Я буду толкать тебя. История о путешествии в 800 км, о двух лучших друзьях и одной инвалидной коляске

2. Телефонные звонки

Патрик

На дворе дивный ясный майский день, небо словно сверкает, но я застрял дома и зубрю: скоро экзамен. В окно кабинета, отвлекая, льется ласковый свет. Телефон, слава тебе господи! Так, хватит чтива! «Заведование врачебным уходом в условиях больницы» вполне себе подождет.

Бросаю взгляд на дисплей: кто там у нас? Ну надо же! Лучший друг, Джастин, из своего Сан-Диего! Мы знакомы всю жизнь, и даже сейчас, за тысячу миль друг от друга, неделя-две – и созваниваемся.

– Да?

– Пэ-э-дди!

Не могу удержаться от смеха. Джастин тысячи раз произносил мое имя нараспев, и я каждый раз невольно улыбаюсь.

– Скиз, как ты? Вроде пару дней как общались. Все хорошо?

В ожидании ответа встаю из-за стола, иду на кухню, плечом прижав к уху телефон, и наливаю себе воды.

– И да и нет, – спокойно говорит он.

– Как твои? В порядке?

– Да, да. Кирстин и Джейден… с ними нормально.

Он умолкает. Хватаю телефон свободной рукой и жму к уху сильнее – не пропустить ни слова.

– Я утром был у невролога, – продолжает Джастин. – Поставили диагноз. Похоже, верный.

– И что?

– Многоочаговая аутоиммунная моторная аксонопатия.

– Что? Язык сломаешь!

– Они называют это «МАМА». Если вкратце.

Джастин рассказывает о визите, а я иду обратно в кабинет. Как легко он говорит о болезни! Как он так может? Впрочем, он из тех, чей стакан всегда наполовину полон.

– И какой прогноз? – спрашиваю я.

– Врач говорит: как пойдет, неизвестно… но с жизнью попрощаюсь.

– Когда?

Мне словно бьют под дых.

– А бог его знает.

Меня трясет. Ставлю стакан на стол и сажусь. Солнце, бьющее в окно, вдруг кажется неярким… и не теплым.

Мы беседуем почти час. Джастин боится, он зол, ему горько – но все-таки он неисправимый оптимист.

Донна, моя жена, узнает обо всем, вернувшись с работы.

– И сколько дают врачи? – спрашивает она.

– Они и сами не знают. Никто не знает. Может, лет пять… может, двадцать.

– Как ты? – Она обнимает меня и приникает поближе.

– Не знаю. – Ее голова у меня на груди. Говорить тяжело, слова вязнут тягучей паутиной. – Он же оформитель… сколько он еще протянет? Как им сводить концы с концами? Он водить-то сможет? А если он умрет, что будет с Кирстин? И с Джейденом?

– Мне очень жаль, – шепчет Донна.

– Вот бы побыть с ним подольше…

* * *

Мы с Джастином знакомы в прямом смысле всю жизнь.

Мы появились на свет в июле 1975 года, с разницей в два дня, в одной и той же больнице, а росли километрах в трех друг от друга – в Онтарио, городке на востоке Орегона, в засушливом сельском краю, где деревья лишь во дворах и парках… ну, и по берегам Змеиной реки. Летом там ветрено, и песок с пустырей и полей бурыми вихрями возносится в небо. Да, среди красот земли Господней нашим краям не похвалиться обилием листвы. Но двум ребятишкам-придумщикам и там хватало свободы и простора создавать миры, где было возможно все.

Дом моего детства стоял на улице с видом на грязный, заросший бурьяном пустырь. Напротив, на южной стороне, высилась церковь из белого кирпича, куда ходили наши семьи. Акры пустоши окружали и ее.

Наша «банда» – мы вдвоем, мой младший брат Майкл и наши друзья Грег и Брайан – часами копала ямы, строила крепости и разыгрывала опасные сценки, спасая «своих в тылу врага». Ружьями нам служили палки; листья костра кровельного шли за ножи; под гранаты подходили камни, а стоило вытянуть руки – и нас окутывал огромный силовой барьер.

За домом Джастина, на другой стороне города, были Грязные Карьеры – лесистый край с обилием зарослей и земляных куч, будто срисованный с комиксов про Кальвина и Хоббса. Зимой, когда траву и бесплодную почву укрывал снег, мы надевали зимние пальто, штаны на синтепоне, ботинки и перчатки, натягивали вязаные шапочки по самые глаза и пускались туда искать приключений.

