Dualitate I

«По теплымъ облакамъ, облагородившимъ разсвѣтъ…»

 
По теплымъ облакамъ, облагородившимъ разсвѣтъ;
По незапачканымъ слѣдамъ, оставшимся въ началѣ,
Ко мнѣ пришло желанiе не классикомъ остаться,
Но съ каждымъ днемъ не просто такъ связаться,
А ради словъ, что на бумагѣ оставляютъ всѣ печали;
Для тяжкихъ звуковъ, созданныхъ для "да" и "нѣтъ".
 
 
Подъ слезами дождя я перелистываю книгъ
Красивый переплетъ, вникая въ тайны мiра,
Самъ проникаясь въ двадцать шесть именъ
Того, кто зналъ, что тѣнью опяненъ;
На берегу оставлена имъ золотая лира
И схваченъ рѣзко монастырскихъ красокъ ликъ.
 
 
Мое простое написанiе – квадратный строй
Бумажныхъ подношенiй къ дому. Его нашелъ
Я въ тотъ моментъ достойнымъ пронести
Все, сорванное съ рукъ, какъ ни крести.
И этимъ въ пишущее стадо я вошелъ
Размазавъ точку буквы – слитокъ тяжбъ нѣмой.
 
 
Не каждый понялъ то, что я уже
Не отзвукъ ихъ пылающей свободы,
Не вѣтеръ – мимолетный дiалогъ
Сѣмянъ въ грядѣ и бархата сапогъ.
Я всталъ для равновѣсiя породы.
Иду забывъ о прошломъ неглиже.
 
 
Въ одной лишь комнатѣ осталась пыль
Того отчаяннаго взлета.
Я сплю тамъ, думая о вѣчномъ.
Но не прошу о пониманiи сердечномъ,
Поскольку нѣтъ мнѣ тяжелѣе гнета,
Чѣмъ откровенiя печи и ваша быль,
 
 
Раскрошенная въ чаепитiи – припадкѣ,
Тепломъ уютнымъ выброшеномъ вонъ
Изъ знаковъ, мнѣ предписанныхъ рукою,
Которую не взять. Она прошла водою
За тысячу теперь ненужныхъ кронъ.
Онѣ отнынѣ – старыя на дерева насадки.
 

«Не солоно вкушая семь изъ стрѣлъ…»

 
Не солоно вкушая семь изъ стрѣлъ,
Катаясь по землѣ, гдѣ дельта – два,
Укромный міръ очнулся ото сна.
Прошла, не оставаясь, самая обычная весна,
Мнѣ лекціи внушая, чувствуя полетъ едва,
Сжигая хворостъ непримѣтныхъ дѣлъ.
 
 
Разнообразіе изъ раковинъ временъ начальныхъ —
Тѣнистыхъ проходныхъ забора и кленовыхъ суръ,
Сокрытія непознанныхъ мясистыхъ горъ —
Все только и желаетъ мой безудержный анкоръ
Повѣдать, словно воскрешенный балагуръ,
Найти всѣ горизонты дѣтскихъ глазъ печальныхъ.
 
 
Все просто… Разница бросается въ глаза.
Не первый вѣкъ томился ожиданьемъ
Жизнь ищущій, стрѣляющій по стѣнамъ.
И потому въ десятокъ сталъ отменнымъ
Понять неслыханныхъ доселѣ обѣщаньемъ
Ревущій столбъ съ очаровательными «да».
 
 
Ища обыкновеніе въ кристалловъ блескѣ
За отвергаемымъ прохожими кустомъ
Пришла задача воздуха чело познать
И обернуться, вспоминая знать
Въ занятіи не очевидномъ и простомъ,
Мѣшая разуму остаться бликомъ лески.
 
 
Изъ прошлыхъ жизней часть – напротивъ;
Изъ ощущеній – лѣта безконечность
И мысли о простомъ, понятномъ и моемъ.
Одинъ я здѣсь? Вдвоемъ? Втроемъ?
Кто огородитъ замкнутую вѣчность,
Вставъ на колѣни, не рождая «противъ»?
 
 
Кто выйдетъ къ склону какъ новорожденный Богъ,
Къ столбу прильнетъ стыдливо и угрюмо?
Вопросовъ много было въ тѣ мгновенья.
Никто не зналъ, что скоро будетъ тлѣнье
Не съ головы, а съ каменнаго трюма —
Все такъ, какъ замышлялъ растущій мохъ.
 
