Я буду толкать тебя. История о путешествии в 800 км, о двух лучших друзьях и одной инвалидной коляске

5. Готовы как никогда

Джастин

Мы снова в Штатах, и слова Патрика не выходят у меня из головы.

У тебя киношники знакомые есть?

Забавно – но, думаю, да. Еще в колледже я знал парня по имени Терри Пэриш. Он сейчас – совладелец видеоагентства emota, Inc. в Сан-Диего. Так-то «документалка» – не их конек, но, думаю, за спрос денег не берут. Вот я и позвонил Терри – привет, как дела, – быстро обрисовал ему нашу с Патриком идею, и он, как и Эд, попал на крючок.

Несколько дней, и я в их конференц-зале. Напротив – сам Терри, его деловой партнер Крис Карчер и несколько ребят из emota, Inc. Рассказываю им о Патрике, о наших авантюрах, о моей болезни, о Камино и обо всем, что мы планируем на ближайшие месяцы. Они в шоке от того, как лучший друг воспринял мою шальную идею.

В зале искрит от эмоций, и волнение в их голосах дает мне ответ на все вопросы.

Мы нашли киногруппу.

Но это только начало. Патрик в Айдахо, а я в Калифорнии, так что планы и тренировки для Камино обещают быть непростыми.

Много лет Патрик и Донна шутили: вот переберетесь к нам… Не обошлась без таких шуток и наша недавняя поездка на север. Но на этот раз – после трех недель с Греями – и я, и Кирстин ощутили некое волнение в глубине души. Да, зима в Айдахо холодная и долгая, но мысли о переезде пристали к нам как репей. Идея противилась любой логике: Кирстин – калифорнийка до мозга костей, да и я полюбил солнышко за двадцать с лишним лет в Сан-Диего, – но казалась правильной. И мы стали молиться.

По прошествии недель нас потянуло в Айдахо еще сильнее. И мы решились – сперва нашли риелтора, утрясли все дела, а потом позвонили по скайпу Патрику и Донне. Помню тот разговор: пара-тройка минут болтовни, и Кирстин нервно спрашивает:

– Ребята, вы правда хотите, чтобы мы переехали в Айдахо?

– Да! – восклицают они оба.

– Это хорошо, – вклиниваюсь я, – потому что завтра мы выставляем дом на продажу.

Всего через четыре дня дом покупают за полную цену, мы пару недель оформляем бумаги, пакуем домашний скарб – и Скисаки официально едут в Айдахо.

И настает время настоящей подготовки.

* * *

Джастин

Мы с головой уходим в планы, и проблемы растут как грибы. Путешествие встанет в тысячи долларов, и это не говоря о снаряжении. А нам нужны рюкзаки, обувь, дождевики, налобные фонари, спальники, особая инвалидная коляска… а теперь еще и на киноделов раскошеливаться. Но мы знаем, что должны это сделать, боремся с соблазном увязнуть в нытье: ой, а как нам все суметь? – и просто идем напролом.

Мы изучили десятки топокарт, прочли блоги паломников, просмотрели кучу роликов – прочувствовать местность – и поняли: с ручной коляской там никак. Если я намерен «прокатиться» от Сен-Жан до Сантьяго-де-Компостела, мне понадобится кресло достаточно легкое, чтобы Патрик мог его тянуть, и достаточно крепкое, чтобы миновать три горных перевала и сотни километров булыжных мостовых, каменистых тропок, гравия и бездорожья.

Патрик качает мышцы, а я засел за компьютер – сделать веб-сайт и помочь нам накопить на поездку. Благо, помогли голосовые программы, стилус и планшет: теперь совладать с компьютером хоть и трудно, но возможно. Слава богу, хоть пальцы слушаются.

Я часами кроплю над сайтом и наконец прерываюсь – посмотреть, смогу ли найти подходящую коляску. Каждое утро, до работы, Патрик ходит в спортзал; каждый вечер он либо там же, либо гоняет на велосипеде по улицам. Но никакие тренировки не научат тебя толкать инвалидное кресло днями напролет. Где же ты, наше эффективное решение?

Очень скоро я осознаю, что вариантов кот наплакал, но вроде нахожу подходящий – легкую трехколесную коляску-вездеход из авиационного алюминия, с шинами для горных велосипедов… дисковые тормоза, амортизаторы… за восемь тысяч долларов.

У нас нет денег.

Поздно вечером Патрик заходит ко мне после тренировки – узнать, как все спорится.

– Ну, как дела? – спрашивает он.

