Спустя двадцать минут после завершения бойни тишину нарушил звонок во входную дверь.
– Доставка пиццы!
XXIV. Ритуальная расстановка декораций
Сталкиваясь с чем-то странным, неизвестным или потенциально опасным, человек волен выбирать, убежать ли ему, застыть или вступить в конфронтацию. И жизнь его напрямую зависит от того, насколько правильно он выбирает в каждой конкретной ситуации.
Доктор Гетбеттер, выдержки из лекций
– Узи хлещет будто плетка.
– Заткнись.
– Я проверяю ее глотку.
– Стяни ебло, умоляю.
– Все мои друзья – уебки.
– Ты хочешь получить грязным носком в лицо?
– Я реальный, это… Нет, не хочу. Держи свою физиологию подальше от меня.
– Тогда молча. Открой сайт. И покаж, какие у них есть пиццы. Или этот носок станет лучшим другом твоей башки.
– Ладно, смотри. Советую вот эту, гриль.
– Окей, теперь я знаю, какую не буду брать. За сколько они доставят?
– Ну хз, именно эти – где-то за час, наверное.
– До боя полтора часа, норм. Короче, я беру вот такую… Так, все, вроде заказал!
* * *
– Ну чо, сколько там еще ждать?
– Да с полчаса, наверное. Я тут подумал…
– Зря.
– Я тут подумал, а чем ты будешь запивать свою пиццу?
– У меня в холодильнике дюшес томится.
– Чувак… Как бы это сказать… Я его, типа, утомил уже. Днем.
– Ах ты ж ебаный ты обсос! Тебе впадлу было самому купить?!
– Ну ты же знаешь, как бывает: идти в ларек ломает…
– Еще одна цитата из “Ублюдков”, и ты будешь до конца жизни ссать через трубочку. Метнись в магаз.
– Ну лан. Взять тебе еще что?
– Возьми шоколадку какую.
– Окей. Слышь, а велик свой не дашь погонять? А то что, ты зря его перевез что ли.
– Ай, задолбал, я тоже пойду, прокачусь на велике.
– Так может сам съездишь по-бырому?
– Пацан, ты, походу, не понял. Ты идешь за колой. Я иду кататься. Погнали, пока еще успеваем до доставки.
* * *
М. и А. быстро и решительно направлялись к ночнику – один недовольно топал пешком, хлюпая кроссовками по грязи, второй издевательски описывал вокруг него большие круги на велике. Когда А. надоедало ездить по окружности, он ехал рядом с Максом, но медленно, чтобы не обгонять пешего.
– Скажи, велик – это круто?
– Велик – это круто.
– Ты какой-то неискренний.
– Потому что ты провоцируешь. Не, я не спорю, велик – это круто. Но машина была бы еще лучше.
– Машина – это дохера дорого.
– Зато в машине можно жить.
– Хз, а квартира тебе нахера? Ты что, псина – на улице жить?
– Ну чисто как вариант. Прикинь, у тебя нет дома, но есть тачка. Что тебе по факту надо? Бабки, документы, немного шмоток, ноут, пара мелочей. Все! Интернет можно вылавливать в общественных зонах, есть готовую еду или покупать разогретые полуфабрикаты, принимать душ – в общественных душевых, я как минимум штук семь знаю, спать на разложенных сиденьях, бухать и снимать женщин прямо на месте, зимой греться от печки в салоне, летом врубать кондер. Вряд ли на бензин уйдет больше, чем на оплату аренды и коммуналки.
– Окей, можно. А нафига?
– Да так, если захочется попробовать что-нибудь новое, или если будет напряг с деньгами.
– Ага. Ты только тачку для начала купи.
– Будут бабки – будет и тачка. Паркуйся, вот магаз. Я же говорил, что тут десять минут.
– Блэт, надеюсь, я купил нормальный замок.
– Ты не шаришь, как это работает.
– Ты шаришь в великах лучше меня?
– Я шарю в психологии. Никто не будет пытаться угнать велик на замке, какой бы там замок ни был.
– Ладно, убедил.
– Кроме вон тех бухих типов.
– Ненавижу тебя.
* * *
– Иди быстрее, у нас десять минут до доставки.
– Бля, может просто не надо было так долго мороженое выбирать, м?
– Может просто не надо было пиздить у меня дюшес, мм?
– Ладно, забей. Мы успеваем, все ок.