 
Не закопать разсвѣтъ въ разбитый камень мрака,
Разностороннихъ взглядовъ не жалѣть укоръ
И не спасти въ глазахъ упрятанныя слезы.
Но недоступны миражей слѣпыхъ курьезы
По разбѣжавшимся, кто вѣдаетъ отпоръ
Невыносимо выжитаго снами жидкими барака.
 
 
Они въ свободѣ одинокихъ опасеній
Мечтать пытаются о возрастѣ изъ глины,
Срывая угли съ райскихъ вишенъ.
И изъ одной, но многолико лишней,
Заросшей пѣснями, гдѣ у корней – эллины,
Печати, вырастаетъ странный хрипъ осенній.
 
 
Не рано и не поздно все, что есть, забыть;
Изъ моря вынуть слѣдъ, что не найдется
Въ каратномъ золотѣ въ грядущія недѣли.
Два міра жизнь неброскую надѣли;
Она къ распаду лишнихъ знаній вся протрется,
Гуляя по водѣ и не пытаясь плыть.
 
 
Двоякое не сыщется мнѣ слово срамомъ
И не испишетъ листьевъ вырѣзанный годъ.
Но все основано. Колонны золотыя
Приглушатъ сосны, липы вѣковыя;
Ихъ тѣломъ распадется плоть
И въ будущее уплыветъ спокойнымъ ламой.
 
 
Одна кровать – гряда подъ облаками;
Прожить не получается въ кавычкахъ
Подъ громъ песочныхъ веселъ до пословъ,
Скрывающихъ послѣдній смыслъ мертвыхъ сновъ,
Замерзшій въ трепетѣ звонковъ, привычкахъ
Нести свой крестъ ладонями и кулаками.
 
 
Не проторить того, что выйдетъ залпомъ
Изъ мраморной насечки на стволѣ
Папируснаго августа прямыми до забора
И знаками, и бешеныхъ часовъ затворомъ,
Минуты что смыкаетъ на волнѣ,
Прикинувшись не скатомъ и не карпомъ…
 
 
Вотъ такъ и подошелъ къ понятіямъ о славѣ
Разсудка, горькою анаѳемой созрѣвшаго
По поводу необъяснимыхъ дней въ дыму.
Опустошительно я тѣло капли подыму,
Считая по-арабски вдаль смотрѣвшему
Картины, что живыми съ горизонтомъ стали.
 

«Тупикъ, не совершаемый надъ нами…»

 
Тупикъ, не совершаемый надъ нами,
Больная ночь до міровой потери…
Скажи, большая грусть, гдѣ у крыльца
Расчерчена посуда въ два лица;
Гдѣ насъ просрочили коктейли,
Не окуная въ прорубь маяками.
 
 
Въ зеленой зонѣ пограничныхъ плитъ
Черезъ полетъ сквозь лѣтній уголъ
Стоимъ, срывая у футурума погоны.
На пальцѣ первомъ до сихъ поръ поклоны
И прахъ заказанныхъ мной пугалъ,
Что надъ воротами свободою паритъ.
 
 
Рука отводитъ въ сторону качели,
Изъ глины хочетъ справно части двѣ
Хоть на одну иль три соединить, разбивъ.
Невѣжествомъ покрытымъ заплативъ
Перегибаемъ все, что сковано въ конвѣ
Безумства вѣчности, гдѣ всѣ огни горѣли.
 
 
И въ длинныхъ лапахъ въ желтыхъ рукавахъ
Смотрѣлось вылепленное на мѣсяцъ нѣчто.
А на тропѣ трехъ годовалыхъ странницъ
Прибили къ позвоночнику тяжелый ранецъ.
Закрылъ онъ то, что спрятало навѣчно
Открытыхъ оконъ зеркало, зарывшись въ прахъ.
 
 
Не дотянулся до того, что вдаль пропало;
Не взялъ съ небесъ застрявшія ладони
И руки, что ихъ брали лѣтомъ вмѣстѣ.
Творить Венеру не дано и въ тестѣ
Ожидавшихъ на разрушенномъ перронѣ
То Солнце, для котораго Луну скомкало.
 
 
Устало шло оттуда до преступныхъ
Синѣющихъ у чая оборванцевъ —
Подтянутыхъ слоговъ къ закрытью темы.
Не забывая въ суматохѣ нужной схемы
Въ строеніи тѣхъ образовъ цѣпляю иностранцевъ:
Другимъ для пыли на лицо доступныхъ.
 
