В одном королевстве жил летописец. Его имя уже давно позабыто, а род его сгинул еще раньше, поэтому для краткости мы будем называть его просто – Летописец. Его имя ничего не скажет вам.

Он окончил самый известный университет в стране и получил диплом с отличием, он прочитал все книги во всех крупнейших библиотеках и превзошел в знаниях даже самых ученых мужей. Он был страшно умен.

Он взялся писать хроники и преуспел в этом.

Неизвестно, отчего он решил посвятить всю свою жизнь столь необычному делу. Возможно, он просто любил свою работу без особой на то причины.

Это неважно. Важно то, что в своих изысканиях он докопался до древних истин и методично, скрупулезно, нить за наитью восстановил прошлое. Он устранил противоречия туманных преданий и обобщил факты, он узрел первопричины и выделил циклы, к его слову прислушивались, его совета жаждали.

Нет ничего удивительного в том, что слухи о таких восхитительных достижениях донеслись до столицы. Не так важно, как звали короля и в каком городе находился его трон. Важно то, что Летописец откликнулся на его зов и отправился служить ко двору.

Он перевез в королевскую библиотеку все свои труды и там же дополнил их. Пользуясь тайными книгами из королевских архивов, он увидел новые закономерности, разоблачил движение шестеренок истории и пришел к тревожным выводам. В один прекрасный день, когда Летописцу открылась Истина, он обрел свою собственную тайну и бережно стал носить ее.

Прошли годы, и летописец состарился.

Он знал, что рано или поздно с тайной придется расстаться, а потому он лелеял ее, как легкомысленную любовницу. Он дорожил каждым днем, как последним, а иногда, вечерами, он и вовсе забывал о своей тайне. Тогда, на очень короткое время, он снова становился романтиком. Романтиком, который ночами не спал из-за своей страсти к исторической правде, который исследовал библиотеку за библиотекой, полку за полкой, книгу за книгой – все в погоне за теорией, фактом, значением.

Но настал день, которого так боялся наш мудрец – король вызвал его к себе.

Летописец с тяжелым сердцем пришел на аудиенцию.

– Мой верный слуга, – молвил король, – меня гложет сомнение.

Летописец учтиво склонил голову, изображая внимание.

– Не все ладно нашем государстве, – продолжал король, – и многое беспокоит меня. Я силюсь понять, что делаю не так, но весь кабинет министров лишь поддакивает мне и не дает дельного совета. Мои астрологи лишь предрекают мне величие, а военачальники славят мой стратегический гений.

Летописец склонил голову, изображая почтение.

– Однако же, – настаивал король, – я чувствую, как нити правления ускользают из рук моих. Я теряю контроль. Я вижу, как растет народное недовольство, как трещит по швам терпение знатных, как понемногу пустеет наша казна. Никто не говорит мне, в чем дело. Никто не признает существование наших проблем. Но я чувствую, что они есть. И, более того, если в ближайшее время я не предприму самые решительные меры, мое правление войдет в историю как неудачное. Я признаюсь, что боюсь этого. Я боюсь порицания потомков, боюсь дурной славы, боюсь стать примером нерадивого монарха. Поэтому я и позвал тебя, Летописец. Скажи мне, что подскажет твоя мудрость? Не встречал ли ты в своих изысканиях нечто подобное? О каком будущем для моего королевства шепчет твоя хроника?

Летописец склонил голову, на сей раз глубоко задумавшись. Даже зная, что этот день неизбежно настанет, он никогда не был к нему по-настоящему готов. Король ждал ответа, но на его лице очень явно читалось нетерпение.

Наконец Летописец заговорил, поглаживая свою седую бороду.

– Государь, – осторожно молвил он, подбирая слова, – ваше бремя тяжело, а воля ваша крепка.

Король кивнул, соглашаясь.

– И тем не менее, до вас правили другие монархи, равно как будут править другие и после вас.

Этому король также кивнул.

– Я внимательно изучил судьбы ваших предшественников и разглядел их ошибки. Я посмотрел на другие страны и уразумел, что у ошибок не было родины – все оступались на одном и том же, из раза в раз, из поколения в поклонение. Всегда.

Король кивнул вновь, понимая, к чему клонит Летописец.

– Стало быть, – с надеждой молвил он, – в твоих руках – ответ к неразрешимой загадке. Ты наше спасение. Говори же!

