Я всё так же наблюдал, пока осторожно подошел к краешку, достал специальный порошок и начал аккуратно сыпать его на факелы по обе стороны двери. Огонь медленно, но шустро начал гаснуть. Меня никто не замечал. Я сам бы не заметил. Ибо то, что творилось сейчас передо мной в зале являлось любопытным явлением.
Ширму убрали. За ней стояло какое то приспособление, которое выглядело как четвероногое нечто. В свете факела в моих глазах стояли блики, но у каждой лапы этого устройства даже я смог разглядеть крепления для рук и ног. Неизвестные в фартуках начали приготавливать приспособление для чего-то. Девушка завизжала. Её крик прервал удар мужчины о её челюсть. Она замолчала. Охранник снова начал что-то говорить. На этот раз я прислушался. Человеческий язык я знал не слишком хорошо, да и эхо мешало. Но понял я вот что.
Этот садист, чистый мой брат по крови, только человек, что то сказал про вину девушки, которая не хотела подчиняться. И поэтому теперь она послужит в целях более простых, которые не требуют подчинения. Девушка стала умолять. Тот посмеялся, взял из рук людей в фартуках какую то тряпочку и прижал её к лицу своей жертвы.
Огонек в факелах подо мной погас. На меня никто не обратил внимания. Когда я спрыгнул вниз и тихо отворил дверь, тело девушки начали устанавливать на приспособление. Я даже посмел не торопится – аккуратно убедившись, что внутри никто не заметит меня, я вошел и закрыл дверь так, как это сделал последний выходящий из неё человек.
Мне стало до жути интересно – зачем на чердаке влиятельного аристократа так темно, а в ней ходят-бродят всякий подозрительный люд. Своими глазами я сразу увидел тесный, узкий коридорчик, стены которого были грубо сколочены из толстых досок. Прокрался по нему к другому концу. Принюхался. Значит не показалось. Мою догадку подтвердила картина, что я увидел при входе в это помещение.
Клетки. По обе стороны, но на расстоянии друг от друга находились клетки. Высокие, с толстыми прутьями, крепкие. В них – люди. Грязные, лишь в наволочках, они сидели на полу, на сене, и смотрели в одну точку. Большинство из них были девушки, женщины, как на подбор с прекрасными телами, которые вызывали непомерный аппетит у любого, кто имеет между ног хоть какой-нибудь пестик. Рядом с ними были ночные горшки. Неподалеку миска с остатками уже твердой еды. Меня они не видели. Они, кажется, вообще уже не знали что вокруг творится. Очень знакомо. Такое я видал в недавно посещенном улье гоблинов, крадя у них очередную безделушку.
Вот только я не ожидал на чердаке аристократа увидеть то же самое.
Я бесшумно залез на одну из клеток. Пришлось хорошенько пригнутся даже мне – башня кончилась в том самом коридорчике, и теперь тут был снова низкий чердак. Хорошо что без лесок. Прокрался к краю, осторожно перепрыгнул на другую клетку. Я, ради интереса, царапнул одну из досок когтями, достаточно громко, но никакой реакции не последовало. Все люди в клетках сидели молча и кротко.
Медленно, из-за угла, будто из ниоткуда, появился маленький огонек. Я моментально замер, предварительно зайдя в самый темный угол.
В помещение вошел толстый, облаченный в черную мантию, мужчина. По связке хорошо сжатых ключей в его руках, любой бы предположил что это здешний смотритель. На поясе у него висел хлыст. Грузный хозяин этого места начал подходить к клеткам и в них освещать людей, тыкая своей лысой рожей в прутья, чтобы рассмотреть получше состояние своих подопечных. Этот мужик, что бесил меня своим видом и присутствием здесь, иногда цокал языком, облизывал губы в предвкушении чего-то и постоянно бегал глазками.
