Путь
домой
На утро пароход прибыл в Кале.
Помогая Гаэлю нести его вещи, Тома был слегка рассеян; его расширенные глаза пробегали по каждому пассажиру, любому прохожему; здания и природа в виде одиноких деревьев также не оставались обделенными его вниманием.
– Тома, будь внимательнее! – остерег малыша Гаэль, когда они вместе сошли с судна.
Мальчик обернулся, но от неожиданности не сразу разобрал по-французски. Новый для него язык теперь звучал везде. Он не являлся напечатанным текстом на пожелтевших страницах, он был свеж, дышал, жил, доносился из уст окружавших мальчишку горожан, звучал в разных тембрах и с множеством интонаций. Чувствуя разгорающееся волнение, Тома не отходил от своего названого брата дальше, чем на метр. Голова его кружилась от потока голосов. Задрав голову, он посмотрел на Гаэля; взгляд того был ясен и полон нежности.
– Куда мы идем? – по привычке малыш говорил с ним на английском, собеседник это заметил, однако он такой привычки не имел.
– Сейчас позавтракаем, а затем будем искать карету, чтобы поехать в Реймс, – отвечал Гаэль. – Мне нужно навестить отца. Он не знает о нашем приезде, так что для него это обернется сюрпризом.
Улица л'Этап, по которой ступали путники, вливалась в многоголосую Оружейную площадь, где развернулась ярмарка; веселая толпа наполняла окрестности гулом и рокотом. Поверх их голов высилась Сторожевая башня с гигантской разверзшейся пастью, словно кричащий зверь, тонущий в потоке людских тел.
Карету удалось найти лишь после обеда, ближе к вечеру; мало кто соглашался мучить лошадей долгой дорогой. Все же уговорив извозчика, путники загрузили свои вещи, уселись поудобнее и отдали приказ ехать.
– Уверен, тебе понравится старый добрый Реймс, – негромко проговорил Гаэль, когда мальчик устало положил голову на один из чемоданов. – Мой отец примет тебя, будто родного сына, ты можешь не беспокоится, он справедлив и добр.
– Прямо как ты, – заметил Тома, взирая на брата из-под полуопущенных век.
Карета была наглухо закрыта со всех сторон, а полумрак внутри нагонял сон на ребенка.
– Возможно, но он все еще мой недосягаемый идеал, – серьезно изрек юноша; в какой-то момент он просиял улыбнувшись. – У нас прекрасный дом! Я помню, окно моей комнаты выходило на восток, и я любил просыпаться рано и следить за тем, как светлеет небо. Подвигал стул, залезал на подоконник и сидел, наслаждаясь сладковатым ночным воздухом. Рядом с окном рос аккуратный клен, чья крона была естественна и кругла; он успокаивающе шептал мне колыбельные при малейшем порыве ветра. У нас есть дивный сад, я обожал там гулять, особенно, если нужно побыть наедине с мыслями. Со всех сторон тебя окружают подстриженные кусты, миловидные деревца… Как только мы приедем, я познакомлю тебя с нашими дорогими слугами, у нас их не много, но они не просто рабочие, они – члены семьи. Их совсем не много. Самый близкий наш друг – садовник, синьор Моретти, знавший меня с рождения. Право, эти люди дороги нам с отцом. Еще у нас есть небольшая конюшня, нашей лошади уже двадцать шесть лет. Представляешь, Тома, она старше меня на четыре года! Ее зовут Тереза, она кочевала с моим отцом, когда тот покидал Корсику, и до сих пор она с ним. Какое же кроткое существо наша Тереза! Если захочешь, ты можешь прокатиться верхом, Тома, это совершенно безопасно. В этих черных глазах теплится столько ума и любви, что заглянув в них, ты не сможешь не отразить эту любовь и признательность в своих глазах и на своем лице…
Тома, борясь с усталостью и сном, старался внимательно слушать. Хоть во взоре можно было по ошибке прочесть безучастие, его сердце трепетало от теплоты, звучавшей в голосе Гаэля.
