Расплата

– Думаете, мы ее увидим? Казнь в прямом эфире?

– Нет. Не в этот раз. Памятник возводят, чтобы всем его показать. А церковь – чтобы получить новых приверженцев. Он бы не стал устраивать весь этот спектакль ради нескольких полицейских. У него еще недостаточно зрителей. – Диана нетерпеливо посмотрела на часы. – А сейчас мы с ним познакомимся.

В мире

Франция

Монбризон. Юг Луары.

Клиника Форес. Раннее лето^[10]

Злое солнце жгло все без разбора, от крыш до асфальта. На лужайке перед клиникой цветы поникли, а деревья были одеты в пожухлую зеленую листву.

Том сидел в машине неподалеку от клиники, опустив окна, и мечтал о Дубае и его вездесущих кондиционерах, в том числе на улицах. На местной радиостанции даже ведущий, казалось, страдал от перегрева.

– Внимание, дорогие слушатели. Соцсети сходят с ума, но давайте не терять здравого смысла. Нам сообщили, что в Роанне, примерно в пятидесяти километрах от нас, ожидается сильная буря с градом. Учитывая палящее солнце, нас это вряд ли коснется. Но с нами в студии наш уважаемый метеоролог. Может быть, он нас успокоит?

– Вы правы, бояться нечего, хотя нужно помнить о том, как изменчивы метеоусловия. В этом году непогода уже нанесла ущерб в несколько миллиардов евро по всей Франции. Из-за глобального потепления штормы, наводнения и прочие капризы неба множатся и усиливаются. И наши соседи в Роман-сюр-Изере в этом уже убедились – меньше месяца назад невиданная буря опустошила их фермы, разрушила немалую часть города и превратила улицы в реки^[11].

– Апокалипсис приближается, дорогие слушатели, но я вас уверяю, что он наступит не сегодня…

Увлекшись этими сомнительными новостями, Том не заметил, как из клиники вышла Инес в короткой юбке и легкой блузке, хотя при таком пекле даже в этой одежде было невыносимо жарко. Она быстро подошла к машине, осторожно села на горячее сиденье. И сразу набросилась на Тома с упреками:

– И долго ты меня тут ждешь с работающим двигателем?

– Не знаю, минут пятнадцать.

– Прямо восьмидесятый год.

– Мое любимое время. – Том притворился, что не понимает намека. – Ну что, пойдем в тенек или будем здесь вариться?

Прищурившись, Инес посмотрела на здание клиники, как будто хотела заглянуть в будущее.

– Подожди, – сказала она, – хочу понять, не водит ли меня за нос моя новая пациентка.

Десять секунд спустя в дверях показалась девочка-подросток в больничном халате, к ее руке тянулась трубка переносной капельницы. Девочка проковыляла к лужайке, огляделась, достала из кармана сигареты и сунула одну в рот.

– У нее одежда пахла табаком! – торжественно воскликнула Инес с интонациями Эркюля Пуаро, который раскрыл преступление.

Девочка затянулась второй раз. Лазурное небо стало стремительно сереть. В вышине молния выпустила первый электрический коготь, тот разделился на два, каждый из них еще на несколько, и один с треском ударил в громоотвод клиники. Это был первый из 73 700 ударов молнии, обрушившихся на город за следующие двое суток^[12]. Сразу же начался дождь, проливной, мощный, и запахло озоном. Что-то с грохотом ударило по крыше машины, и Тому сначала показалось, что это ветер опрокинул садовую кадку с растениями. Том уже собирался выйти, как вдруг треснуло лобовое стекло. На капоте лежала глыба льда размером с шар для игры в петанк. Инес снова посмотрела на своего непокорного подростка.

В четырнадцати километрах над ними сквозь облака пробилась градина и со скоростью 190 километров в час полетела на землю.

Девочка-подросток не двигалась. Возможно, ее оглушило ударом. Только сигарета выпала из пальцев. По лицу побежала струйка крови, обогнула глазницу и скатилась по переносице. Девочка потрогала голову, затем посмотрела на ладонь – та была выпачкана красным.

