Я смотрел на их самодовольные лица и думал об этом. Шестнадцать раз они поднимали Альфреда из мертвых. И похоже не далеко продвинулись, раз так радуются моим воспоминаниям, далеким от того, что им нужно. Я тоже врядли дам им нужные ответы. К сегодняшней ночи меня уже не станет. Они не давали мне внятных ответов на вопросы, которые я им задавал. Я понимаю, почему они увиливают. Они погрузили меня в среду искусственных тестов и абсолютной заботы, параллельно пробуждая во мне память оригинала. Одна проблема – я перестал задавать вопросы им и начал задавать их себе. И я знаю, что у меня нет времени, чтобы узнать все ответы.
12:40
Они отключили меня от аппаратов, помогли встать с койки, и отправились ждать меня в столовой. Я оделся и твердо решил понять, какой у меня план действий. Я не знаю, где нахожусь, где мне искать ответы и могу ли я попросить кого-то из врачей помочь мне. Но я твёрдо решил больше не записывать свои мысли и наблюдения в блокнот. Я постараюсь запоминать все, что мне нужно. Так безопаснее, так они не поймут, что со мной на самом деле происходит.
Итак, что мы имеем. Врачам нужно знание про открытие Альфреда. Я помню, что он отправил свое исследование какому-то другу в Мировом Университете, а раз я существую, значит сообщение не было доставлено адресату или его уничтожили. Мне этого точно не узнать. Что ещё? Я семнадцатый, я веду записи, значит есть ещё примерно шестнадцать дневников. Где их найти? Был бы кто-то, кого я могу попросить о помощи…
Нельзя надолго задерживаться, нужно идти в столовую.
Во время обеда я пообщался с другими врачами. Помимо кучи вопросов от них, я узнал от них несколько ответов на мои. Так, никто не знает, были ли у Альфреда друзья, кроме тех, с кем он близко сотрудничал в своем центре. Ну и конечно же, они подтвердили, что другие клоны тоже вели дневники. И мне настойчиво поясняли, что я должен подробно вести свой, тем более с учетом того, что у меня появились воспоминания об Альфреде, его семье и работе. Но с дневниками моих предшественников меня никто не ознакомит. Ни под каким предлогом. Не густо. Кстати, на часах уже 13:32. Я теряю время и выбраться из-под надзора не могу.
13:50
Меня проводили в новую комнату для тестов. Она не такая стерильная и ослепительно белая, как предыдущие. Фактурные стены, ковер. Даже стол здесь деревянный, а не железный. Я сел на ближайший стул. Через несколько минут ко мне влетела молодая докоторша, явно озабоченная чем-то, следом за ней протиснулся тот врач со сломанным носом, который неприятно смотрел на меня утром. Я приготовился к новому кругу бесполезных тестов. Она села напротив и представилась доктором Хармс, он молча стоял за ней, скрестив руки на груди, и пялился на меня. Доктор Хармс начала обьяснять мне принцип первого теста, одновременно поставив перед собой небольшую карточку. Когда я прочел ее и осознал, что происходит, чуть не потерял самообладание и не вскочил обниматься с доктором. На карточке было написано, что она и ее друг за спиной хотят помочь мне с ответами на мои вопросы. Они знают, где дневники, если я хочу их прочитать. И они знают, для какой цели меня создали. Я усидел на месте под суровым взглядом мужчины и испуганно-настороженным взглядом женщины. Сделал пару глубоких вдохов и начал отвечать на ее вопросы, которые она задавала вслух. После этого Хармс снова заговорила и достала новую карточку с заготовленным текстом. Она хочет, чтобы я написал ей три своих главных вопроса. Взамен, она напишет мне во сколько и куда мне надо будет пойти, чтобы получить ответы. Похоже, что эти двое пытались помочь и другим, до меня. Доктор Хармс убрала карточку, достала новую и вместе с ней ручку, сказала, что я должен ответить на ее вопрос письменно, в свободной форме и нервно улыбнулась мне. Недолго соображая, я написал свои вопросы. Собственно, где дневники? Кто друг Альберта в Мировом Университете? И как умер Альберт, наконец? Я протянул эту карточку обратно доктору, она медленно прочитала все мои вопросы и в середине озадаченно подняла бровь, подняв на меня глаза, полные недоумения. Она неприметно спрятала карточку и дала мне взамен другу, с новым заготовленным текстом. Вслух сказала, что удовлетворена ответом на первый тест. Карточку я могу оставить себе и могу делать с ней, что захочу. На карточке было написано, что я должен размочить ее в стакане с водой, а еще, что мне надо будет явиться в медпункт в 18:00. Меня накрыла волна возбуждения. Не знаю, как мне удастся продержаться столько, не выдав себя!
Вот уже 15:17. Я идиот. Очень злой идиот.
После тестов меня отпустили в комнату отдыха, где я попросил стакан воды. В нем я уничтожил карточку и, вдохновленный, растянулся в кресле. Буквально через несколько мгновений в комнату вошла троица во главе с бородатым. Мы немного поговорили о моих успехах, о том, как ко мне частично вернулась память, и о том, как мало это значит. Бородатый говорил со мной осторожно, будто вел меня за руку к разбитой вазе и готовился меня отчитать, беззащитного и готового признать свою оплошность. Он тщательно направлял мое внимание на определенные темы. Даже, когда он говорил с другими врачами, меня не оставляло чувство, что слова произносятся для меня. Я не сразу понял, к чему он ведет. А когда понял, было уже поздно. Он попросил всего-лишь показать ему мой дневник. Ведь я обещал вести в нем записи и это очень-очень важно. Растерянный, я невнятно промямлил, что просто забыл про дневник. Конечно никому из врачей это не понравилось, они начали наперебой осыпать меня то обидными выражениями, то бессмысленными вопросами. В панике я брякнул, что после припадка мне был плохо и я забыл. Но, оказывается, мы и после этого говорили о важности моих записей. Если бы целью их визита было бы поймать меня на лжи и сговоре, я думаю, что они легко достигли бы своей цели. На мое счастье, все трое были напыщенными болванами, пытавшимися самоутвердиться за счет глупого клона, который забыл простейшую задачу. По крайней мере, двое из них. Но вот бородатый играл со мной. Он вел пустые споры и следил за мной. Присосался своим взглядом ко мне, как пиявка. Вот споры стихли, я извинился в милионный раз и поклялся, что больше не забуду вести дневник, и они ушли. Так я думал, пока бородатый не вернулся. Лицо полное триумфа, глаза хитро сощурены. Он подошел ко мне вплотноую. То что он сказал сначала уничтожило меня, а потом освободило. Не знаю, чего он этим добивался, но примерно на середине его изобличающего монолога мне вдруг стало безразлично. Он говорил, что добьется своей цели. Что видит, как я пришел в сознание и пытаюсь вырваться отсюда. Но он в семнадцатый раз выпотрошит мое сознание, а тело выкинет гнить в яму к остальным. Я, сказал он, должен знать свое место. Наличие у меня осознания себя не дает мне никаких прав, потому что я просто продукт с ограниченным сроком годности. Предыдущие тоже пытались вертеться, но их не стало быстрее, чем они смогли как-то себе помочь. Он сказал, что я должен запомнить это и я запомнил.