Когда парни повернули из-за забора, отделяющего частный сектор от сквера, М. вздрогнул и отшатнулся. Прямо у конца забора стоял, прислонившись к дереву, высокий и неподвижный мужик в черном пуховике. Уже оставив его позади, М. оглянулся. Мужик не подавал виду, что заметил их, он просто дальше стоял и смотрел куда-то через дорогу, на железнодорожные пути и станцию.
– Эй, ты че там тупишь? Шевели батонами!
М. встряхнул головой и молча возобновил прежний темп ходьбы. Через полминуты у А. зазвонил телефон.
– Фак, ты же говорил, что через час!
– Ващет я сказал “примерно через час”. Улавливаешь разницу?
– Ало. Ага, это я… А, вы уже подъехали? Понял, есть маленькая просьба, вы не могли бы подождать минуту-две, я сейчас на велике подъеду. Ага, спасибо! Скоро буду.
– Ну, теперь вали.
– Ты только ключи дай мне.
– А нафига? Я через пять минут подойду, открою. Пицца так быстро не остынет, не ссы.
– Лан, хрен с тобой. Все, я погнал.
– Давай. Попутного ветра тебе в харю!
Последней фразы А., возможно, уже не услышал – он и правда поехал резко и очень быстро, и через двадцать секунд скрылся из вида. М. вздохнул и достал из кармана телефон – он хотел записать голосовое сообщение кое для кого, пока просто идет без дела. Как вдруг…
* * *
А. уже успел доехать, забрать пиццу, расплатиться и нарезать восемь кругов по двору, а М. все не было.
Опаздывает на пять минут.
Десять.
Пятнадцать? Нет, это уже какая-то хрень.
А. оставил пиццу на скамейке у подъезда и быстро поехал вдоль той дорожки, которой они шли в ночник и которой М. должен был уже давно вернуться. Как-то внезапно начался дождь, и улица совершенно опустела. А. доехал до того места, где оставил друга, но не нашел его. Медленно он ехал вдоль дорожки обратно, разглядывая все на своем пути и стараясь успокоить себя очередью простых объяснений. Вернулся в магазин, потому что забыл что-то важное. Встретил знакомого… перешел на другую сторону улицы, медленно шли, болтали, А. не заметил их на обратном пути. Внезапно за что-то приняли менты? Свернул не на ту улицу? Кстати, о поворотах не туда…
А. подъехал к повороту на узкую улочку, на которую он раньше не обращал внимания, только знал, что она длинная, там сплошь частные дома, некоторые заброшенные, и она уходит куда-то вправо, к холму на краю города, за которым с одной стороны – все та же железка, что и тут, а с другой – речка и поле, а за ним уже и лесополоса.
А вот это уже кое-что знакомое.
На тротуаре, в грязи и заливаемый дождем, лежал знакомый телефон. А. слез с велика и поднял телефон – на экране горел таймер голосовой записи, двадцать шестая минута.
Медленно и с опаской А. остановил запись, сохранил ее и перемотал в самое начало. М. только поздоровался со своей бывшей, когда с записью произошло что-то странное и жутковатое – звуки выцвели и стали словно холодными и заторможенными, голос М. дернулся и затих, раздался звук упавшего телефона, затем откуда-то взялись медленные и гулкие удары сердца, которые прервал оглушительный звук грома и шум начавшегося дождя. Потом несколько секунд все молчало, но вскоре тишину прорезал шепот, призывающий идти за ним. Еле слышно прозвучали звуки шагов – так хлюпали по грязи кроссовки.
А. застыл в ужасе и недоумении. Какого потустороннего хера тут произошло? Почему на записи был гром, которого он, находясь метрах в пятистах, не слышал? Как дождь здесь мог начаться на двадцать минут раньше, чем у их подъезда? Что вообще теперь делать?
Но А. был недостаточно умен для того, чтобы не сунуть телефон М. в карман и не пойти медленным шагом по улице, о которой он знал только то, что она длинная, частная и отчасти заброшенная. А. не любил фильмы ужасов и не дал им шанса научить себя, чего не стоит делать, если ты попал в один из подобных сюжетов.
В этом сюжете ему уже стоило бы бежать прочь как можно быстрее, как можно дальше, по пути вызвать милицию, выкинуть телефон и убраться из города. Так, просто на всякий случай.