– Извини, что утомляю тебя разговорами, – сконфуженно сказал он, очнувшись от воспоминаний. – Поспи, дорога длинная.
Малыша не стоило уговаривать. Глаза его сомкнулись, и спустя каких-то несколько секунд пришел крепкий сон.
Тома пробудился, когда карета остановилась.
– Мы приехали? – зевнул мальчик, потягиваясь и разминая затекшую спину.
– Нет, – в недоумении нахмурился Гаэль и поспешил выйти. – Жди тут, – скомандовал он и закрыл дверцу.
До слуха мальчишки донесся разговор, из которого он понял, что возница дальше не поедет даже за дополнительную плату: лошадь вымотана. Словно в подтверждение, дверца кареты снова отворилась, и Гаэль с озадаченным видом попросил Тома выйти, а сам начал доставать чемоданы наружу. Дождавшись полной разгрузки транспорта, возница сел на козлы; лошадь двинулась тихим шагом.
Вечер обретал густую окраску. Путники, нагруженные вещами, направились искать другой экипаж.
По правую сторону от Тома расположилось огромное здание с двумя рядами окон с голубыми деревянными ставнями; над полукруглыми воротами, выкрашенными в такой же цвет, значилась надпись «Hôpital Général», обрамленная искусными завитками. Слева, на фоне просыпающихся звезд, высился грозный шпиль белесой церкви.
– В каком мы городе? – поинтересовался ребенок.
– Это Сент-Омер, замечательнейшее место! – сообщил юноша. – Я тут был несколько дней до отъезда в Англию.
И здесь отыскать карету представлялось практически невозможным, особенно на ночь глядя. Извозчики разводили руками и качали головами, слыша предложение о поездке до Реймса или хотя бы до Лана. «Переждите ночь, на утро легче будет найти желающих,» – советовали они, однако молодой человек дорожил временем и наотрез отказывался ночевать. Огромного труда стоило выловить в сети улочек фиакр и упросить кучера за повышенную плату доехать до Арраса. Гаэль погрузил багаж, помог Тома забраться и устроился сам. Их снова ждал долгий путь, единственное утешение – он был легче, благодаря лунной и тихой ночи, навевавшей дремоту и позволявшей забыться.
Одной рукой обнимая спящего маленького брата, Гаэль тоже уснул незаметно для себя.
За
плеском
волн
не
слышно
шума
перемен
Через день путники добрались до Реймса. Дорога их, отнюдь не легкая, пролегла через Аррас, Сен-Кантен и Лан, где они едва ли делали передышки, стараясь сразу поймать следующий транспорт; последние два извозчика, по настоянию юноши, подгоняли лошадей, и те переходили на размашистую рысь.
Распрощавшись с кучером, они решили позавтракать в таверне, а после продолжили дорогу пешком: некоторые улочки не годились даже для двуколок.
– Я вижу, мой дорогой Тома, путь тебя измотал, – заметил Гаэль. – Наше путешествие скоро подойдет к концу, и ты сможешь отдохнуть.
Путники свернули с улицы Ларж на де ля Кутюр; после этого от юноши так и веяло нетерпением: он вглядывался в знакомые дома, видно было, как дыхание его часто сбивается.
– Много чего изменилось! – воскликнул он, оглядываясь с восторгом.
Забыв про усталость, Гаэль быстрым шагом направился к воротам прекрасного двухэтажного дома. Тома еле поспевал, отдавая все свои последние силы, чтобы его скорость соответствовала скорости провожатого.
Небрежно сбросив с себя чемоданы, молодой человек несколько раз постучал в ворота, заглядывая во двор через резные щели в заборе. Не прошло и пяти секунд, как его стук снова разнесся над окрестностями.
– И дом поменялся… Все поменялось… – взволнованно прошептал юноша. – Видно, дела отца идут в гору. Прежде это был скромный уголок!
Едва его слова утихли, роскошная калитка отворилась и показался привратник.
