Za darmo

Не время для человечности

Tekst
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Часть пятая. Одиссея подходит к концу

Номер седьмой. Код – 212. Классификация: похищение, реален-реален, параллельно. Впервые появляется трактовка, подразумевающая наличие некой мыленной способности, позволяющей манипулировать реальностью. Например, чтобы в последний момент сбежать от похитителей в другой вариант развития событий, потеряв при этом память о случившемся, как итог – все повторяется снова. Повторение циклов – бесконечно. Порядок прямой и обратный.

Отрывок из неизвестной ночной телепередачи

Интро

Сколько ни напиши, всего себя в буквы не вложишь. Сколько ни скажи, эффект будет тот же. Как же человек может выразить то, что не может показать? И зачем люди это делают, чего они хотят этим добиться? Что такое они делают, когда… Я презираю и не выношу иносказательности, но иногда она – единственно доступная форма искренности.

Из частной переписки неизвестного автора с его возлюбленной

– Кто ты и откуда взялся?

– Забавно, но я хотел спросить у вас то же самое.

– Ты не в том положении, чтобы задавать вопросы.

– С другой стороны, вам, кажется, не удается получить нужные ответы. Будем и дальше перетягивать одеяло каждый на себя?

– Зависит от тебя. Мы готовы сотрудничать.

– Вот и замечательно! Для начала, я хотел бы получить гарантии, что меня отпустят, когда я все расскажу.

– Ты их получаешь.

– Слова – это не гарантии. Предлагаю такие условия: за каждый рассказанный мной фрагмент вы отвечаете на один мой вопрос, любой. Я могу пересказать вам десять фрагментов, девять из них – устно, а последний, без которого вы не поймете смысл остальных – в сообщении, которое оставлю в условленном месте после того, как меня отпустят.

– А откуда нам знать, что последний не будет липой?

– Ниоткуда. Но, раз уж вы нашли меня один раз, сможете найти еще раз, так что обманывать не в моих интересах.

– Ну хорошо, мы согласны на твои условия.

– И попросите свою коллегу не выкручивать мои руки так сильно. Это не слишком удобно.

– Дельта, хватит!

– Благодарю. Итак, вот первый фрагмент. Слушайте и записывайте.

“Из чего состоит человек? Кожа, мясо, кости, кровь. Мысли и функции, звания, титулы, положение, связи и действия. Буквы, слова, предложения, абзацы, главы, рассказы, сборники, романы, собрания сочинений. Вдохи и выдохи, вздохи, стоны, всхлипы и зевки, кашель, смех, плач, крик, молитва, песня. Тишина. Стены и клетки, удары, лезвия, пламя и металл, чернила, пыль, кровь, зеркала, пороги и двери. Взгляды и отводы глаз, улыбки, дрожь, блеск и сияние, тепло, кожа, волосы, запахи, касания и остальное. Вопросы, ответы, поиск и страх, надежда – о, ну конечно – эта чертова надежда. Контекст и образы, тени на страницах и лица за именами, отражения прошлого, настоящего и будущего. Взгляд сквозь себя и прямиком в небо. Падения, долгие, медленные падения, кажущиеся нескончаемыми. Приземления, взлеты. Попытки и апатия. Чувства, эмоции, желания, склонности, порывы, сомнения, мечты, принципы, решения, убеждения, странности и отклонения, свойства, характеристики и параметры. И куча чего еще.

Как можно начинать что-то делать? Что происходит в этот самый первый момент, момент озарения, созидания, окончательного решения, что за искра мелькает в мозгу – и в мозгу ли? Как можно начинать что-то делать, если знаешь, что этому придет конец?

Как можно прекращать что-то делать? Где тот самый момент, когда все начинает умирать, когда что-то пропадает, угасает, медленно приближаясь к концу, что становится последней каплей? Как можно прекращать что-то делать, если это когда-то началось?

Начинать бессмысленно, а прекращать – противоестественно. Каждая клетка тела рационально противится началу чего-то нового и болезненно сопротивляется его же завершению.