XXV. Архитектор. Деконструкция и искупление
…The hidden variable that all that is, is art
And when I close my eyes, I see eternity as a story
A god imagined the god that imagined me
And I am god, and so on…
Eyedea – Color My World Mine
– Как насчет небольшого перерыва? Мне уже даже гласные трудно даются.
Мой собеседник согласно кивнул, хотя по нему не было заметно, чтобы довольно долгая история хоть сколько-нибудь его утомила. Сейчас он уже сменил облик старца на, судя по всему, более подходящий и удобный – мужик неопределенного возраста в шерстяной рубашке в клетку. Признаться, так было удобнее и мне – легче представить, что напротив сидит просто человек, и это меньше отвлекает от истории. Любопытно, что он имел в виду, когда сказал, что второй ее рассказчик – один из героев? Как это вообще возможно?
– Ты поймешь в нужный момент. Тебе предстоит столкнуться с такими невозможными вещами, что со временем ты просто перестанешь удивляться.
– Я-то думал, что ничего удивительнее встречи с творцом вселенной мне уже не обломится.
– Позволю себе метафору, надеюсь, ты на нее не обидишься. Ты сейчас – как орангутанг, к которому в ходе эксперимента подключили человеческий когнитивный аппарат, и он только что узнал о существовании доставки жареной курицы, но еще даже не подозревает, что ему придется стать тем, кто объединит квантовую механику и общую теорию относительности.
– Как… многообещающе.
– Поверь, у тебя будет много времени, чтобы уложить все в голове. Однако, как я уже говорил, ты можешь ошибиться, не сделать то, что должно, и тогда судьба твоя незавидна.
– И как же мне понять, что нужно сделать, чтобы избежать такого исхода? Почти уверен, что ты не скажешь этого прямым текстом.
– Вовсе не важно, будешь ты это знать или нет, все случится так, как случится, и в то же время – иначе. Разница лишь в том, в какой точке и на каком цикле окажется лично твое восприятие.
– Разве можно одновременно и сделать что-то, и не сделать?
– Так ведь это обычное дело. Ты не замечаешь разветвления событий лишь потому, что любые другие исходы, отличные от тех, что ты помнишь, уже не твои – точнее, тот ты, с которым все было по-другому – это уже не ты.
– Сложновато. Та метафора не просто так была о физике?
– Вот видишь, что-то ты уже смутно понимаешь. Ладно, что, если я скажу, что твое желание покинуть мою вселенную и создать собственную не так уж и невозможно?
– Тогда я спрошу, зачем тебе мне об этом рассказывать.
– Затем, что я так возвращаю долг кое-кому. И затем, что я уже об этом рассказывал, и ты уже это сделал, просто не совсем здесь.
– В другом развитии событий?
– Бери выше.
– Мозг уже не дотягивается.
– Ничего удивительного. Ты же еще орангутанг, не забывай. Но все же, если бы тебе удалось создать собственную реальность… Какой бы она была? Только пожалуйста, давай мыслить чуть шире твоих мелких заморочек с роковыми художницами.
– Ты хочешь знать, как бы я изменил устройство мира? Людей?
– Да, пожалуй, более фундаментальные вещи для тебя были бы не столь очевидны и интересны. Ты ведь столь многим недоволен в людях и том, как они живут свои жизни. Так как же их изменить, как принести во вселенную мир и гармонию, как достичь счастья для всего живого?
Я задумался, поставленный в тупик такой серьезной задачей. В голове мелькали обрывки мыслей на эту тему, когда-то серьезно застрявшую в списке “то, что часами не дает уснуть, требуя решения”. Бог не преминул ухватить каждую.