Истинный урод в своем обличии кого-то высматривал. Расстояние, которое он освещал своим огоньком, было маленьким. Будь моё желание, я мог вообще его укокошить ни разу не появившись на свету. Но я ждал. Понимал бессмысленность его убийства. Те, кто сидит здесь уже давно, привыкли думать что этот урод смотрит за ними. Они сразу с ума сойдут, увидев его бездыханное тело. Захотят убежать. Шуметь. А мне оно не надо.
Вот хряк остановился перед очередной клеткой. Брякнули ключи. Резкий скрип замка и дверь открылась. Незваному человеку было плохо видно вокруг, но я то гоблин. Я сразу увидел, что в клетке сидят четыре заключенных. Все женщины. Они его видели, но совсем не сопротивлялись. Даже не пытались что то сделать. Да. Их состояние было точно таким же, как у жертв в ульях гоблинов. Не нужна охрана, чтобы заходить к ним в меньшинстве. Лучшая охрана против любого сопротивления таится у сломленных людей в голове.
Толстяк грубо поднял молодую девушку за руку. Она послушно поднялась, кротко пошла за ним. Я стоял на четвереньках и наблюдал, как он повернул её к себе спиной, ловко закрыл дверь, а затем завязал ей руки. Начал везти к выходу, откуда пришел. Я прокрался к краю крыши клетки, убедился, что мой силуэт не будет виден никому на фоне огонька мужчины, и спрыгнул вниз, направившись за ними.
Мне стало до жути интересно – чем меня ещё удивит здешний чердак. Обычно такие места, где люди заключены не по своей воле и неофициально делаются в подземельях. Не нужно лишний раз думать что кто-то, что-то услышит. Камень и земля заключают в своих объятьях всё – надежду, свет, звук. Но тут сделали все на чердаке. Значит, скорее всего, потому, что внизу не было места. Если прикинуть размер особняка, то подземелье под ним должно быть особенно обширным. Я прильнул к углу, когда нагнал их. За поворотом мужик небрежно захлопнул дверь, да так, что я даже поменял о нем мнение. Ибо он её даже не закрыл. Стал героем. Оставил щелочку, из которой на пол падал аккуратный луч света. Упростил задачу. Я счастливо подошел к двери, одним глазом посмотрел внутрь. Моргнул. Пришлось снова ждать.
В комнате к чему-то подготавливались. Она была совсем небольшая – по людским меркам двенадцать на пятнадцать локтей. Прямо напротив входа стояло какое-то странное кресло, на который посадили девушку и закрепили её запястья на ремешки. Когда большая туша промелькнула передо мной, я пригляделся, чтобы узнать что он делает. В руках он что-то держал. Подошел к столу, положил на него маленький мешочек. Я заметил, что рядом стояло множество колбочек. Принюхался. Знакомый, пряный аромат. Будто из борделя. Возбудителем пахнет. Понимая, чем это всё может обернуться, я посмел слегка приоткрыть дверь. Как и ожидалось – девушка никак не отреагировала. Она смотрела строго вниз, на свои колени, медленно дышала. Прямо рядом с дверью стоял стол – под него я то и прошмыгнул, пока хряк чем-то занимался.
Я только было остановился, как он в ужасе вскрикнул. Молниеносно посмотрев в его сторону, я его чуть не убил. Оказывается, он что-то попутал и потому громко поделился своими мыслями с той, кто, по его мнению, здесь только и был. Он смахнул с руки какой то порошок, размешал какую-то бадягу в стакане, и медленно понес сомнительное содержимое девушке. Пока он занимался своим делом, я осмотрел помещение.
По обе стороны, слева и справа, шкафы. До самого потолка – плохо. Прямо передо мной стол – тот самый, на котором смотритель что-то делал. На стене, прямо над ним, железная, маленькая дверца. На сейф не похоже, замка нет. Если судить по кухонным приборам рядом с ней, то возможно оттуда идет еда всем заключенным по другую сторону стены позади меня. А значит я, маленький и вертлявый гоблин, вполне смогу спустится вниз именно отсюда. Или дальше пойти, хотя такое было не желательно.
