Поступь хаоса

4
Не думай это!

Киллиан   примчался   бегом, но не успел он и рта раскрыть, как Бен его перебил:

– Не думай это! И ты тоже, – это он ко мне повернулся. – Прикрой сверху Шумом, спрячь. Спрячь как можно лучше!

Он сгреб меня за плечи и так стиснул, што кровь заскакала пуще прежнего.

– Да што происходит? – воскликнул я.

– Ты домой через город шел? – Это Киллиан.

– Естественно, я шел домой через город, – огрызнулся я. – А как еще, еть его, мне домой попасть?

У Киллиана даже скулы напряглись, но не от того, што я голос повышаю, а от страха – страх у него в Шуме криком кричал! И за «еть» они на меня тоже орать не стали – поверьте, от этого только хуже сделалось. Мэнчи брехал так, што еще немного, и всю голову отбрешет:

– Килилан! Тихо! Еть! Тодд! – но его никто не позаботился заткнуть.

– Придется сделать это сейчас! – Киллиан посмотрел на Бена.

– Знаю, – ответил тот.

– Што происходит?! – я еще поддал громкости. –   Што сделать сейчас?

Я отступил чутка и смотрел теперь на обоих. Эти двое переглянулись и перевели наконец взгляд на меня.

– Тебе придется сейчас же уйти из Прентисстауна, – это Бен сказал.

Некоторое время я катал глазами от одного к другому, но в Шум к себе они ничего не пустили – ничегошеньки, кроме обычной озабоченности.

– То есть как это уйти из Прентисстауна? В Новом свете же нет ничего, кроме Прентисстауна!

Тут они еще одним взглядом обменялись.

– Прекратите это! – потребовал я.

– Вперед, – скомандовал Киллиан. – Мы тебе уже и мешок собрали.

– Как это вы мне уже и мешок собрали?!

– У нас наверняка мало времени, – сказал Киллиан Бену.

– Он может пойти вдоль реки, – сказал Бен Киллиану.

– Ты знаешь, что это значит, – сказал Киллиан Бену.

– План от этого не меняется, – сказал Бен Киллиану.

– КАКОГО   ЕТЯ   ТУТ   ТВОРИТСЯ?!! – взревел я, хотя «етя» на самом деле не сказал, потому как ситуашия требовала слова покрепче. – КАКОЙ   ЕТЬСКИЙ   ПЛАН?

Но они почему-то упорно на меня не злились.

Бен понизил голос и попытался привести Шум хоть в какой-то порядок.

– Очень, очень важно, чтобы ты изо всех сил не пускал в Шум то, что случилось на болотах, ты меня понял?

– Но почему? Спаки вернулись и теперь всех нас поубивают?

– Не думай это! – оборвал меня Киллиан. – Хорошенько прикрой, утопи поглубже и держи тихо, пока не окажешься далеко от города, где никто не сможет тебя услышать. А теперь быстро!

И он кинулся обратно к дому – прямо бегом, как есть бегом!

– Идем, Тодд, – сказал Бен.

– Никуда я не пойду, пока мне кто-нибудь все не объяшнит.

– Объяшнения ты получишь. – Бен взял меня за локоть и просто-напросто потащил за собой. – Получишь, увы, больше, чем хотел.

И такая печаль была у него в голосе, што я умолк и не сказал больше ни слова, а просто припустил за ним следом домой.

Позади разорялся Мэнчи.

Когда мы добрались домой, я ждал…

Хрен его знает, чего я ждал. Што из леса вывалится армия спаклов. Шеренгу мэрских людей с ружьями. Што дом сгорел дотла. Понятия не имею. Шум Бена с Киллианом дела никак не прояснял, собственные мои мысли бурлили, што твой вулкан, проклятый Мэнчи все не затыкался – чего вообще ждать в такой суматохе?

Но там никого не было. Дом – наш дом – стоял себе, как всегда, тихий такой, ферма фермой. Киллиан ворвался чрез заднюю дверь, кинулся в молельню, которой мы никогда не пользовались, и принялся отрывать доски от пола. Бен устремился в буфетную и начал швырять сушеную еду и фрукты в холщовый мешок, потом заскочил в уборную и добавил малый медипак.

Я просто торчал посреди всего этого, как дурак, и гадал, какого трепаного етя кругом творится.