– Подчинишь всех своей воле – отлично, только это будут уже не люди, это будешь ты, и все это фактически равноценно геноциду. Что, скажешь, они будут жить полноценно, просто не смогут причинить друг другу боль? Если такое намерение зарождается, но подавляется извне – это тюрьма, которая рано или поздно сломает психику подавляемых, если оно не зарождается вовсе – значит, образ мышления у всех фундаментально станет один, а это уже смерть самой личности. Установишь в мозги максиму “не делай другим того…”? С убийствами, воровством и прочими крайними проявлениями конфликтов это сработает, но остальное – все, что не регулируется законом, не сведено к точной букве этических норм, все морально субъективное – это останется. Да, боли и ненависти станет меньше, но преступления питают лишь малую часть общей боли всех людей, понятие конфликта куда более фундаментально и всеобъемлюще. Что еще? Каждому объяснишь свою идеологию, максимально подробно, на молекулярном уровне, доведя до точки, когда нельзя не согласиться с ней, потому что это уже биология и физика? Многие и правда согласятся, станут более эмпатичны, поддержат твои начинания и начнут изменять свой мир. А что с остальными, несогласными – в печь их? В лагеря, перекраивать мировоззрение? Может быть, ты сделаешь так, чтобы каждый чувствовал то же самое, что принесут его действия другим: чужая радость откликалась бы своей радостью, а чужая боль – своей болью? Неплохо, но откуда уверенность, что страх боли остановил бы всех и каждого, и что уже потерявшие что-то в первую очередь пытались бы сохранить оставшееся, а не возвращали бы удар, как и прежде? Эта спираль ненависти продолжила бы вращаться. Создашь для каждого собственный мир, где все будет так, как хочется человеку? Любопытно, что ты об этом думал, но отбросил этот вариант – ведь тогда каждый был бы, по сути, одинок, хоть и не знал этого. И, что еще важнее, остановился бы в развитии, ведь мир рожден его разумом, а новой информации в разум уже не поступает, и человек просто не может пережить в этом искусственном мире что-то, о чем еще не знает, и уже не узнает. И налаживание связи между этими личными райскими садами для обмена информацией тоже не прокатит – поля приложения знаний, то есть личные миры, все больше бы различались, и из-за этой разницы что-то бы точно не работало, внося все больше хаоса в систему, пока реальный физический мир постепенно превращался бы в кошмар наяву. Станешь править страхом, когда каждый человек в мире будет знать составленный тобой моральный кодекс, как и знать, чем грозит непослушание, как и точно знать, что ты всевидящий – классическая концепция бога как она есть. Но, во-первых, сработает только в том случае, если ты и правда будешь ежесекундно наблюдать за абсолютно всеми одновременно, иначе разок что-то упустишь, это сойдет с рук, а дальше коммуникация между людьми сделает свое дело. Во-вторых, даже если всевидящий – разве жизнь в постоянном и абсолютно обоснованном страхе смерти из-за ошибки, случайности, горячности и так далее – это полноценная жизнь? Скорее тюрьма, как и автоматическое подавление конфликтов. Еще варианты? Постоянное вариантное разветвление вселенной с возможностью осознанного выбора подходящего варианта? А откуда уверенность, что ты как раз не живешь в “плохом” варианте, который кто-то не выбрал? Полная прозрачность жизни каждого человека в обществе потребления? Не убирает конфликты. Генная и нейрохимическая инженерия? Не убирает конфликты. Связывание всех при помощи объединяющей энергии, унификация, коллективный разум? А как же индивидуальность, которая и делает тебя живым, как тебе, должно быть, кажется? Что же ты предлагаешь им, что ты собрался строить на руинах неугодного тебе нынешнего мироустройства? Какой будет эта твоя рукотворная вселенная, и чем она будет лучше моей?
Он прав, каждый вариант был в чем-то неполноценен. Но откуда берется эта дефективность, что их все объединяет? А, ну конечно же!
– Так-так. Вот это уже интересно.
Я взглянул на своего собеседника иначе, и он, казалось, был даже несколько растерян, виновато улыбаясь и разводя руками.
– Ничто не берется из ниоткуда, не так ли? В основе каждой твоей концепции лежало предположение, что ты останешься собой.
– Но нельзя подумать о том, чего не знаешь? Не может быть такого множества, которое включало бы в себя то, что оно в себя не включает. Значит, такому множеству для начала необходимо стать частью каждого прочего множества… И задуматься, нет ли чего-то за пределами множества всех множеств.
– Скорость мысли орангутанга выходит на первую космическую. Он ставит под сомнение компетентность своих создателей. Он приходит к вопросу о человеческом боге. Он косится на лабораторных мышей. На аппарат наделения сознанием. На мышей. На аппарат.
– Значит, так все работает? Это и есть настоящее равенство? Если так, то все довольно… жутко.
– Не задирай нос и не думай, что ты понял самое главное. Аппарат для объединения всех множеств еще нужно придумать, а у твоей истории два рассказчика.
– Вот сейчас опять сложно.