Я посмотрел на мужика. Он сейчас загораживал вид на девушку, но было понятно что его крепкая лапа открыла челюсть жертве, вливая содержимое чашки ей в глотку. При этом говоря весьма успокаивающим голосом, что будто она молодец, все хорошо и вообще жизнь прекрасна. Проще говоря, сейчас девушке ломают психику. Перевоспитывают. Такое я видал второй раз. В первый было в трущобах, с одной замужней женщиной, в бандитском логове. Никакой хорошей концовки для жертв нет. Потому что в конце им все равно как жить.
Теперь нужно было придумать как проверить теорию о том, что та прекрасная, грубо сделанная дверца в стене именно то, о чем я подумал. Комната маленькая, значит нужно убирать хряка из игры. Девчонку можно оставить – сейчас она будет в состоянии эйфории и легкой внушаемости, потому будет вообще не в состоянии соображать. Никаких мыслей кроме обычного убийства мужика у меня не приходило, поэтому я решил ждать. И моё терпение вознаградилось очень быстро.
Мужчина, закончив успокаивать девушку, снова подошел к столу, чуть-чуть повозился над ним. Вскоре я услышал, как он кремнием что-то зажигает. Когда он отошел, мой взгляд ухватился за огонек, над которым была поставлена железная кружка. Он, разумеется, снова подошел к девушке стоя ко мне спиной. Я быстро подбежал к противоположному столу и слегка подпрыгнул посмотреть что же он так делает.
Обычная вода. Если прикинуть – то при таком огне она закипит через минут пять. Я моментально бросил взгляд на стол, чтобы осмотреть то, что можно туда сыпануть. И, о чудо, я сразу понял что сделаю этому прекрасному уроду, что сейчас тискает девчулю на странном стуле.
Много времени у меня не заняло чтобы сыпануть туда два порошка. В принципе можно было бы просто туда добавить чего угодно, потому что я не знал кому он это делает. Но зная то, что запах сего раствора будет тошнотворным, легче предугадать действия "смотрителя". Пришлось под столом провести ещё четыре опасные минуты, зато потом пошла быстрая реакция ингредиентов. Раствор слегка шипел, выделяя ужасающий запах, на который быстро прибежал озабоченный толстяк. Увидав то, что произошло с водой по непонятной для него причине, он быстро потушил огонь, и, прикрывая нос рукавом своей мантии, вынес чашку из комнаты. Именно в этот момент, я быстро выполз из под стола, запрыгнул на него и не боясь девчушки, осторожно, но весьма слышно, открыл дверцу в стене.
Удача.
Я залез в проем, зафиксировал опускающуюся щеколду пальцем, а затем проворно закрыл её. В полной темноте, опираясь ногами о стены в маленьком, узком, опускающемся вниз туннеле, я услышал, как дверца закрылась. Прекрасно. Я посмотрел вниз. Высота маленькая, значит еду поставляли со второго этажа. Если приблизительно представить, где я нахожусь в здании, то получалось что в левом крыле. Неплохо. Очень неплохо.
Стараясь не шуметь и не трогать веревку, служащую для подъема еды наверх, я начал спускаться вниз. Когда высота стала достаточно маленькой, я спрыгнул.
Передо мной оказалась тонкая дверь из дерева. Убедившись по тишине, что за ней никого нет, я её проворно открыл и залез в комнату. Будто для того, чтобы мне было удобнее проникнуть сюда, под маленьким входом в стене стоял стол. Расслабившись, я внезапно услышал как что-то начало с характерным для фарфора звуком, наклонятся и падать. Я успел сжать зубы и приготовится к ловушке, как понял, что сейчас вот-вот может разбиться ваза с цветами – которую я благополучно сбил открытием дверцы. Резкий выпад вперед рукой под ненормальным углом и возможный след проникновения сюда остался целым и невредимым. Я его не обидел, значит будет молчать. Аккуратно поставив вазу обратно и, как мог, поправив цветочки в ней, я закрыл дверцу. После чего чуть снова не опрокинул вазу. Потому что дверь, через которую я вошел, оказалась картиной. Портретом властной аристократки, которая смотрела на меня так, что даже маньяки из трущоб города покажутся агнцами с небес рядом с Богами.