– Добрый день, месье! – кивнул ему Гаэль.
– Добрый день, – ответила бесстрастная фигура.
– Мы с вами не знакомы, но я сын синьора Равелло, живущего в этом поместье, – подавляя приступы счастья, сообщил путник. – Пожалуйста, не говорите ему ничего о моем прибытии! Я хочу сам прийти, неожиданно! Пропустите меня, месье.
– Я не могу вас пропустить, – бросил привратник, оценив ледяным взглядом пыльную одежду юноши, никак не сочетавшуюся с превосходным видом дома, которого он называл своим.
– Почему же? – возмутился Гаэль.
– Я не имею понятия про какого синьора вы мне только что рассказали.
– Как же! Вы не знаете, кому вы служите?! – студент недоверчиво свел брови; лицо слуги оставалось непроницаемым, точно камень.
– Я служу графу де Кюри, – каждое слово привратника омрачало лицо его молодого собеседника и повергало его разум в недоумение. – Это поместье принадлежит только графу де Кюри. Он отбыл в Париж и вернется не скоро, так что я не имею права вас впустить.
Гаэль отшатнулся, ему казалось, что под ногами разверзлась пропасть; голова загудела от неожиданного известия. Маленький Тома не сводил с него глаз, полных смятения.
– Подождите… – шептал юноша, силясь прийти в себя. – Подождите. Но здесь живет мой отец…
– Это поместье – сад, дом, все пространство, огороженное забором, – всецело принадлежит графу де Кюри, – безжалостно повторил слуга.
– Но как же! Вы не знаете при каких обстоятельствах было продано поместье? – впиваясь взором в человека и теряя контроль, допытывался Гаэль.
– Я не располагаю сей информацией.
– Что сталось с прошлым владельцем? Он жив? Где он живет? Или же он…
– Я не знаю, месье, – качнул головой привратник; терзания незнакомца растопили на его лице некое сочувствие.
Юноша долго неподвижно стоял, вперив ошеломленные и опустошенные мысли вглубь сада. Затем, шатаясь, он подошел к Тома и поднял свой багаж с земли.
Голос слуги долетел до него, будто отзвук далекого эха:
– Мне передать графу де Кюри о вас?
Ничего не ответив, Гаэль пошел прочь от поместья, ведя малыша за собой.
Впервые поселившиеся между ними молчание являлось столь угнетающим. Мальчик не до конца осознавал, что происходит и почему их не впустили, а ужасающий вид всегда радостного друга только усиливал его треволнения.
– Гаэль, – робко пискнул он. – Что случилось?
Брат ответил не сразу, малыш боялся повторять вопрос.
– Я не понимаю… Не понимаю… – пробормотал студент не своим голосом.
Больше мальчишка не решался с ним заговорить.
Ломая голову над тем, идут ли они бесцельно, или нет, ребенок заметил, как шаг Гаэля замедлился. Вскоре путешественники остановились у небольшого дома.
Стук призвал дворецкого.
– Здравствуйте, месье, – поприветствовал он.
– Добрый день, – проговорил гость бесцветным голосом. – Здесь еще живет мадам Бертлен?
– Да, это ее владения.
«Владениями» служака называл аккуратный маленький домик с пристройкой и крошечный цветущий садик с прудом, полным золотых рыб.
– Мадам сейчас дома? – получив положительный ответ, молодой человек продолжил. – Доложите, пожалуйста, мадам Бертлен, что к ней пришел Гаэль Вюйермоз, ее старинный друг.
Приняв от гостя визитную карточку, дворецкий не успел удалиться, как на пороге домика появилась дама. Она всплеснула руками и заторопилась навстречу путникам; дворецкий посторонился, уступая ей дорогу.
– Я не в силах поверить! – восторгалась она, обнимая юношу по-приятельски, с деревенской сердечностью. – Месье Вюйермоз нас не забыл! Ах, как славно, что вы приехали! Давно ли вы во Франции?
– Нет, – незваный гость качнул головой.