– Хорошо, – говорю я ему, кивая на монитор. – Глянешь сайт?

– Ага, давай.

Он склоняется поближе, и я вижу испарину на его лбу. В нос шибает запах пота. Он тренируется как зверь. Всего несколько месяцев, а он уже схуднул. Что ни день, он встает на несколько часов раньше меня, а засыпает намного позже.

– Просто чтобы ты знал, – смеюсь я, – пока ты пахал в спортзале, я ел как не в себя.

– Смешно! – отвечает он, качая головой. – А по правде, сколько потерял на диете?

– Не знаю точно, но одежда мешком висит.

– Отлично! Нам важен каждый фунт!

– И это… смотри вот, – говорю я, возвращаясь к компьютеру. – Я тут вроде каталку нашел.

Стилус щелкает по вкладке с коляской-вездеходом.

– Бэби-джоггер на гормонах, – говорит Патрик. – Только трехколесный.

– Ну, так-то да.

Патрик кладет мне руку на плечо:

– Пчелочка ты наша рабочая! Мало ел, похудел, сделал сайт, сделал страничку, чтобы мы умнели и, дай бог, богатели, да еще и креслице нашел! И почем эта штука?

– Лучше не спрашивай.

* * *

Мы уже несколько месяцев готовимся к Камино. С тех пор как запустили сайт и страничку, многие спрашивают, чем помочь. Вот и сегодня вечером мы за столиком в Starbucks с Джошем Кинни, нашим другом по церкви. Джош и его жена Келли – совладельцы Bottle Cap Co., продают оптом бутылочные крышки, и хоть я даже в мыслях не мог представить бизнес, более далекий от спонсирования нашей поездки, они готовы помочь делом и воплотить нашу мечту в жизнь.

– Ребята, что вам нужно? – спрашивает Джош.

Недолго думая, я отвечаю:

– Инвалидная коляска!

И мы с Патриком заводим рассказ: как мы нашли коляску, зачем нам именно она, как долго ее делать. Джош спрашивает, сколько она стоит, и я бью наотмашь:

– Восемь штук.

Он откидывается на спинку стула, отпивает кофе и кивает:

– Ладно, потолкую с партнерами.

Мы благодарны даже за то, что он хоть подумать решил. Просто попросить восемь тысяч долларов – это слишком.

Через несколько дней у меня звонит телефон.

– Джастин, это Джош.

«Бутылочные крышки» в деле.

Излив на Джоша реку благодарностей, я звоню Патрику.

– Пэдди, хочешь новость? У нас есть коляска.

* * *

Мне померили ноги, торс и бедра – подогнать кресло – и начался обратный отсчет. Сборка займет пять месяцев, привезти обещают в марте. Мы уезжаем 29 мая, на тренировки лишь два месяца. Надеюсь, хватит.

Патрик уже несколько недель занимается сам: по два раза в день, шесть дней в неделю крутит педали, поднимает тяжести, развивает выносливость и силу. Вот только жаль, что у него лишь битый дорожный велик, которому уже лет сорок.

Однажды ночью, когда я делаю последние штрихи на сайте, звонит телефон. Это Патрик, с работы.

– Ты будешь в шоке! – говорит он. – У нас еще один подарок! Не деньги, но, может, даже лучше!

– Ты о чем?

– У меня есть коллега, Дэйв, бывший велогонщик.

У него тонна великов! Я сижу в офисе, читаю письма по электронке, и Дэйв заглядывает в дверь и говорит: на улицу выйди. Я иду за ним к его машине, а там обалденный синий «Бьянки»! Я говорю, давай куплю, а он просто посмеялся и говорит: «У меня нет тысяч долларов, помогу хоть так».

– Потрясно!

Сначала компания Джоша, а теперь и Дэйв, уже не говоря о тысячах пожертвований! Рог изобилия немного нас… ошеломляет, что ли?

* * *

Получив новый велосипед, Патрик гоняет при любой возможности. Даже сейчас, когда на улице снег и холодно, он тренируется дважды в день и катается на тренажере в гараже, уложив детей спать. Он близок к лучшей в жизни форме, но мы оба знаем: только когда привезут коляску, мы увидим, насколько он готов.