– Государь, – уклончиво заметил Летописец, – вашей мудрости завидую даже я. Ваш пытливый ум наверняка уже не раз напрягался в поисках собственных решений. Не будет ли вам угодно поделится со мною своими измышлениями прежде, чем я открою вам сердце?

– Летописец, – прогневался государь, – если бы я хотел послушать льстеца, что будет рукоплескать каждой моей мысли, я вновь созвал бы министров. Но я знаю тебя как прямого и честного подданного. Приказываю тебе, скажи мне все, что у тебя на уме!

– И все же, – настаивал Летописец, – не могли бы вы назвать мне области государственного устройства, где, по-вашему, все благополучно.

– Отчего же, – призадумался король. – Я вижу, в чем состоит твоя хитрость, но все же сделаю вид, что не заметил ее. Вот какими из своих решений я особенно горд!

И он перечислил поступки, которые считал мудрыми, указы, которые виделись ему прозорливыми, реформы, которые казались успешными.

Летописец выслушал короля, ни разу не шелохнувшись. Когда тот закончил, старый ученый извлек из складок своего балахона конверт и протянул его королю.

– Здесь изложены мои измышления о ваших ошибках, – просто сказал он. – Я получил их, сопоставляя ваши действия с тем, что творилось во времена наших предков. Признаюсь, не будь у меня моей летописи, я бы принял многие ваши решения за удачные. Но сама история склонила меня к иному мнению, и я от него не откажусь.

Король нерешительно взял конверт и медленно положил его на стол перед собой – так, как будто бы от этого клочка бумаги зависела его жизнь.

Летописец поклонился и оставил монарха наедине со своим приговором. Ибо в каждой его строчке осуждались именно те поступки, которые король считал мудрыми, указы, которые виделись ему прозорливыми, реформы, которые казались успешными.

Стояла глубокая ночь, когда разъяренный король ворвался в покои Летописца и потребовал от него объяснений за неудачную шутку. Тот покорно склонил голову.

– Государь, – ответствовал он смиренно, – вы видели, что я ничего не подделывал. Я принес конверт с собою и ни слова не написал во время вашей речи. То, как удивительно разошлись наши взгляды – лишь ужасающее совпадение. Я всецело доверяю вашей мудрости, однако в данной ситуации я вынужден настоять – летопись не врет. Вы в точности повторили упущения предшественников. Однако…

– Меня не заботят твои летописи! – вскричал король. – Да что ты знаешь об управлении государством? Ты всю свою жизнь копался в пергаментах и вдыхал пыль со страниц никому не нужных томов! От зловредных испарений ты и повредился рассудком! Откуда историку-недоучке знать о том, как принимаются важные решения?

Их спор продолжался еще долго, и наконец даже сдержанный обыкновенно Летописец разгорячился и позволил себе несколько резких высказываний. Король, никогда не отличавшийся великодушным нравом, тут же повелел бросить ученого в темницу.

Через неделю монарх навестил своего подданного в заточении и уже более спокойным тоном потребовал извинений. Летописец был обессилен. Его и без того не очень крепкое здоровье пошатнулось от негуманных условий содержания. Он пребывал в полубреде и говорил мало и бессвязно. Король прогневался еще пуще.

Покидая камеру Летописца, он как бы между прочим бросил через плечо:

– Я приговариваю тебя к казни, Летописец. Я вижу, что ты с самого начала желал мне неудачи и пытался саботировать мое правление. Иначе твою мерзкую записку никак не объяснить. Прощай.

– Постой, – сказал Летописец неожиданно ясным голосом.

Король невольно замер.

– Постой и услышь меня в последний раз. Я вижу следующее, – предрек Летописец. – Я вижу, как твоя земля утопает в раздоре и войнах. По ней потекут реки крови, и даже почва пропитается их водами и станет багровой. Я вижу, что на улицы выйдут алые волки с языками из огня, и ни одна душа не выдержит их пламенного взгляда. Я вижу туман, который накатит на королевство, как чума, и проглотит тебя, как последнего башмачника. И там, внутри тумана, ты посмотришь в глаза своим предшественникам и вспомнишь меня.

Воцарилось молчание. Старец обессиленно опустился на койку и склонил голову. Это последнее усилие дорого ему обошлось.

Король нахмурился.

– Казнить немедля, – отрывисто приказал он и вышел наружу.

Ключи

Принц замолчал.

