Князь моих запретных снов

Я наблюдала, как юная де Сарзи разложила на покрывале содержимое деревянной шкатулки. Там было столько блестящих коробочек и склянок! А еще костяные гребни, резные, такие необычные, маленькие, заколки для волос и еще много интересных вещиц, о назначении которых догадаться невозможно.

Я рассматривала и саму Габриэль: хрупкая шатенка с глазами олененка, каждое ее движение было изящным и скупым одновременно. Я бы сказала – отточенным и выверенным годами строгого воспитания. И платье такого красивого коричневого оттенка. Даже Мила никогда не носила таких, откуда у дочки зажиточной крестьянки столько денег.

Неожиданно Габриэль отложила в сторону свои вещицы и посмотрела в упор на меня – тоскливо и испуганно. А у меня как будто гора с плеч свалилась: я думала, что останусь один на один с заносчивой аристократкой, а оказалась рядом с просто перепуганной и опечаленной девушкой, которая по душевному состоянию не так далеко ушла от меня.

– Что скажешь? – тихо спросила Габриэль де Сарзи.

Я пожала плечами. Не знаю, о чем говорить, что говорить.

– Как ты здесь оказалась? – снова вопрос.

И посмотрела на мои руки. Почему-то все на них глазели, как будто это было самым главным во мне.

– Я спасла сестру, – растерянно промямлила я, – и матушка узнала, что во мне частица духа Пробуждения. Поэтому меня заперли в амбаре и позвали сноходцев.

– Понятно, – Габриэль вздохнула, – ничего хорошего. У меня тоже… ничего хорошего. Но я думаю, что пусть лучше здесь, чем замуж. Хотя, что уж там, я мечтала о семье.

И снова посмотрела на меня так пронзительно-грустно, что захотелось как-то ее утешить. Ну или хотя бы развлечь разговором.

– Если вы…

– Ты. Мы здесь все одинаковые, помнишь?

– Если… ты хотела семью, то почему же здесь лучше, чем замуж?

Габриэль потерла кончик аристократичного носика и покачала головой.

– Потому что мой жених меня старше на сорок лет. Представляешь, каково это, – каждый вечер ложиться в постель со старым, обрюзгшим и вонючим маркизом?

– На сорок лет!

Я не знала, что и сказать. Конечно, в нашей деревне бывали неравные браки. Даже староста, овдовев, взял себе ладную шестнадцатилетнюю девку, но старосте чуть за тридцать, он рослый и крепкий мужик. А до шестидесяти у нас вообще редко кто доживал, и шестьдесят лет считалось очень почтенным возрастом.

– На сорок лет, – эхом откликнулась Габриэль, – так что, думаю, уж лучше стать сноходцем и приносить пользу людям, чем превратиться в игрушку престарелого самодура.

– Да, наверное, – согласилась я. И почему-то сообщила: – А у меня не было женихов. Не до них было.

– Оно и видно, – фыркнула Габриэль, – стоит только посмотреть на твои руки.

– У тех, кто в деревне много работает, всегда такие руки, – твердо сказала я, глядя в глаза олененку.

– Не обижайся, пожалуйста. Это не упрек. Только вот… Ты точно крестьянка? Понимаешь, я смотрю на твои руки – они очень маленькие, изящные. Но при этом в совершенно ужасном состоянии. Они не должны быть такими, понимаешь?

Я вздохнула. Ну что ей ответить?

– Меня подбросили на крыльцо матушке. Я не знаю, кто мои родители. Ну а руки… меня ведь никто не спрашивал, хочу ли я делать ту или иную работу.

– Понятно, – сказала Габриэль задумчиво. – Ну ничего. Мы приведем в порядок и твои руки, и ноги.

– Мы?

– Ну да, – она слабо улыбнулась, – мы же будем жить в одной комнате. И, наверное, должны стать подругами или что-то вроде того.

А потом добавила мрачно:

– У меня никогда не было подруги. Сама не знаю, что с этими подругами делать.

В этот миг в дверь аккуратно постучались, Габриэль, сорвавшись с места, побежала открывать. И сразу вернулась с пухлым свертком, положила его на мою кровать.

– Вот, принимай. Я думаю, все это тебе! И пойдем, наконец, купаться. Я жутко пропотела, пока добирались.