Потом со всех сторон раздались оглушительные удары. Витрины магазинов одна за другой трескались и взрывались, а в припаркованных автомобилях орала сигнализация. Ударившись о землю, ледяной снаряд разлетелся на куски, и на лобовом стекле стала угрожающе расползаться трещина.

Инес не раздумывая открыла дверцу и уже высунула ногу, но Том с силой дернул женщину назад.

– Сиди!

– Пусти! Как я ее брошу? – умоляла она.

Инес сопротивлялась, но Том лишь крепче ее стискивал. Она стала выкрикивать имя своей маленькой пациентки. Та, растерянная и напуганная, пыталась понять, кто ее зовет. И вместо того чтобы спрятаться в клинике, совсем рядом, она двинулась на голос, которому научилась доверять, голос, что стал ее путеводной звездой.

На полпути огромная градина попала ей в плечо, другая в спину. Девочка упала на колени, однако нашла в себе силы подняться и, пошатываясь, побрела к машине. Но получила по шее новым снарядом размером с апельсин и рухнула на капот; ее тело забилось в конвульсиях под ужасными ударами. Из последних сил она подняла глаза на Инес и затихла.

Ярость небес длилась меньше минуты. Вернулось солнце. Инес плакала. Том ослабил хватку. Ветровое стекло, которое держалось только за счет пластикового уплотнителя, осыпалось стеклянным дождем на приборную панель. Инес положила девочку на лед, который завалил весь город, и стала звать на помощь.

– Раз-два, и все, – раздался назойливый голос радиоведущего. – Надеюсь, у вас все в порядке. Итак, месье Синоптик, мы опять облажались?

– Природа всегда преподносит сюрпризы, особенно в этом году. В Небраске и Дакоте обнаружились градины размером с футбольный мяч^[13]. Гвадалахара за пару часов оказалась под двухметровым слоем льда^[14], а в штате Монтана более одиннадцати тысяч птиц были сбиты прямо в небе^[15]. Бывают дни, когда зонтика мало, надо выходить на улицу с крышкой от люка!

– Да ладно, проехали! А теперь достаем темные очки и зонтики от солнца и, чтобы отвлечься, слушаем «Бич Бойз» и их отличный хит «Калифорния Гёрлз».

Зазвучала гитара, потом литавры, завыла труба, и забряцало электронное пианино… Пятеро музыкантов начали первый куплет, а в это время в метре от побитой машины медсестры и санитары поднимали с земли безжизненное тело девушки, уже накрытое простыней.

5

За час до первого контакта

Войдя в комнату, тюремщик обнаружил, что его узник скребет ногтями по краям стеклянной двери, едва заметной в глубине камеры. В таких безвыходных ситуациях человек надеется на невозможное, – например, что процарапает запертую на два оборота дверь голыми руками. Не обращая внимания на эту тщетную попытку бегства, похититель раздвинул штатив и установил камеру. Настроил угол съемки и кадр. Все было как надо. Камера и добыча.

– Я хочу пить, – простонал гендиректор.

– Как и треть населения Земли, – услышал он резкий ответ.

Было очевидно, что все банальные вопросы уже заданы: «Кто вы?», «Почему я?» и «Что вам от меня нужно?». Вопросы, на которые пленник до сих пор не получил внятного ответа.

Похититель медленно придвинул стул ближе к стеклу. Гендиректор с трудом подполз к нему с другой стороны. Они оказались лицом к лицу, но разговор не начинался. Наконец нервы у гендиректора сдали, и он заговорил:

– Если вы знаете, кто я, то понимаете, что вам это с рук не сойдет. Бросьте мне ключи через отверстие в потолке, уходите, и вас не тронут. Клянусь.

– Интересная мысль, – сказал тюремщик. – Даже в кино так не бывает.

Пленник с умоляющим видом прижался к стеклу, которое мутными облачками запотевало от его дыхания.

– Я лишь могу пообещать, что не буду подавать жалобу.

– Вы ничего не можете пообещать. Конечно же, вы поставите на уши всю полицию Франции.

Загнанный в угол пленник сник и перестал ломать комедию:

– Тогда идите к черту.