– Все? – спросил я.

– Все, – пожал плечами он.

– Жутковато, – прокомментировал я.

– Твой родной отец, между прочим, – заметил Принц.

– Он как будто не дописал ее, – задумался я. – Прервал и бросил.

– Мне так не кажется, – покачал головой Принц. – Я понимаю его решение закончить новеллу так внезапно.

Я не знал, что ответить.

– Так что насчет ключей? – спросил Принц. – Нашел что-нибудь? Я бы с превеликой радостью покинул этот чудесный берег, но не уверен, что путь назад будет менее тернист. Если вообще будет.

– Мне очень тяжело прочувствовать такой неоднозначный материал с первого раза, – сознался я. – Я даже не представляю себе, что искать. Ты читал новеллу больше меня. Подскажи мне. Давай прочитаем ее еще раз.

– Твоя правда, – уступил Принц. – Давай думать сообща.

Но нам не удалось подумать, потому что за нашими спинами раздался дикий вой.

Мы вскочили на ноги и не сговариваясь посмотрели в строну леса. Звук пришел с нашего берега, в этом не было ни единого сомнения.

– Алая река предположительно из крови у нас есть, – мрачно сказал Принц. – Влажная земля – тоже. Остаются…

– Волки, – сглотнул я.

– Чудесно.

Я узнал этот вой – это были те самые жалобные крики, что пугали моих родителей с незапамятных дней. Подумать только, они всегда жили по соседству. И как только отец отпускал меня гулять одного? Он знал что-то? Он думал, что в такой близости от дома волки меня не потревожат?

– Что мы будем делать? – я прикинул расстояние до противоположного берега, но тут же отказался от этой идеи. Я не собирался купаться в крови.

– Ключи, – напомнил Принц. – Нужно думать быстро. Нужно думать правильно. Давай еще раз посмотрим на новеллу.

Он протянул мне листы. Я нехотя принял их и озадаченно посмотрел на текст, не совсем понимая, с чего следовало начать.

Волки провыли еще раз, и на этот раз им ответили с другого берега.

Я запаниковал.

– Прекращай озираться по сторонам, читай! – голос Принца вернул меня к действительности.

Я пробежал глазами по строчкам, быстро воскрешая в памяти все основные события.

– Все равно не возьму в толк, что я ищу, – пожаловался я.

– Я же объяснил, – огрызнулся Принц, сам погруженный в раздумья.

– Объяснил очень плохо.

Он так тяжело посмотрел на меня, что я на мгновение даже позабыл о волках под свинцовым давлением этого опустошенного, холодного взгляда.

– Ключи, которые свяжут кошмар с реальностью, – тут же процитировал я и поскорее спрятал глаза в новелле.

– Верно, – пробурчал Принц и вернулся в свои мысли.

Вой стал более частым и теперь раздавался все ближе. Думать становилось все труднее, но я с упорством утопающего хватался за соломинку непонятных слов. Что отец хотел сказать своим произведением? Могло ли наше с ним многолетнее знакомство пролить свет на его замысел или помочь мне обнаружить хоть что-то, что послужило бы ключом к нашей с Принцем свободе?

Я все еще не мог примирить отца, что жил в моей памяти, с этим необычным писателем. Как будто бы это были две самостоятельных личности, по ошибке занимавшие в разное время одно тело. Как сильно отец изменился после своего знакомства со Сказочником? Какую часть себя он позволял разглядеть мне, и сколь много из этого я соизволил увидеть?

– Почему она называется новеллой «О красной воде»? – спросил наконец я.

– Хм, – согласился Принц. – Казалось бы, этот образ появляется только в самом конце. Хороший вопрос! Возможно, ключ лежит в самой воде.

– Откуда ты знаешь, что ключ вообще есть?

– Этого никто не гарантирует, – улыбнулся Принц. – Но если бы твой отец не оставлял в своих произведениях путей к отступлению, он не дожил бы до твоего рождения. Он обязательно должен был упустить лучик света в пучине своего уныния.

Я вернулся к чтению. Я начал привыкать к постоянному завыванию, но сосредоточиться по-прежнему было трудно. Паника сделала мои мысли вязкими и неподатливыми, как воды багровой реки.

Что-то негромко щелкнуло. Я оторвался от чтения рукописи и увидел пистолет в руках Принца.

– На всякий случай, – пожал плечами он.

