти куда-то разведать место, то Стас всегда с готовностью брал прибор или лопату. Сразу было видно, что этот человек увлечен копанием совершенно так же, как и я. Это рассеяло все мои сомнения о возможной принадлежности Стаса к правоохранительным органам, как дым.

– Стас, а ты кем работаешь? – спросил я его на марше.

– Я работаю в неправительственной организации, на должности менеджера проекта. А ты?

– А я пока учусь на журналиста.

Вот так мы и представились друг другу. Мне импонировало, что Стас вот так сходу вошел в тему копания, а ему было приятно, что ему за 5 минут все доходчиво показали и рассказали.

Новые надежды

В общем, мы быстро подружились. В течение сентября мы практически каждые выходные ездили на электричке по Белорусскому направлению и ходили в районе Минского шоссе. В тот год осень была сухая, без сильных и затяжных дождей. Мы ходили по лесам и постепенно характеры притирались друг к другу. Оказалось, что взгляды на мир у нас во многом похожи. Это были и нелюбовь к постоянному сидению в офисе (однако я реально работал журналистом-фрилансером, а Стас работал полный день и лишь мечтал найти себе такую работу, чтобы не нужно было «ходить на службу», как он выражался), и любовь к природе, и желание найти какую-нибудь интересную штучку с войны. Когда мы в темноте сидели у костра, то часто обсуждали то, что раньше прочитали на разных копательских сайтах. Самые сильные впечатления у нас были от отчета одного старого копателя. Он писал о том, как они с товарищем ехали копать на кроссовом мотоцикле в Калужскую область и потом, свернув с шоссе, запросто ехали на мотоцикле по лесным дорогам, по просекам и приехали наконец на какое-то странное место. И вот, где-то в глубине Калужских лесов, они с товарищем нашли заброшенный блиндажный городок с большим количество хабара. Они перечисляли предметы, а у нас со Стасом эти вещи с войны тут же материализовывались перед глазами. Перечислю по памяти те артефакты: фляжки вермахта в войлочных чехлах; штыки от Маузера в ножнах, которые внутри были «в масле»; кители и шинели из раскопанного не обвалившегося блиндажа; снаряжение и амуниция в очень хорошем состоянии из ящиков; вросшая козырьком в накат блиндажа немецкая каска; связка отломанных половинок немецких жетонов; немецкая каска в зеленой краске с подшлемником и с заботливой подписью фамилии хозяина на внутренней стороне – «Neumann»; кожаные ремни с алюминиевыми пряжками «Gott Mit Uns»; полевые телефоны и мотки проволоки и так далее и тому подобное. Сидя у костра, мы обменивались впечатлениями и надеялись, что когда-нибудь и мы сами сможем найти если не что-то уникальное, то хотя бы вещи из того списка, который я перечислил. Мы пили чай, запивали его сгущенкой и заедали сухарями, смотрели то на костер, то на небо, и каждый представлял себе события шестидесятилетней давности.

Мы надеялись, что однажды количество выездов перейдет в качество, и с каждым разом, от похода к походу, мы становились более приспособленными к лесу, к природе, к погоде и к обстоятельствам.

У нас все так же был только один мой Tesoro Compadre, которого нам, впрочем, вполне хватало. Как только одному надоедало ходить и «прозванивать» ячейки, его тут же сменял другой.

Я потихоньку объяснял Стасу те или иные понятия о военной тактике, исходя из которых, можно лучше понять логику военных действий и, проанализировав в лесу ситуацию с обнаруженными следами войны в виде одиночных ячеек, окопов и блиндажей, быстро сориентироваться и с большой вероятностью определить – стоит здесь копать или нет.

 

Как и прежде, мы находили гильзы, осколки, неразорвавшиеся снаряды, прогнившие или целые корпуса гранат, старые и сильно проржавевшие, но очень хорошо сохранившие форму автозапчасти, лопатки самых разных форм и размеров. Попадался, конечно, железный хлам и размером побольше. Например, стандартные стальные бочки емкостью 200 литров, с выдавленными клеймами Feuergefaerlich Kraftstoff (немецкие) либо Shell 1941 (американский ленд-лиз).

Постепенно мы поняли, что вблизи от дорог и населенных пунктов все было уже давно выкопано или собрано сразу после боев. Ведь в Московской области была преимущественно маневренная война. И та битва за Москву, о которой снято много фильмов и написано много книг, на самом деле длилась совсем недолго. Самым драматическим было время с октября 1941 по январь 1942. То есть всего 3 месяца, и все это время фронт двигался, где-то только с запада на восток, а где-то взад-вперед, меняя очертания. Самые боевые места сейчас все застроены дачами, а в районе Химок, Зеленограда и Лобни так вообще многоэтажные дома стоят на тех местах, где когда-то стояли насмерть бойцы Красной Армии. Да, многое изменилось с тех пор…