И там, найдя какую-нибудь крутую насыпь, мы мчались по склону на круглых красных ледянках, а то и просто на покрышках, прямо вниз, в каньон. Мимо проносились деревья, зеленые, бурые, а мы отклонялись то влево, то вправо, объезжая усеявшие путь камни и проплешины, до самого-самого дна, – а потом, с ледянками и шинами, шли обратно, наверх, и нам казалось, будто мы проехали целые мили, хотя было там всего ничего.

Да, и каньон тот был одно название, и злодеев, которых крушил наш самодельный арсенал, мы же сами и намечтали, но наши творческие силы росли, а совместные затеи нас объединяли. Да и что за дело, реальны или мнимы наши подвиги? Все мы жили от одной забавы до другой.

Когда мы подросли, забавы перешли с полей на стадионы. Атлеты из нас были не ахти, но игры мы любили – и полыхали духом соперничества, часто превосходившим наш талант. В школе я занимался легкой атлетикой и бейсболом, мы оба играли в футбол, Джастин – в соккер, но его настоящей любовью был теннис. Он играл с пятого класса. И даже в колледже, когда начались проблемы с ногой, и на младших курсах, и на старших, он никогда не сдавался. Он просто старался изо всех сил.

На первом курсе он еще пытался войти в теннисную команду и, хоть не поспевал за другими, играл так, для себя. Но перед рождественскими праздниками он позвонил мне и сказал, что бросил теннис.

– Ракетку отдаю сестре.

– Ты правда все? Больше не можешь?

– Могу только бегать, и то прямо. Вбок не выходит. Левая не тянет, чуть что, спотыкаюсь и падаю.

– И как, держишься?

– Бывает, что накатит. Но я в порядке. Хоть бегаю, и ладно.

Я позвонил через несколько месяцев – проведать. Все стало хуже.

– Я не могу бегать.

– Не держат ноги?

– Да. Бежал, и они просто подломились.

– Ох ты… и теннис, и теперь вот это… Так жаль.

– Да нормально. Только скучаю по ветру в лицо, – признался он. – И по свободе движений. Но что поделать?

– Слушай, я поражаюсь. Как ты справляешься? Я бы только и делал что злился.

– Я злюсь, но толку? Хоть хожу.

На следующий год Джастин позвонил сам. Его ноги так ослабли, что и ходил он уже с трудом. Водить он еще мог, но дойти до машины и домой из нее – это была пытка.

– А я дождался, мне билетик дали. На особые парковки…

Его голос был радостнее, чем я ожидал. Да, помню, мы когда-то говорили о том пропуске – мало ли, вдруг пригодится… но мысль о том, что парень, с которым мы носились по полям за церквушкой и гоняли на санках по холмам, от слабости в ногах обречен на синие парковки… казалось, это просто слишком.

– У тебя забрали свободу… Сперва ракетка, потом бег, теперь парковки для инвалидов… Да как ты держишься? Порой такое чувство, что это мне страшнее, чем тебе.

– Да, это сложно, – ответил он. – Но стоит зациклиться на бессилии, и я просто себя сожру. Я не смею поддаваться. По крайней мере, надолго. Я еще многое могу. И буду думать об этом.

Мы пару мгновений молчали, пока я пытался осознать самую суть его реплик, а потом я крепче стиснул телефон и сказал ему единственное, что мог:

– Скиз, если что, я с тобой.

3. Я буду толкать тебя

Джастин

В Сан-Диего прекрасная ленивая суббота. На улице март 2012 года. Я один, в гостиной, на ноге закреплен пульт от телевизора. Я уже не в силах открыть дверь, поднести чашку к губам, застегнуть рубашку… а вот с пультом управляться – получается.

Любой осколочек независимости – величайшая драгоценность. Беру что могу.

Мои мальчики, Джейден и Ной, играют на заднем дворе, явно что-то там затевают. Лорен, дочка, поет в своей комнате, Кирстин убирает на кухне. В домашней тиши (надо сказать, довольно редкой) включаю телевизор и листаю каналы. О, Рик Стивс на «Пи-Би-Эс»! Рик – европейский гуру путешествий. Всякий раз, когда бываем в Европе, без его знаний, опыта и советов просто никак.