 
Не жду, что прояснится ихъ досугъ
Въ почетныхъ номерахъ за ржавчиной рѣшетокъ.
Но сколько стало ихъ, несносныхъ!
Все врутъ въ отрядахъ длинноосныхъ
Въ купаніи по перечню всѣхъ шмотокъ.
Въ стихахъ неваженъ мнѣ тотъ звукъ.
 

«Въ послѣдній кадръ въ снѣжныхъ куполахъ…»

 
Въ послѣдній кадръ въ снѣжныхъ куполахъ
Вплыло изъ лѣта слово живописно.
Разинувъ ротъ, крича на всѣ лады
Капризной силой несмываемой воды,
Уставилось въ забытое ужъ «присно».
Дивилось памяти, пылящейся въ главахъ.
 
 
Исторія, кидая цвѣтъ одной перчатки,
Сказала «нѣтъ» на скатерти для «да».
Въ рукѣ, не защищенной отъ разгула,
Варилась месть. Она не утонула
Изгибомъ непокорнаго и вѣчнаго слѣда.
Духъ снизошелъ на берегъ шаткій.
 
 
Столбомъ, что не достанется потомкамъ;
Рѣкой, расчерченной въ винѣ,
Живетъ не созданное тріо.
Гаданіе на черепѣ позволило красиво
Пропагандировать познанія извнѣ,
Безумствуя на мелкомъ шрифтѣ ломкомъ.
 
 
Все сорвано. Нѣтъ болѣе раздоровъ.
Сравнялось съ хламомъ ждущее декаду.
Кто волю далъ терять? Кто – ненавидѣть?
Не могъ я въ томъ скопленіе предвидѣть,
Блуждая по потрепанному саду,
Себѣ игриво отыскавъ статью переговоровъ.
 
 
За прочностью невидимыхъ рѣшеній
Открытаго покою метра надъ отмѣткой
Предали всѣ себя какъ гроздья винограда.
И вотъ вѣдь гдѣ сегодня надо
Поклясться двадцать разъ надрѣзанною сѣткой
О бытіи задавленныхъ сношеній,
 
 
Бѣгущихъ къ передачамъ для одной морали.
Ну что же… Будетъ продолженіе дорогъ
Отъ памяти опустошенныхъ креселъ.
Кто нарисуетъ время? Тамъ и былъ я веселъ.
Въ зимы узорахъ сохранилъ, что смогъ.
Въ опустошеніи мои блестятъ скрижали.
 
 
Пора вмѣщаться исповѣдью краткой
Въ былые дни, не знающіе края
До сумерекъ въ молчаніи о высотѣ.
Я все еще не отпускаю въ красотѣ
Того, что по-другому понимая,
Ношѵ въ себѣ, отягощенный кадкой
 
 
Восходовъ (мнѣ числомъ кричащихъ много).
Но раскрывать – безсмысленно все то,
Что объяснять получится не скоро.
По комнатамъ чужимъ шагая безъ разбора,
Подъ цѣвницей остановившись на лото,
Былъ взоръ направленъ въ сторону порога.
 
 
Чья очередь на умиленіе достойна
Начать притрагиваться до пустого,
Безъ бурелома основанія пути?
Туманно удивляясь, что расти
Отъ одного до части отъ второго —
Вполнѣ себѣ прекрасно и пристойно.
 
 
Какъ въ день съ перомъ и сарриссіпо
Я представляю во Вселенной двухъ дорогъ
Потомъ открытое у двери.
Всѣ люди неизбѣжно тоже звѣри,
Но только не тогда проникнуть въ это смогъ.
Какъ не отесана глупѣйшая причина!
 
 
Нѣтъ точности на третьей части клетокъ
Отъ вѣковыхъ прощаній съ облаченьемъ
Въ прозрачный духъ отъ пониманья!
На томъ и зиждется почти что римское свиданье
До странныхъ городовъ съ разоблаченьемъ
По выбраннымъ условіямъ изъ мѣтокъ.
 