Я тоже хотела помыться и поэтому принялась торопливо раскладывать то, что мне принесли. А там… я мысленно поблагодарила мастера Бриста, потому что, думаю, это он распорядился обо всем. А может быть, даже сам что-то подбирал.

Там было белье, настоящее. Из недорогой бязи, но совершенно новое. Две нижних сорочки, платье со шнуровкой по бокам, смешные панталоны, две пары чулок (одни шерстяные) и туфли. В довершение ко всему халат и еще одна сорочка, длинная-длинная и такая широкая, что я в ней просто утону. И большое мягкое полотенце. А в маленьком деревянном ящичке обнаружилась странная щеточка на длинной ручке и круглая жестяная баночка, от которой пахло мятой.

– Отлично, – сказала Габриэль, которая тоже все это рассматривала. – Теперь бери, что нужно, и пойдем наконец купаться.

Я все рассматривала содержимое ящичка, с ужасом понимая, что понятия не имею, что со всем этим делать.

– Ты что, зубы никогда не чистила? – вкрадчиво спросила Габриэль.

– Чистила, конечно! Щепочками…

Она вздохнула.

– Это же зубная щетка и зубной порошок. Ну пойдем уже, а? Не уверена, что у них там есть мыло, возьму свое. Вот, и ты держи.

И положила мне на край кровати брусок мыла, который одуряюще пах розами, и совершенно новую мочалку.

* * *

Мы без приключений добрались до купален, по пути встретив лишь двух служанок, торопящихся куда-то со стопками наглаженного белья. Внутри все оказалось отделано белым камнем с темными прожилками, Габриэль назвала его «мрамор». Взяли по большому тазу, разделись и приступили к мытью. Надо сказать, не просто так мастер Брист обратил наше внимание на устройство купален. В центре располагался небольшой круглый бассейн, где весело пузырилась теплая вода. Вокруг бассейна были расставлены мраморные же скамьи, куда полагалось садиться или ставить свой таз. А вода, которой мы поливались, стекала в отверстия в полу. Просто и удобно.

Я, наверное, раза три намыливалась, оттирая с себя всю въевшуюся грязь. И волосы… Это ж не зола, это настоящее ароматное мыло, какое мне за всю жизнь ни разу в руки не давали. Вернее, давали, но только для того, чтобы донести из лавки до дома и отдать матушке. И мне почему-то казалось, что вместе с грязью с меня сходит и уносится с теплой водой все старое, а я, как будто заново родившись, ступаю на порог новой жизни. От осознания этого почему-то было больно и свербело в горле, и я боялась расплакаться перед Габриэль, потому как причин для слез вроде и нет, а рыдать просто так казалось стыдным.

Потом, вытершись, просушив волосы, я оделась в чистое, обулась и стала ждать Габриэль, которая не торопилась. Туфли оказались велики, но самую малость, и так было даже удобнее.

У выхода висело большое зеркало, и я – бочком-бочком – но все-таки решилась в него посмотреть. Жутко было любопытно, какой же я стала.

Из мутноватой глубины на меня растерянно уставилась нарядная кукла с гривой черных волос и синими глазами. Как странно. Я никогда не рассматривала себя, и вот сейчас вдруг почувствовала, что это не я – кто-то совсем другой. Платье из недорогой серой ткани с белым воротничком преобразило меня просто невероятно. И туфли. Очень мягкие, такие никогда не набьют мозолей…

И вот эти глазищи, на пол-лица, какие-то кошачьи. И лицо худое, треугольное. И узкий прямой нос.

– Ты красивая. – За плечом вдруг возникла Габриэль, замотанная в полотенце. – Ты точно крестьянка, м?

– Я не знаю, – покачала я головой, опустила взгляд.

А потом, спохватившись, принялась заплетать косы. Мысли в голове снова толкались самые глупые. Я почему-то вспомнила, как Дэвлин все норовил меня зажать в углу, и задумалась о том, что, возможно, он тоже считал меня красивой. Но при этом отчего-то называл свиным отродьем и уродкой…

– Идем в комнату, – за плечом снова возникла Габриэль, – я с собой привезла все, что нам может понадобиться. А потом напишу родителям, еще попрошу. Или сами купим.

– Откуда у меня деньги… – Настроение вмиг испортилось.