– Я подумаю об этом, обещаю. Но сначала посмотрим одно видео, если не возражаете.

Он достал смартфон и увеличил громкость до максимума.

– Вам удобно? Все видно? Напомню на всякий случай, что это две тысячи пятнадцатый год.

Прикоснувшись пальцем к экрану, он включил видео.

Полусфера, похожая на актовый зал в университете. Перед сценой сидят люди. На сцене – бывший генеральный директор «Тоталь» в отглаженном костюме, полный, розовощекий, верхняя пуговица рубашки расстегнута. Он изучает текст документа, который собирается пересказать аудитории. Внимательный слушатель чувствует, что веселый голос гендиректора сулит хорошие новости или искреннюю уверенность в светлом будущем. Именно поэтому его слова бьют наотмашь:

– Передо мной лежит наш общий сценарий, не знаю, будет ли он опубликован. Речь не идет о шести градусах. И не о двух, лучше не питать беспочвенных надежд. Речь скорее о трех, трех с половиной градусах^[16].

Две тысячи пятнадцатый. Прошло уже семь лет.

На экране застыло довольное лицо человека, который только что с непринужденным видом объявил, как его бизнес-план будет активно содействовать уничтожению мира.

Похититель снова заговорил, но уже печально:

– Ваш предшественник докладывал о потеплении климата на три с половиной градуса как о неизбежности. Словно он ничего не может с этим поделать, словно он сам стал жертвой этой энергетической гонки, в то время как ваша компания по-прежнему в ней лидирует. Семь лет назад на момент этой конференции повышение температуры всего на полтора градуса было еще мыслимо, но это означало бы пойти против вашей природы. Пришлось бы согласиться оставить в земле треть запасов нефти, половину запасов газа и более восьмидесяти процентов запасов угля^[17]. Вы вообще это понимаете? Сегодня у «Тоталь» новый генеральный директор, но политика осталась той же, и надежда на улучшение не более чем иллюзия. Я спрашиваю себя, насколько далеко вы, взявшие бразды правления в свои руки, можете заглянуть в будущее. Пять градусов? Шесть градусов?

– А вы поищите информацию, – возразил гендиректор, продолжая держать удар. – Мы прилагаем усилия для использования чистых источников энергии, которые…

– Заткнись.

Похититель опомнился, недовольный вырвавшимся ругательством, своей ненужной агрессией, почти слабостью. Он бросил взгляд на камеру, как будто она тоже могла его осудить.

– Прошу прощения, – сказал он чуть мягче. – Просто я больше не могу выносить эту ложь. Девяносто процентов вашего оборота приходится на природное топливо^[18], а выбросы углекислого газа растут, несмотря на соглашения по климату^[19]. Вы тоже скажете, что глобальное потепление вызвано потребителями нефти, а не вами, ее производителями^[20]? Кажется, вас не волнуют последствия, словно где-то на Земле есть секретный купол чистого воздуха для вас и ваших потомков, частный подземный город или корабль, готовый доставить вас на иную планету.

Он порылся в кармане джинсов и достал скомканную бумажку.

– Нефть, сланцы, природный газ – чем грязнее, тем больше денег вы зарабатываете. Список ваших проектов, пусть даже неполный, заставил бы замолчать самого ярого скептика. Вы опустошаете планету в ста тридцати странах^[21], равнодушно наблюдая за ухудшением ситуации. Вы могли бы удовлетвориться этим, но вам все мало. Вы заглядываете вперед на пятьдесят лет, тогда как еще пятьдесят лет назад ученые предупреждали вас об опасности и до сих пор это делают.

– Есть и похуже нас, – сказал обвиняемый.

– В мире? Да. Но среди французских компаний безусловно нет. Чтобы добыть пятьсот миллионов литров нефти в день, вы не останавливаетесь ни перед чем^[22]. Земля – это умирающий пациент, из которого вы выжимаете последние капли крови. И вы готовы пойти на любой риск, при этом сами не рискуя ничем. В Африке, колыбели мира, вы заставляете армию выселять целые народы, которыми потом кишат трущобы, вы прокладываете огромные нефтепроводы в сейсмических зонах, наивно надеясь, что земля все стерпит, вы уродуете гигантские национальные парки и угрожаете сотням тысяч видов животных^[23]. Вместо того чтобы притормозить, умерить пыл и задуматься о лучшем будущем, вы несетесь к катастрофе, вы ничего не делаете, закрываете на все глаза.