Знаю, што вы думаете: как я мог ничего не знать, не понимать, если весь день, каждый шлепаный день слышал каждую мысль двоих мужчин, которые заправляют этим домом? Так вот, в том-то и штука. Шум – это действительно шум: грохот, лязг, треск – он обычно сливается в одну сплошную кашу из звуков, картинок и мыслей, и большую часть времени из него невозможно ровным счетом ничего вычленить. Ничего осмысленного. Мужской разум – настоящая свалка, и Шум – бушующее, клокочущее зеркало этой свалки. Это и правда, и то, што человек правдой считает, и то, што он себе воображает, и што ему видится; Шум говорит сразу одно и совершенно противоположное ему другое, и, хотя где-то в нем точно закопана истина, нет никакой возможности сказать, што истинно, а што нет, потому што на тебя вываливают ВСЁ!

Шум – это человек без фильтров, как он есть, а без фильтров человек – это ходячий хаос.

– Никуда я не пойду, – заявил я.

Они продолжали заниматься своими делами и никакого внимания не обратили.

– Никуда я не пойду! – попробовал я еще раз, а Бен просочился мимо меня в молельню – помогать Киллиану поднимать пол.

Через некоторое время они нашли, што искали: на свет появился рюкзак, старый – я думал, я его потерял. Бен его развязал и быстренько проглядел, все ли внутри в порядке. Я заметил што-то из своей одежды и еще кое-што навроде…

– Это што, книга?! – чуть не возопил я. – Вы же должны были их сжечь еще давно!

Но они все так же меня игнорировали, и у меня все остальное на языке замерло, потому што Бен вытащил ее наружу, и оказалось, што это не книга даже, а какая-то типа тетрадь с симпатичной такой кожаной обложкой. Бен ее быстренько пролистнул: страницы унутри оказались чуть желтоватые, как сливки, и все исписаны от руки.

Тетрадь Бен закрыл – аккуратно, будто это што-то очень ценное, – и в пластиковый пакет завернул для защиты, а потом опустил обратно.

И тут-то они наконец повернулись ко мне.

– Никуда я не пойду, – напомнил я им в третий раз.

А дальше в переднюю дверь постучали.

Мгновение никто ничего не говорил – все как застыли на месте. Мэнчи так много нужно было сказать, што он как-то разом во всем запутался и застрял; минуту царила тишина, только потом он заголосил: «Дверь!» – но Киллиан сгреб одной рукой за ошейник, другой за морду и зажал ему пасть. Мы все трое уставились друг на друга, гадая, што делать.

Послышался еще один удар, а за ним голос:

– Я знаю, что вы там.

– Черт и его мать! – выразился Бен.

– Дэйви трепаный Прентисс! – уточнил Киллиан.

На крыльце стоял мистер Прентисс-младший, оплот закона.

– Думаете, я ваш Шум не слышу? – сообщил он чрез дверь. – Бенизон Мур, Киллиан Бойд, – голос сделал маленькую паузу. – И Тодд Хьюитт.

– Дальше можно не прятаться, – подытожил я и скрестил на груди руки.

Меня все еще слегка потряхивало от возмущения.

Киллиан и Бен снова обменялись взглядом, потом Киллиан отпустил Мэнчи, скомандовал:

– Оставайтесь на месте! – и пошел к двери.

Бен сунул мешок со съестным в рюкзак, затянул завязки и протянул мне:

– Надевай.

Я заартачился было, но он так серьезно на меня посмотрел, што я взял и надел. Весил рюкзак целую тонну.

Мы услышали, как Киллиан отпер дверь.

– Чего тебе, Дэйви?

– Для тебя – шериф Прентисс, Киллиан.

– Ты нас от обеда оторвал, Дэйви, – холодно сказал Киллиан. – Заходи попозже.

– Это навряд ли. Мне надо перемолвиться словечком с юным Тоддом.

Бен поглядел на меня; Шум его вспух от волнения.

– У Тодда есть работа по ферме. Он как раз выходит с заднего крыльца, насколько я его слышу.

Так, это явно инструкции нам с Беном. Но я, мать его, хотел знать, што происходит, и принципиально не обратил внимания на Бенову руку, которая вцепилась мне в плечо и потянула к задней двери.