– Думаю, тебе выделят какое-то довольствие, – серьезно сказала она. – Видишь ли, сноходцы – это самые богатые люди в пяти ближайших королевствах. Возможно, богаче самих королей.

– Почему же тогда короли не отберут у них богатства? – В моем представлении не было никого жаднее правителей.

– Ну как почему.

Мы уже выходили из купален, и Габриэль взяла меня под руку.

Аристократка. Меня. Под руку.

– Потому что каждый король хочет пожить подольше и не превратиться в куколку, когда за ним придет Сонная немочь, – поучительным тоном сказала Габриэль и весело рассмеялась.

– Можно сноходца заставить, – возразила я, – заковать в цепи.

– А вот и нет! Потому что сноходец просто уйдет в Долину Сна, и никакие цепи его не удержат. Так-то.

Ее смех зазвенел колокольчиком под сводами старого замка Бреннен, а мне почему-то стало легко и весело. Так, словно вот сию минуту я могла распахнуть крылья и взлететь.

Глава 2
Тайная комната

За мной пришли чуть раньше, в пять, словно наставники решили прежде всего убедиться в моем… Даре? Или, наоборот, полной бесполезности? Раздумывая над этим, я шагала за высоким охранником в черных латах, и мне очень хотелось спросить, каким образом будет проходить та самая беседа. Но, понятное дело, я ничего не спросила и послушно дошла до нужной двери в нужном крыле замка. Надо сказать, здесь все немного отличалось от того, что я видела в крыле, куда селили адептов. Как-то мрачно, не обжито. Кое-где штукатурка даже дала трещины, и невероятно красивые и сложные фрески местами начали осыпаться. А еще мы шли такими извилистыми коридорами, сворачивали такое количество раз, что я усомнилась в том, что смогу самостоятельно найти дорогу обратно. Впрочем, это не сильно пугало: замок не пустует, и даже если заплутаю, меня кто-нибудь да найдет.

Потом охранник постучался, распахнул передо мной дверь – и в глаза брызнул яркий свет. В этой небольшой комнате было жарко от множества горящих свечей. Я вплыла внутрь сквозь теплый, душный и пахнущий горячим воском воздух и остановилась перед длинным столом, за которым и сидели наставники.

Обежав взглядом собравшихся, я отметила, что место в середине занимает очень светлый блондин, такой светлый, каких я еще никогда и не видела. Я невольно сглотнула, поняв, что у него красноватые радужки, но кое-как взяла себя в руки. Мастер Брист сидел по правую руку от красноглазого чудовища, рядом с ним расположилась моложавая брюнетка, худенькая и маленькая. Еще двое сидели по другую сторону стола, мужчины, похожие друг на друга как две капли воды, оба медно-рыжие и темноглазые. И все присутствующие здесь не были старыми, мастер Брист – старше прочих, но не дряхлый, видно, что еще есть в теле и сила, и ловкость.

– Присаживайтесь, Ильсара, – мягко проговорил блондин в центре, перед этим отметив что-то в бумаге, лежащей перед ним.

Вконец растерявшись, я пошарила взглядом по комнате, сообразила, что рядом со столом – как раз напротив красноглазого – стоит стул. Уже садясь, поймала взгляд Бриста, и мне показалось, что он ободряюще кивнул и чуть заметно улыбнулся.

А потом я попала в плен кровавых глаз.

– Итак, – произнесло чудовище очень приятным, бархатистым голосом, – вас зовут Ильсара, фамилия неизвестна. Хотите взять фамилию семьи, которая вас приютила?

– Нет, – сорвалось с губ прежде, чем я подумала.

Кажется, чудовище хмыкнуло. Я… невольно посмотрела на его руки, он сплел пальцы шалашиком. Ухоженные, чистые. Не то что мои.

– Хорошо, мы не будем настаивать. Но здесь принято иметь какую-то фамилию, так что подумайте на досуге и придумайте себе… что-нибудь. – Он несколько мгновений меня пристально рассматривал, затем продолжил: – Меня зовут Кодеус Клайс, и я – глава замка Бреннен и этого приората сноходцев. Я не буду ничего вам преподавать, поскольку мои задачи состоят в ином. Далее. Рядом вы видите вашего наставника, мастера Орнуса Бриста. Он будет заниматься вашим становлением как носительницы частицы Энне-аша. Со всеми вопросами обращаться к нему. Мастер Гвейла Шиниас, – брюнетка сдержанно кивнула, – будет учить вас искусству привязки. О том, что это такое, уже завтра расскажет сама она. По левую сторону от меня вы видите Ригерта и Рокрета Шезми, да, они братья и мастера поиска и перемещений в печально известной Долине Сна.