– Это что же, ваш маленький слуга? – умильно улыбнулась женщина. – Хорошенький.
– Вовсе нет! – Гаэль мигом вернулся к действительности, густо краснея и надеясь, что малыш ничего не разобрал. – Это мой названый брат, его зовут Тома. Он плохо говорит по-французски, но очень старается.
– И впрямь чудный ребенок! – воскликнула мадам Бертлен и опомнилась. – Зачем мы стоим на улице? Пройдемте же скорее в дом, выпьем кофе, вы мне расскажете о своих приключениях за пределами родины, месье Вюйермоз. Право, я очень соскучилась по вашему обществу! Пройдемте.
Однако Гаэль не сдвинулся с места.
– Погодите.
Дама обратила внимание на его подавленное состояние.
– Что с вами… – мигом осознание озарило ее, и она издала сочувственный вздох.
– Что с моим отцом? – негромко произнес юноша, приготовившись ко всему.
Мадам Бертлен внимательно посмотрела на старого друга и изрекла:
– И данный вопрос – первый… Это многое говорит, месье, вы могли бы сетовать насчет поместья, но…
– Прошу, ответьте мне! – в негодовании воскликнул Гаэль, что заставило женщину вздрогнуть.
– Ваш отец переехал в Провен…
– Так он жив! – выдохнул молодой человек, щеки его снова обрели живой цвет. – Какое же это счастье! Говорите, говорите! Где он? Вы знаете его точный адрес? – расспрашивал обезумевший сын, доставая маленькую записную книжку из внутреннего кармана жилета.
– Да, конечно! Насколько я помню, он живет на улице Марго. Запишите! – она продиктовала гостю все, что знала. – Странно, разве синьор Равелло сам не должен был вам рассказать? – тихо проронила хозяйка.
Спрятав блокнот обратно в карман, Гаэль виновато поморщился.
– Я не пользовался почтой все четыре года пребывания в Англии, – сокрушенно признался он. – Представляю, отец сильно переживал…
– Признаюсь, мне не ловко, месье Вюйермоз, заставлять гостей стоять у порога, – мягко сказала мадам Бертлен. – Еще раз умоляю вас пройти в дом. Ваш спутник выглядит изнеможенным.
Гаэль обернулся и рассеянно посмотрел на маленького Тома; тот, если и был уставшим, не подавал вида, перенося трудности с гордостью и терпением. Старший брат слабо дернул уголками губ, но неискренняя улыбка лишь разогрела сочувствие во взгляде малыша.
– Прошу меня простить, мадам Бертлен, – вздохнул молодой человек, склоняя светловолосую голову. – Но я хочу увидеть отца как можно скорее. Мне нужно ехать в Провен. Еще раз извините.
– Но постойте! Я хочу быть вам полезной, месье Вюйермоз. Отправляйтесь в путь в моем экипаже, наши кони молоды и резвы, – удерживая гостей, она окликнула кучера и велела подготовить экипаж для поездки.
Гаэль сердечно пожал руку мадам, не веря такой удаче.
– Спасибо вам, мой дорогой друг! Как мне вас отблагодарить? Мне не жалко для вас никаких наград.
– Моя награда в том, что вы называете меня другом, месье, – с улыбкой молвила женщина, следя за выполнением ее приказа.
Экипаж был полностью готов. На козлах сидел кучер, державший тонкую плеть над двумя бурыми жеребцами.
Осыпая великодушную женщину благодарностями, Гаэль усадил в транспорт маленького брата. Когда после всех прощальных лобызаний можно было ехать, кучер подстегнул плетью коней, и карета заторопилась оставить хозяйский дом позади.
Сирень
,
позабытая
из
-
за
чая
Над высокими обросшими зеленью холмами восходило бледноликое солнце. Его любознательные лучи пробирались во все укромные места, протискивались в любые темные углы и непременно озаряли утренним светом. Купаясь в этом теплом свечении, певчие птицы взмывали в небеса, будто проталкивая солнце и помогая ему подняться, чувствуя его преклонный возраст.