Хрустнула ветка. Еще одна. Из-за ближайших к нам стволов донеслось утробное рычание. Принц поднял пистолет пред собой. Я прижал рукопись к груди.

За деревьями что-то светилось. Багровое пятно плавно передвигалось за темными силуэтами голых деревьев, волоча рычание за собой.

Я боялся пошевелиться. Дуло пистолета в руках Принца провожало пятно по мере того, как оно обходило нас по широкой дуге, оценивало наше положение, подготавливало свою поджарую форму для броска.

– Бери вещи, – прошептал Принц, и я дрожащей рукой натянул плащ и подцепил кое-как сумку, закинув ее за плечо. Его собственная поклажа уже была на нем.

«Что дальше?» мелькнула мысль, но во рту у меня пересохло настолько, что я даже не попытался озвучить ее. Мне еще никогда не было так страшно.

Пятно перестало кружить, пятно замерло, но только лишь на мгновение – только лишь для того, чтобы внезапно сжаться и распрямиться в смертоносном прыжке. Волк вылетел из-за деревьев. Пуля Принца поймала его в верхней точке полета, и он грохнулся оземь неподалеку от меня. Он был багровым и испускал слабое свечение.

Я перекрестился.

Принц что-то прошипел сквозь зубы. Я проследил за направлением его взгляда и чуть было не упал в позорный обморок. Красные пятна были везде. Они медленно стягивались к нам, виляя между голых стволов. Вой прекратился, но теперь в нем не было надобности. Они нашли нас.

– Ведь они не охотятся в одиночку, – пробормотал я.

– Пойдем, – резко приказал Принц, и мы бросились вдоль берега. У нас по левую руку оставалась река, но какое преимущество это давало? Волки все равно могли отрезать нам все пути к отступлению. Но выбора не было. В лесу они не оставят нам ни единого шанса.

Мы бежали, иногда ныряя в чащу там, где лес отказывался отступать от берега, и тут же при первой возможности выскакивая наружу. Я старался не оглядываться на красные пятна, но знал, что они следуют за нами. Судьба товарища должна была их насторожить, и теперь им придется продемонстрировать осмотрительность. Возможно, в этом был наш шанс.

– Думай, – бросил Принц на ходу. – Думай о новелле!

Он пропустил меня вперед, надеясь прикрыть тыл в случае нового выпада. Я осознал, что одной рукой до сих прижимаю страницы к груди. Рукопись была безнадежно помята.

– Я…

Я что-то хотел сказать в свое оправдание, а мысли тем временем лихорадочно заплетались.

Что-то не давало мне покоя. Я был уверен в том, что разгадка лежала на поверхности. Я будто уже давно нашел ее, просто не мог вспомнить. Я хотел сказать это Принцу, но не успел.

Волк выскочил прямо перед нами. Его багровые лапы врезались в землю, вспахивая когтями податливую почву в попытке остановиться. Я замер в считанных дюймах от его оскалившейся пасти. Его злобные чернильные глаза заглянули мне прямо в душу.

Принц с криком оттолкнул меня и выстрелил прямо в оскалившеюся пасть. В тот же момент ко мне пришла разгадка, и пуля прошла сквозь воздух.

– Дальше! – крикнул Принц, увлекая меня за собой и обходя место, где мгновение назад багровый волк готовился к прыжку.

– Зачем? – воскликнул я недоуменно, вырываясь из его хватки.

Принц указал рукой на место, где недавно был волк.

– Их еще много! Их может быть бесконечно много!

– Но его нет! – закричал я, указывая туда же.

Настала очередь Принца недоумевать.

– Ты не видишь его, – сощурился он.

– Нет, потому что я нашел ключ, – объявил я. Сердце еще бешено колотилось в моей груди, но я чувствовал какую-то необычную легкость. Мне показалось даже, что река стала не такой алой, а деревья не такими черными.

– Ну же, – поторопил меня Принц.

– Их нет, – спокойно объявил я.

– Ты очень помог, – горько съязвил Принц.

– Нет, правда, – спокойно объяснил я. – Новелла кончается предсказанием. Верно?

– Верно, – пробурчал Принц, беспокойно озираясь.

– А значит, – подытожил я, – мы не знаем, сбылось ли оно или нет. Возможно, король осознал свою ошибку, и все вернулось на круги своя. Возможно, он раскаялся, и ужасная участь, о которой предупреждал Летописец, так и не постигла его королевство.