Он умолк, все еще сверля меня страшным взглядом. А я… что я должна была сделать? Поклониться им?

Окончательно смешавшись, я кое-как поднялась и молча поклонилась, как меня приучили кланяться старосте.

– И что это вы вытворяете? – ядовито спросил Клайс. – Где это вас научили такому?

Кажется, мастер Брист предупреждающе кашлянул, Клайс обменялся с ним быстрыми взглядами.

– Садитесь, Ильсара, – махнул он холеной рукой. – Вас никто здесь не хочет обидеть. Но, судя по всему, некоторые проблемы у нас будут. Скажите, вы обучены грамоте?

Я мотнула головой, с преувеличенным вниманием рассматривая подол своего новенького платья.

– Орнус, все это придется делать, – последовал незамедлительный приказ. – И делать придется тебе.

– Это не страшно, – мягко ответил мастер Брист. – Мы справимся, правда, Ильсара?

Я осторожно посмотрела на него: Брист чуть заметно улыбался.

– Да… я готова.

– Расскажите нам, как впервые в вас проявился дух Пробуждения, – скомандовал глава замка Бреннен.

– Я…

И снова воспоминания нахлынули душной волной.

И я рассказывала. О том, что чувствовала, о том, как это страшно, отвратительно… но Милу нужно было спасти, я не могла дать ей погибнуть. А они меня потом продали, так подло, даже не предупредив.

Когда я умолкла, в комнате воцарилась тишина, ватная, давящая и неприятная.

– Любопытно, – первой подала голос мастер Шиниас, – про нитки нам еще никто не рассказывал.

– Похоже на то, что изрядно повышена чувствительность, – высказался кто-то из братьев Шезми, я так и не запомнила, кто из них кто.

– Коллеги, я бы предложил не гадать, а проверить, насколько все серьезно. Возможно, барышне примерещилось, – снова Клайс.

Я удивленно моргнула, когда он откуда-то из ящика достал плоскую коробку и поставил ее передо мной. Сдвинул крышку. Внутри оказалась россыпь мелких предметов: пуговицы, оторванные от одежды, мелкие монетки, обломок гребня, ленточка, очень старая, местами засаленная чужими прикосновениями…

– Возьмите что-нибудь, рассмотрите, – приказал Клайс. – Попытайтесь почувствовать каждый из этих предметов… И скажите мне, что вы думаете об их хозяевах.

«Да что я могу сказать об их хозяевах?» – мысленно ужаснулась я, но все же протянула руку и взяла первое, что попалось.

Это оказалась тяжелая серебряная пуговица с неизвестным мне гербом: василиск извивался вокруг солнца.

– Не торопитесь, – вдруг вмешался мастер Брист. – Закройте глаза. Попробуйте почувствовать эту вещь. Попробуйте представить себе ее хозяина. В любом случае не торопитесь.

Я послушалась. Закрыла глаза, стараясь забыть о том, где нахожусь. Сжала в кулаке пуговицу, она была приятно-холодной и почему-то совершенно не желала нагреваться от тепла моей ладони. Затаив дыхание, я вслушивалась в собственные ощущения, и с каждым мгновением мне делалось все страшнее – потому что я не чувствовала ничего. Вообще ничего, пустоту. Только пустоту и холод.

Меня выгонят отсюда? Я вернусь к матушке Тирии?

Но почему-то возвращаться уже не хотелось. В стенах замка Бреннен я внезапно почувствовала себя человеком, а не рабочими руками, которые было так удобно использовать.

– Ну, что? – тихо спросил мастер Брист. – Не бойтесь, говорите, что почувствовали?

– Пустоту, – пересохшими губами прошептала я. Потом виновато посмотрела на Бриста. Он разочарован?

Но нет, наставник снова улыбнулся.

– Все правильно, вы и должны были почувствовать пустоту, – сказал Кодеус Клайс, – владелец этой пуговицы давным-давно мертв. Берите следующий предмет.