Слова так пластичны и их так много, что я могу составить из них любой узор. А могу ли я своими словами что-то изменить? Могу ли я повлиять словами на что-то? Могу ли я с их помощью изменить мир или хотя бы чью-то жизнь? Но словам не изменить ничего, кроме того, кто их слышит. Все дело в вере, убеждении, стекле, через которое мы смотрим на мир, опираясь на то, что знаем. Если изменить набор сведений в голове, то изменится и наша картина мира. Казалось бы – простая схема. Но вся проблема в том, что мы не знаем, какие именно связи в мозгу мы разрушаем или создаем, не знаем, что именно нужно сказать или сделать, чтобы добиться конкретного результата. Мы можем лишь предполагать, оперируя собственным опытом, интуицией, пониманием людей и механизма мироустройства. Но как часто мы оказываемся неправы – до обидного часто. То, что кажется очевидным и естественным для нас, удивительным образом не понятно другим – и наоборот.

Как будто этого мало, мы еще и постоянно пытаемся манипулировать друг другом, пытаясь влезть в чужую голову. Ложь, оговорки, недоговаривания, полуправда, подтексты, показные жесты, уходы от ответа, переводы темы и прочее, прочее, прочее. Я не пытаюсь вскрыть пороки человечества, я всего лишь констатирую факт: мы все играем друг с другом в весьма жестокие по сути игры, ища лишь своей выгоды. Но почему, даже осознавая последствия своих поступков, мы продолжаем отвергать то, что кажется нам чуждым – все, в чем мы не видим себя? Неужели мы не можем просто перестать – взять и перестать делать мир, в котором сами же и живем, еще хуже, чем он есть? Или это я вижу вокруг столько зла, а на самом деле все совсем не так? Как отличить правду от лжи, реальность от иллюзии? Между тем, как все есть и тем, как все должно быть – огромная пропасть, и она разрастается, и шанс перепрыгнуть всегда остается, но с каждой секундой он все призрачнее. Жизнь – как ветвь гиперболы, и это сравнение никак не идет у меня из головы.

А что история?

Нет, стоп, сейчас не об этом. Я только что понял, в чем смысл жизни. Смысл жизни – жить, и остальному в этой формулировке нет места. Мы все рано или поздно подходим к черте, на которой останавливаемся и задумываемся обо всяких там вечных и глубоких вопросах. Предполагается, что мы простоим на месте какое-то время, что-то для себя поймем, сделаем выводы и двинемся дальше, чтобы больше никогда уже не задумываться о таких вещах дольше, чем на пару минут. В этот период жизни человек должен для себя понять: то, чем он занимается, в корне неверно, и это всего лишь очередной экзамен, проверка, о которой никто его не предупреждал, потому что к некоторым вещам нужно прийти самостоятельно. Человек должен переступить через это, как переступил через младенческую неосознанность, детскую тупость, подростковую инфантильность. Так и в молодости он должен отвергнуть рефлексию и перестать думать о том, что выше его понимания. Но если предыдущие экзамены были довольно простыми, то здесь каждого ожидает психологическая ловушка: к чему отказываться от того, что кажется тебе пределом человеческой мысли, отвержение чего видится шагом назад – к недалекости, поверхностности, простоте? Человек еще не понимает, что жизнь должна быть именно простой – но только не от нехватки ума, а как следствие добровольного выбора. Человек, отвергающий то, что ему никогда не предлагали – нелеп. Человек, отвергший предложенное из своих внутренних убеждений – нормален. И этот последний экзамен взросления не всем удается пройти, и многие так и остаются на той черте, погребая себя под тоннами бесполезных рассуждений о природе вселенной, бога, человека, способах познания, сторонах реальности и смысле жизни. Некоторые двигаются дальше, так и не сделав последнего главного вывода, и тени этих вопросов мучают их до конца жизни. Эта проверка жестока, но она не была никем придумана – она появилась сама, как следствие того, что мы сами с собой сделали за все эти тысячи лет.

А что история?