– Почему река все еще красная? – потребовал Принц. – Почему ты не видишь волков, но река все еще красная.

Я зажмурился, внушая себе, что все и вправду закончилось хорошо. Даже представил себе, что Летописца не казнили, а на следующее же утро после приговора восстановили в должности. Когда я открыл глаза, передо мной лежала туша убитого Принцем волка, а в стороне между деревьями мелькали красные пятна. Много красных пятен.

От досады я чуть не разорвал новеллу.

– Теперь его нет! – воскликнул вдруг Принц. И правда, тело волка на мгновение пропало, но затем вновь появилось на том же месте.

– Мы не можем просто пожелать, чтобы все исчезло, – сокрушенно сказал он. – Но должна существовать какая-то связь с остальным миром, что-то материальное, какой-то портал…

Волки окружали нас. Бежать было бесполезно.

Моя голова готова была лопнуть от перенапряжения. То есть была такая секунда, когда волк был виден Принцу, но его не видел я?

Или…

Что это было за место?

– Река, – просто сказал я.

Принц вопросительно посмотрел на меня.

– Река не всегда была алой. Вода не всегда была алой. Река несет свои воды в другие королевства и течет через все времена.

– Но здесь она алая, и воды ее не текут.

– Разве? – спросил я.

Мы оба посмотрели на гладкую поверхность реки и отметили про себя, что она немного волнуется.

– Река переживет Летописца, река переживет короля и будет течь, пока русло ее не высохнет, – продолжал я. – Лес стоит и все видит, почва все принимает и все помнит, а река… река утекает.

– И что же ты предлагаешь? – спросил Принц.

Я пожал плечами, снова зажмурился и шагнул прямо в реку крови, не выпуская новеллу из рук.

По ту сторону новеллы

Мы очнулись на туманном берегу. Я лежал на спине и смотрел в небо. Принц уже пришел в себя и раскладывал на траве наше имущество. Мимо нас проносилась река, неся свои чистые и прозрачные воды.

– Ничего не промокло, – констатировал Принц, увидев, что я открыл глаза.

– А новелла? – спросил я.

– Ее больше нет, – отрезал он. – Но мы не промокли. Бумаги не промокли. Одежды тоже.

– Это же замечательно, – рискнул я.

Принц закатил глаза.

– Ты не находишь это обстоятельство странным? Позволь напомнить, что мы только что искупались в реке крови.

– Ты помнишь что-нибудь? – спросил я тогда.

Он покачал головой.

– Ничего, даже как прыгал. А ты?

– Помню, что прыгнул.

Делать было нечего. Мы двинулись дальше, кое-как угадав направление по компасу. Принц уже ни в чем не был уверен. Он сказал, что далее река изгибалась, и теперь мы должны были пересечь небольшой участок леса вверх по ее течению и снова увидеть ее воды.

Скоро наступил вечер, и мы поняли, что наше недавнее приключение заняло большую часть дня. Оставалось надеяться, что период нашего беспамятства захватил только несколько часов и не перескочил целую ночь. В противном случае страшно было подумать, что мы провели без сознания хоть сколько-нибудь значимый промежуток времени.

Привал был безрадостным и молчаливым, а следующий день выдался на редкость непогожим. Моросил дождик, и редкие его капельки то и дело пробивались сквозь плотные редуты листьев и падали на наши капюшоны. Боясь, как бы не грянул ливень, мы поспешали.

Сквозь паутину веток мы видели, как жидкие тучи затянули небо, а солнце сдавленно пытается пробиться сквозь их пелену. А где-то внизу знакомая дымка тумана медленно и неотвратимо заключила нас в свои объятья.

Мы двигались катастрофически медленно, каждый шаг давался нам с неимоверным усилием, ноги словно налились свинцом. Мы были угнетены и рассержены на судьбу.

К этому времени я окончательно сбился со счету. Память подводила меня, и я никак не мог сосчитать, сколько же дней мы находились в пути. По моим расчетам, мы вот-вот должны были добраться до туманной долины, но то был голос моей усталости, и я старался его заглушить, настраиваясь на продолжительное путешествие. Принца я предпочел не тревожить, храня угрюмое молчание.

Мы продолжали шагать под моросящим дождем, который, слава всевышнему, снисходительно ослабевал.