Пальцы дрожали, когда я отложила в сторону пуговицу и потянулась за следующей вещицей. Зачем-то взяла обрывок ленточки, сжала в кулаке, снова закрыла глаза.

Ленточка молчала, не торопясь раскрывать мне судьбу своей владелицы. Она не была ни холодной, ни горячей – просто старой и грязной шелковой ленточкой, которая когда-то имела цвет, а теперь превратилась в поблекшую тряпочку.

Я невольно облизнула губы.

Что я должна сделать с собой, чтобы почувствовать?

И что именно нужно чувствовать?

Внезапно кожу ладони словно ожгло. Я открыла глаза, но… все поплыло. Яркие огоньки свечей, добротная мебель, наставники – все вдруг подернулось густым туманом, сквозь который…

Снова паутина. Та самая, которая тянула тогда Милку. Такими же нитками был зашит ее рот, и поэтому Милка не могла кричать.

Только теперь паутина была везде. И сноходцы… Они как будто остались по ту сторону, а я… я совершенно одна, кожу жгут толстые плети в отвратительных кровавых сгустках. И огнем горят стежки на губах, и я тоже не могу кричать – только мычу, заходясь в беззвучных рыданиях, теряя рассудок от ужаса.

Показалось, что меня кто-то зовет. Я изо всех сил дернулась, пытаясь разорвать стянувшие кожу путы, меня словно кипятком окатили…

И внезапно все закончилось.

Я снова могла дышать. Лицо ласкал прохладный воздух. Я как будто плыла, плыла сквозь сумрак, и кто-то бережно прижимал меня к себе, и нес, нес…

– Тише, Ильса, тише, – услышала я голос Бриста, – вы нас всех изрядно напугали. Сейчас передохнете в лекарской и пойдете к себе.

– Что случилось? – просипела я, не зная, что и думать. – Отпустите, я сама пойду.

– Думаю, это не самое лучшее решение. Вы на ногах не удержитесь. С вами такое раньше случалось? Что вы видели, когда взяли ленту?

– Мне… было плохо… – прошептала я, снова закрывая глаза. – Снова эта паутина… она тянула меня… Кому принадлежала та ленточка?

– Она принадлежала молодой девушке, сноходцу, которая заблудилась в Долине Сна и не нашла дороги домой, – тихо сказал Брист. – У вас очень низкий порог чувствительности, Ильса. Это и хорошо и плохо одновременно.

– Так меня… не вернут к матушке?

– Вернут? Нет, что вы. Вас будут учить. Вы спасете очень много людей от духа Сонной немочи, Ильса. Все будет хорошо.

Я закрыла глаза. И так было уютно и спокойно на руках у наставника, что даже стало немного стыдно. Ну надо же, меня несет совершенно чужой мужчина, а я и размякла. Матушка бы уже сказала: шлюха, как есть шлюха. А я наслаждалась. И почему-то мечтала о том, что, будь у меня отец… настоящий отец… он тоже бы… иногда жалел. И помогал бы. И берег. И не заставлял бы таскать тяжеленные ведра с помоями.

– Простите меня, – пробормотала я, – простите, что так вышло.

– Через пару часов придете в себя и отправитесь в свою комнату, – спокойно ответил Брист. – Кстати, вам назначили содержание. Небольшое, как и положено адепту, но деньги у вас будут. Сможете по праздникам выезжать в Торнхоп или Филтон, купите все, что понадобится.

– Это вы… попросили за меня? Ну, про деньги?

Хотя я могла бы и не спрашивать. Брист промолчал, и я видела, что он улыбается.

* * *

В лекарской я действительно провела совсем немного времени, в обществе немолодой уже, но очень деятельной дамы. Она была круглой со всех сторон, как шарик: округлое лицо, пухлые пальцы, полные руки, ну и все остальное. Одета в серую лекарскую хламиду, а волосы убраны под скромный чепец. Даму звали Фелиция. Она отчаянно скучала, сидя на своем посту, и потому, заполучив меня, с удовольствием рассказывала о замке Бреннен и о том, как это важно: уметь легко ходить в Долину Сна.