У каждой истории есть начало и конец. Как бы рассказчик ни пытался спрятать их, запутать читателя, создать впечатление, что история начинается в любом отдельно взятом моменте сюжета, или убедить, что она не заканчивается, все это только дешевые трюки. Истории начинаются с первого слова на первой странице, где бы она ни была, и заканчиваются словом последним, как бы долго автор ни пытался всучить читателю открытый финал или зацикленный сюжет. И для меня это большая проблема, потому что мне, как я уже говорил, сложно принять саму идею окончания, завершения. В некоторых случаях – невозможно.

Много вопросов и маловато ответов – для того, что желает притворяться законченной мыслью, прожитой историей с несколько печальным, но поучительным сюжетом. Стоит ли изжить порывистый идеализм и надежду из еще наивного сердца, если точно знаешь, что с ними оно только больше ожесточится, или лучше дать ему испытать эту боль, которая может принести с собой и опыт, и твердость духа, и волю – что приведут к эмпатии и пониманию? Наверное, стоит рискнуть”.

– Итак, фрагмент ты прослушала. Теперь ответь на мой вопрос: кто вы вообще, ребята, такие?

Антракт. То, что спрятано

Они пришли за мной, надо было понять это раньше. Все эти ощущения, кажущиеся весь день совпадения – это было не просто так, и вот теперь я попался… Хорошо, пусть они так думают. Пусть терзают мою память, им все равно не найти то, что служит ключом к самому себе и разрушается всякий раз, когда взломщику не удается обнаружить ловушку.

Мысли человека, теряющего сознание

Белое поле блокнота так долго оставалось пустым, что экран потух. Потом рука дернула мышку, пальцы неуверенно легли на клавиатуру и принялись… Нет, не то.

Белое поле ввода сообщения так долго оставалось пустым, что экран потух. Потом рука разблокировала экран, и пальцы неуверенно принялись что-то набирать, но вскоре один из них предательски лег на кнопку “стереть”. То же самое повторилось еще несколько раз, и раз за разом текст пропадал. Где-то неподалеку находился пустой овальный предмет с неровностями, внутри которого шарила воображаемая рука – искала маленькие зеленые квадраты с надписью “ПОВОД” на каждой грани. Квадраты упорно не желали находиться. Время шло днями, и тишина становилась пугающей до… Нет, тоже не то.

 

Невидимый луч взгляда скользил по столу в поисках чего-нибудь, за что можно зацепиться, из чего можно вытянуть хоть какой-нибудь новый образ и идею. Бумажки, ключи, ручки, пачка сигарет, чашка, часы – все это было очень привычным и не несло в себе ничего ценного и нового. Но найти что-нибудь было просто необходимо. И снова не то.