Тюремщик подождал реакции от пленника, но тот спокойно смотрел в камеру:

– Вы же не ко мне лично обращаетесь, не так ли?

– Вы правы. Какой смысл рассказывать то, что вы и так знаете? Но если позволите, у меня вопрос. Могу я вам его задать?

Гендиректор отвернулся и прислонился к стене. Он больше не хотел участвовать в этом цирке, поскольку приговор уже был вынесен.

– Интересно, видите ли вы их в зеркале, когда умываетесь по утрам? Видите ли трупы девяти миллионов человек, которые ежегодно умирают от загрязнения воды, воздуха и почвы^[24]? Двадцать пять тысяч смертей в день. Но главное, как вы умудряетесь не застрелиться, когда понимаете, что́ оставляете потомкам? Как можно с вами дружить? Как жена или дети отличают убийцу от мужа или отца? Как может человек в здравом уме вас любить?

Гендиректор закрыл глаза. Он представил толпу полицейских у себя дома, пытающихся успокоить его семью.

– Вы не отпустите меня, верно?

– Нет, не верно. Есть сценарий, по которому вы можете вернуться домой.

Удивленный гендиректор повернулся к стеклу:

– И что я должен сделать?

– Измениться. Радикально. Но не беспокойтесь, я вам в этом помогу.

6

За несколько минут до первого контакта

Диана Мейер вытерла вспотевшие ладони о грубую ткань джинсов, затем капнула на руки спиртовой гель. Напарник весело смотрел на нее.

– Волнуетесь?

– А что? Вы не волнуетесь?

– Не очень. У меня что-то вроде «туннельного зрения». Я сосредоточиваюсь на деле и отбрасываю эмоции, которые мешают работе.

– Например, что потерпите неудачу?

– Так глубоко я не задумывался, но да, и это тоже.

Натан переключил мобильник в авиарежим, Диана последовала его примеру. Позади них открылась дверь, в проем заглянул специалист из отдела цифровых расследований.

– Мы соединим вас на минуту раньше, – предупредил он. – Можете включать экран. Будут изображение и звук, но мы убавили микрофон с вашей стороны, так что сможете говорить шепотом, вас не услышат. Как обычно, постарайтесь удержать звонящего на линии как можно дольше.

– Я думала, его невозможно локализовать, – сказала Диана, когда техник ушел.

– «Невозможно» и «полиция» не рифмуются, – ответил Модис, нажимая кнопку на пульте.

На экране появилась главная страница сайта знакомств. Купидон с натянутым луком целился в сердце и предлагал зарегистрироваться, чтобы закрутить безумные любовные романы или провести несколько романтических вечеров.

– Айтишники сидят в соседнем кабинете. Они сами все сделают.

Побродив среди анонимных одиночек и изменщиков, курсор мыши нашел профиль под названием «Total» и нажал на сердце. Купидон согнул лук, пустил стрелу, и через несколько секунд пришло приглашение на видеосеанс, которое было немедленно принято. На экране появилась знакомая сцена.

Стеклянная камера с человеком внутри.

Плавно сменился ракурс, и на экране показался некто в маске животного. Он не двигался. Маска привела полицейского и психолога в недоумение.

– Панда? – прошептал Натан.

– Я знала, что он спрячет лицо, но тоже такого не ожидала.

– Думаю, голос он тоже изменил. Он сделает все, чтобы мы его не идентифицировали.

На плечо панды легла рука. Щеку пересекала кроваво-красная линия, отчего панда сразу перестала быть милым пухляшом. Из-за ее спины раздался дружелюбный голос:

– Спасибо, дальше моя работа.

Повинуясь приказу, панда встала и нечаянно задела штатив. Камера дернулась и на долю секунды показала другой угол комнаты, где находились еще три панды со шрамами. Затем камеру вернули в исходное положение.