Фелиция, непрестанно улыбаясь, напоила меня несколькими горькими отварами. Настолько отвратительными на вкус, что, думаю, ватное бессилие отступило не столько от их целебных свойств, сколько от бодрящей горечи. Фелиция все болтала, и я пожалела, что Брист ушел, как только сгрузил меня на кушетку. Слушать лекаршу почему-то казалось утомительным, а еще… уж не знаю почему, но не понравились ее взгляды, которыми она время от времени меня окидывала. Странные такие взгляды. Примерно так деревенский мясник смотрел на тушу свиньи, приступая к разделке. При этом с лица Фелиции не сходила очень дружелюбная, располагающая улыбка, и казалось, она искренне мне сопереживает.

Мне все же сделалось неуютно, я осторожно села, спустила ноги на пол. Голова немного кружилась, но в целом стало лучше.

– Я пойду, спасибо, – сказала я улыбчивой даме.

– Тебе полегчало? – прощебетала она.

Я кивнула. И поднялась на ноги. Лекарская на миг накренилась, но затем все вернулось на свои места: чисто застланные кушетки, стеллажи, набитые мешочками, коробками, какими-то бутылками. В окна – здесь их было два – заглядывал багровый закат, и каким-то чудом этот свет отразился в голубых глазах Фелиции, на миг будто наполнив их кровью. Я вздрогнула, моргнула… В следующее мгновение она шагнула в сторону, и видение исчезло. Передо мной снова стояла улыбчивая дама.

– Подожди, – засуетилась она. – Брист сказал, у тебя повышена чувствительность, значит, на ночь нужно обязательно принимать специальное снадобье.

И протянула мне стеклянный пузырек, наполненный коричневой жидкостью. Он был закрыт стеклянной притертой крышкой, но даже так я ощутила запах спи-корня.

– Это чтобы сны не снились, – пояснила Фелиция. – Вам еще не рассказывали, верно? Нет лучшей пищи для духа Сонной немочи, чем сноходец, несущий в себе частицу духа Пробуждения. А где проще всего разжиться таким лакомством? Присниться ему. Так что такие вот одаренные с повышенной чувствительностью на ночь обязательно принимают наше зелье. Чтоб себя оградить от посягательств с той стороны.

– Спасибо! – Я кивнула и взяла пузырек. – Ну я пойду?

– Иди, – ответила Фелиция и отвернулась.

Она подошла к столу и принялась что-то деловито перебирать на нем, перекладывая с места на место банки, закрытые шелестящей бумагой, высокие колбы с неизвестным мне разноцветным содержимым. В общем, на меня она больше не смотрела, и я потихоньку вышла прочь.

Оказавшись в коридоре, я с тоской подумала, что теперь мне самостоятельно нужно добраться до нашей с Габриэль комнаты. Лекарская находилась все в том же, старом и давно не ремонтированном крыле замка, передо мной в темноту уходил длинный коридор, который, несомненно, еще несколько раз вильнет в сторону или разветвится. Я вздохнула и пошла вперед, придерживаясь рукой за стену: все-таки голова кружилась, от слабости и голода подташнивало.

Снова я начала думать. На сей раз о том, как много мне придется трудиться, чтобы выполнять все требования наставников. Внезапно сделалось так жутко, что, показалось, пол уходит из-под ног. Мне придется научиться читать и писать! Это ведь совершенно невыполнимо! У нас в деревне грамоте был обучен только жрец Всех и те, кто посещал деревенскую школу. Так что ж, и я стану настолько ученой?

Потом я вспомнила, что Кодеус Клайс сказал о необходимости сочинить себе фамилию. Это тоже казалось сложной задачей. А вдруг фамилии что-нибудь означают? И я придумаю что-нибудь не то? Наверное, в этом вопросе лучше посоветоваться с Габриэль… Кажется, она неспособна на гадость.

Коридор вильнул пару раз, и впереди послышались разговоры и смех. Это обнадеживало: сейчас спрошу, как мне быстрее добраться до крыла, куда селили адептов. Я ускорила шаг, одной рукой все так же опираясь на стену, а в другой сжимая склянку со снадобьем, и неожиданно для себя выбралась в довольно широкую галерею. Окон там не было, свет давали факелы в подставках. И вот там-то четверо моих ровесников что-то горячо обсуждали, весело гогоча.