Так, и что нам тут написать, м? Может, разобрать остальные части? Да вроде неохота. Зачем из себя выдавливать слова, это ведь именно то, что мы осуждаем. Но надо как-то это закончить, правда? Да, и мы уже придумали, как именно. Но необязательно к этому как-то подводить. Забей на концептуальность. Что еще за бред? Не бред, а новый формат – внезапная концовка. Вот именно, что бред. Это как начать рассказывать сказку про Красную Шапочку, и на моменте, когда волк приходит к дому бабушки, сказать: “Короче, волк умер, конец!” Да забей. Тебе это надо? Тебе вообще вся история нужна была? Ты ее и так придумал в голове, ни к чему усложнять все деталями. Она нужна не мне. А вот и нет. Она вообще никому не нужна. Ты знаешь, что такое “вежливость”? Шопенгауэр сказал, что это “молчаливое соглашение игнорировать и не подчеркивать моральную и умственную нищету”. Знаешь, как люди терпят чьи-то заморочки, разговоры и творчество – только потому, что им неудобно сказать прямо, что их это не интересует, и вообще у тебя плохо получается? Тут не то. А тебе откуда знать? Но мы ведь это видим, разве нет? Нет, я не вижу. В этом случае я предпочитаю верить. Наивный придурок. Несчастный циник. Не циник, а реалист. Да нахрена мне твоя реальность? Что в ней такого хорошего? Так нельзя сказать. У тебя нет выбора, существовать в реальности или нет. Можешь долго ее отрицать, но рано или поздно она тебя достанет. У меня есть выбор между реальностью и нормальным миром. Это какой же? Я тут недавно прочел одну книгу об иллюзиях. И где ты ее нашел? Подарил один из побочных, Драматургом его звать вроде бы. Представляешь, украл ее у одного придурка во дворце южного короля или типа того… Ну и что в ней такого интересного? О, это уже мое дело, и поверь, у меня на нее большие планы. Ладно, я устал слушать эту чушь. Ты уверен, что мы хорошо ее спрятали? А кот уверен, что хочет лизать свои яйца? Значит, уверен. Ладно. Но если я правильно понимаю, они уже за десятку перевалили. И что? А то, что хрен они остановятся. И время не на нашей стороне. Пока мы там лежим, они копаются внутри, они сортируют каждую частичку. Пусть сортируют. Ты так беспечен. У них есть самообучающаяся нейромодель. Да пусть хоть Гладос и Шодан, они никогда не найдут это. Еще пару циклов назад они не знали обо мне. На восьмом они не понимали, к чему там змея. На пятом не могли отследить Скитальца. О том, что они здесь не одни, поняли уже на втором. Ага, а после первого разделились и начали враждовать друг с другом. К чему это ты? Да к тому, что подумай моей головой, если своя не варит: время работает как раз против них, а не против нас. Почему? Это слишком серьезный проект, чтобы все прошло гладко, ставки слишком высоки, они снова разделятся, или кто-то из них вырежет конкурентов в реальном мире, начнется хаос, и стоит им хоть на секунду отключить нас… А если они найдут сову? Найдут и найдут, она сама ничего не знает. Дело ведь не в том, чтобы найти конкретный эпизод, им нужно буквально собрать пазл из воспоминаний и понять, что он собран правильно. Ладно, возможно ты и прав. Времени у них точно уйдет немало, всегда есть шанс, что что-то с электроникой случится. Но все же меня пугает самообучающаяся сеть. Гугл-переводчик захватил мир? А Сири с Алисой уже вырезали человечество? Вот уж чего не знаю, того не знаю, мы же тут торчим. Оригинал, куда бы он там ни свалил – вот он знает. Болван, если бы это случилось, мы бы поняли. А может это как раз искусственный интеллект уже перехватил управление? Ну и зачем ему это? Если он достаточно умен, чтобы захватить мир, ему уже не нужны какие-то мысленные техники, сам до всего дойдет. Окей, хрен с ним, давай о насущном. Так что нам делать с концовкой? Ну, мы и так уже затянули, разве нет? Хорош уже. Тебе ведь сложно, я же вижу. Давай закончим все быстро, чуть скомкаем и просто распишем концовку – и все, ты свободен! И здесь никуда не деться от твоей лени и апатии. “Лечь на пол и помереть” – это не позиция и не выход. Нельзя раз за разом сдаваться, нужно постоянно побеждать себя, делать над собой усилие. А ЗАЧЕМ? Вот ты можешь объяснить? Тебе просто промыли мозги мотивационные цитаты и глупые фильмы. Тоже мне, Рокки Бальбоа. Ну вот ты что-то там пытаешься, пересиливаешь себя, и чо? И ЧО? Где результат? А если я просто что-то неправильно делаю? Прилагаю усилия не в том направлении? Ну вот ты никогда и не найдешь верное направление. Никто его тебе не подскажет. И вообще, хорош трепаться, давай концовку напишем. Прям тут. Смотри, значит, все эти побочные истории мы убираем, оставляем только основную линию. Никаких больше метафор, только тебе понятных символов, никаких резких смен концепции, никаких закадровых комментариев, аллюзий и бла-бла. Питер попадает в… Заткнись! Как же мне избавиться от тебя, тварь? Присосался, словно пиявка, и мешаешь жить нормально. Я то же самое могу сказать о тебе – вцепился в загривок и не даешь помереть спокойно. У нас абсолютно равные права выбора. Вот только ты ошибаешься насчет жизни. Да чего ж ты такой тупоголовый! Мне ведь тоже кажется, что ты ошибаешься. Правда у каждого своя. Но так быть не должно, нужно с этим что-то делать. Нас нужно разделить. Ха-ха. И где ты найдешь свободное тело? И как ты туда переселишься? Хорошо, это я так сказал. Может, поделим время? Ты хозяйничаешь один месяц, и я один месяц. Спалимся и загремим в больничку. Это все не выходы. Нужно решить этот спор как мужчины – при помощи дуэли. Ну и как это устроить? Мы же не можем физически уничтожить друг друга. Мы не можем. А мир – может. В смысле? Тебе никогда не казалось, что все это сильно связано с полушариями мозга и прочей черепной приблудой? Так вот, я – это левое полушарие, ты – правое. Если с одним из полушарий случится что-то печальное, один из нас зачахнет настолько, что другой сможет жить самостоятельно, и без оглядки на чужое мнение управлять телом. И как это устроить? Я не хочу головой о стену биться. Это не очень приятно. И не нужно. Есть выход проще – устроить себе обширный инсульт, в результате которого одно из полушарий получит необратимые повреждения. Но тогда мы будем умственно отсталыми, разве нет? Вообще-то нет, в случае смерти одного из полушарий второе берет большую часть его функций на себя. Да, какие-то перемены к худшему обязательно будут. Но смотри на это так: если уцелею я – я все равно быстро со всем этим бредом покончу, и плевать, что там с телом. Лишь бы пальцы сжимались, ноги ходили и глотательные мышцы работали. Если выживешь ты – у тебя будет лишний повод что-то там преодолевать и жить назло обстоятельствам. Все в выигрыше, а? Звучит неплохо, надо признать. Наверное, так и поступим, когда освободимся. Только давай все же закончим все, что уже начали. Хорошо, пиши свои писульки. Только потом будем заниматься важными делами. Так значит – по рукам? По рукам.

