Иеремия Бентам. Его жизнь и общественная деятельность

В июне 1815 года Бентам послал Государю чрезвычайно обширное письмо. Это был целый меморандум, весьма обстоятельный, в котором он откровенно высказал свои мысли относительно судьбы кодификации в России. Плодотворных результатов можно только ожидать от гласного обсуждения вопросов законодательных, как это принято в его отечестве. От келейной же канцелярской работы, на которую обречена Комиссия, ничего путного не выйдет. Вот, в сущности, краткий смысл длинного письма, начинающегося объяснением причин возвращения пакета с драгоценным перстнем. Он достаточно счастлив, приобретя хорошее мнение Государя, «денежная же ценность, как и сами деньги, в настоящем случае не имеют ровно никакого значения».

Это было последнее письмо Бентама к Государю. Время было крайне неудобное для проведения законодательных реформ. Все внимание было поглощено заботами об обеспечении всеобщего мира после разорительных наполеоновских войн. Это была эпоха образования Священного Союза, когда произошел крутой поворот в образе мыслей самого Александра I, всецело подпавшего под влияние идей Меттерниха, ничего общего не имевших с идеями английского мыслителя. Бентам, заботившийся о том, чтобы освободить своего царственного корреспондента от «повязки на глазах и помочей на плечах» – как он выразился в письме к князю Адаму, – не заблуждался, что его письмо не могло понравиться: «Простит ли он мне или нет – не в том вопрос. Мне нужно только, чтобы он позволил освободить себя от повязки и помочей».

События, наступившие вслед за образованием Священного Союза, убедили Бентама, что ему нечего делать в нашей стране. Он прервал все сношения с русскими государственными людьми, за исключением Мордвинова и Сперанского, с которыми переписывался вплоть до 1830 года.

Глава VI

Старость. – Предсмертная воля. – Кончина Бентама. – Утилитаризм. – Обвинение Бентама в проповеди эгоизма. – Мнение Д.-С. Милля о значении Бентама. – Заключение

Глубокая старость, достигнутая Бентамом, не ослабила его умственной мощи, не охладила горячей симпатии, которою было преисполнено его любвеобильное сердце ко всем страждущим и угнетенным. Последние годы своей жизни Бентам так же горячо ратовал за торжество своих идей, как и в лучшую пору молодости. Этот старец, убеленный сединами, оставался «юношей всю свою жизнь», как выражается его знаменитый ученик Милль, питавший к своему учителю чувство благоговейного уважения. Он жил и умер философом.

«Чистосердечие и кротость во взоре, ясность на челе, спокойствие в речах, хладнокровие в движениях, невозмутимость, соединенная с тонкой чувствительностью» – таков был портрет великого мыслителя-человеколюбца, нарисованный одним из его почитателей. Он продолжал работать на общую пользу до последней возможности, несмотря на свой преклонный возраст. Лишь за несколько дней до смерти перо выпало из обессилевших рук неутомимого борца.

Предсмертная воля 84-летнего старца вполне гармонировала со всей его трудовой жизнью, посвященной общественной пользе. Он требовал, чтобы его тело было перенесено в анатомический театр, желая быть полезным своим «согражданам и после смерти». 6 июня 1832 года Иеремии Бентама не стало, воля его была исполнена. Труп был передан доктору Соутвуду, чтобы его анатомировали и чтобы над ним читались лекции медицинским студентам и публике. Не в Вестминстерском аббатстве, этой усыпальнице знаменитых граждан, прославивших Великобританию на всех поприщах общественной деятельности, покоятся бренные останки одного из благороднейших сынов Англии. Препарированный скелет Бентама хранится в анатомическом театре Лондонского университета.

Размеры настоящего очерка не позволяют подробно останавливаться на разборе многочисленных трудов, оставленных неутомимым мыслителем. Простой перечень всего, написанного Бентамом в течение его продолжительной жизни, доказывает, что не было ни одного вопроса в области права, морали, политической экономии, который не интересовал бы глубокого мыслителя, отзывчивого на всякий благой почин. Вся деятельность его была направлена исключительно на пользу человечеству, в самом чистом и благородном значении этого слова. Девизом его жизни было стремление к увеличению суммы наслаждений и уменьшению суммы страданий ближнего. Этим гуманным стремлением исчерпывается трудовая жизнь Бентама, в этом заключается его литературная и общественная деятельность, философское направление утилитаризма, родоначальником которого он был. В трактатах, посвященных разработке вопросов законодательных и философских, проглядывает одно желание – устроить людское общежитие таким образом, чтобы страдание людей было доведено до минимума, а сумма их удовольствий – до максимума.

Его упрекали, между прочим, в проповеди эгоизма, к которому приводит теория утилитаризма, нашедшая горячих поклонников в среде крайних партий Франции и Америки. Незадолго до своей смерти Бентам объяснил, в чем заключается его эгоизм, согретый истинной любовью к ближним. «Да, я эгоист, – писал он, – но мой эгоизм полон благоволения. Нет человека на земле, который бы так сочувствовал чужому горю, как я, или так радовался чужому счастью, если, конечно, это счастье не основано в ущерб другим».

Замечательна судьба его сочинений. Не всё, что он написал, предано печати. В 80 ящиках хранятся его рукописи, ожидающие нового Дюмона, неизвестные читающей публике. Но то, что он напечатал, имело, несомненно, утилитарную цель; он пролил яркий свет на многие вопросы права, философии и государствоведения. При жизни многие считали Бентама утопистом, многие солидные люди относились к его выводам как к парадоксам. После смерти немало этих парадоксов получили силу действующего закона, сделались достоянием общественного правосознания. Джон Стюарт Милль говорит, что Бентам был больше великим реформатором в философских вопросах, нежели великим философом. Он сделал для политики и морали то, что Бэкон – для естественных наук. По словам известного английского юриста, сэра Джеймса Стивенса, Бентам имел такое же влияние на законодательство, какое Адам Смит – на политическую экономию.

Долго боролся он с архаическими злоупотреблениями, пустившими глубокие корни в английском законодательстве и в британской общественной жизни. Борьба была упорная и жестокая; идеи Бентама туго принимались на его родине. Иностранные государства проявили больше чуткости к голосу великого старца, призывавшего все народы к обновлению своего государственного устройства, к более справедливому урегулированию социальных отношений. Даже многие американские штаты устроили свои правоотношения под влиянием учения Бентама. В конце концов он одержал верх и над своими упорствовавшими земляками. Его голос был услышан в самых окаменелых сферах правящих классов родины Шекспира и Байрона. Англия приступила к реформам, необходимость которых была указана Бентамом.

«Молодым человеком, – говорит Милль, – он начал эту борьбу и только на закате дней своих был услышан. Потомство с трудом поверит в силу предрассудков, оберегавших английское законодательство от всяких попыток духа исследования. Честь победы всецело принадлежит Бентаму. Только его замечательным дарованиям, изумительной настойчивости, твердости духа, практическому смыслу, его методу и привычке к синтезу он обязан этой победой. Он не был разрушителем по преимуществу, – напротив, он созидал на обломках разрушенного. Он поучал, как надо заменять устарелые учреждения новыми, отвечающими насущным потребностям страны. До него философия права была хаосом, он ее сделал наукой».