Я остановилась. Почему-то не хотелось спрашивать у них. Тем более что они вели себя так, словно были навеселе. Я попятилась, но внезапно один из них обернулся в мою сторону и… С замирающим сердцем я узнала Тибриуса ар Мориша ар Дьюса. Отвратительно. Это был последний в королевстве человек, с которым я бы хотела столкнуться в темном коридоре.

Теплилась, конечно, робкая надежда: может, отвернется и сделает вид, что не заметил, но она истаяла, когда Тибриус разразился пьяным смехом и указал на меня пальцем.

– А-а-а, вот и прекрасная дама пришла нас развлечь!

Его приятели разом повернули головы, словно их кто-то дернул за ниточки.

Я потупилась и все же развернулась, чтоб уйти обратно. Пережду где-нибудь в уголке, а потом уже буду искать дорогу.

– Эй, стой! – крикнул кто-то сзади.

Нестройный топот за спиной, и меня догнали. Чьи-то жесткие пальцы схватили за плечо, разворачивая, и я лицом к лицу оказалась с Тибриусом и его подпевалами.

Разило вином от него знатно. В неверном свете факелов он прищурился, рассматривал меня несколько мгновений, а затем во взгляде появилось недоумение… узнавание… и очень знакомое выражение, которое я постоянно видела в глазах Дэвлина, когда он распускал руки в сенях.

– Ба, да это же наша свинарка! – хохотнул он натужно. – Вот это встреча! Господа, наконец-то в этих мрачных стенах мы нашли даму, которая в самом деле всех нас развлечет. Так ведь, как там тебя?

– Отпусти, – я дернула плечом.

Ладонь, в которой я сжимала пузырек, мгновенно вспотела.

– Отпустите, господин, – поправил Тибриус, ухмыляясь. – Или забыла, как надо обращаться к таким, как мы?

Забыла ли я? Нет, конечно же, нет. Но точно так же понимала, что, как бы я сейчас ни обратилась, все будет неправильным. Все будет только поводом…

– Мне нужно идти, – повторила я громко. Так решительно, как получилось.

– Вот прямо торопишься? – Гад усмехнулся, затем оглянулся на собутыльников, ища поддержки.

И он ее получил. Во всяком случае, никто из них не вмешался и не попытался за меня заступиться. Тибриус за один вечер стал заводилой и предводителем.

– Хорошо, – его голос прозвучал обманчиво мягко, – сейчас обслужишь нас по-быстрому – и иди.

Я моргнула. Происходило нечто запредельное. И никто, ни один из них не сказал и слова поперек. Теперь уже стало по-настоящему страшно. Я изо всех сил дернулась назад, но Тибриус, хоть и был пьян, успел перехватить меня за плечи и притянуть к себе. Пузырек упал, покатился по полу и тут же был кем-то с хрустом раздавлен.

– Нет, пусти! – крикнула я, изо всех сил упираясь в грудь Тибриусу, который веселился от души.

– Ну-ка, дай на тебя посмотреть! – Он заржал. – А руки-то, руки! Друзья, перед нами экземпляр, который всю жизнь провел в свинарнике.

Страх… парализовал, лишая воли. Как бороться? Кого звать? А если… если они в самом деле выполнят то, о чем говорят?

Я зажмурилась, слезы брызнули из глаз.

– Отпусти…те, пожалуйста, отпустите меня, господин!

Я почувствовала, как руки Тибриуса шарят по моему телу, как он притянул меня к себе, словно паук муху. Надо было что-то делать, а я… не знала что. В какой-то миг губы несостоявшегося герцога, отвратительно липкие, пропахшие вином, впились в мои. И тут меня накрыло таким необоримым ужасом, что я… сама не знаю, как это получилось. Резко согнула ногу в колене и ударила. Не знаю, куда именно попала, но, судя по сдавленному шипению Тибриуса, куда надо. Он меня выпустил и стал медленно сгибаться пополам. А я… словно меня кто-то толкал. Я изо всех сил боднула его лбом. Кажется, в переносицу. И, почувствовав себя свободной, рванула прочь.

– Ах ты… – неслось из-за спины. – Держите ее!.. Хватайте!

И я побежала.

Изо всех сил, как только могла, учитывая собственное плачевное состояние. Страх никуда не делся, и чувство было такое, словно я в собственном кошмаре, пытаюсь убегать, а ноги вязнут в липкой патоке, и каждый шаг все тяжелее и тяжелее, а шум погони нарастает… И они так близко, пьяные, хохочущие, и на людей-то мало похожие.