 
И то бы шло… Увѣренъ я сегодня отовсюду!
Была бы истина привязана къ покою.
Но развѣ есть хоть половина тамъ,
Гдѣ пироги разложены смиренно по столамъ
И хлѣбъ съ завидною заморскою икрою?
Не той! О ней не здѣсь я скрежетъ буду
 
 
Творить по вашу душу, кто не кинетъ
Въ меня любовью, къ пустотѣ приведшей
У знака, съ завистью знакомымъ.
Прощаясь съ мѣстомъ, покидаемо угрюмымъ, темнымъ,
Подъ фотографіей, меня потомъ нашедшей,
Спиной которой надпись синимъ стынетъ.
 
 
Пока безъ новостей. Есть тема.
Ее мнѣ развивать придется въ этой духотѣ
И забывать, не очень-то тасуя.
Не выиграть, всегда пасуя,
Но заморожены воспоминанья тѣ.
Какъ растопить все? Вотъ дилемма…
 

«Нежданно все и смѣло на бумагѣ…»

 
Нежданно все и смѣло на бумагѣ;
Здѣсь связь имѣется спонтанно
Со всѣмъ, что стало съ двухъ одеждъ
По обѣ стороны нуля надеждъ.
Считайте годы. Пять ихъ отъ дивана.
Въ глаза смотрѣли безъ надрыва маги.
 
 
Не то должно быть отъ рисунка
Въ шкафахъ и не наполненной воды.
Я и сейчасъ дѣлился бы дыханьемъ!
Съ моимъ тогдашнимъ пониманьемъ
Запрятанъ былъ на верхнемъ «ты».
Но удивленной стала лопнувшая сумка.
 
 
Надъ листьями у отмѣненныхъ еровъ
Одна звѣзда прошлась по крышѣ
И стала вырванной изъ жизни запятою.
А порція тепла не набиралась золотою
Пробоиной, которую теперь не слышитъ
Никто въ угрюмыхъ тайнахъ кавалеровъ.
 
 
А были годы въ радости огромной
И безъ того, что убрано. Куда?..
Не отпущу. Бороться не пристало.
Въ концѣ пути по возгласамъ изъ зала
Скажу, что сохранилъ я навсегда
Ту жизни часть кому-то полной.
 
 
О ней осталось много. Не прощаюсь.
Задоръ безпечно отрывается на ямахъ,
Похожихъ на дыханіе въ дождя промашкахъ.
На выжившихъ нелѣпостью бумажкахъ
Сломать придется при кальянахъ
Размазанное глупо, гдѣ въ посланія вчитаюсь.
 

«Ты на страницъ, другъ и чтецъ?..»

 
Ты на страницъ, другъ и чтецъ?
Знакомься съ тѣмъ, что мнѣ поможетъ
Себя не потерять въ весеннемъ полѣ.
По листьямъ мягко волей колонхоэ
Древесный мечъ въ тѣни положитъ
Со свѣтомъ ломаный гонецъ.
 
 
Все вижѵ наяву и помню внѣ…
Отъ оконъ до новинокъ въ алфавитѣ,
Но времени въ обрѣзъ. Потомъ скажу
О лѣтѣ въ проруби моржу.
Сейчасъ на днѣ спокойно спите
И соблюдайте пѣну на волнѣ!
 
 
По сбитой памяти мечусь однообразно:
На волосы смотрю во время оно,
Притягивая мощь противорѣчій.
За мигъ, за часъ вернувшись съ сѣчи,
Гласъ съ потолка дается въ формѣ стона
И клювамъ пѣтуховъ отходитъ то заразно.
 
 
Откинувъ то, что интересъ приноситъ,
Я чувствую себя въ тѣ стѣны напираемъ.
Не слизывай обрывочные фонари икотъ!
Тотъ рогоносецъ – книжный котъ,
Неровностью забора раздираемъ…
Мой разумъ быстро то соломинкою сноситъ!
 

«Утро. Рано. Около пяти…»

 
Утро. Рано. Около пяти.
Я на платформу выхожу устало.
На зданіи испариной кривится
Мой Петербургъ, моя столица!
Сознаніе кровь революцій отметало.
Великій городъ! За пріѣздъ прости.
 
 
За что прошу разсвѣтное прощенье?
За неожиданность не круглой даты
И вѣкъ мой, опоздавшій въ Рай.
Перешагну путей холодныхъ край,
Приму болотъ засыпанныхъ палаты,
Взгляну на океановъ шелушенье.
 
 
Я знать не могъ, что здѣсь петляютъ
По паутинѣ львиныхъ истукановъ
Друзья пера, что свѣтомъ мнѣ дается.
Стоишь ты. Дождь твой льется.
Растрелли улыбается изъ крановъ.
Опоры оконъ темнотой стрѣляютъ.
 
