Czytaj książkę: «Sensus»
Глава 1
Что скрывается за человеческим чувствованием? Желание обладания. Власти над другим. Монополия на каждый миллиметр кожи и души. Желание, сопряженное страхом. Страхом признаться в зависимости от другого человека, в зависимости физической и мысленной. Мысли о возможности обладания возбуждают значительнее самого акта обладания. Пересмотр сценария властвования, обдумывание каждой детали приносит неистовое удовлетворение и хочется закрыть глаза, чтобы растворить реальность и перенести ее в плоскость параллельного мира мечтаний. Кто знает, что скрывает мимо прохожий, с виду приличный, какими запретными плодами он питает свои мысли.
Звук ее грубых ботинок каждый день тревожил спокойную гладь асфальта. Вся пропитанная искренним желанием она шла туда, где было мерзко и извращенно, но вместе с тем приносило ей неистовое удовлетворение и свободу. Впрочем, она пользовалась своим абсолютно уникальным качеством – призрачность. Она была призраком для окружающих, но таким весьма особенным: она будоражила воздух и заставляла оборачиваться, но кроме пошевелившегося листика на дереве или резкого звука птицы, прохожие не замечали ничего. Он все время говорил ей о ее сверхспособности быть энергетически притягательной. Она, небрежно посмеиваясь над его совершенно глупыми словами, смотрела на него со всей стремительностью своей натуры. По-другому у нее как будто бы и не получалось, она просто не знала как по-другому, если не со всем темпераментом и силой.
Еще в детстве, в то радостное для многих и печальное для нее время, она со всей ясностью и твердостью поняла, что мир людей – это не ее мир, ее всегда как будто нарочно не замечали, не играли, не видели, не помнили. И даже для собственной матери она была лишь каждодневной обязанностью, которую в свободные минуты можно с чистой совестью не замечать. Она рано это поняла и совершенно легко приняла. Школа была ей абсолютно ненавистна, но там она научилась главному: маскироваться. Она придумала себе много масок, которые перерастали в полноценные роли, которые она с достоинством отыгрывала каждый день. Призраку всегда легко играть роли, за маской нет ничего, что помешало бы с филигранным и, по-видимому, врожденным мастерством придумывать героинь.
Так продолжалось достаточно долгое время. Она стала виртуозом масок, жонглировала ими, идя по тонкому канату, как по лезвию. Единственным условием ее игры было отсутствие любых чувств и эмоций, игра – это гармоничный союз азарта и расчётливости, если к этому добавить хоть каплю спонтанности и безрассудства, что содержатся в чувствах, канатоходец сорвется с лезвия и на него полетят все ножи, которыми он жонглировал. Ей было легко следовать этому установленному ею же правилу игры.
Чувства и эмоции других – вот что было наградой за победу в ее игре. Она собирала свою коллекцию страха, отчаянья, ужаса, страсти, вожделения, похоти и все того, что многие люди боялись показать, ей не интересны были счастье, радость, спокойствие, умиротворение и эта любовь. Больше всего она ненавидела любовь, поэтому старалась сторониться тех мест, где ее концентрат сбивал с ног.
Будучи живым призраком, она не оставляла следов и малейшую надежду остаться в памяти хоть какого-то человека физическим воплощением. Она была скорее для всех чувственной памятью. То, о чем не могут сказать и обрывают фразу с вдохновленным жестом руки: «Ну как тебе сказать…». Она была экстрактом, эссенцией и если вдохнуть из этого маленького флакончика, то голова закружиться от резкого и сбивающего с ног запаха, но на вопрос: «А что за аромат?» ответа так и не последует. Она была всем и ничем одновременно. Она любила эту свою способность и удивлялась, что сполна пользоваться может ей только она. Может это награда такая, что она получила еще при рождении, а может, наоборот, наказание. Но ей неинтересно было рассуждать на эту тему, слишком уж она была возбуждена, жонглируя своими ролями.
Ночь была для нее временем активности, только ночь высвечивает те самые чувства, острые и насыщенные, которые и питали ее сложную натуру. День для нее был временем рутины и офисных человечков, до автоматизации отработавших свои действия, это были скудные и пресные эмоции, без жизненной силы и энергии. Она запиралась в своей маленькой квартире, плотно зашторивала окна, и если не спала, то читала. Читала она в основном о любви, она ее не признавала, но любовь рождала в ней какие-то странные настроения и интересные мысли, от которых ей самой было противно, но эта противность была приятна.
Вообразивши сполна идеальный мир любви, напитавшись этими отвратительными и желанными фантазиями, она собиралась на работу. Ее работа была полной противоположностью того идеального мира чистоты. Искушенные властью и деньгами, мужчины и женщины разных возрастов каждую ночь прятались в подвалах старых доходных домов, чтобы воплотить все свои мечты в реальность. Она была проводником, который наяву показывал им все, о чем они в обычной дневной жизни боялись думать. Концентрат пота, влаги, искривленных гримас, тел и зверских звуков были ее наслаждением. Они чувствовали свою власть над ней, но, быть честной, она всегда знала, что она ими управляет, что она ведет их по той линии, которая приведет ее, ненасытную до чужих чувств и эмоций, к кульминации. Как Жан Гренуй, она с врожденной гениальностью злодея, по капли вбирала их движения, звуки, мимику и соединяла все в одну «колбу».
Очередная ночь сменилась утренним рассветом, все участники ее ночного торжества «просыпались» от своих ночных кошмаров и возвращались в привычные будни. Она по обыкновению шла по своей любимой старой улице, которая еще дышала торжественным, поэтичным и буйным началом 20-го века. Новый центр открывал перед ней стеклянные высотки, которые она старалась не впускать в свой нафантазированный мир. Заходила за кофе, по обыкновению, без молока и сахара, встречала первых офисных человечков, городских роботов, и старалась как можно быстрее исчезнуть с улицы и скрыться за шторами своей комнаты.
Darmowy fragment się skończył.