Выругавшись так, что её платье чуть не почернело, а погода на картине не стала из светлой и теплой, в темную и промозглую, я повернулся в сторону двери комнаты. После чего остановился. Бросил взгляд на зашторенные плотной тканью окна. Принюхался. Пригляделся к кровати, что стояла прямо передо мной чуть поодаль. Заметил, что под одеялом кто-то есть. Не шевелится, по звукам даже не сопит. Запах пыли, вместе со старой вонью ароматизированной воды, меня отчего-то подтолкнули к мысли о каком-то старом человеке живущем здесь. То, что тут кто то был, а я ругался, меня смутило. Не потому что кто-то меня увидел в таком неприглядном свете – вовсе нет, на такое мне было насрать. Мне нужно было убедиться, что никто не расскажет о том, что меня слышали и видели. Потому я начал красться к лежащему человеку в постели.
Пока я приближался, некто под одеялом вообще не двигался. Будучи от кровати в трех своих маленьких шагах, я не видел даже малейшего признака того, что в этой комнате кроме меня есть хоть кто-то живой. Я вытянулся чуть вперед, не отрывая взгляда от конца, откуда торчала подушка. Принюхался. Легкий запах гниения. Смешанный с огромным количеством духов.
Я скривил губы, хлопнул по тому, что лежало передо мной. Ничего не произошло. Кроме того, что поднялась пыль от белоснежной простыни.
Я, не боясь что разбужу кого-нибудь, прочистил горло от неожиданного сюрприза. Приподнял угол одеяла.
Я привык ко всякой жути, но даже у меня пробежались легкие мурашки по спине.
В этой наполовину заброшенной спальне покоилась старая женщина. Уже полувысушенная, со следами разложения. Вместо глаз – черные дыры, нос вместе с кожей сползли вниз. Она лежала на боку, будто спала. Так и было, скорее всего. Смерть во сне. Только теперь вопрос «почему в аристократском доме покоится труп» будет мне мешать спать. Этим днем. И то, может быть. Главное достать брошь, остальное мелочи. Даже такой кошмар.
Уголок одеяла упал обратно. Ну что ж. Свои плюсы здесь есть. Например, я могу спокойно выйти через окно. Коль весь чердак занят рабами придется всё делать через улицу, что чревато неприятными казусами. Изнутри дома найти женщину с брошью сложнее. Решив выбраться наружу, осторожно направился к занавескам. Пусть здесь никого не было, но ходить нужно тихо. Половицы вещь странная – предают в самый интересный момент. Прокрался к окну, нырнул под плотную, загораживающую ткань. Чувствуя щекотание пыли в носу, мои нервы встревожились. И не зря. Как только я встал перед рамой, понял, что отсюда мне не выйти из последнего пристанища неизвестной аристократки.
Во-первых – дверцы окна были забиты огромными, кузнечными гвоздями. По самую головку. Проблема под номером два. С внешней стороны висела толстая, крепкая решетка. Особая прелесть в отсутствии у неё замка. Она была закреплена намертво. Совсем. С расстояния этого не поймешь, а вблизи рассматривать уже поздно. Если бы я был снаружи, а мне нужно проникнуть сюда, я бы клял весь свет так, что демоны всей преисподней бы призвались уничтожить настолько согрешившую землю. Отсюда, конечно, мне выйти можно, но будет очень громко и долго. У меня точно не будет достаточно времени, чтобы сначала выломать раму, потом какой-нибудь крепкой тканью согнуть прутья так, чтобы я мог пролезть. При этом любой идиот поймет, что отсюда пытались выбраться, а не забраться. А это вредит тому, что про меня никто не знает и вообще даже не слышал. Пусть я и не слишком общительный гоблин чтобы утверждать такое насчет общества.
Я вынырнул обратно в комнату. Прошел к двери, моля всех засранцев мира чтобы никто из них мне не мешал. Может быть мои молитвы были услышаны, но не теми кто стоял около двери в спальню что-то обсуждая.