 
Поэты живы. И живетъ законъ
Не признавать ихъ до кончины.
Но не боюсь. Иду желѣзомъ паровоза,
Въ землѣ растущемъ, какъ заноза;
Летящемъ, не срѣзая мертвечины,
Поставивъ день рожденія на конъ.
 
 
Шестнадцать лѣтъ. Окраина. Подъѣзды.
Изъ форточекъ табакъ. Не только мой.
И разговоры про нескладность разныхъ темъ.
Приснится отдыхъ. Онъ вѣдь нуженъ всѣмъ,
Творящійся уставшихъ вѣкъ каймой.
Меня не замараютъ вычурные съѣзды.
 
 
Не такъ ужъ сильно измѣнилось все вокругъ.
Я не былъ здѣсь, но узнаю другое,
Что мнѣ окно показываетъ безпрестанно.
Вскричать бы что-нибудь а Іа «Асанна!»,
Но есть и болѣе на свѣтѣ дорогое,
Чѣмъ безъ стрѣлы въ рукѣ уставшей лукъ.
 
 
Писать продолжу. Только кофе стынетъ
И разговоръ не состоялся въ магазинѣ.
Но все прошло. Вернется все съ привѣтомъ.
Прошу у Господа, чтобъ не послѣднимъ лѣтомъ,
Помятымъ на разложенной резинѣ.
Ну все… Потомъ получше что-то хлынетъ.
 
 
Тотъ годъ остался не замѣченъ,
Внедряя боль, познанія о сущемъ,
Ломая ровное спасеніе до стѣнъ.
Не выплыветъ изъ вязи Карѳагенъ
Съ намѣреньемъ, ему присущимъ,
Въ которомъ камень основанія – извѣченъ.
 
 
Вернусь къ нему еще не разъ.
Онъ живъ и помнитъ золотое тоже.
Ахъ, да! Я не представилъ виноватыхъ.
Надъ склонами оазисовъ горбатыхъ
Испепеленъ мой Римъ. О, Боже!
Ужель собою ты сподобилъ насъ?
 
 
Немного въ сторону… И половина острововъ.
Пришествіе второе позолочено углами.
Безчисленная скорость не снимаетъ арфу,
Ревущую, смѣняющую Юлію на Марѳу,
Гуляющихъ попеременно между нами
На фонѣ выпитыхъ дворовъ.
 
 
Пока возьму немного изъ дали,
Гдѣ сонъ прошелъ подъ благородство
Несносныхъ утреннихъ часовъ.
У города далекаго на нѣжности лѣсовъ
Не окунаю руки въ пораженья скотство
И не срѣзаю яростью желѣза фонари.
 
 
На поступи метро и каменнаго свода
Иду понять, какъ вырваться навѣкъ.
И ложь забуду губъ навѣтомъ.
Простымъ и скомканнымъ привѣтомъ
Прощеніе на улицы, гдѣ снѣгъ
Почти погибъ, накину на народа
 
 
Большія плечи, старостью хранимы.
Пуста подъ ними скорость настроенья.
Но крохотная жизнь помѣстится и тамъ.
Въ другой проемъ довѣрено листамъ
Попадать, соскобливъ терпѣнье,
Гдѣ по полямъ гуляютъ херувимы.
 

«У ложнаго залива, снятаго съ вагона…»

 
У ложнаго залива, снятаго съ вагона;
Поблизости отъ мнѣ подаренныхъ сноповъ
Я, лѣнь призвавъ остановить закатъ,
Жму страстно рукопись палатъ
Какъ обезьяньихъ представляемыхъ клоповъ
Въ дверяхъ, минуемыхъ въ два кона.
 
 
И кто бы зналъ, что въ точкѣ сѣрой вѣтки Есть нѣкто.
Станетъ тѣломъ оголеннымъ
За прайды дней финальныхъ заточеній
Мнѣ эталономъ бархатнымъ сличеній
Съ тѣмъ годомъ нравственно зеленымъ
Пристанище безъ осужденія нимфетки.
 
 
Дѣйствительно не зналъ, кто ты такая…
Спасибо, что ошибку кинула въ алтарь
Откуда-то свалившейся программы.
Что вынула? Считайте – просто граммы,
Какъ по указамъ рукописнымъ встарь,
Но не своихъ уставшихъ рукъ марая.
 