Пока друг отдает душу спорту, я усердно занимаюсь сбором средств, создаю ажиотаж в соцсетях и в перерывах выполняю дизайнерские заказы – помочь оплатить счета. Руки двигаются едва-едва, и на всю работу с компьютером уходит гораздо больше времени, чем раньше, но, учитывая все, что делает Патрик, я твердо намерен продолжать. Мы делаем огромный рывок вперед, когда один знакомый предлагает создать список желаний в REI и опубликовать ссылку на нашей страничке в «Фейсбуке». Отклик поразителен: пара-тройка недель, и все нужное нам снаряжение стоит в гараже Патрика.

Все, кроме моей инвалидной коляски.

И теплым мартовским днем мне звонит Патрик.

– Эй, Скиз, Джош только что въехал на мою аллею, и у него в кузове объемистый ящик.

Мы с Кирстин и детьми тут же едем к Греям. Подъезжаем к дому Патрика и видим, как они с Джошем раздербанивают ящик на части. Взволнованный Патрик похож на папу в «Рождественской истории» – когда тот наконец-то получил свою вожделенную лампу в форме женской ножки. Пронзительно скрежещут дрели, разлетается упаковочный наполнитель, повсюду падают болты…

Наконец детали вынуты, Патрик крепит быстросъемные колеса и регулирует руль на спинке, подгоняя его по высоте.

– Готов прокатиться? – спрашивает он.

– Готов как никогда! – я киваю, улыбаюсь и паркую коляску слева от кресла-вездехода.

Чуть подсев, Патрик слегка расставляет мои ноги, подхватывает меня под руки, обнимает, поднимает, поворачивает и усаживает в мягкое сиденье новой колесницы. Мы еще не знаем, что это первая из сотен таких операций, которые нам предстоят в следующие три с половиной месяца.

Дети, все шестеро, хотят это видеть, и мы идем гулять в парк напротив дома Греев.

Каждый оборот колес волнует и тревожит. За спиной слышны шаги Патрика, и оттого на этой прогулке все кажется еще более настоящим. Наконец-то мы готовы тренироваться вместе! Мы движемся как единое целое, и это прекрасно. Как двое детишек в Рождество, мы так беспечны, что делаем еще один круг.

– Знаешь, – говорит Патрик, – а ты ведь в первый раз отдаешь другому контроль.

Он прав. В прежней коляске я сам решал, куда двинуть. А я о таком и не думал.

– Да, – говорю я с улыбкой, – в этом кресле я целиком в твоей власти.

Это шутка, но Патрик принимает все близко к сердцу.

– Это высшее доверие, – говорит он. – Рад, что ты выбрал меня.

* * *

Последние шесть недель я тренируюсь с Патриком.

Я не задаю ни направление, ни темп, но чувствую все прелести дорог и тропинок, куда не мог заехать на своей электроколяске. Лишив себя свободы, я обрел еще большую, и наконец начинаю ценить то, чего потребует путь от нас обоих.

Мы увеличиваем и расстояние, и сложность ландшафта. Патрик толкает меня по предгорьям близлежащего Игла, штат Айдахо, где уклоны достигают восемнадцати процентов – иными словами, высота в среднем возрастает на восемнадцать метров за каждую пройденную сотню. Подъемы безжалостны к его ногам, но каждый шаг дает новую силу и его телу, и нашим желаниям. Непоколебимая преданность друга и его стремление помочь мне воплотить мечту вдохновляют и меня, давая новые силы. Да, я мало что могу сделать физически, но шумлю на «Фейсбуке» и на сайте, привлекаю сторонников.

Каждый день поступают новые пожертвования. Пять долларов, пять тысяч долларов – фонды медленно растут. Но хватит ли нам сил? Патрик занимался как одержимый, но одно дело – толкать меня по холмикам Айдахо, и другое – тянуть сто десять кило через Пиренеи.

Иные предлагали пойти вместе с нами, но мы осторожничали – мало ли, дорога долгая, – и отвечали: «Нет, спасибо». Но когда попросился Тед Харди, все было иначе. Он хороший друг, да к тому же и огнеборец, Патрик знал его много лет и не раз с ним путешествовал.

Тед чуть моложе нас, но разделяет наш интерес к жизни и всяким затеям, мы с ним на одной волне, он смеется нашим шуткам и плюс ко всему необычайно скромен. И когда он говорит: «Ребята, я чувствую, что должен как-то помочь», мы приглашаем его на ужин – все обсудить.

– Нам надо одолеть Пиренеи, – говорит ему Патрик.

– А если пойдешь, на сколько сможешь остаться? – спрашиваю я.

– Не знаю. Дней десять?

Мы с Патриком переглядываемся – и он отвечает от обоих:

– Ты едешь.