В 2001 году я, Кирстин, Патрик и Донна почти месяц странствовали по Европе: прилетели в Париж, а потом, на поезде, объехали Швейцарию, Австрию, Германию и Бельгию. К тому времени у меня были ортезы на обеих ногах, но на короткие прогулки с женой и друзьями сил еще хватало. Прошло почти одиннадцать лет, а воспоминания все так же ярки. Хотя тогда и у нас, и у Греев было туго с деньгами, мы знали, что должны поехать, и сделали это, пусть и пришлось брать лишние смены и подработки.

И чем сегодня Рик порадует запперов и наркоманов телевещания? Северная Испания? Отлично, там я еще не был.

Смотрю, как Стивс исследует Памплону. Он рассказывает про фиесту Сан-Фермин, про знаменитые «бега от быков» и про то, как повлиял на местную культуру Эрнест Хемингуэй еще в далеком 1926-м, когда издали книгу «И восходит солнце».

Все очень знакомо, пока он не упоминает Камино-де-Сантьяго – путь Святого Иакова, дорогу паломников, почти восемь сотен километров от живописной баскской деревни Сен-Жан-Пье-де-Пор – в двух часах хода от французской границы – до собора в Сантьяго-де-Компостела, где, по слухам, похоронены кости апостола Иакова.

Стивс ведет меня по Пиренеям, по равнинам Северной Испании, через горные хребты на северо-западе, в Галисии, и я околдован. Я вижу, как по древнему пути идут сотни пилигримов, и тут мне приходит мысль.

А я смогу так в коляске?

Не один год мы с Патриком искали идеальный «тур для парней». Думали податься в Германию на Октоберфест, проехаться по Восточному побережью или просто потусить где-нибудь на тропическом островке. Но все это было «не то». А теперь, когда Рик открыл мне Камино-де-Сантьяго, я поражен: вот она, наша поездка! Я не был ни в чем так уверен с того дня, как повстречал «ее».

* * *

С Кирстин мы впервые встретились спустя пару недель после того, как я окончил колледж.

На вопрос «где?» я всегда отвечаю: в винной лавке через дорогу. На самом деле то вроде был дежурный магазинчик, но вывеска на здании гласила «Алкоголь», и, честно говоря, так интереснее.

Тогда я был в шортах, и ортезы на икрах сигналили: у парня плохо с ногами.

– О, я же видел вас в церкви!

Наверное, она подумала, я к ней подкатываю. Но хоть беседа завязалась. Мы пару минут поговорили, я улыбнулся и сказал:

– Ну, увидимся.

На следующей неделе я снова увидел ее – в церкви.

А через несколько дней, когда я доставлял рекламу, которую оформил для лавки тако, она пробежала мимо.

«Третий раз за две недели, – подумал я. – А не пригласить ли ее на свидание?»

Так я и сделал.

И она сказала «да!»

На первом свидании мы пошли в «Каса-де-Пико» в Старом городе Сан-Диего, и вечер я начал со слов:

– У меня прогрессирующее нервно-мышечное заболевание, и не знаю, сколько мне осталось, но подумал, лучше тебе сразу знать.

Вот. Вот так. Посмотрим, что она ответит.

Она на мгновение замолчала:

– Ох.

Я затаил дыхание и напрягся. Явно же выйдет неловко. Но она просто тепло улыбнулась и сказала:

– О’кей.

Вот тогда я и понял.

Это была «она».

* * *

– Милая, не подойдешь?

– Да, конечно, – Кирстин выходит с кухни. – Что?

– Хочу тебе кое-что показать, – киваю я на телевизор.

Она садится рядом на софу.

– А что это? Рик Стивс?

– Просто посмотри минутку.

Кирстин знает: я всегда ищу новые места для наших путешествий. Так мы за долгие годы научились справляться с болезнью – живем на полную, хватаясь за любую соломинку, пока я все еще в силах.

– И как тебе? – спрашиваю я под конец эпизода.

– В смысле?

– Я смогу так в коляске?

Она смотрит на меня и без малейшей паузы отвечает:

– А почему нет? Хочешь – сделай!

Боже, как я ее люблю! Сколь бы безумны ни были мои идеи, сколь бы нереальными они ни казались, она никогда не позволит мне уклониться от их воплощения!

Осталось узнать только одно.

Что скажет Патрик?

* * *

Две недели спустя Патрик, Донна и их дети, Камбрия, Джошуа и Оливия, приезжают к нам на ежегодную встречу.