На поверхности, часть вторая

Вот телефон, связывайся в любое время, когда понадобится помощь. Ты же понимаешь, что столь долгое употребление не проходит бесследно, и ты только в начале пути к восстановлению.

Второй брат – Аватару

Рождество закончилось. Я понял это, когда, выбравшись из реки на бетонную набережную, взглянул на часы. Помимо времени (шесть вечера) они сообщили мне и дату – сегодня было тридцать первое декабря. Решив, что стоит отложить на потом вопросы вроде “Как я мог почти неделю провести под водой?” я встряхнулся, словно собака, и быстрым шагом направился вперед. Сейчас нужно было очень быстро решить, где можно высушить одежду и согреться, потому что с каждой секундой во мне росли сомнения в собственной морозостойкости – одежда замерзала на мне, и я чувствовал, как жуткий холод тысячей иголок проникает мне под кожу. Шаря в карманах, я обнаружил в одном из них телефон (совершенно утопленный), размокшую до состояния каши пачку сигарет и неработающую зажигалку, в другом – связку ключей. Обнаружив на ней что-то новое, я сразу же вспомнил, что у меня каким-то образом появилось место, где я мог за умеренную плату находиться, считая это домом. Адрес тоже моментально всплыл в памяти. Невероятная удача – квартира находилась в десяти минутах отсюда. Как оказалось чуть позже, если бежать, то можно добраться и за четыре.

Я забежал внутрь, закрыл дверь и, даже не оглядываясь по сторонам, сразу же переоделся, принял горячий душ и бросился к батарее – греться и приходить в себя. Через какое-то время я был уже достаточно жив, чтобы получше рассмотреть место, в котором находился. В нем не было ничего интересного – помимо разбросанных по полу, дивану и столу бумажных листов, исписанных вдоль и поперек несколькими разными почерками. Меня уже невыносимо клонило в сон, но вдруг в голове мелькнула одна догадка, и я сразу же рванул проверять ее. Так и есть, на полке в шкафу стоит библия. Я аккуратно открыл ее и обнаружил именно то, что ожидал – в вырезанном в страницах отверстии лежал пакетик с порошком.