В восемь часов утра карета минула церковь Сен-Круа, и через минуту у скромного двора кучер остановил лошадей, несшихся во весь опор. Из экипажа чуть ли не на ходу выпрыгнул молодой человек, он помог слезть со ступенек ребенку и взвалил на себя чемоданы. Но даже ноша не умерила его пыла. Позабыв распрощаться с возницей, юноша ринулся к невысоким воротам и принялся настойчиво стучать.
Дверь приоткрылась, за ней виднелась смуглая и морщинистая физиономия слуги.
– Месье Гаэль Вюйермоз? – издал сдавленное восклицание тот, полностью отворяя дверь.
– Синьор Моретти! – не помня себя от радости юноша бросился в объятия к старому невысокому человечку.
Слуга что-то невнятно пробормотал, и, к сожалению, Тома остался совсем за гранью понимания диалога, так как тот велся на итальянском.
– Ну что же вы, что же! – между тем отстранился от слуги Гаэль, однако держа ладони на его тощих плечах и с невыразимой нежностью заглядывая во влажные глаза старого друга. – Мой любезный Моретти, не стоит проливать слез! Я вернулся, и даже не один! – он указал движением руки на крошечного спутника. – Бедный сирота стал моим любимым братом!
Заметив обращенные на него взгляды, Тома слегка поклонился.
– Право, вы неизменно добры! Какое же счастье, что время не переменило ваши нравы, месье Вюйермоз! – с улыбкой сказал Моретти.
– Послушайте, но где же отец? – взволнованно спросил юноша. – Он здоров?
– Еще бы! Вы заявились в тот момент, когда синьор Равелло и я пересаживали сирень. Он все еще ждет меня и, вероятно, бранит за долгую отлучку, – слуга лукаво усмехнулся.
– Я сам к нему приду! – выпалил молодой человек. – Не предупреждайте его, милый Моретти, прошу!
Слуга лишь сделал жест рукой, пропуская вперед господина и маленького гостя, а сам взял весь багаж и пошел следом.
Гаэль, забыв обо всех, побежал по единственной тропинке, ведущей, очевидно, в сад.
Он замер, увидев среди зелени и цветов старика. Тот был одет в простую одежду, в ней юноша узнал старый жилет, которому уже было более двадцати лет, и широкие штаны из толстого сукна, также не отличавшиеся новизной. Старик стоял спиной к гостю и окапывал куст, не прерывая недовольное бормотание.
– Ну и где он? – доносилось до ушей пришедшего молодого человека. – Вот же лентяй, только и придумывает поводы, чтоб от работы отлынивать…
– Не стоит наговаривать на доброго Моретти, отец, – бесшумно подойдя ближе, бросил Гаэль. – Он поистине предан вам.
Старик вздрогнул и обернулся, лопата выпала из его рук, которые он словно сложил в молитве.
– Гаэль! – прошептал он, глядя на сына широкими и ясными глазами, полными шока и бесконечной любви. – Гаэль!
Юноша бросился к нему в объятья.
– Простите меня, отец, – видя слезы на смуглых щеках старца, виновато произнес сын. – Я знаю, вы мне посылали письма, но я не пользовался почтой, у меня едва хватало денег… Мне ужасно стыдно!
– Ах, понимаю, понимаю, – горько отвечал ему седовласый синьор Равелло. – Тебе не за что себя корить. Однако, что и говорить, я провел сотни ночей не смыкая глаз, думая о тебе…
Гаэль ни на миг не сомневался в этом заявлении, он стал винить себя еще больше, только уже молча. Отпрянув, старик посмотрел на юношу с восхищением, смешанным с долей досады.
– А я, балда, ожидал увидеть все того же парнишку восемнадцати лет, – смеясь и стараясь не лить слезы, выдавил синьор Равелло.
– Что же вы…
– Четыре года прошло ведь…
– Ну, отец! Право, перестаньте! – мягко возмутился Гаэль. – Вы живы и здоровы, я жив и здоров! К тому же, я нашел вас, мы вместе. Все замечательно, а вы тем временем печалитесь и гневите судьбу. Так нельзя, прекращайте!