* * *

До отъезда считаные недели и всего несколько тренировок, и Тед пошел с нами – понять, во что ввязался.

Сегодня они по очереди толкают меня по самым крутым склонам. Все просто, но очень изматывает. «Толкач» пристегивается сзади, «ломовик» идет впереди, тянет за длинный красный ремень из нейлона, закрепленный карабинами по бокам приподнятой ножной подставки. Точно вол и фермер за плугом. Подниматься трудно, но сколь же легче, когда помогает второй!

За десять дней до отбытия договариваемся свести тренировки к минимуму. Мы все должны отдохнуть. Но сперва – Перепелиная гряда. Последний этап подготовки. Самый крутой подъем в наших местах: на ней тренируется Кристин Армстронг, трехкратная олимпийская чемпионка. Почти все местные машины там застревают. Крутизна иных участков – двадцать пять процентов. Это единственный холм, хоть слегка близкий к Пиренеям. Сможем подняться на Перепелиную гряду – будем готовы как никогда.

Патрик переносит меня с электроколяски на «кресло-вездеход» и обматывает вокруг пояса «сбрую». Тед хватает поводья спереди. Медленно, шаг за шагом, начинаем восхождение. Под нами бетон – так себе аналог для пиренейских тропок. И все же высота сурова. Надо пройти километра полтора, может, чуть больше, но мы одолеваем лишь четыре сотни метров, а Патрик и Тед уже задыхаются.

– Намного сложней, чем раньше, – хрипит Патрик. – И это еще цветочки.

Они толкают и тянут коляску, а я бултыхаюсь, как поплавок, – свести на нет уклон. Мышцы уже ноют.

Дорога виляет змеей. Патрик из последних сил держит голову и руки параллельно земле, и дорогу ему указываем мы. Тед чувствует, что «толкачу» нужна передышка, и кричит спереди:

– Меняемся!

Патрик выставляет тормоз, но холм слишком крутой, и он не уходит – ждет, пока Тед снимет «сбрую» и подойдет к коляске сзади, и только потом отходит чуть в сторону. Тед хватается за ручки, наваливается – и я чувствую, как подаюсь назад. Он, спохватившись, давит сильнее. Мы переглядываемся. С пониманием.

На что мы подписались?

Патрик оборачивает поясной ремень вокруг Теда и крепит его к коляске. Тот улыбается и в шутку говорит:

– Упустим Джастина, так у него хоть якорь будет.

Мы смеемся, но немного нервно, – при мысли о том, как коляска покатится вниз по склону, а один из нас поскачет за ней, будто камешек по пруду. Совладав с нервами, продолжаем восхождение. Сотня метров, может, чуть больше, и Тед кричит:

– Эй, я как по мокрому бетону иду!

– Знаю! – кричит Патрик в ответ. – У меня туфли словно чугунные!

Бедра, икры, легкие – все горит от боли. Но мы идем вперед.

Час пятнадцать, и мы на вершине. Отдых. У Теда плотный график. Несколько минут, и ему пора на работу – и как только они с Патриком переводят дух, мы начинаем спуск.

На этот раз позади оба: Патрик тянет руль на себя, в противовес креслу, а Тед идет за ним, обвязавшись ремнем. Холм так крут, что коляска с каждым шагом норовит накрениться, а я смотрю прямо вниз и надеюсь, что ремни и карабины выдержат.

Проходим самый крутой участок, и Тед произносит слова, которых мы боялись:

– Извините, парни, мне пора на станцию.

Он снимает «сбрую», оборачивается к Патрику и, прежде чем бежать к машине, говорит:

– Не дрейфь, прорвемся!

Патрик устал. Подъем очень крут. Каким будет Камино, когда мы останемся одни? Видимо, вот таким. Все силы уходят на последние сотни метров: он откидывается, идет короткими шажками и держит всю тяжесть, не позволяя коляске укатиться, а я начинаю понимать, сколь о многом прошу друга.

Что мы делаем? А если это слишком?

Я вижу подножие холма и кричу, желая ободрить:

– Давай! Уже рядом!

Да, рядом. Пришли. Патрик, шатаясь, идет к фургону – достать мою коляску с электроприводом, – переносит меня с одного кресла на другое, и я чувствую, что его рубашка насквозь мокра от пота. Он совершенно истощен.

– Ну что? – спрашиваю я. – Мы готовы?

– Как никогда, – отвечает он.

6. Отбытие

Патрик

Год подготовки, и этот миг пришел.