 
Причуды ждутъ лежащихъ подъ портретомъ —
Не связано ничто одной тропою
Отъ этажей различныхъ единицей.
Сегодня становлюсь клюющею синицей,
Губами дѣвъ въ вѣкахъ другихъ арбою.
Мѣняю на дигамму что-то подъ запретомъ.
 
 
Я догадался имя вспомнить на дорогѣ,
Что странно называется въ народѣ много зимъ.
И надо было такъ тогда случиться!
Уже не понимаю, какъ шестыми чувствами лѣчиться,
Недугъ понятенъ и неотразимъ…
Одѣлъ бахиллы я медитативныя въ берлогѣ.
 
 
Онѣ пришлись мнѣ впору. Вѣрный знакъ!
Но собранность тогда моя была некстати.
Причалилъ тамъ, гдѣ многіе хвалились
По казусу, о коемъ мы договорились.
Я замеръ въ рукъ пустынныхъ стати.
Тогда всѣ разошлись. Но какъ случилось такъ?
 
 
Не знаю. И иду я быстро мимо страды.
Въ комъ будешь? Сомкнуты глаза на это. Постой…
Похоже на тебя волненіе среди толпы.
Ты привнесешь незыблемы столпы
По глубинѣ печальнаго кларнета
И станутъ подозрительны утихшіе парады.
 
 
На бѣломъ испытаніи словеснаго притворства
Я нѣмъ: не трогаетъ меня сей вечеръ.
Прожилъ я только телефоннымъ тѣломъ
На свѣтѣ, притворяясь смѣлымъ.
Но думаю уже и про другую встрѣчу
Пока не кончилось ошибочной петли знакомство.
 

«Сточенъ камень. Продолженье держитъ тѣло…»

 
Сточенъ камень. Продолженье держитъ тѣло
Задать восторгъ у распустившихся коморокъ.
Подъ нимъ, бываетъ, держишь отношенье,
Когда раскидывать не хочешь отрѣшенье
На ложь того, что будетъ въ срокъ
Ровнять въ ладони ждущее ихъ дѣло.
 
 
А въ тотъ, наполненный согласьемъ поединокъ,
Подпорки ставили отъ страшнаго незнанья,
Какъ выходить, не видя капель по слѣдамъ.
То кануло и превратилось въ хламъ
Неповоротливости нужнаго терзанья,
Довольствуясь повторомъ выпуклыхъ картинокъ.
 
 
Желая понимать устройство очевидныхъ дней,
Однообразіе вколачиваетъ вѣтви въ очаги,
Закрытые цвѣтными логиками длинъ,
Не понимая памяти удушья ковролинъ
Живѣй насаженной на ереси пурги
И ярче, чѣмъ служившій шеей клей.
 
 
Но, наконецъ, причалъ и здѣсь построенъ.
Никто не повторитъ сіе по кругу
Сознанія того, что разъ даетъ наукѣ.
Привязанность пропала къ выращенной скукѣ
Отъ надписи, предвидѣвшей подругу.
Лишившись дара, тотъ порогъ разстроенъ.
 
 
Бывало, скажемъ, попаданье позже. Но…
То стало съ новой кожей крѣпче обнищанья.
Пропустимъ это. Пусть пока лежитъ.
Вся дверь по обновленію дрожитъ
По рыжихъ фруктовъ верещанью,
Что были днемъ подъ сакуры панно
 
 
Низложены учить меня лежать съ карандашомъ.
По приглашенію подъ лампой пустоты желудка
Я отойду, себя стесняя въ выборѣ узловъ.
Безлунной ночью чувствую, что новъ
До опознанія того, гдѣ въ правдѣ шутка,
Когда въ халатѣ чувствую себя я нагишомъ.
 
 
Но то не есть туманности прошенье.
И, смутно довѣряя всѣмъ путямъ (а какъ же!)
Мечтать все повторить въ сосѣдней рамѣ,
Безъ смысла вскидываю въ прошлое я оригами.
Какой ты рабъ себѣ да и простакъ, Ж!
Все ждетъ тебя среди людей опустошенье.
 
 
Такъ стало мной ведомо девять лѣтъ безъ части.
Дружу съ той осенью. До юбилея можно
Не все исправить. Но хотя бы это.
О чемъ я говорю? Въ зазубринахъ кларнета
Мои сокрыты тайны. Не ищите ложно.
И такъ я отдаю, что есть во власти.
 