– Приехали! – кричит моя малышня. Греи заезжают в минивэне на аллею, все обнимаются, багаж уносят в спальни, детишки убегают на задний двор – выплеснуть накопленные силы, – а Донна и Кирстин уходят в столовую поболтать о житейском.

– Пойдем в гостиную, – говорю я Патрику. – Кое-что покажу.

Он улыбается, идет за мной в комнату, садится на стул рядом, берет пульт и кладет его мне на колени.

Я жму кнопку питания и ищу запись шоу Рика Стивса.

Интересно, как это примет Патрик. У нас обоих за эти годы были весьма нелепые идеи, но проехать почти восемьсот километров в инвалидной коляске через чужую страну – это верх по шкале психанутости.

Шоу начинается. Мы смотрим молча. Поглядываю на Патрика, пытаясь понять, что творится у него в голове. Ему явно интересно, вот только он и понятия не имеет, о чем я намерен спросить.

Конец. Гашу телевизор. Время действовать.

– Хочешь со мной по Испании? Восемьсот километров?

Патрик просто смотрит на меня. За долгие годы я почти всегда читал его как открытую книгу. Но сейчас – не могу.

Да или нет?

Я хоть знаю, о чем его прошу?

У нас была масса затей в прошлом, но такой – никогда.

Не знаю, исполнима ли моя просьба, но знаю другое – я не в силах представить, как иду на такое с кем-то еще.

Его ответ, четыре кратких слова, меняют всю нашу жизнь.

– Я буду толкать тебя.

Часть II. Подготовка

4. Отпуск

Патрик

В Меридиане, штат Айдахо, царит июнь. И он прекрасен. Ослепительно синее небо, яркая зелень травы, воздух искрится от брызг дождевальных машин, во всей красе цветут цветы, и люди часами гуляют, радуясь солнцу.

Так и сегодня. Легкий ветерок смиряет жару, пока мои детишки носятся по площадке Клейнер-парка. Дети коллег кто на турниках, кто играет в салки с моей старшей, Камбрией. Ей восемь, уже большая. Волосы развеваются на бегу – длинные, светлые. Джошу четыре. Изо всех сил пытается угнаться за сестрицей. Оливии только три, сидит на руках у жены. Мы удочерили ее, взяв из Китая. К Америке она уже привыкла, но в толпе по-прежнему нервничает. В китайском приюте ей было непросто, и только на руках у Донны она всегда находит покой.

Донна болтает с новыми знакомыми. Подходят с семьями мои коллеги из больницы Святого Луки. Мы пришли развеяться: это запоздалое «весеннее барбекю» – наш заслуженный отдых. А вот приехал с семьей и мой босс Эд. Идет к накрытым скамейкам, где напитки и тарелки.

На Эда я тружусь уже два года. О Джастине он знает. С Эдом мы впервые встретились, когда он только что сменил прежнего администратора, а у меня близился отпуск. Эд тогда знакомился с сотрудниками и спросил, что я планирую на выходные.

– Лечу в Сан-Диего, к лучшему другу, – ответил я. – Неделю там побуду, помогу там, да и жена его отдохнет, в отпуск съездит.

– Отдохнет? – удивился он. – От чего?

– У них трое детей, – объяснил я. – А Джастин в инвалидной коляске.

– В ручной?

– Нет, с электроприводом. У него отнялись и руки, и ноги.

– И на вас будут друг и трое детей, пока не вернется жена?

– Да.

Он вроде заинтересовался, и я рассказал ему все о болезни Джастина. Эд часто спрашивал о нем, и он в курсе всего, что с нами происходит.

Он замечает меня с другой стороны парка, дожидается, пока я взгляну в ответ, и кивает.

Гриль пышет ароматом ребрышек и тушеной свинины. Иду проверить мясо. Чуть вдалеке – паренек в инвалидной коляске. Уже больше года прошло с тех пор, как Джастин спросил про Испанию. Так-то мы не забывали, думали, как все устроить, только вот время не выпадало. А может, дело и не во времени, а нужен просто верный настрой.

Я смотрю на юношу в каталке и думаю о друге. Как часто Джастин просто брал и делал то, о чем многие и думать бы не стали? Не поймите превратно – он не безрассуден. Он строит планы. Но он не из тех, кто думает о том, как все устроить. Он всегда начинает с того, зачем. Если причина весома, все устроится само.