– Еще бы. Сейчас два важных момента. Первый: приготовься, что твоя история перестанет быть просто историей, и закончится очень неожиданно, и твое восприятие навсегда изменится, потому что ты близко подошел к точке невозврата. Второй: ты что-нибудь слышал о багряных грезах или пространстве вариантов?
XXIV. Ворон 2. Deeper into the woods
Ты проделал путь в миллиарды лет
И пришел оттуда, где яркий свет
Озаряет землю издалека
Рассказать нам то, что наша гибель так близка
Digimortal – Много лет спустя
Павший да восстанет.
Я с трудом поднялся, зажимая ладонью еще кровоточащую рану в горле. Другая, на животе, уже затянулась, но в том месте, где в мое тело вошла пуля, все еще оставалось неприятное ощущение, вроде легкого сквозняка и холода.
Нет, я никакой не бог и даже не сверхъестественное создание – я просто существую немного на другом уровне по сравнению с теми, кто находится в этой комнате, поэтому они не могут по-настоящему убить меня.
Что мы имеем в сухом остатке? Трое мертвы, один временно нейтрализован, в одной из стен сияет фиолетовый портал. Что мы знаем? Мы все, кроме Чужого, живем в одном мире, но в разное время. Сейчас мы находимся во времени Аватара. Здесь недавно была странная гроза, во время которой сюда переместились остальные четверо. Аватар, Видок и Ловец ничего не знают о причинах, последствиях и вообще природе своей связи. Через примерно год от нынешнего времени должно произойти небольшое событие, в котором они трое будут участвовать, и это событие неминуемо приведет к катастрофе всемирного масштаба. Чужой – гость откуда-то из другого места, и его цели пока совершенно непонятны. Возможно, повлиять на будущее в большей степени может Аватар, но как это сделать? И как оживить этих троих? И стоит ли, ведь есть вероятность, что с их смертью что-то в судьбе мира изменилось, и никакой катастрофы не произойдет? А, и что это за хренов портал в стене, и куда он ведет? Ну, узнать прямо здесь и сейчас я могу только последнее.
Я подошел к порталу и попытался всмотреться вглубь него, но все, что я там увидел – нечеткие силуэты и неподвижный серый пейзаж, но все было так размыто и далеко, что ничего точного о месте по ту сторону сказать было невозможно. Ладно, проверим окружение. Подобрав с пола кочергу, которой недавно орудовал Ловец, я осторожно просунул ее в портал, стараясь держать инструмент легко, чтобы быстро отпустить его, если вдруг что-то на той стороне рванет кочергу на себя. Но ничего такого не произошло. Вскоре мне удалось нащупать поверхность – это была почва, судя по тому, как мягко она поддавалась прощупыванию. Я извлек кочергу и оглядел ее – на крюке были оранжевые и красные листья. Значит, это парк или лес, и там тоже осень. Более того – это наш мир или мир, очень похожий на наш, раз там растут такие же деревья.
Вдруг я почувствовал чей-то взгляд и резко обернулся. Позади меня, на ковре, залитом кровью, лежала рысь. Ну-с, это явно лес, а не парк. Рысь смотрела на меня своими огромными глазами и лизала окровавленный ковер.
– Привет, красотка. Как оно там?
Рысь повела пушистыми ушами и тряхнула головой.
– И почему я постоянно забываю, что животные не разговаривают?
Повернувшись обратно к порталу, я положил кочергу на пол и нерешительно просунул в потустороннее отверстие руку. На той стороне было свежо, прохладно и дул легкий ветер – вроде ничего страшного, пора попробовать туда пролезть. Хотя нет, есть идея получше.
Я подошел к трупу Видока и достал из кармана его байки телефон – какой-то навороченный смарт с крутой камерой. Это мне и было нужно. Включив режим видео, я вернулся к порталу и просунул руку с телефоном туда, медленно поводил из стороны в сторону, чтобы не случилось расфокуса, потом сделал это еще раз, наощупь увеличив зум, и достал аппарат обратно в наш мир. На видео не было ничего, кроме обычного осеннего леса. Рысь наблюдала за всеми моими действиями с помесью любопытства и лени, но уже не лизала ковер, а периодически косилась на разбросанные по комнате трупы. Я точно помнил, что рыси – не падальщики, и тела троицы должны быть целыми к моему возвращению – если я вернусь – но оставлять их наедине с животным было все же рискованно, так что я щелкнул пальцами, привлекая внимание кошки, и указал на червоточину. Рысь вскочила с ковра и мягкими крадущимися шагами направилась туда, остановилась на секунду, обнюхала края портала и, наконец, скрылась за его туманной и переливающейся границей.