В блокноте Модис записал: «Четыре маски. Кто главный?»

Как бы отвечая на этот вопрос, похититель занял свое место. Маски на нем не было.

– Здравствуйте, – поприветствовал он непринужденно. – Кто у нас тут? Полицейский для переговоров, я полагаю?

– Капитан Натан Модис.

– Здравия желаю, капитан. И с вами, возможно, психолог, чтобы понять, с кем вы имеете дело.

– Диана Мейер, я психолог-криминалист.

– Вам тут быстро наскучит, меня не очень сложно просчитать.

– К тому же вы без маски, – заметила она.

Короткие седеющие волосы, волевой подбородок. Взгляд, хотя и спокойный, не скрывал ледяную решимость. Вежливость, столь неуместная сейчас, делала ситуацию еще более неоднозначной.

– Без маски, потому что я вам не нужен. Я действую не ради собственной выгоды, поэтому мне все равно, что со мной будет. Вы сможете опознать меня через несколько часов, поэтому сейчас мы сосредоточимся на главном.

– На вашем пленнике?

– На моем госте.

– Как он себя чувствует? – спросил Модис.

– Ему бы хотелось выйти отсюда, но он держится.

Переговоры – это как танец, как ухаживание, они имеют четкий ритм, который нужно соблюдать. Подобно влюбленным, которые знают, что непременно окажутся в объятиях друг друга, но боятся нарушить ритуал, Натан чуть помедлил, но не стал тянуть с ответом.

– Вы похитили генерального директора компании «Тоталь». Мы хотим, чтобы он благополучно вернулся к семье. Правила устанавливаете вы. Каковы они?

– Мне нравится ваше четкое мышление, – оценил тюремщик. – Постараюсь работать так же. Сначала кое-что расскажу, затем немного математики и, наконец, перейдем к инструкциям. Ничего сложного, как видите.

Натан закрыл блокнот, Диана скрестила ноги, а похититель уселся поудобнее.

– Знаете ли вы притчу о лягушке и кипятке? Впрочем, даже если бы знали, не сказали бы. Чтобы выиграть время на поиски нас, верно?

– Вы ведете себя как преступник. Сами понимаете, что мы будем вести себя как полицейские. Честно говоря, я пытаюсь вспомнить какую-нибудь сказку про лягушку, но ничего не приходит на ум, так что слушаем.

– На самом деле это скорее эксперимент, чем детская сказка, – сказал человек без маски. – Нам нужно поместить лягушку в воду с температурой сорок градусов. Конечно, она сразу выскочит из банки. Но давайте посадим ее в воду с температурой пятнадцать градусов и начнем подогревать на полградуса в минуту. За такое время лягушка привыкнет к воде и сварится заживо, даже не пытаясь выбраться. Единственное различие между этими экспериментами – привыкание. Мы привыкаем ко всему, даже к тому, что может нас убить.

– Лягушки – это мы? – спросила Диана.

– Верно. А банка – это наша планета. Представьте, что мы утром внезапно обнаружили массовое вымирание животных, взрыв детской смертности, уничтожение лесных массивов, таяние ледников, нехватку питьевой воды, бури, наводнения и смертоносную жару летом. Мы бы испугались настолько, что решили бы действовать без промедления, верно? К сожалению, на все это ушло несколько поколений, и мы успели залечить прежние раны, прежде чем получить новые. Привыкнуть, как лягушки в медленно нагревающейся воде. Привыкнуть и умереть. Поэтому я решил провести шоковую терапию. Чтобы, так сказать, ошпарить совесть людей. Чтобы заставить тех, кто ничего не видит или отказывается видеть, выпрыгнуть из банки. Пусть даже насильно.

Похититель повернул штатив, и камера показала стеклянную тюрьму целиком. Появилось лицо генерального директора; он казался уставшим, но невредимым. В глазах затаилась ярость, будто у льва в зоопарке, которого дразнят дети, кривляясь перед бронированным стеклом. Конечно, в рукопашной схватке гендиректор долго бы не продержался, но о драке он не думал. Он представлял себе, что вся эта операция закончится, и тогда его власть, связи и деньги превратят жизнь тюремщика в ад.