…Ветер трепал мою идиотскую челку, а все вокруг было похоже на карнавал в аду. Я шел по проспекту и смотрел на людей, не узнавая людей в них: рогатых, визжащих, хвостатых, покрытых чешуей и перьями, в масках чертей и животных. Они все шли и шли, корчили рожи и скалились, смеялись – исступленно, хрипя и с глазами навыкате, словно у каких-то доисторических рыб. Я тоже скалился и хохотал в ответ, потому что мне было очень страшно выдать в себе человека – я совершенно не имел представления, что эти твари сделали с остальными людьми. Я шел и дергал руками, жевал сигареты в зубах и плевался, тряс головой в каком-то безумном припадке, а они уважительно смотрели на меня – должно быть, принимали за какого-то демонического босса.

Наконец я нашел безлюдный двор, прислонился к кирпичной стене и попробовал отдышаться. Закрыл глаза и сосчитал до ста, надеясь, что после этого все снова станет нормально, и этот трип закончится…

…На скамейке холодно. Я обнаруживаю себя строчащим какой-то текст на телефоне (он все же выжил после купания?), но при любой попытке рассмотреть его получше все плывет перед глазами, а голова просто раскалывается. Включаю музыку, кладу телефон в карман и, встав, быстрым шагом иду куда-то – через проезжую часть, мимо людей и витрин магазинов и кафе, сквозь арку во двор и затем обратно на оживленную улицу. Чего-то ужасно не хватает внутри, и эта пустота жжет с каждой минутой все сильнее, а у меня все никак не получается понять, что же я потерял – и когда это произошло. Черная бездна расширяется, поглощая меня изнутри, пока снаружи я невозмутимо прохожу мимо стайки детей, избивающих бомжа, мимо визжащей друг на друга супружеской пары, мимо беснующегося пса на привязи у продуктового магазина, мимо толпы зевак, окруживших тело выпавшего из окна мужика, мимо летящей по улице скорой, мимо ментовских патрулей, мимо домов, людей, машин, огней и звуков, мимо смысла и мимо себя самого. Какой хороший в этот раз Новый Год…

…“Сентиментальный ретроспект-алкотур” – это когда ты покупаешь бутылку и распиваешь ее, бродя по своим любимым местам в городе. Сквер напротив штаба тайной полиции выглядит красиво – со всеми этими гирляндами, снегом и витыми силуэтами фонарей. Еще один момент – во время тура нужно слушать музыку, которая тебе запомнилась именно в этом месте. Поэтому сейчас в наушниках звучит почти истерическое “I never, never, never really thought that I could feel…” Тут же в памяти всплывает одна старая книга, и я поворачиваю к зданию, где находится нулевой километр. Следующая остановка – площадь перед двумя башнями. Оглядываюсь, ища взглядом двойняшек при исполнении – теперь тут курить можно только в специально отведенных для этого местах (а пить все еще нельзя в принципе). Осталось только огородить места прутьями и сверху прикрепить какие-нибудь потешные баннеры, чтобы это окончательно напоминало зоопарк. Под звуки марша Воланда автобус увозит меня дальше, по старому трамвайному маршруту. Выхожу там, где когда-то было ответвление путей, и иду по одной из своих любимых улиц – пустынной, широкой, огороженной промышленными гигантами и общежитиями. На стенах заводов виднеются огромные граффити, у небольших баров толкутся небольшие компании, Земфиру сменяет монотонный бубнеж Эзопа Рока, а я все ближе к остановке электричек, одна из которых скоро доставит меня вглубь частного сектора на севере города. Время идет, от года остаются считанные часы, а я все никак не могу ухватится за какую-то мысль или воспоминание, безрезультатно ища это в городе вокруг себя, надеясь, что он наведет меня на эту мысль, напомнит мне что-то. Но пока все глухо…

 