За ней последовал и я.
* * *
Какое-то время я просто шел по лесу в поисках чего-нибудь необычного, несколько раз – когда мне казалось, что рядом кто-то есть – замирал, после чего тихо крался, пока не убеждался, что вокруг действительно ни души. Но через какое-то время, когда я уже начал задумываться о том, что занимаюсь чепухой и нужно бы возвращаться к порталу, впереди между деревьями отчетливо промелькнула человеческая фигура. Двигаясь очень осторожно, я вышел ему за спину и тихо пошел следом. Чем дальше, тем силуэт впереди меньше напоминал человека – казалось, он не был здесь на самом деле, будто это лишь отголосок кого-то, кто однажды прошел здесь.
Я шел за этим отголоском, эхом, гостем – кем угодно, но не человеком – сквозь лес, держась примерно в метрах тридцати от него и стараясь ничем себя не выдать, потому что понимал – он наверняка приведет меня к ответу на какой-нибудь из вопросов. Не знаю, на какой именно, но это было очень важно, и нельзя было упустить такую возможность увидеть новую деталь картины, в которой я оказался.
Путник дошел до большой поляны, которую сплошь изрыли толстые черные корни, где-то выходящие на поверхность и вновь скрывающиеся в толще почвы. Это место казалось отравленным чем-то, зараженным странной гнилостной болезнью, оно словно разлагалось, но при этом и было в каком-то смысле источником жизни леса – жизни потусторонней, извращенной, но все же жизни. В центре поляны сверкал черными водами пруд, настолько идеально круглый, что он казался чем-то искусственным. Отголосок подошел к самому берегу и склонился над водой. Я остановился у границы поляны, внимательно наблюдая за его действиями, пытаясь не упустить ни детали.
Впрочем, то, что произошло, было бы очень трудно упустить из виду.
Отголосок выпрямился и шагнул в воду. Точнее, он шагнул по воде, если это, конечно, была вода. Когда он дошел до середины пруда и остановился, над ним возникло бледно-зеленое сияние, его рука метнулась к собственной шее, но другая ее перехватила. Человек упал на колени, все так же оставаясь на поверхности воды.
А затем из глубины раздался голос – низкий, гулкий и словно сплетенный из десятка разных голосов, вещающих почти в унисон.
– Нас так легко не обмануть. Ты долго шел сюда – лишь для того, чтобы сейчас сгинуть в пучине, так никуда и не вернувшись. Ты лишь очередной глупец, потерявший в циклах, поверивший, будто сможет подчинить судьбу. Добро пожаловать в забвение, неприкаянный.
Отголосок, изо всех сил сопротивляющийся собственной хватке, захрипел от напряжения.
– В этот раз тебе придется выползти из своей раковины, хранитель. Потому что, если ты не убьешь меня быстро, за мной придут другие.
Сразу после этих слов произошло несколько событий, которые я успел лишь заметить, но не имел ни единой возможности предотвратить:
Жидкость, на которой стоял отголосок, вспучилась, будто из глубины что-то поднималось на поверхность, и через секунду рядом с ним возник темный силуэт, будто сотканный из темноты на самой глубине океана.
Жуткий порыв ветра пронесся по лесу, в одно мгновение сорвав всю листву с крон и повалив или сломав мелкие деревья. Тот же порыв сбросил капюшон с головы того, кто привел меня сюда.
От пруда в центре поляны дохнуло жаром – должно быть, лишь далеким эхом жара преисподней, но этого все равно было достаточно, чтобы я отшатнулся с криком боли – адский ветер опалил мое лицо, не оставив на нем ресниц и бровей.
Чужой поднялся с колен и расхохотался, глядя на хранителя.
– Сюрприз, придурок! Ну и кто теперь на каком цикле сюжета?
Теперь роли изменились – Чужой держал врага за горло, и тот, кто несколько секунд назад угрожал ему забвением, теперь медленно истончался и исчезал в этой хватке, словно его выпивали досуха. Когда он окончательно исчез, новый хозяин дремучих вод склонился над своими владениями, все еще не замечая меня.
А я тем временем потерял сознание, свалившись в какую-то лужу за огромным валуном.