Задыхаясь, я все-таки немного оторвалась, нырнула в темный закуток, пропахший плесенью и мышами, привалилась спиной к холодной стене. Накатывало отчаяние. Прячься не прячься, все равно найдут. Что делать?

Голоса, звуки шагов… совсем близко.

Я облизнула пересохшие губы.

Что делать?

Ноги тряслись и подгибались, убежать не смогу. Перед глазами прыгали серые мошки, я закусила кулак, чтобы мерзавцы не услышали мое хриплое дыхание.

«Мамочка…»

Вжалась в стену, как будто она могла меня спасти. И не сдержала крика, когда поняла, что моя спина куда-то проваливается, вместе с каменной кладкой.

Скрежет старого механизма.

Меня прокрутило вместе со стеной, что-то щелкнуло, заскрипело…

И стихло. Я осталась стоять в совершенной темноте, хватая ртом застоявшийся воздух.

* * *

Несколько мгновений я просто стояла и таращилась в темноту. Вязкий, липкий страх опутал все тело, лишая способности двигаться и соображать. Он и похож был на ту кровавую паутину, стянул путами руки и ноги, казалось, еще чуть-чуть, и я просто упаду и умру. Сердце колотилось где-то у самого горла, было душно и… так темно, до тошноты, когда взгляд ищет хоть крошечный проблеск света – но не находит.

Едва соображая, что делаю, я всем телом надавила на стену, потом развернулась, заколотила в каменную кладку руками. Уж лучше быть изнасилованной, чем замурованной заживо.

– Помоги-и-ите!

Даже кричать громко не получалось, так, жалкое мяуканье. Горло сжалось в спазме.

– Помогите! Кто-нибудь…

На мгновение померещились голоса за стеной, я воспрянула, попыталась толкнуть стену в том месте, где она провернулась… Все бесполезно. Я была совершенно одна в тихой липкой тьме. Сползла по стене вниз, уселась на пол, все еще надеясь… на что? Хотя бы на легкий сквозняк, тогда стало бы ясно, что где-то здесь есть выход… и я бы…

Пульс грохотал в висках. Что делать? Куда идти? Или не идти, оставаться на месте и кричать что есть мочи? Но кто меня будет искать? Может быть, спустя десять лет найдут мой скелет, наряженный в серое платье…

От мыслей о скорой смерти я почему-то начала успокаиваться. Интересно, а что меня ждет там, на другом берегу? Может быть, кто-то из моих предков? Настоящих… Посмотреть на них было бы любопытно. Хотя думать о том, что моя настоящая мать умерла, тоже не хотелось. Пусть прекрасная и несчастная принцесса с золотистыми локонами будет все еще жива и коротает свой век в каком-нибудь богатом замке, вспоминая ребенка, потерянного давным-давно… Я всхлипнула, вытерла слезы. Прислушалась. Нет, ничего не менялось. Ни сквознячка, ни проблеска света. Похоже, я заперта в каменном мешке, откуда действительно нет выхода.

Я все же поднялась на ноги и, не отрывая ладоней от стены, начала боком двигаться вправо. Уж не знаю зачем. Возможно, потому, что просто сидеть и ждать смерти было невыносимо. Или потому, что хотелось понять, насколько велика камера, куда меня угораздило провалиться.

Шаг. Второй. Под пальцами все тот же холодный и гладкий камень. Третий шаг. Четвертый. Маленькие шажки вдоль стены… Пальцы наткнулись на препятствие, похожее на короткую металлическую палку, торчащую из камня. Сердце замерло на миг, потом пустилось в пляс. Не знаю, как догадалась, – но пошевелила эту палку, и она поддалась, с громким щелчком опустилась вниз.

Снова в толще стен что-то заскрежетало, заскрипело. Если это древний механизм, удивительно, как он работает до сих пор. Я вертела головой, пытаясь найти перемены. Кажется, что-то медленно проворачивалось высоко надо мной, что-то большое, громоздкое. Меня потом прошибло. А вдруг это какой-нибудь механический пресс, один из тех, какими давят масло, а здесь он исключительно для того, чтобы давить таких вот, как я?