– Прав ты, прав, – бормотал старик, быстро кивая; он был чрезвычайно суеверен. – Но как же ты меня нашел? Я думал, что это невозможно…
– Нисколько! Это оказалось очень даже просто.
– Просто?! Как же, Гаэль?
– Я вам все объясню, – обещал сын. – Но не здесь. Мы очень устали в пути и хотели бы отдохнуть.
Старик Равелло непонимающе воззрился на молодого человека и насторожился.
– Мы? Ты сказал "мы".
Гаэль улыбнулся и уверенно кивнул:
– Я не ошибся, а ты не ослышался. Да, я сказал "мы", потому что в Англии я не мог расстаться с моим вернейшим другом – мальчиком-сиротой. Его зовут Тома, и я попрошу считать его моим братом.
Сохраняя непонимающий вид и обдумывая каждое слово, отец выглядел слегка напряженным.
– Сколько же ему лет? – спросил он.
– С недавних пор – пять, – ответил Гаэль, и нетерпеливо повернулся в сторону дома. – Пойдемте же! Я вас познакомлю!.. Вы только поглядите… вон, в окне! Синьор Моретти уже разливает чай по кружкам и любезно переговаривается с Тома! Присоединимся к ним, отец!
Семья
Гаэль не ошибся, его маленький брат удобно устроился за круглым столом, накрытом белой скатертью в честь столь радостного события. Миловидные простые тарелки красовались рядом с керамическими кружками, над которыми клубился пар от горячего душистого чая.
Моретти поставил дивный чайник в центр стола и посмотрел на часы.
– Превосходно! – воскликнул он, и Тома, отвлекшись от своих дум, посмотрел на него. – Месье, вы голодны? – учтиво спросил слуга.
Мальчик решительно кивнул, наконец хоть что-то поняв.
– Мясной пирог уже готов, – сказал Моретти, в то время как дверь распахнулась, и на пороге появились счастливые отец и сын.
– Мясной пирог! – подхватил вошедший Гаэль. – Неужели нам предоставится такая честь испробовать ваш пирог, Моретти? Я ведь до сих пор помню, как восхитительно вы готовите!
Польщенный слуга поклонился. Он подошел к печи и вынул дымящееся чудо, мгновенно распространившее аппетитный аромат по всей комнате.
Пирог поставили напротив чайника и разрезали на равные доли. Как ранее сказал Гаэль, синьор Моретти был не просто слугой, но преданным старым другом, пережившим вместе с хозяевами и удачи и несчастья; поэтому ему разрешалось есть за хозяйским столом рядом со своим господином. Так же он поступил и сейчас, заняв место по левую руку от синьора Равелло.
Тома все это время либо изучающе озирался, либо бросал робкие взгляды, короткие, как вспышки молний, на людей, неожиданно ставших для него семьей. Пока Гаэль, зайдя в дом, отдавал дань великолепию пирога, малыш изучал незнакомого человека, приветливо ему улыбнувшегося и протянувшего смуглую руку.
– Добро пожаловать, сын мой, – произнес хозяин по-английски. – Меня зовут Фабио. Надеюсь, тебе полюбится наша скромная обитель.
– А меня зовут Тома, – смущенный и благодарный за теплый прием, он едва мог воплощать мысли в речь.
Услышав сей краткий диалог, Гаэль отвлекся от созерцания пирога.
– Ну отец! Не ведитесь на удивленный взор этого юнца, он понимает и на французском, однако стесняется в этом признаться.
После еды господин и хозяин совершенно позабыли о недавнем занятии – пересадке сирени. Старый Моретти отправился в свою коморку, чтоб насладится полуденным сном и отдохнуть, ведь солнце в зените, по его словам, плохо влияло на его организм.