Я никогда не разлучался с семьей более чем на неделю. Теперь уезжаю на полтора месяца, и, конечно, волнуюсь, но превыше всего меня тревожит, как тут будут Донна и малыши. До вылета час, Бойсе – Париж, одна пересадка, – и лишь через шесть недель мы вновь увидим жен в Сантьяго-де-Компостела. Сейчас это больше похоже на вечность.

В кругу семьи мы на мгновение замираем, возносим молитву – сохрани нас в пути, Боже, дай нам разум, благослови милостью Твоей, – обнимаем на прощание родителей, жен и детей и идем к арке металлоискателя.

– Я позабочусь о нем, – это Джастин говорит Донне. – Сберегу.

– Знаю, – улыбается она.

Мы у арки. Трое моих детей плачут, и Камбрия – сильнее всех. Склоняюсь к ней, упираюсь лбом в ее лобик и осторожно касаюсь ее лица.

– Я тебя очень люблю!

– Пожалуйста, не уходи! – всхлипывает дочка.

– Шесть недель, и я вернусь, – заверяю я ее. – Мы будем в скайпе. И на «Фейсбуке» будем.

– Не уходи! – шепчет она, когда я снова ее обнимаю. – Не хочу!

– Знаю, – говорю я со слезами.

С нами уже вся семья, вихрь чувств.

– Я тебя очень люблю! – говорит на прощание Донна.

– Я тоже тебя люблю!

Рядом с Джастином старший брат, Райан. Плачет от гордости и радости. Дети обнимают отца. Лорен целует Джастина, и Кирстин помогает ей вытереть слезы.

Пока мы работаем над безопасностью, наш «трехколесный бэби-джоггер на гормонах» привлекает взгляды. Еще у кассы девушка спросила: «Эй, а зачем вам коляска в Париже?» Мы ответили. Она оторопела.

Вот и «безопасник» туда же.

– В жизни такого не видел, – говорит он про кресло Джастина. – Что, по горам?

– Ага, вроде того, – с улыбкой отвечает мой друг.

Сотрудник чуть склоняет голову и поднимает брови:

– Серьезно?

У ворот яркая, энергичная дежурная клеит на коляску бирки – без них не видать нам камеры хранения как своих ушей.

– А на кой вам вот это в Париже? – спрашивает она.

Мы говорим, и ее глаза распахиваются, как у оленя в свете фар.

– Ох ты ж… – и она едва успевает себя одернуть.

– Можно подумать, я в их жизни первый по горам на коляске катаюсь, – говорит Джастин, когда мы идем к трапу. – Ну да, восемьсот километров, и что?

В дверях самолета я переношу Джастина в особое кресло у прохода – маленькое, тесное, – закрепляю друга ремнями и вынимаю из коляски быстросъемные штифты – сложить руль и убрать ножную подставку. Наше «кресло-вездеход» после таких мер весьма «худеет», и его забирает наземная бригада, а я иду в самолет, кладу рюкзаки и подушку Джастина в верхние отсеки и поднимаю друга – перенести его на сиденье.

Да, тут, в самолетах, как говорится, следи за собой, будь осторожен, – а то, не ровен час, задумаешься, раз, и башкой о потолок. Да еще и проход узкий, и сиденья друг к другу притиснулись, – не задеть бы никого и ничего, пока верчусь.

Ну, вот и сели. Всех дел минут на десять.

Несколько часов, и мы в Сан-Франциско. Пересадка. Все то же, только в обратную сторону. Снимаю сумки, жду кресла, пересаживаю Джастина, выкатываю его из самолета, фиксирую опоры для ног и руль на «коляске-вездеходе», снова пересаживаю Джастина – и снова жду самолет. Дождался. Провезти друга по трапу. Повторить.

Вот полетим в Париж, там в самолете и расслаблюсь. После наших совместных странствий я почти все делаю на автомате, но из-за всех этих телодвижений я постоянно на нервах. Все, сели. Слава богу, летим в конечный пункт. С этими пересадками или коляску поломаешь, или забудешь что.

До Парижа одиннадцать часов. Масса времени для отдыха.

Музыка. Фильмы. Сон. Ага, разбежался. Поспишь тут, как же. Сердце скачет как бешеное.

– Слушай, мы это делаем, прикинь! – говорит Джастин.

– Знаю. Не верится, да?

Он на миг умолкает. Но только на миг.

– Ты как? Волнуешься? Боишься?

– Да знаешь, не пойму.