– Ты меня за дурака держишь, Киллиан? – осведомился мистер шериф Прентисс-младший.

– Ты правда хочешь услышать ответ, Дэйви?

– Я слышу его Шум меньше чем в двадцати футах у тебя за спиной и Бена тоже. – Тон его как-то поменялся. – Я просто поговорить с ним хочу, ни во что он не влип.

– А ружье тебе тогда зачем, Дэйви? – полюбопытствовал Киллиан, а Бен крепко сжал мне плечо.

Голос мистера Прентисса-младшего и его Шум снова изменились.

– Тащи его сюда, Киллиан. Ты знаешь, зачем я здесь. Из твоего мальчишки словечко вылетело, маленькое такое, невинное словечко, да до города долетело, и нам просто надо выяснить, что да как, вот и все.

– Кому это нам? – переспросил Киллиан.

– Его честь господин мэр желает побеседовать с молодым Тоддом, – повысил голос мистер Прентисс-младший. – Все живо на выход, слышите? Никаких проблем, всё в порядке. Просто потолкуем, по-дружески.

Бен очень твердо мотнул головой в сторону задней двери – на сей раз спорить было бесполезно. Мы осторожно, на цыпочках двинулись к ней, но Мэнчи и так уже весь измотался молчать и, не выдержав, гавкнул:

– Тодд?

– Даже не думайте смыться чрез заднюю дверь, эй, там! – заорал мистер Прентисс-младший. – А ну, с дороги, Киллиан.

– Пошел вон с моей земли, Дэйви, – сказал Киллиан.

– Я тебе дважды повторять не стану!

– Ты мне уже раза три повторил, Дэйви, так что, если это угроза, прости, не работает.

Последовала пауза, но Шум у обоих сделался громче, и мы с Беном поняли, што дальше будет, а потом все стало происходить очень быстро, и мы услышали глухой удар и дальше еще два, и мы с Беном и Мэнчи все кинулись в кухню, но, когда прибежали, все уже кончилось. Мистер Прентисс-младший валялся на полу, держась за рот: между пальцами уже показалась кровь. Ружье его было в руках у Киллиана, а ствол указывал на самого мистера Прентисса-младшего.

– Я сказал, пошел вон с моей земли, Дэйви, – напомнил ему Киллиан.

Мистер Прентисс-младший поглядел на него, потом поглядел на нас, все так же держась за рот. Я уже говорил, ему всего года на два больше, чем мне; ни фразы не может сказать, не дав петуха – голос еще ломается, но день рожденья у него уже был, и на тебе – мужчина.

Шериф наш шлепаный.

Кровь из губы испачкала каштановые волосенки, которые он сам величает усами, а остальные – нулем без палочки.

– Ты типа ответил, да? Я тебя спросил, и ты ответил. – Он сплюнул немного крови и один зуб нам на пол. – Ты знаешь, что это еще не конец.

Тут он глянул мне прямо в глаза:

– Ты что-то нашел, да, малец?

Киллиан наставил ему в лоб ружье и приказал коротко:

– Вон.

– У нас на тебя планы, малец, – кроваво усмехнулся мистер Прентисс-младший и встал, пошатываясь, на ноги. – Последний малец в городе. Один месяц, да?

Я посмотрел на Киллиана, но тот только громко и выразительно взвел курок.

Мистер Прентисс-младший обвел нас всех взглядом, сплюнул еще разок, сказал:

– Скоро свидимся.

Хотел, штобы вышло сурово, но голос снова дал петуха, и он развернулся и почесал как можно скорее в город.

Киллиан захлопнул за ним дверь.

– Тодду надо убираться сейчас же. Обратным путем через болота.

– Знаю, – отозвался Бен. – Я просто надеялся, что…

– Я тоже.

– Эй, эй, – вмешался я. – Я на болота обратно не пойду. Там спаклы!

– Думай тихо! – шикнул на меня Киллиан. – Ты не понимаешь, насколько это важно.

– Ну, поскольку я ничего не понимаю, это большой роли не играет. И я никуда не пойду, пока кто-нибудь мне не объяснит, што здесь происходит.

– Тодд… – начал было Бен.

– Они вернутся, Тодд, – перебил его Киллиан. – Дэйви Прентисс вернется, и на этот раз не один, а мы не сможем защитить тебя ото всех сразу.