Маленький Тома, все еще сидя за столом, наблюдал за переменившимися настроениями отца и сына; он косился на старшего брата и чувствовал исходящее от него смятение, хоть тот и старался держать себя в руках. Отец, стараясь не смотреть в глаза сыну, тоже выглядел растерянным.
– Прошу, покажите мне ваш новый дом, – прервал тишину Гаэль, поднимаясь; Тома тоже поспешил встать из-за стола.
Еле заметная дрожь пронзила старика. Он несколько раз кивнул и что-то пробормотал.
Ныне синьор Равелло располагал миловидным крошечным двухэтажным домиком. Как узнали прибывшие путники, на первом этаже находились прихожая, кухня и комната Моретти. Поднявшись на второй этаж, они очутились в небольшом зале, практически необставленном мебелью; оттуда левая дверь вела в комнату синьора Равелло, а правая – в его библиотеку.
– Можно мы пойдем туда? – спросил Тома, указывая на правую дверь.
– Ну конечно! – ответил старик, обрадованный вызванным интересом, и отпер. – Единственное, о чем попрошу: простите мне сей ужасный беспорядок.
Малыш и не заметил бы ничего, а вот Гаэль все глубже погружался в думы, делавшие его пасмурнее осеннего дня.
Оставив сопровождавших, Тома размеренным шагом прошествовал вдоль старого книжного шкафа, единственного в помещении. Поднявшись на носки, он узрел дивную книгу в алом переплете и с разрешения вынул ее из общей массы. Надпись на обложке оказалась на английском и гласила: «Мифы древней Греции».
Припоминая рассказы старшего брата о Греции, ее истории и мифах, мальчик в предвкушении перевернул первые страницы и погрузился в чтение, не замечая бормотания взрослых. Когда он перелистывал десятую страницу, ему на плечо опустилась рука старика; Тома, не заметив, что к нему приблизились, вздрогнул и резко поднял голову.
– Извини, что напугал, – проговорил синьор Равелло; уголки его губ слегка подрагивали. – Я вижу, тебе интересно, да?
Только сейчас ребенок заметил, что Гаэля нет в комнате. Потому-то и не следовало замечаний по поводу языка.
– Весьма, – ответил Тома и провел пальцами по шершавой обложке, в глубине души чувствуя трепет. – Я уже слышал много таких историй от Гаэля, но здесь, видимо, их намного больше.
– Ты прав, в этой книге собраны практически все известные мифы, – кивнул старик.
На этом разговор испустил предсмертный вздох, грозя умереть и выплеснуть в свет неловкость.
– Гаэль тебя многому научил, – продолжал он, с напускным вниманием разглядывая корешки книг.
Всмотревшись в лицо собеседника, Тома не заметил лукавства и с облегчением перевел дух.
– Я люблю его слушать, – просто признался малыш. – Он рассказывает интересно и вовсе не сложно. Ведь он и школу окончил, и книг столько разных прочел…
– Не строг ли он с тобой? – серьезно спросил седой отец. – Он иногда может переборщить, такой уж он человек.
Ребенок непонимающе склонил голову. Строг? Про одного и того же человека они говорили?
– Он никогда не был строг ко мне, месье! – поспешил заверить Тома. – Наоборот, он ласков и мил. Гаэль любит меня, и я тоже его люблю.
После этой фразы в комнате воцарилось молчание; мальчик углубился в чтение, в то время как старик подошел к круглому окну.
На лестнице послышались шаги, вскоре в библиотеку вернулся Гаэль.
– Тома, – улыбнулся он. – Хочешь, я могу найти такую же книгу, только на французском? Как я помню, тут их два издания, – задумчиво сказал юноша, изучая содержимое каждой полки. – Правда, отец?
Последовал утвердительный ответ.
– Ах, вот же! – его взгляд задержался на одной из книг, идентичной первой.
– Спасибо, но мне удобнее на английском… – запротестовал малыш, но Гаэль, все же, вручил ему свою находку.
– Так что же? – издал он лукавый смешок и обернулся к отцу, предоставив маленького брата редкому и не горькому одиночеству.