– Берегите эту энергию, чтобы убедить свою компанию, – посоветовал ему похититель.

Он протянул руку, и одна из панд, услужливая и молчаливая, вложила в нее лист бумаги.

– Предупреждаю, что буду говорить немного торжественно, но ситуация обязывает. Это ради благого дела.

Он дважды прокашлялся и заговорил театральным тоном, будто выступал перед полным залом, а не перед тремя слушателями:

– Мы знаем, что грядет мир, в котором будет на четыре градуса теплее. Уже пятьдесят лет ученые предупреждают об этом. Даже наши дети предупреждают нас и взывают к нам. А не знаем мы того, что нас ждет глобальный конфликт. Что произойдет, когда половина планеты будет обескровлена, лишена воды, пищи и жизненного пространства? Что сделают эти люди, когда мы всё у них заберем? Когда мы истощим и загрязним их земли? Когда наша деятельность превратит их города в микроволновые печи или утопит их страны в океанах? Они сделают то же, что бы сделали на их месте и мы. Придут к нам в поисках убежища. Примерно за тридцать лет от двухсот до пятисот миллионов мужчин, женщин и детей прибудут в Европу в надежде на помощь^[25]. Но мы им ничем не поможем. Наоборот. Мы отправим их назад. Европа съежится, как загнанный зверь, останутся лишь политические партии страха и отвержения. Мы построим стены, но они не выдержат натиска. Мы поставим армии на границах и заплатим наемникам, чтобы они нас защитили. Но они не устоят, потому что ни у одной страны нет армии в пятьсот миллионов человек, и ни один из солдат не обладает яростью и мужеством тех, кому уже нечего терять. Вода и воздух станут продаваться, и цена их будет ценой крови. Вот что произойдет в мире, если температура повысится на четыре градуса. Вот каким будет мир, в котором вы предлагаете нам жить.

Он впервые заглянул в свои записи.

– Мы – «Гринвар», и мы хотим радикальных перемен, которые под силу только крупным компаниям. Мы требуем выкуп в двадцать миллиардов евро.

Он умолк, чтобы слушатели осознали, какая это беспрецедентная сумма. Даже генеральный директор вышел из ступора.

– Прежде чем удивляться, – продолжал похититель, – позвольте уточнить, что мы не оставим себе ни цента. Более того, мы хотим вернуть вам эти деньги как можно скорее.

Диана и Натан в замешательстве переглянулись. Сценарий был для них новым, и они не знали, как именно он будет разворачиваться.

– Сделайте шаг навстречу планете, и я вознагражу вас. Это похоже на систему оценок в школе. Вы получите пять миллиардов обратно, когда объявите о расторжении всех новых контрактов, по которым еще не начали добывать нефть или газ. Еще за пять миллиардов придется отказаться от добычи битумной нефти в Канаде: выбросы углекислого газа там в тридцать раз больше, чем у обычной нефти^[26]. Еще пять миллиардов – когда вы перестанете импортировать сланцевый газ по всему миру^[27]. А чтобы получить последние пять миллиардов, придется создать фонд для исследований зеленых источников энергии.

Надменным и агрессивным тоном человека, который не желает проигрывать, генеральный директор снова заговорил:

– Исследовательский фонд? Вы сами знаете, что альтернативы ископаемому топливу сегодня нет. Это утопия. Без нашей нефти мир за неделю погрузится во тьму.

– Это не утопия. И я знаю слабые стороны зеленой энергетики. Производительность ветрогенераторов слишком непостоянна. Фотоэлектрические панели сделаны из редкоземельных металлов, на них кровь детей, которые добывают их в шахтах. У электромобилей есть батареи, а у ядерной энергетики – отходы. И все же… Вы отлично справились с задачами своего времени. Когда нужно было бурить в океанских глубинах или разрабатывать месторождения в сейсмических зонах, вы нашли время для размышлений. Вы проявили терпение, ум, изобрели технологии и научные методы, вы были смелы и даже гениальны, надо признать. Ту же решимость, ту же изобретательность мы должны направить сейчас на энергетику будущего, чтобы найти выход и перестать сетовать на препятствия.