– Но…

– И не спорь! – отрезал Киллиан.

– Давай, Тодд, – сказал Бен. – Мэнчи придется пойти с тобой.

– Час от часу не легче! – всплеснул руками я.

– Тодд, – Киллиан как-то изменился; в его Шуме проступило нечто новое – и это была печаль… печаль – почти горе, – Тодд, – повторил он и вдруг схватил меня и обнял, крепко-прекрепко, даже слишком крепко, так што я ткнулся ссаженной губой ему в воротник и сказал: «Ой!» – и оттолкнул его. – Ты, наверное, нас за это ненавидишь, – сказал Киллиан, – но попробуй понять: это только потому, что мы любим тебя, ладно?

– Нет, блин, не ладно, – рявкнул я, – ничего не ладно!

Но Киллиан меня уже не слушал.

– Давайте, бегите, – бросил он Бену. – Я их задержу, сколько смогу.

– Вернусь другой дорогой, – пообещал Бен. – Постараюсь сбить со следа.

Они сцепились руками на целую долгую минуту, потом Бен глянул на меня («Пошли!») и потащил прочь из комнаты к задней двери. Последним я увидел, как Киллиан снова берет ружье и смотрит на меня, прямо в глаза, и у него на лице, на всем Киллиане сплошь, и в Шуме у него тоже, написано, што это прощание, и оно поболе остальных будет, што он меня никогда не увидит, и я уже открываю рот, штобы сказать ему што-то, но дверь захлопывается, и Киллиан пропадает с глаз.

5
То, што ты знаешь

– Я   доведу   тебя   до   реки, – бросил Бен, пока мы мчались через поля (уже второй раз за одно утро). – Пройдешь вдоль нее до самых болот.

– Там нет дороги, Бен, – взмолился я, – и кроки повсюду. Ты смерти моей хочешь?

Он глянул на меня – глаза совершенно спокойные, – но шагу не сбавил.

– Без вариантов, Тодд.

– Кроки! Болото! Тихо! Какать! – лаял на ходу Мэнчи.

Я даже перестал уже спрашивать, што происходит, раз уж все равно никто не желал отвечать, так што мы просто понеслись дальше, мимо овец – все еще ни на каком не на пастбище и вряд ли вообще теперь туда попадут.

– Овцы! – сказали они, провожая нас взглядом.

Мы миновали большой амбар и двинули вдоль крупной ирригашионной линии на другой, поменьше, повернули направо. Дальше начиналась пустошь… то есть практически вся остальная пустая планета.

Бен молчал до самой опушки.

– В рюкзаке еда. На сколько-то хватит, но постарайся растянуть на подольше. Ешь плоды, какие найдешь, и придется охотиться.

– На сколько мне ее тянуть? – спросил я. – Когда мне можно будет вернуться?

Бен встал как вкопанный. Мы уже были под деревьями. До реки футов сто, но ее слышно, потому што там она начинает бежать под уклон, к болотам.

Мне вдруг стало так одиноко, словно это было самое-пресамое одинокое место во всем мире.

– Ты не вернешься, Тодд, – сказал Бен. – Тебе нельзя.

– Но почему?! – Я это почти промяукал, как котенок какой-нибудь, но поделать все равно ничего не мог. – Што я такого сделал, Бен?

– Ты не сделал ничего плохого, Тодд. – Он шагнул ко мне. – Ты ни в чем не виноват.

Он обнял меня со всех сил, и грудь мне снова сдавило. Смятение, страх, гнев. Ох… Утром, когда я встал с кровати, все в этом мире было как всегда, а теперь меня куда-то отсылают, а Бен с Киллианом ведут себя так, будто я умер, и это нечестно… понятия не имею почему, но просто это нечестно.

– Я знаю, это нечестно, – сказал Бен, отстраняясь от меня и пристально глядя в лицо. Но всему есть объяшнение.

Он развернул меня, открыл рюкзак на спине, порылся в нем и што-то вытащил.

Книгу.

Ну конечно.

Я посмотрел на него, потом отвел взгляд.

– Ты же знаешь, я хреново читаю, Бен.

Я ужасно смутился и чувствовал себя донельзя глупо.