Сейчас Джастин в девяти тысячах километров отсюда, по ту сторону Атлантики, в средневековом городке на северо-западе Тосканы. Они с Кирстин захотели показать детям прекрасную культуру, с которой познакомились много лет тому назад, в свой медовый месяц. И пока я на этом пикнике, Джастин с семьей – в итальянской Лукке. Ради этого они целый год планировали, распродавали вещи, брали лишние смены и сдавали в аренду дом. Но у них были причины для такой жертвы.

Иду туда, где дочка качает брата на качелях. Эд стоит рядом и болтает с Беккой, моей коллегой и подругой. Жду, пока они договорят, и, раз уж так совпало…

– Эд, можно вопрос?

– Конечно, – он оглядывает площадку. – Да?

– Летом мне нужно шесть недель отпуска, – беспечно говорю я.

Эд оборачивается.

– Все сразу?

– Да!

Он сощуривает взгляд.

– Это сложно. А какие планы?

Начинаю рассказывать Эду о Камино-де-Сантьяго и о желании Джастина испытать себя дорогой паломников.

Я слышу звук собственного голоса и вдруг осознаю, что слова обретают силу. Идея оживает на глазах, обретает шанс воплотиться, – раньше мы о таком и подумать не могли.

Эд внимательно слушает, сперва беспокойно и с опаской, потом с волнением и радостью, и кивает, обдумывая ответ. Я наконец умолкаю. Он смотрит мне в глаза, наставляет мне палец в грудь и говорит:

– Я кровь из носу дам вам отпуск – но с одним условием.

– С каким?

– Обещайте запечатлеть это путешествие в фильме.

В смятении и легком шоке отвечаю:

– Хорошо… А зачем?

– Потому что, – решительно заявляет Эд, – не оставить о таком память может лишь эгоист, которому на всех наплевать! В этом такая надежда! Делитесь ей! Мир должен знать, что надежда есть!

Такого я не ожидал. Я думал лишь о том, что будет значить эта поездка для нас с Джастином, и мне никогда не приходило в голову, будто до нее есть дело кому-то еще. Но взгляд Эда говорит о многом.

И где нам теперь брать киногруппу?

Эд идет к детям, а я отхожу к столам для пикника, сажусь рядом с Донной и беру на руки Оливию.

– Мне дают отпуск на Испанию, – говорю я.

Она потрясена:

– Что?

– Я просто попросил Эда дать мне шесть недель отпуска на лето. И он согласился. Только с условием, что мы сделаем фильм.

– Это безумие, но это здорово! – восклицает Донна. – А зачем ему фильм?

– Он сказал, не снять фильм могут лишь бессердечные эгоисты. Сказал, в этом надежда, и надо делиться. – С легкой усмешкой добавляю: – Он разволновался.

– Ну, вы долго ждали, – говорит она, забирая Оливию. – Звони Джастину.

Джастину и Кирстин мы звоним вместе – наутро, по скайпу.

– Привет, парочка, – начинает Донна. – Как дела?

– Вы бы видели Джастина на мощеных дорогах! – смеется Кирстин.

Джастин качает головой и улыбается:

– Никакого почтения к моей коляске. Меня трясет, точно игральный кубик, только вместо стакана – металл, резина, электроника и пластик. Почти два центнера.

– А что местные? – спрашиваю я. – Привыкли к парню в электрокаталке?

– Ну, хоть пальцами не тычут, – усмехается Кирстин. – И не болтают про психа-инвалида.

– Побольше позитива, – говорю я. – Вы рвете им шаблоны. Ну круто же!

– Ага, – весело отвечает Джастин. – От радости аж до печенок прошибает. Ну ладно, о чем столь важном мы поговорим?

Донна нежно касается моей руки. Быстро переглядываюсь с женой – и снова смотрю на Джастина.

– Ну… – говорю я, пытаясь скрыть улыбку. – Как вернетесь, готовимся к Испании!

– Ты о чем?

Он явно опешил. Не знаю, чего он ожидал. Но не этого.

Я передаю ему нашу с Эдом беседу, и мне кажется, даже по скайп-каналу чувствую, как у него бьется пульс. Когда я почти готов умолкнуть, он улыбается так, словно его осчастливили на полжизни.

– У него только одно условие, – добавляю я.

– Какое?

– У тебя киношники знакомые есть?