Вопреки ожиданиям в камере раздался смех генерального директора.

– Двадцать миллиардов на исполнение мечты сумасшедшего! В любом случае то, о чем вы просите, невозможно. Никто не сможет собрать эту сумму.

– Никто, это однозначно. Но для такой компании, как ваша, это вполне осуществимо. Мои товарищи – представители всех слоев общества, всех социальных классов, всех профессий. Наш финансовый эксперт сделал расчеты на основе ваших инвестиций и годовой прибыли, а наш бухгалтер открыл сберегательный счет в офшоре. Не думайте, что мы наспех организовали эту операцию. Мы готовы к ней уже давно. Мы просто даем вам шанс перейти на экологическую модель, и если вы проявите смекалку, то зарабатывать будете столько же, сколько и раньше. Имейте в виду, что это первый в истории выкуп, который вернется в полном объеме, если вы поступите правильно. Даже не выкуп, а залог. Нам не нужны ваши деньги, мы просто хотим, чтобы они использовались по-другому. У вас есть двадцать четыре часа, чтобы принять меры. В противном случае вы увидите смертную казнь, от которой я не получу никакого удовольствия, но она необходима. У меня нет выбора. Вы не оставляете нам выбора. Наша сделка проста и при этом войдет в историю.

К камере подошел человек. Его маска панды со шрамом заняла весь экран, пока не превратилась в размытое пятно.

– Завтра в это же время, – сказал он.

И связь прервалась.

Мейер и Модис не сразу вернулись к реальности. Они двигались по незнакомому минному полю, без карты и компаса.

– Я никогда… – заикаясь, произнес Натан. – То есть такое впервые…

– Я тоже, – кивнула Диана.

Полицейский достал из кармана телефон, вышел из авиарежима и подключился к Сети. Устройство завибрировало сотней сообщений, они шли без остановки.

– Черт… Включи-ка мобильный, – посоветовал он Диане.

7

Разумеется, шеф уголовного розыска за годы работы не раз терял терпение и пылал гневом, но сегодня он превзошел самого себя. Ошеломленный руководитель отдела цифровых расследований получал удар за ударом, он уже оглох, но шеф продолжал орать:

– Вы уверяли, что разговор будет приватным, черт вас дери!

– Я так и думал, но он устроил прямой эфир в соцсетях. Преступникам свойственна осторожность, мы такого не ожидали, это не в их привычках.

– Мало ли что можно сделать по привычке! – проревел шеф. – Привычки дома у себя оставьте, а здесь у нас следствие!

Он скомкал документ, который айтишник дал ему две минуты назад, с такой силой, будто комкал самого айтишника.

– Вон из кабинета!

Тот выскочил, радуясь, что можно наконец убраться. Под огнем остались только Мейер и Модис.

– Восемьсот человек смотрели ваши переговоры в прямом эфире. Через двадцать минут их увидели два миллиона. К вечеру это будет вся Франция. Нас поимели так, как никогда раньше. В Интернете буря. Хэштеги «Greenwar», «экология», «лягушка», «панда», «20миллиардов» и «Тоталь» в топе поисковых запросов. К несчастью для вас, «КапитанМодис» и «ДианаМейер» тоже там. И это лишь начало!

Оцепенев, Диана представила свое имя в безбрежности социальных сетей. Она заставила себя упереться носками в пол, чтобы в приступе агорафобии сохранить контакт с окружающей средой и сдержать паническую атаку. Шеф этого либо не заметил, либо ему было все равно.

– Ладно, Мейер, дело за вами. Не подведите меня.

Диана терялась в мыслях, не в силах начать анализ. Стол становился все длиннее, лицо шефа расплывалось, а голос прерывался, будто она смотрела на происходящее со дна бассейна.

– Он идет против системы… – наконец услышала она собственные слова.

Конец фразы повис в воздухе. Ее долгое молчание моментально взбесило шефа, и Диана бежала по коридору к туалету под его вопли.

Открыв кран, она плеснула холодной воды себе в лицо, намочив ворот и плечи свитера.