Он слегка ко мне наклонился, так што физиономии наши оказались реально нос к носу. С его Шума мне лучше не стало, нет, сэр.

– Я знаю, – сказал он очень мягко. – Я все думал, надо бы больше времени тратить на твое…

Он умолк и протянул мне книгу:

– Это принадлежало твоей маме. Ее дневник. Он начинается с того дня, когда ты родился.

Тут он опустил на него глаза:

– …и заканчивается тем, когда она умерла.

Мой Шум распахнулся во всю ширь.

Моя ма. Ее собственная книга…

Бен погладил обложу.

– Мы ей обещали, что будем тебя беречь. Мы обещали, а потом выбросили все из головы, чтобы в Шуме ничего не осталось… чтобы никто не узнал, что мы намерены делать.

– И я в том числе.

– И ты в том числе. По-другому было никак. Если бы хоть слово об этом просочилось в твой Шум и дальше в город…

Он не закончил.

– Вроде того молчания, которое я нашел сегодня на болотах… – сказал я. – Как оно просочилось в город и вон чего из этого вышло.

– Нет, это была неожиданность. – Он посмотрел в небо, словно штобы показать, какая это была абсолютная неожиданность. – Никому бы и в голову не пришло, что такое может случиться.

– Оно опасное, Бен. Я это чувствовал.

Но он только протянул мне книгу.

Я начал было качать головой:

– Бен, я…

– Я знаю, – повторил он. – Но ты уж постарайся.

– Нет, Бен…

Он поймал мой взгляд и властно удержал его своим.

– Ты мне доверяешь, Тодд Хьюитт?

Я почесал в боку. Ну и как на это отвечать?

– Конечно, доверяю, – сказал я. – По крайней мере, доверял, пока ты не стал собирать мне рюкзак без моего ведома.

Его Шум сошелся в точку, как солнечный луч; взгляд сделался твердым.

– Ты мне доверяешь?

Я поглядел на него: да, я доверял, даже сейчас.

– Доверяю, Бен.

– Тогда поверь, что все, что ты сейчас знаешь, – это неправда.

– Што все? – У меня голос слегонца скакнул вверх. – Почему ты мне ничего не говоришь?

– Потому что знать – опасно, Тодд. – Я его в жизни не видал таким серьезным, и когда попытался глянуть в его Шум, штобы понять, што же он там такого прячет, Шум взревел и отбросил меня прочь. – Если я сейчас тебе все скажу, оно будет жужжать в тебе громче улья в медосборную пору, и мэр Прентисс найдет тебя быстрее, чем его плевок долетит до земли. Тебе нужно сейчас же отсюда убираться, и как можно дальше.

– Но куда?! – вскрикнул я. –   Ничего же больше нет!

Бен сделал глубокий вдох.

– Есть, – сказал он. – На свете есть и другие места.

На это я просто промолчал.

– Между первых страниц книги есть сложенная карта. Я ее сам нарисовал. Нет, не смотри на нее, по крайней мере пока не выберешься из города, понял? Теперь иди на болото. Там поймешь, что тебе делать дальше.

Но я по Шуму понял, што он совсем не так уж уверен в моей сообразительности.

– Из-за того, што я там найду, да?

На это он ничего не сказал.

А я продолжал думать.

– Откуда вы знали, што нужно держать для меня собранный рюкзак? – Я отступил от него на шаг. – Если эта штука на болоте – такая уж неожиданность, почему вы с такой готовностью вышвырнули меня из дома?

– План таков и был, с самого начала. Ты тогда был еще совсем маленький… – Он громко сглотнул; грусть обнимала его всего, целиком. – Как только ты достаточно подрастешь, чтобы самостоятельно…

– И вы уже тогда собирались выкинуть меня вон, штобы мной кроки пообедали? – Я отступил еще на шаг.

– Нет, Тодд… – Он подался ко мне, все так же с книгой в руках, но я еще отшагнул.

Он махнул рукой: типа ладно, как хочешь.

И закрыл глаза. И открыл для меня свой Шум.

Через   месяц, первым делом сказал он…

И дальше мой день рожденья…

День, когда я стану мужчиной…

Вот там-то оно все и… Што происходит, когда…

Што остальные мальчишки делали, когда становились мужчинами… Одни… Сами…

Как убивают все, што в них еще осталось от мальчиков, до последней…

И…

И што на самом деле происходит с теми, кто… Срань господня!