Ближе к вечеру я, к своему раздражению, обнаружил в моем спутнике первые признаки отупелого отчаяния, да простит мне Принц эту резкость. Он доказывал мне, что мы еще сможем преодолеть милю-другую, и я послушно плелся следом – я был слишком измотан погодой, чтобы возражать. Мы берегли воду, но с каждым днем за нее становилось все тревожнее. Принц был уверен, что мы с минуты на минуту снова набредем на лесную реку, а там недалеко и до долины. Мы были все ближе, уверял он. Но день прошел – а реки все не было.

Завтра, говорил Принц. Мы еле идем, говорил Принц, и я слышал в его словах упрек. При нормальном темпе мы уже достигли бы реки. Завтра мы все наверстаем.

Я не думаю, что мы прошли даже запланированную милю, прежде чем рвение Принца окончательно потухло, и он в изнеможении привалился к стволу какого-то древнего дерева, раскинувшего свои призрачные корни сквозь завесу дремучей чащи.

На лес опускалась ночь.

И без того сумрачный свет превращался в беспросветную тьму, нарушаемую только звездами и луной. Солнечный свет еще нехотя задерживался где-то наверху, но вскоре и он был обречен умереть.

Мы сделали привал на влажной земле, кое-как устроившись на ночь промеж массивных корней. Дождь был несильным, но настойчивым, так что сухих веток на костер было не сыскать. На ужин пришлось довольствоваться чудом не отсыревшими лепешками и глотком драгоценной воды из фляги.

Веки предательски смыкались сами собой.

Я едва мог различить собственные руки в кромешной темноте, но знал, что туман уже здесь – я кожей чувствовал его липкий бархат.

Господи, как же я хотел спать.

Я закрыл глаза.

Наконец-то…

Что-то было не так, что-то было неправильно.

Во-первых, туман. Даже самый густой туман не может быть таким тяжелым. Может быть, глубоко в лесу только так и бывает? Интересно…

Во-вторых… Что же еще меня гложет?.. Нет, не могу вспомнить.

Наверное, всякий хоть раз в жизни ощущал сладость, с которой усталый путник отдается милосердному сну. Вас мучает какая-то непостижимая мысль, какое-то незаконченное дело, неясный вопрос. Вот еще чуть-чуть, и вы доберетесь до сути, вы вспомните. И тут внезапно вы осознаете, что все ваши усилия, все ваши тщетные попытки поймать какого-то неясного призрака нелепы и даже глупы, что настоящая правда, конечная истина таится там – за вратами сознания. И вы с тихим триумфом отпускаете себя, мягко погружаетесь в мерное течение грез. Прощай, так и не родившийся вопрос, прощай, нерешительная мысль. Ваше место там, по ту сторону, среди суетливых фантомов; здесь, в царстве покоя и правды, вы больше не нужны. Как? Разве призраки умеют стучать в двери? Разве призрак может заглянуть в окно, поскрестись своими туманными когтями о стекло? Ах, да, вы вспомнили. Теперь вы знаете. И что с того? Что с того, что в неприступную крепость вашего блаженства пробилась одна надоедливая тень?

Наступает время настоящего триумфа. Если бы вы могли – право, а вы можете все – вы бы расхохотались. Завтра! Вы говорите ей волшебное слово, и она покорно уползает прочь. Завтра! Я вернусь к тебе завтра, я не забуду, я вспомню про тебя, мысль. Приходи потом! А пока – скорее, скорее, в объятия грез.

Бьюсь об заклад, что в такие моменты на лице человека играет умиротворенная улыбка, как будто он уже переживает самый приятный на свете сон, в котором непринужденно и естественно сбываются все его мечты.

И я заснул, прогоняя кричащего мне вдогонку призрака. Дозор? Да и черт бы с ним. Разве встретишь грабителя в такой глуши. Да и чего у нас воровать, кроме пресных лепешек да пустых фляг? А волки остались далеко позади вместе с потерянной новеллой. Волки…

Принц, Принц предостерегал меня – нам нельзя спать одновременно, ни в коем случае. Я помнил. Но где здесь логика? Где здесь разум, расчет? Он наверняка имел в виду первые дни нашего путешествия, ибо чего нам бояться в самой чаще недружелюбного леса, кроме самих себя. Ну и пусть сейчас моя очередь дежурить, что с того? Сам Принц ничуть не лучше меня – небось, уже видит девятый сон.

Конечно же, я заснул…