…Это не несет в себе никакого смысла. Просто двигаюсь по инерции. Куда и зачем, если я все потерял? Каждую минуту приходится искать новый ответ на этот вопрос. Сижу в колеснице за зданием городской ратуши, впитываю в себя мокрый снег и снова что-то пишу. Но это не несет в себе никакого смысла, ведь уйдет в никуда, в безразличие. Мне всегда казались такими глупыми истории успеха, мотивационные проповеди, подбадривания и показная поддержка. “Просто будь собой…” И что это значит? Что это такое – быть собой? Откуда мне знать, как это? Быть собой – это, наверное, не пытаться вести себя так, чтобы это тебе самому казалось притворством и напрягало. Когда я так себя веду, это начинает напрягать окружающих, и они говорят, что со мной что-то не то. Видимо, не для всех быть собой – наилучшая модель поведения. Для маньяка, вора, хама, идиота, каннибала быть собой – не самая продуктивная идея. Быть собой здорово, но только тогда, когда ты – хороший человек. “Не сдавайся!” Еще одна сверхценная мысль. Не получается затравить кого-то? Не сдавайся, продолжай издеваться! Никак не можешь решиться ограбить прохожего, угнать машину, украсть шмотку из магазина, изнасиловать девушку, зарезать какого-нибудь пьяного бомжа? Не сдавайся, решайся! Не смог убить себя с первого раза? Ничего страшного, не сдавайся, попробуй еще разок! “Верь в себя – и все будет хорошо”. Неужели? Сколько таких уверенных в себе так и сдохло несчастными, бедными, одинокими, не оставив после себя ничего, что могло бы хотя бы напомнить о том, что такой человек просто существовал? Я всегда в себя верил, но еще ни разу это мне не помогало. Можешь сколько угодно верить в себя, но это ничего не стоит, если в тебя не верит жизнь, мир, окружающие, случайность – что угодно. Достаточно просто набрать в поисковике что-нибудь вроде “вдохновляющие фразы” – и ты утонешь в океане человеческой наивности. Вся наша природа – в том, чтобы продолжать надеяться на лучшее, повсюду ища подтверждения тому, что все будет хорошо, буквально выдумывая их на ровном месте, превращая какие-то незначительные мелочи в знаки и тому подобное. Потому что невозможно жить, полностью осознавая окружающую беспросветность…

…Я так и не понял, что же мы с ним не поделили, но в тот момент, когда я выходил первым на улицу, во дворик рядом с баром, каждая частица меня отчаянно желала искалечить этого человека как можно сильнее. Я был еще достаточно трезв, чтобы контролировать свои мысли, но они так и норовили высвободиться – и несколько раз это сделали, что в итоге и стало искрой для начала драки. Драка была, конечно, ни разу не кинематографичная – быстрые движения и удары первые пять секунд, а потом просто возня, неуклюжая борьба, сопение, беззубые словесные выпады, еще несколько ударов – и никакого победителя, ведь, как это обычно и бывает, какие-то здравомыслящие люди полезли нас разнимать. Через пять минут я сидел на качелях в соседнем дворе, потягивал апельсиновый сок из картонной упаковки и зачем-то потирал левую часть лица, словно надеялся на целительную силу своих прикосновений. В конце концов я нашел на крыше ближайшей машины относительно чистый снег, слепил из него огромный снежок и приложил к скуле. На часах уже было полдвенадцатого, но домой мне возвращаться не хотелось – ни в одно из мест, что я мог сейчас назвать домом. Где-то меня ждала пустота и темнота, где-то были люди, но мне не хотелось никуда идти. Телефон то и дело всхлипывал сообщениями, а снег таял на лице, смешиваясь с неожиданными слезами. К чему они сейчас? Я знаю и помню все, но в этом нет ничего хорошего. И плохого тоже нет. Как-то так получается, что я живу будто бы только в холодное время года, проводя весну и лето в спячке, и сейчас для меня постепенно заканчивается очередной сезон жизни – и приближается новый виток забытья. Мне для этого осталось лишь несколько десятков раз нажать на экран телефона, потом подождать минуту-две, нажать еще раз и подождать еще – от нескольких минут до одного-двух дней. И вскоре после этого вновь наступит долгая кома, из которой выйти получится только при большой удаче. Но все это, похоже, неизбежно, ведь жизнь зачем-то движется по спирали, вынуждая меня переживать одни и те же ситуации раз за разом из года в год. А кто я такой, чтобы спорить с жизнью? Ну что ж, начнем. Я набираю нужный текст, а другой я засыпаю на детских качелях в одном из дворов в центре города. В небе расцветают вспышки салютов, люди радуются наступлению нового года, и я тоже радуюсь чему-то, улыбаясь сквозь сон блаженной улыбкой идиота.