И нет, я больше ничего об этом не скажу. А как я себя от этого чувствую – и подавно. Я посмотрел на Бена, и передо мной был другой человек, не такой, как всегда; не такой, какого я знал. Знание опасно, да.

– Вот поэтому-то тебе никто ничего и не говорит, – сказал он. – Чтобы ты не сбежал.

– И вы бы меня никак не защитили? – Я снова мяукнул (да заткнись уже наконец!).

– Мы сейчас тебя защищаем, Тодд, – сказал он. – Прогоняя тебя отсюда. Мы хотели быть уверены, что ты сумеешь выжить один, самостоятельно – для того мы всему тебя и учили. А теперь тебе надо идти…

– Если через месяц должно случиться вот это, почему вы так долго ждали? Почему раньше меня не убрали отсюда?

– Мы не можем уйти с тобой, вот в чем все дело. И мы всё никак не могли отослать тебя в никуда одного. Это невыносимо. Видеть, как ты уходишь… Такой маленький… – Он снова погладил обложку книги. – И да, мы надеялись на чудо. Что вдруг нам не придется…

Тебя   потерять, сказал Шум.

– Но чуда не случилось, – сказал я, помолчав секунду.

Бен покачал головой. Протянул мне книгу.

– Прости, – сказал он. – Прости, что все вышло вот так.

И в его Шуме было столько настоящего горя, столько скорби, и заботы, и взвинченности, и я знал, што он говорит чистую правду и ничего не может поделать с происходящим, и я ненавижу весь сегодняшний день, но беру у него из рук книгу и сую ее обратно в пакет, а пакет – в рюкзак. Дальше мы молчим. А што тут еще скажешь? Всё – и ничего. Всё – не можешь, поэтому не говоришь ничего.

Он снова притянул меня к себе – в губу воротником двинул, как Киллиан, но только на сей раз я не отодвинулся.

– Помни всегда, – сказал Бен. – Когда твоя ма умерла, ты стал нашим сыном, и я тебя люблю, и Киллиан тоже любит. Всегда любили и всегда будем.

Я уже открыл было рот сказать: «Я не хочу уходить», – но из него так ничего и не вышло.

Потому што – БАМММ!!! – раздается самый громкий удар, какой я слышал в Прентисстауне за всю свою жизнь, как будто што-то взлетело на воздух… прямо к небу.

И слышно это может быть только с нашей фермы.

Бен выпустил меня и оттолкнул, и ничего не сказал, но его Шум вопил на всю округу Киллиан.

– Я с тобой, домой, – крикнул я, – я тоже буду драться!

– Нет! – рявкнул он. – Тебе нужно убираться отсюда. Обещай мне! Двигай через болото и подальше, прочь, скорее!

Я секунду молчал.

– Обещай мне! – повторил Бен, на сей раз очень требовательно.

– Обещай! – гавкнул Мэнчи, и страх было слышно даже в этом.

– Обещаю, – сказал я.

Бен протянул руку назад и што-то там отстегнул, повозился немного, пока оно совсем отцепилось, и подал мне. Это был его охотничий нож, большой такой, с костяной рукояткой и зубчатым лезвием, способный разрезать все на свете, нож, который я на самом деле надеялся получить на день рожденья, когда стану мужчиной. Ремень тоже при нем, надевай хоть сейчас.

– Возьми, – сказал Бен. – Забирай его с собой на болота. Он может тебе понадобиться.

– Я никогда раньше не дрался со спаклом, Бен.

Он все равно протянул его мне, и я взял.

С фермы донесся еще один БАМММ. Бен оглянулся на нее, потом на меня.

– Двигай. Следуй по реке до болота и дальше. Беги что есть мочи и не смей оборачиваться, Тодд Хьюитт. – Он взял меня за руку и крепко сжал. – Если я смогу тебя найти – я найду, клянусь. Но не останавливайся, Тодд. Держи свое слово.

Вот и все. Это «прощай». «Прощай», которого я в жизни не хотел.

– Бен…

– Пошел! – крикнул он и сорвался с места, оглянувшись на бегу только раз, и кинулся опрометью обратно, на ферму, к тому, што творилось на краю света… што бы там ни творилось.