Снова взгляд в замочную скважину. Я увидел прямой, освещенный коридор, а по звуку можно было понять что каких-то два мужика стояли по обе стороны от входа. Говорили скучающим, уставшим голосом. Никуда не торопились. Жаловались на службу. Вот это я попал. Получается с одного входа у меня решетка, с другой охранники. Я посмотрел наверх. Воздуховода не было. Отверстие для него в углу было заложено кирпичом. Даже третьего выхода меня лишили. Четвертым вообще не пахло.
Я бы, наверное, упер бы руки в бока, притоптывая ногой в призывании светлой идеи, но наместо этого моё тело замерло, нос сморщился так, что даже дышать стало тошно. Я сам себя загнал в угол. Прекрасная во всех отношениях мысль меня порадовала так, что желание паниковать появилось сама собой. Обратно лезть на чердак к ландрам на их обед, ужин, а может завтрак, было глупо. Да и вообще я сам закрыл маленькую дверцу к толстому извращенцу, чему был рад даже сейчас. Здесь не было камина или источника огня. Поджог устроить нечем. Если постучать в дверь, то навряд ли мне удастся повторить глупый трюк, что сработал наверху. Полуразложившаяся бабка свидетельствует о том, что охрана тут стоит не просто так. Даже если дверь откроют, я не прошмыгну. Коридор светлый и длинный. А один из охранников точно останется у двери. Можно, конечно, просто укокошить всех, но тогда точно будут неприятные последствия. Да и убивать это плохо. Не выгодно. Плюс нет никаких гарантий, что они меня не прикончат на месте. Ибо в открытом противостоянии я просто мешок навоза. Даже хуже. Он хоть придавить может.
В таком случае нужно что-то поискать здесь. И быстро. Вечер не вечный, а с этими животными из чердака я совсем потерял контакт с обстановкой внизу. Если моя брошь уже уехала, то от злости сделаю такое, что бедняга аристократ вместе со своей покойной бабушкой пожалеют о том что оказались тут и имеют такой поганый чердак. Я двинулся в сторону шкафа, обнаружил что он закрыт. Зачем не знаю, но сейчас узнаю. Почти не заметив замка, я открыл дверцы. Платья, наряды, всякая ткань красивого покроя. Шустро осмотрел всю одежду, в попытках найти какое-нибудь украшение на них, что может мне помочь. Ничего не обнаружив, я присмотрелся ко дну мебели. Легонько постучал по дереву. Полость. Ощупав дерево по всей поверхности, я надавил на один угол и скрытая крышечка приподнялась.
Моему взору предстала куча писем и бумаг. Слегка пошарив в них, я понял что тут тоже ничего хорошего нет. Хотел уже закрыть, но глаз зацепился за герб на одном из конвертов, а предчувствие вора завопило настолько сильно, что я побоялся вдруг кто его услышит. Читать я не умел, поэтому просто начал разглядывать рисунок. Если не ошибаюсь, это герб какого-то банка. Банк это деньги. А деньги золото. Было бы неплохо, если бы это была карта сокровищ. Мой внутренний голос завопил ещё сильнее. Чтобы прекратить эту истерику, я засунул за пазуху все конверты с этим гербом, а так же те бумаги, что выглядели особо хитро. Внутренняя разборка с самим собой стихла так же резко как началась. Удовлетворенный тишиной, я тихо захлопнул тайник.
Пошёл черед тумбочки быть облапаной мной. Здесь ничего не закрывали, а единственное что я смог найти – это расческа, с парой волосинок, баночка какой-то мази, женское барахло непонятного назначения. Можно было бы расстраиваться, не заметь я очень крепкую заколку. Возможно, она сможет помочь в будущем. Но этого маловато. Перейдя к другой тумбочке, я разочаровался ещё больше. Одни книги. Хотел от злости хлопнуть этим ящиком, только мысль о главном своем козыре перед противником остановил меня делать опрометчивое действие.