Я надеваю ему наушники, помогаю найти фильм и уставляюсь перед собой, в экран на спинке сиденья. Листаю ленты, одну за другой, но даже не воспринимаю названий. Я все еще в аэропорту Бойсе.

* * *

Впервые я увидел Донну в самый первый день в Северо-Западном Назорейском колледже. Она играла в какую-то игру – часть «недели знакомства» у новичков. Наши взгляды встретились, и она улыбнулась так широко, что я впервые понял смысл слов «улыбаться глазами».

Через пару-тройку дней я пригласил ее на свидание. Большую его часть мы просидели на скамейке у библиотеки студгородка.

– На кого учишься? – спросил я.

– На учителя.

– Правда? – Я придвинулся к ней. – У меня папа и мама – учителя. А что вами движет?

– Не знаю, – покачала головой она. – Просто всегда знала, что буду это делать. А ты?

– Я на биолога учусь. Но так-то чем займусь, пока не знаю.

Часы свидания пролетели как мгновение, и когда я провожал ее обратно в общежитие, я потянулся к ее руке, а она – к моей.

На прощание мы поцеловались, и она вдруг посмотрела прямо мне в глаза и улыбнулась так же, как и тогда, при первой встрече. Я влюбился мгновенно. И очень сильно.

Роман наш длился все те годы, что мы учились, и вел к очевидному вопросу. Я идеально все спланировал. Мы провели тот день в походе в горы Уоллова, а когда возвращались, я встал на колено прямо посреди пешеходного мостика. Доски разделяли дыры толщиной в палец, внизу стремительно неслась река, и я, предлагая ей руку и сердце, думал только об одном: не урони кольцо! Не урони кольцо!

К счастью, не уронил, и она сказала «да»!

Мы поженились 28 июня 1997 года. Шафером моим, ясное дело, был Джастин.

Свадьбу играли в кругу семьи и друзей, и я был на седьмом небе от счастья, хотя и думал: только бы все не испортить! Наш медовый месяц прошел на острове Ванкувер в Британской Колумбии, а потом мы обосновались в Сиэтле. На рынке труда моя степень по биологии была всем до лампочки, так что мы перебрались в Ванкувер, штат Вашингтон, и я подался в грузчики, пока Донна искала работу по специальности – в начальной школе.

Она проработала год, прежде чем я решил, что мне пора переучиться. Мы вернулись в Айдахо, и я снова поступил в Северо-Западный Назорейский колледж, а Донна устроилась в школу. Потом, получив «второе среднее», я несколько лет преподавал в школе, но это было «не то», и я пошел учиться в третий раз – на медбрата.

После курсов я несколько лет ухаживал за лежачими больными. Почти у всех были проблемы с ногами. В конце концов нарисовалась должность в районной поликлинике – реабилитировать пациентов с травмами позвоночника. Всегда готовый к новым испытаниям, я подал заявку, меня взяли, и я завертелся как белка в колесе, ублажая и начальство, и хирургов: вел истории болезни, принимал жалобы и от больных, и от врачей, улучшал практический подход, строил новым клиникам финпланы, расширял программу услуг…

И теперь, спустя четыре года, после двух повышений по службе и бессчетных 70-часовых рабочих недель, я, до смерти уставший, издерганный, вечно оторванный от жены и детей, – оставляю семью на полтора месяца и улетаю за океан.

Что я творю?

* * *

Еще три фильма, пара трапез, несколько часов музыки, и мои веки наконец начинают опускаться – аккурат на парижской взлетке.

Съемочная группа летит с нами – Терри из emota, Inc. и Майк, вот уже две недели как вступивший в наши ряды. Сойдя с самолета, мы все идем на вокзал – сесть на поезд и ехать на юго-запад Франции, в Байонну. Там мы проведем несколько дней, отдохнем, приноровимся к новому графику и начнем наше паломничество.

Уладив все с билетами, идем к справочной – убедиться, что на платформе есть лифт или пандус и Джастин сможет сесть на поезд. Нас наперебой уверяют: все хорошо, обо всем позаботились. Сидим, ждем, набираемся сил: Джастин – в кресле, я – на скамейке рядом. Платформы – уровнем ниже.

Время близится, спешим к лифту с рюкзаками. Тот спускается целую вечность, и когда о нашем прибытии на платформу возвещает мелодичное «динь», поезд уже на станции.

– А где пандус? – спрашиваю я.

– Нет тут пандуса, – говорит Джастин. – И лифта нет.

До отправления меньше минуты. Терри и Майк загружают технику, садятся сами, а я отчаянно ищу помощи.