– Ты в мужском туалете, – сказал Натан, появляясь в дверях.

– Прости. Шеф, наверное, подумал, что я сумасшедшая.

– Так он думает обо всех психологах.

Он достал из дозатора два бумажных полотенца и протянул ей.

– Рассказывай. Что с тобой случилось?

– Я вам не подойду, – заявила Диана, вытирая лицо и громко сморкаясь в те же полотенца. – Вы просите проанализировать человека, который целиком посвятил себя одному делу. Его не существует. Понимаешь, о чем я?

– Его борьба выходит за рамки собственных интересов. Ты это имеешь в виду?

– В общем, да. Он действует не в своих интересах, а во имя справедливости, которая, по его мнению, попирается. Поэтому пытаться составить его профиль, скорее всего, бессмысленно.

– Именно поэтому ты вскочила и побежала в туалет?

Диана бросила полотенца в мусорное ведро и тщательно протерла гелем руки.

– Я не подхожу для этой операции. Я не выношу толпы, а теперь я в центре внимания соцсетей. Мое имя и лицо сейчас в каждом мобильнике. Даже в туалете кажется, что за мной следит миллион человек. И я не люблю открытые пространства, а этот тип постоянно говорит о планете, глобальных изменениях, населении, вымирающих континентах и всеобщем загрязнении. Голова кружится.

– Не хочу тебя еще больше пугать, но имей в виду, что этот миллион пользователей ты можешь умножить на три прямо сейчас и на десять вечером. Даже не думай до конца расследования выходить отсюда или возвращаться домой. Я сниму тебе номер в гостинице неподалеку. Когда понадобится, направлю туда своих людей. Номер очень маленький, тебе понравится.

– Я так понимаю, ты не планируешь менять напарника?

– Диана, мы познакомились только утром, рановато еще расставаться, – засмеялся он. – Если серьезно, никто не займет мое или твое место, потому что не захочет. Ты же с самого начала понимала, что будет.

– И мои догадки подтвердились. Его требования невыполнимы. Даже если гендиректор согласится, остальные в его компании будут против. Легче потерять начальника, чем отдать двадцать миллиардов евро.

– И?

– И мы увидим публичную казнь. К этому он и вел с самого начала.

– И что же?

– И ты прав, никто вместо нас работать не захочет, потому что финал будет плачевным.

– Если только ты не найдешь выход. Мы тоже в ловушке. Двери закрываются одна за другой. В таких ситуациях я чувствую себя подопытной крысой в лаборатории. Но ведь именно там тебе уютнее всего, верно? В маленькой комнате, в норке. Забудь о планете, о его миссии по спасению человечества, думай лишь о стеклянной камере и троих людях. Король панд со шрамами, его добыча и ты. Отключи голову, включи интуицию.

Натану удалось успокоить Диану, и она на мгновение забыла о своем новом статусе самого известного психолога-криминалиста во Франции.

– Тогда рассказываю все подряд, – предупредила она.

Но ей понадобилось еще немного времени, и она сделала три глубоких вдоха, словно разгоняясь.

– Так. Он спокоен и вежлив. На него не давит стресс. Он знает, куда идет. Четко подбирает слова. Речь безупречна. Он репетировал ее сотни раз. Он не только не совершит ошибок, но и всегда будет на шаг впереди.

– Это ведь клише.

– Клише – это факт, который повторяется так часто, что превращается в карикатуру на самого себя. Так что да, клише, но от этого не менее верное. Вспомни, что он сразу вычислил нас: полицейский для переговоров, психолог для профайлинга.

Натан кивнул, ее слова звучали убедительно.

– Перед тем как выскочить в коридор, ты сказала начальнику, что «он идет против системы».

– Я имела в виду гражданское неповиновение, которое заставляет действовать против того, чему его учили. Он берет ответственность за свои действия, но ими не гордится, и это слышно. Ты заговорил о его «пленнике», он ответил словом «гость», будто смутился. Я убеждена, что наш бунтарь раньше был послушным. Вероятнее всего, военным. Своего финансового эксперта и бухгалтера назвал «товарищами», оценил твою любовь к порядку.