«О простотѣ другихъ по кадрамъ я опережаю…»

 
О простотѣ другихъ по кадрамъ я опережаю
Старанія создать оконченное полотно суетъ.
Довольствуюсь висящимъ сердцемъ коридора,
Гдѣ тѣни иногда доводятъ до позора.
Выходитъ изъ колоды исключительно валетъ.
Ему сейчасъ въ поэмѣ подражаю.
 
 
Но посмотрите дальше. Новое пятно не вретъ.
Началомъ той эпохи сталъ ходить по этажамъ
Со странными объятьями за волю.
Издалека читаютъ красныя сандаліи по крою,
Поглаживая пятки томнымъ платежамъ,
Желающимъ на лѣто сохранить свой ледъ.
 
 
Тепло дававшіе мнѣ въ руки положили
Помчаться красной стаей ближе къ молоку.
Какъ все понять? Колодцемъ ковыляю
Я къ окнамъ. До сихъ поръ ихъ знаю,
Хотя потомъ и прибыло еще полку.
Лѣсныхъ друзей въ околицѣ служили
 
 
Поклоны звукамъ. Не найдешь теперь такихъ.
Гостямъ дары несутъ, но требуютъ молчать.
Пусть слѣва день заходитъ между бревенъ!
Сижу я низко. Комнатой доволенъ.
Берутъ за руку стаею волчатъ
И погружаютъ въ радость на двоихъ.
 
 
Три маленькихъ квадрата воедино льютъ
Сквозь отвлекающихъ ту самую, кто знаетъ,
Что есть ходящіе на безголосой высотъ.
Конями топчутъ книжицу въ фатъ
Печальные на побережьѣ. Громко лаетъ
Имъ въ спину песъ, имѣющій пріютъ.
 
 
Но мнѣ касаться стѣнъ его негоже.
Приму спокойно пальцевъ обереги,
Совѣтъ не ждать, кто задала сидѣть.
Подаркомъ станетъ за узорами медвѣдь;
Случится все сходящею съ телеги.
И ожиданіе того – сезоновъ всѣхъ дороже.
 

«Полудня размѣнявъ суровый эшелонъ…»

 
Полудня размѣнявъ суровый эшелонъ
И пепла россыпь досчитавъ до окончанья
Я съ братомъ на скамьѣ пишу въ словахъ
О предстоящемъ разговора вѣтрѣ въ волосахъ,
О пропасти всѣхъ лѣтъ неслышномъ верещаньѣ,
Одѣвшей новаго порядка капюшонъ.
 
 
Клочокъ бумага отложивъ въ карманъ,
Уѣхалъ въ стольный градъ, не зная,
Когда смогу что-либо разсказать
О томъ, что некомѵ воззвать
На уровнѣ столѣтій скомканнаго края
И некуда летѣть, создавъ изъ праха свой бипланъ.
 
 
И черезъ треть періодической Луны вернулся,
Дождемъ не призывая старыхъ пустозвоновъ
Создать все снова изъ очерченныхъ вѣтвей.
Я много лѣтъ не вспоминалъ о ней,
Перетирая кожу вымершихъ бизоновъ,
Въ которой умъ мой въ вѣкъ чужой проснулся.
 
 
Такъ много верстъ! И я молчать
Обязанъ, ибо знаю, что вино
Не высохнетъ, прикинувшись мнѣ кровью.
И проще просочиться разноцвѣтной солью,
Чѣмъ знать прекрасно – все равно
Я не о той рожденъ вздыхать и небеса качать.
 
 
Но время мнѣ не мыслитъ выстроить заслонъ —
Сталъ договоръ бревенчатой аптекой
Ждать темноту, забывъ о звѣздахъ. Въ ночь
Иду, не понимая, какъ толочь
Безсмыслицу, рожденную калекой,
Невѣрующую въ часъ, какъ въ смерть – фотонъ.
 
 
Но я узналъ… Не ту и не тогда. И странно,
Что жизнь идетъ такъ быстро, обнажая
Великое воззваніе къ подстрочнымъ
Истинамъ и трубамъ водосточнымъ,
Идя къ мѣстамъ погибельнаго урожая,
Рѣкой гдѣ притворяется обыденности ванна.
 

* * *

 
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
 
 
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
 

* * *

 
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________
__________________________________________________